см. ШАРЖ: Таким (или может таким он мне тогда привиделся) Гулиев прибыл к нам с Николаева(Коренихи*). Рисунок мой, в то время.
Ранее в одной из глав я упоминал, как посещая с проверкой гарнизон Веселый Кут, познакомился там с командиром в то время полка подполковником Гулиевым. (см. Лаборатория воздушно десантной дивизииhttp://www.proza.ru/2015/03/11/1004). Накануне развала Союза он был переведен в Болград на должность начальника артиллерии дивизии, но вся его "тыловая база" ( родители, жена, дети, частный дом, сараи) по - прежнему оставались в Куту. Там у него было огромное хозяйство: коровы, стада овец. Насчет свиней не знаю, он вроде, все -таки по крови и замашкам -мусульманин. Правда, всегда, когда ему было выгодно, он выпячивал, как Жириновский, что у него мать русская. Если же было удобно, то по - другому, выпучивал глаза, делал страшную физиономию и говорил, что он аварец, а иногда, что, мол, чеченец. Когда он перевелся в Болград, я в это время служил в Ферганской105-й парашютно -десантной дивизии.
После развала СССР, а затем аж через два года после раздела дивизии, началось формирование украинской аэромобильной дивизии. За неимением лучших, комдив Бабич поставил Гулиева своим первым заместителем, а это значит, что именно он отвечал, в первую очередь, за боевую подготовку, что он должен был не вылазить из учебного центра и полигонов. Денно и нощно под его непосредственным руководством должны были осуществляться стрельбы, прыжки, вождение, марши и т.п, но вместо этого он почему - то не вылазил из своего маленького кабинетика, что был напротив кабинета комдива.
Так уж в армии повелось, что любая боевая подготовка связана в какой - то мере с постоянным травматизмом, а иногда и со смертельными исходами. А за такие промахи в армии всегда, и в украинской не исключение, гладят жесткой щеткой, и все время норовят против шерсти. А так как он еще и по всяческим приказам являлся председателем комиссии по борьбе с травматизмом, то и спрос с него двойной. А оно ему надо? Пусть лучше сидят в казармах и челюсти друг дружке ломают, а вот за это он уже не отвечает. Казарменный, неуставной травматизм проходит по другому ведомству. За них замполиты, пардон, их теперь переименовали в воспитателей, так вот это они виноваты.
А здесь уже можно и проявить себя, как главный борец с травматизмом. И от всей души поездить по ушам своего "любимого" коллеги, "начпо" дивизии. А в учебный центр, на полигоны если и выезжал периодически, то исключительно, чтобы пересчитать овец в своих многочисленных стадах, которые пасли солдаты.
От нечего делать он, действительно, много читал. И даже кое в чем поднаторел. Изучил историческое прошлое Украины, якобы, тесно переплетенное с аварским народом через хазарский каганат, чем и пытался козырнуть при всяком удобном случае, на полном серьезе доказывая, что Русь и украинцы в том числе, произошли если и не от аварцев, то по крайней мере, под их "чутким" руководством достигли определенного уровня цивилизации. Как всякий кулик он тоже любил расхваливать свое болото.
Много чего рассказывал лично мне в задушевных беседах. Как у них, у мусульман, все правильно в коране расписано. Как у них уважают стариков-аксакалов. Что паранджу их женщины носят исключительно для сохранения кожи лица в свежести. Что в результате того, что она спрятана от разящих лучей солнца, то, мол, долго не увядает, не морщинится, в отличие от славянских женщин. На что я ему в шутку парировал, что их женщины прячут свои лица под чадру, потому что тесно общались в свое время с турками, и с тех пор они - усатые и с бакенбардами. И вообще, их женщины быстро отцветают, в отличии от наших, славянских. Это можно видеть на примере тех же гагаузок, которые нас окружают. Да и болгарки, предки которых в свое время имели тесный контакт с антальцами, на что он только обиженно сопел, потому что крыть было нечем.
Тогда он начинал рассказывать, как у них в ауле соблюдают пост:
-У нас ведь как живут? Гора, а по ней тут и там аулы. В одном -аварцы, в другом- осетины, в третьем- чеченцы...Все от мала до велика, во время поста от голода усыхают, но зато организмы очищаются от шлаков, становятся бодрее и здоровее. Больше всех страдают, конечно, старики. Их ветром шатает от голода. А разговение начинается только каким- то там вечером, когда взойдут на небе три звезды. Эти же старики, которым от голода уже начинают мерещиться в сумерках еще не взошедшие звезды, перебивая друг друга, начинают кричать, что , мол, вижу, уже вижу, вон она, уже взошла, и вторая и третья...
