Тиасур. Глава 48. Жизнь как флюгер

Дмитрий Липатов
В начале лета 1985 года, дембельнувшись, поехал не домой в Самарканд, а в Томск. Еще во время службы отослал документы во Владивостокскую мореходную школу. Хотелось поравботать в пароходстве радистом. Написал на почтовом уведомлении обратный адрес: Томск, Лыткина, 18, поэтому некоторое время ждал в общаге вызова. Закрытый порт Владивосток открывал свои объятия только тем, у кого был вызов.

По несколько раз в день хаживал к вахте внимательно рассматривая свою почтовую ячейку. За два года моего отсутствия ничего не изменилось. Также поскрипывала вертушка у проходной, на хоккейной коробке играли в мини-футбол (зимой пару раз видел хоккеистов), в «Дружбе», как прежде, травили комплексными обедами. Правда, гадюшник, расположенный между двумя общагами превратился в пару этажей нового здания. Нашу группу объединили с кем-то еще, и у меня среди четверокурсников появилось много знакомых.

В один из дней по дороге к столовой «Дружба» увидел Роба, шагавшего по тратуару, словно по плацу. Отслужив в десантных войсках, он стоял передо мной, словно сошедший с обложки журнала «Красная звезда». Голубой берет, тельняшка, начищенные сапоги, аксельбанты. Обнялись.

Позавидовал такой красоте. Я на дембель уходил по гражданке. С Дальнего Востока часть дембелей в форме вэвэшников не доезжала до родной обители. Они находили свой последний приют вдоль Транссибирской магистрали. Так у нас повелось: часть России сидела, другая ее охраняла, остальные временно были в запасе у этих групп. Тем не менее презирала краповые погоны вся страна, включая самих вэвэшников.

 Роб, родственная душа, родился в Киргизии, я — в Узбекистане: туркестанский менталитет в корне отличался от российского. Начиная с уважения к старшим и заканчивая поведением в кругу себе подобных, тебе приходилось подчиняться совершенно другим законам. В результате слияния представителей разных этносов появился некий симбиоз человека с европейскими чертами лица и азиатским мышлением.

Хочешь не хочешь, а вспомнишь добрым словом Гумилева с его теорией пассионарности, которая, словно шило в заднице, не давала тебе жить, как всем.

Роб решил продолжать учебу, меня манили дальние страны, «и бразильских болот малярийный туман, и вино кабаков, и тоска лагерей...»

В 413-й комнате жили совершенно другие люди. Найти нашу группу не представляло сложности. Затарились винищем и вечером вспоминали совместно прожитые веселые деньки, играя в нарды и считая между делом количество флюгеров в одноименной песне Муромова.