И сам смеялся своим словам.
Короче, вел себя тогда Шамиль Магометович вполне демократично и был почти доступен для общения на любую тему. Мы часто общались, так как он был моим шефом в комиссии по борьбе с травматизмом, а я секретарь этой комиссии. Как -то попросил: -Дай мне, если есть почитать кое - что из медицинской литературы. Очень мне интересно, как устроен человек, и откуда у него берутся всякие болячки.
Так как у меня дома и в кабинете этого добра было предостаточно, то я ему и выделил целую кипу учебников по терапии, хирургии и прочих. Бабич, видимо, как - то заметил у него на столе эту, столь несвойственную их кабинетам литературу.
- Это ты дал Шамилю свои медицинские талмуды?
- Да, он попросил.
- Забери все и передай, что я сказал, пусть лучше днем и ночью курс стрельб изучает... Ишь, бездельник, до чего додумался, в медицину он вникает.
Я давно наблюдал, что Бабич как- то крайне недоволен свои замом, но никогда особо не вникал в их трения, так как считал, что это меня никак не касается. Так я и до сих пор не знаю, что же между ними конкретно произошло, но на четвертом году их спарки, они, видимо, разругались окончательно. И как только подвернулось место командира десантной бригады в Николаеве, где был снят с должности тот самый Потрощенко, Гулиев по неведомым для меня ходам, оказался мгновенно в Николаеве, командиром этой самой бригады.
Со слов одного из замов командира дивизии, процесс изгнания происходил следующим образом. Бабич пригласил срочно всех заместителей к себе в кабинет.В их присутствии позвонил Гулиеву.
- Шамиль, зайди ко мне в кабинет.Только с полной боевой выкладкой.
-Нэ понял, с какой выкладкой?- переспросил аварец.
-Со всей амуницией, как по тревоге!
- А што слючилос?- все еще недоумевал Шамиль. Ведь ничего подобного по отношению к себе, он уже давно,(а может и никогда) не слышал.
-Бегом, я сказал! Даю тебе пять минут!-уже начинал свирепеть Бабич,и бросил трубку телефона.
Шушукавшиеся, и без умолку хихикавшие-болтающие замы,враз притихли. Догадавшись что в этот раз здесь не до хаханек. Комдив нервно сновал по обширному кабинету.Раздался приглушенный стук в двойную дверь.
-Да!-рявкнул генерал-майор.Двери приоткрылись, и через узкий проем протиснулось туловище увешанное "РД",подсумками для гранат, каской, саперной лопаткой и прочими военными прибамбасами. Лицо Шамиля было красным, лоб покрылся испариной.
-Таваращ генерал, полковник Гулиев...,-вольно, кратко скомандовал Бабич.
-Подойди к столу, и сними с себя все снаряжение. Выложи его на стол. Гулиев механически, как робот, молча начал рассупониваться.Через минуту на столе выросла горка из навесного обычного оборудования десантника.
-Два шага в сторону,- проворчал комдив Гулиеву. Тот отскочил в недоумении. Бабич сгреб со стола в охапку все потроха, и вышел на балкон, правым плечом толкая и открывая двери по пути. Замахнувшись он демонстративно швырнул снаряжение со второго этажа на плац перед штабом. Затем поспешно вернулся на свое место за столом.В кабинете застыла немая сцена, похлеще чем в Гоголевском "ревизоре". Гулиев,тыльной стороной правой кисти смахивал пот со лба.
-Полковник Гулиев! Слушайте мою команду!Чтобы через пять минут вашего духу не было в пределах дислокации частей дивизии! На Гулиева было жалко смотреть. Он был похож на полупустой, враз обмякший мешок.Тем не менее, ни слова не говоря, повернул направо, и вышел из кабинета.Выброшенные вещи, через какое то время собрал дневальный по штабу. Гулиев их не забирал.
Какое то время не утихали слухи, что, мол, Бабич "съел" за что-то своего зама, то есть избавился от него при первом же подходящем случае. На какое- то время началась чехарда с замами. Они приходили из разных мест и частей ВСУ и, не долго задерживаясь, уходили кто куда.
Как -то летним вечером иду со службы. Весь тротуар напротив моего дома занят каким- то "Камазом". Обхожу его по обочине. Поравнявшись с задним бортом, лоб в лоб сталкиваюсь с Гулиевым. Он как раз закрывал вместе с водителем задний борт.
- О, какие люди!- радушно улыбаясь до ушей, подает мне руку Шамиль.
- Здравия желаю, товарищ полковник!- тоже доброжелательно отвечаю ему, и пожимаю протянутую пятерню, - никак, вещи погрузили?
-Ну, да. Вот прошло уже полтора года, как я от вас уехал. И только когда конкретно там укоренился, приехал за своими шмотками.
- Как вы там, Шамиль Магомедович?
- Да вроде все нормально. Уже обжился, закрепился. Николаев - это ведь не Болград. Слушай, Володя, - первый раз за всю совместную службу он назвал меня по имени, - а давай зайдем ко мне. Накатим по соточке. Мне то ведь здесь и выпить на дорогу не с кем.
- Да как -то мне не с руки, Шамиль Магомедович, -стал отнекиваться я. О причине моего нежелания к нему заходить, скажу чуть позже.
- Да ладно, ты ведь уже домой? Не на службу же идешь. Мы долго и не задержимся. Ну, давай, уважь меня, мы ведь все -таки не один год прослужили плечо в плечо.
И я согласился. Исходя из того что, возможно, действительно, видимся крайний раз. Его трехкомнатная Болградская квартира находилась на третьем этаже. Поднялись, зашли в уже совершенно пустое помещение. Прошли на кухню, там находилась его жена Оксана, русская брюнетка, но крашеная под блондинку.
- Здравствуйте, Оксана Васильевна, - произношу я дежурную фразу и вижу, как испуганно заметались у нее глаза. Она не могла понять цели моего визита. А все дело было в том, что не смотря на квартиру в Болграде, основную часть времени проводила все в том же Веселом Куту. Там она на территории полка держала свою частную чайную - пельменную, которую в свое время открыла под протекторатом своего мужа, пока тот был замом у Бабича. Я тогда, к моему стыду, как эпидемиолог, даже и не подозревал о наличии такого заведения, пока оно само однажды меня не побеспокоило. Наш гарнизонный прокурор полгода назад озадачил меня тем, что в артиллерийском полку отравилось шестеро солдат какими -то просроченными беляшами. Доложил о происшествии, как это часто бывает, не начмед полка, потому что командир ему строго-настрого запретил, а именно прокурор. Он узнал, соответственно, от своих "барабанщиков".
А приобретали они эти кулинарные "деликатесы" в заведении этой самой жены Гулиева. Пришлось мне срочно нанести туда визит. Заведение я закрыл и опечатал. Солдат она лечила за свой счет. Потом пару раз приезжала ко мне за разрешением на открытие заведения по новой. Я особо ей на мозоль не наступал, но общались исключительно официальным тоном. Она, конечно, никаких претензий ко мне не предъявляла, но осадок у нее остался. И, естественно, если бы муж по - прежнему служил в дивизии, то он как бы то попытался на меня и прокурора воздействовать.
Вот и сейчас...
- Оксана, накрой нам чего- нибудь на стол, мы с начмэдом по пару грамм за расставание примем.
Оксана быстро соорудила на закуску какие- то консервы, хозяин достал с полки кухонного шкафчика "дежурный" флакончик водки, разлил по первой.
- Ну, давай, Кырылловыч, будь здаров, возможно, что ужэ нэ прыдется свыдеться. Но мы с табой вроде, как всэгда ладили.
Несмотря на возраст за пятьдесят, русскую жену, русскую мать, у него все равно сохранился на всю жизнь глухой кавказский акцент.
-Счастливой вам дороги, Шамиль Магомедович, не поминайте лихом.
Мы чокнулись и проглотили по сотке огненной воды. Жена в это время стояла за спиной мужа, поджав щеку пальцами правой кисти и с удивлением посматривала на меня. Мол, как это так, ты меня еще совсем недавно ущемлял, а теперь нагло сидишь у меня в доме за столом. Я уже догадался, что она мужа не ставила в известность о ее проблемах в бизнесе. И если бы она ушла спокойно в соседнюю комнату, я бы не стал задевать этот вопрос. Но так как читал эти немые вопросы у нее в глазах, то вынужден был сам поставить хозяина в известность, чтобы убрать неловкий для меня момент.
- Шамиль Магомедович, ваша супруга вам не рассказывала, что между нами был небольшой инцидент?
- Нэт, а что случилось, Оксана? -он повернул полкорпуса и голову назад.
- Ой, да ладно, Шамиль, дело прошлое.
-Нэт уж, ты гавары...
- Обижали тут меня иногда без тебя, но ничего особенного, уже давно разобрались.
Гулиев повернул голову мою сторону уже со слегка изменившимся в худшую сторону выражением лица, но усиленно продолжал изображать любезность.
- А что конкрэтно произошло?
Я вкратце прояснил ситуацию.
- А ну так это мэлочь. Ана сама ввязалась в этот бызнэс, сама и разбэротся, - и разлил по второй. Хозяйка в это время нас покинула, ушлу в другую комнату. Мы снова выпили. Еще о чем- то говорили. Я понимал, что холодок в отношениях между нами все - таки пробежал.
Прошло время. Случилось то самое ДТП с гибелью начальника штаба одной из бригад. (см.главу "Карьерные ухабы" http://www.proza.ru/2016/02/27/1074) . Я отказался от перевода в Киев. Служба продолжалась в прежнем ритме. Наступила осень. В верхних штабах произошла кому-то ожидаемая, как для меня, так неожиданная ротация. Обычно такие перестановки на нас, находящихся глубоко внизу, не отражаются почти никак, но в этот раз рокировка задела и наши дивизионные структуры. Командующего округом генерала Шкидченко перевели на повышение в Киев начальником генерального штаба. А бывшего начальника генерального штаба генерала Запинайко назначили почему - то (для меня это неведомо, да оно мне было и ни к чему) с пониженим -командующим округом. Ну, да ничего, в свое время на наш округ и самого Жукова с понижением переводили. От этого он не стал менее Жуковым,- так думал я.
Но оказалось, что теперь это, увы, не Жуков пришел на округ. А двухметровый, обиженный на всех и вся субъект. Еще ранее, бывая по делам службы в управлении аэромобильных войск, в министерстве обороны, я уже тогда от своих друзей, сослуживцев по лейтенантским временам, был наслышан об этом начальнике ГШ. Он почему то недолюбливал нашего командующего генерала Раевского, а вместе с ним и всех десантников. И вот теперь наша дивизия попала ему в непосредственное подчинение. С первой минуты пребывания на новой для него должности, до этого он округом не командовал, мы попали ему как бревно в глаз. Был он каким - то Кучмовским выскочкой. Новая метла начала мести по новой. Да так, что аж щебенку начал выметать из -под асфальта. Поговаривали, что по его просьбе прихлебатели тут же составили списки всех "неблагонадежных", подлежащих сокращению, урезанию, увольнению.
Сначала с должностей и, соответственно, из армии улетели некоторые генералы и полковники непосредственно в штабе округа. Затем новый командующий начал посещать с визитами гарнизоны. Здесь тоже пошла "люстрация" неугодных. Весь офицерский корпус округа начал усиленно изучать свою штатную технику. Все технические масла и жидкости. Когда и какие применять при переводе на сезонные периоды эксплуатации и так далее и тому подобное, потому что, как оказалось,(так поговаривали в наших рядах) новая метла в бытность свою, службу начинала из технарей. И кроме этого ничего больше в службе никогда не проходил и не понимал. Что реально и не соответствовало действительности. Еще в Советской Армии он поднялся довольно высоко по командирской линии.
К его приездам стали готовиться заблаговременно. Все всю технику драили. Мыли и чистили . Зубными щетками вычищали болотную грязь в траках гусениц, танков и БМД. Даже я штудировал какие -то брошюры с описанием чего и когда нужно менять при переводе санитарной техники с летнего периода эксплуатации на зимний и наоборот. Смотры личного состава частей этот босс проводил не как обычно на плацу, а в родной для него стихии - в технических парках. По боксам, в которых хранилась наша боевая и транспортная техника.
Приехал он и к нам. Лично у меня никакой техники нет, но приказано именно начальникам служб представлять ее за своих подчиненных. Она есть в медротах и в медпунктах по частям, в госпитале, соответственно, но мне значит надо успевать его обогнать и занять свое место в боксах каждой части перед медтехникой этих частей, чтобы самому представиться и эту трижды изношенную технику представить, если, конечно, их величество соизволят вообще обратить на нее внимание.
Вот и стою я в одном из боксов воздушно-десантной бригады на фоне медротовской техники. В соседних боксах стоят такие же дивизионные начальники. Командувач* со свитой идет вдоль боксов и каждый очередной дивизионный начальник ему представляется. О чем там идет речь мне не слышно. Расстояние, ветер от меня и толстые стены этому не способствуют. Подходит очередь и ко мне. Я рассчитываю на то, что он поинтересуется заболеваемостью среди личного состава дивизии, травматизмом. Может спросит, а как у меня укомплектована служба врачами, фельдшерами, той же техникой, имуществом... Возможно, что проявит интерес, как мы тут вообще выживаем. Без медикаментов, без горючего, да и с задержкой зарплат по несколько месяцев. Много всяких благих, но глупых мыслей шуршит в голове.
- Товарищ командующий! - докладываю я, - начальник медицинской службы первой аэромобильной дивизии майор Озерянин.
- А сколько вы совершили прыжков за свою службу?
- Двести сорок семь, товарищ командующий!
- Это хорошо, -утробным голосом произнес свое удовлетворение моим ответом динозавр в генеральских эполетах и побрел на своих цирлах к следующему боксу.
Меня крайне удивил его вопрос, а еще больше его одобрение. На моем лице застыла маска недоумения. Я ожидал чего угодно, но только не вопроса к медику о совершенных прыжках. Недоумение смешалось с обидой на высокопоставленных бонз, которым совершенно по большому барабану наши проблемы. Лучше бы он, как технарь, поинтересовался, как я периодически из своего скудного жалованья заправляю санитарную машину, чтобы она могла по скорой вывезти больного из бригады. В то время, как дивизионные ГэСээМщики приобретают по очередной иномарке. Нет, это его не интересовало. Больше мне лично сталкиваться с этим быдлом в лампасах не пришлось.
Тем не менее, служба продолжалась. Поехал наш комдив на очередной, обыденный военный совет в штаб округа. Со слов очевидцев, которые с ним в тот день туда ездили, никаких предвестников неприятности не было абсолютно. По дороге велись обычные разговоры, но во время совещания, где- то в перерыве, в кулуарном общении Бабича с Запинайко, это Бабич потом так сам говорил, они на чем -то сцепились. Запинайко тут же вспылил и завизжал:
- Пишите рапорт, если вас что -то не устраивает!
Бабича долго уговаривать не пришлось, он тоже заводился с полоборота. Тут же вынул с папки лист бумаги и нацарапал заяву*. Как он сам потом говорил, что до конца не осознавая, что делает. А когда вручил лист, то только потом подумал, что может Запинайко передумает и не подпишет. А тому только этого и надо было. Он тут же сам поперся в Киев и утвердил рапорт у министра обороны.
Через день уже пришел и приказ на увольнение комдива. Для всего личного состава дивизии и для меня в том числе, это был гром среди ясного неба. Мы ведь так привыкаем к незыблемости, к устойчивости. Бабичу по выходу на досрочную пенсию вручили именной пистолетик. "Видимо, чтобы от досады мог при случае застрелиться", -так он сам потом пытался иногда шутить. Все офицеры дивизии застыли в ожидании с вопросом, а кто же теперь?
Какое -то время обязанности комдива исполнял прямой зам. Для меня пока ничего не поменялось. Но вот звонок телефона у меня в кабинете:
- Володя! Здравствуй, это Нетребко. Хочу тебя поздравить с новым комдивом. К вам на эту должность едет полковник Гулиев.
- Чтооо!?- у меня реально перемкнуло в контактах.
- А что ты так удивился? Нормальный офицер. Я его уже успел изучить здесь по бригаде в Николаеве. Хороший хозяйственник. Вы с ним даже в чем-то сходны по характеру.
- Товарищ полковник, можете уже заранее искать мне место для продолжения службы. Если, конечно, я вам нужен.
-Да ладно, не кипятись. Вы сработаетесь.
- А я вам говорю, товарищ полковник, что вы еще не знаете, кто это такой. Это вам с ним легко и просто. А для меня это конец службы.
- Ну, не теряй ты своего стабильного оптимизма, если что, я подстрахую. Не волнуйся, -и на этом положил трубку.
Никто в дивизии еще не знал этой новости. "Дай- ка думаю, -"порадую" народ,- и тут же позвонил своему "корефану", начальнику отделения кадров. Эффект новости был равнозначен взрыву мегатонной бомбы. Ожидали кого угодно, но только не его. На некоторых офицеров было жалко смотреть. Очень сильно, в первую очередь, приуныли те, кто много лет ошивался возле Бабича в качестве прилипалы. Они в свое время, как оказалось, игнорировали Шамиля (по подпольной кличке Басаев). И теперь сразу смекнули, что служебная халява для них закончилась. Особенно те, кто при прежнем комдиве понастроили дворцы, обзавелись иномарками и прочей движимостью и недвижимостью. Но выжидали, конечно, до последнего.
А тут как раз, как всегда не кстати, и зима подоспела. Из округа приехала свита, которая должна была представлять новоиспеченного предводителя дивизии. Гарнизон выстроили на плацу. "Окружники" сбились в кучку на трибуне. Гулиев должен был почему - то прилететь то ли самолетом, то ли вертолетом. Небо заволокло тяжелыми черными тучами, ветер срывал шапки с голов у ожидающих в строю своего нового рехъадула* . Бессарабская пыль с песком и снегом носилась по плацу, забивая глаза и скрипя на зубах. Прождали весь день, а он из-за погодных условий прилететь так и не смог. Тоже самое повторилось на второй день. Снова тысяч пять человек мерзли в строю на ветру. Одесситы, намерзшись, про себя наматерившись, но не дождавшись новоназначенного, поздно вечером укатили домой. Казалось, что сама природа усиленно сопротивляется прибытию непрошеного цебехъана*.
Не знаю, почему он хотел именно лететь, а не ехать, кто его знает, но на третий день приперся все таки - автомобилем. На "Волге", которую ему подарил новый командующий - свою старую. Себе новую получил. Мы стояли, как истуканы, замерзшие в строю. А он с волчьим оскалом, не обещающим ничего хорошего для нас, пронесся вдоль шеренги офицеров управления дивизии. Уже без всяких представляющих, сам. Многие, и я в том числе, поняли без слов, что служба медом закончилась.
Через пару дней в штабе дивизии началась чистка кадров щеткой по металлу. В первую очередь, он уволил или понизил в должности всех, кто числился у Бабича в любимчиках.
-Я здэсь от "бабэнят" ныкаго нэ оставлу! -орал он истошным криком в кабинете. "Бабенятами" он называл именно тех прилипал, что присосались к прежнему хозяину. "Интересно, а к кому он относит меня?" - проносилось в сознании у меня тогда. Прошло пару месяцев, нет, смотрю,пока не трогает. Я понял, что однозначно к числу приближенных к его врагу не отношусь, но тем не менее, спуску мне ни в чем тоже не давал, придирался на каждом шагу. Зато особо поиздевался над дивизионными начфином и кадровиком, а также над прапорщиками Гниджиловым и Дригоренко.
Начфина, как лицо особо доверенное у прежнего комдива, долго прессовал на совещаниях и построениях. Правда, тот сам был еще тот жук, приехал недавно с "заработков" в Югославии, и при этом даже ста граммов не налил своим окружным начальникам. Хотя они, естественно, ожидали не замызганную канистру Болградского вина, а подарка в приличной пачке "зелени". Но он не поделился. За что его тут же жутко и невзлюбили. И об этом неоднократно поставили в известность нашего "Басаева". Тот, как только понял, что у ненавистного ему одного из "бабэнят" нет поддержки на верхах, потоптался на нем от души, а затем вышвырнул за забор дивизии.
Кадровик, тот самый "друган" мой, бурят Сичугин, умудрился в промежутках между службой и стаканом, сменить жену. А так как сам Гулиев изображал из себя любвеобильного по отношению к другим дивизионным дамам Казанову, но, якобы, преданного жене мусульманина, то тоже воспользовался случаем. Принародно и за глаза неоднократно по нему прошелся, по всем его грехам и огрехам. На совещаниях он тогда любил порассуждать на эту тему, типа: - Я жэ ныкаму нэ магу запрэтить любить все, что шэвэлится, но зачэм же ущемлять и абижать матъ сваих дэтэй и радных дэтэй в том числе! Вы пасматритэ на этого бившего кадровика! Он жэ у меня в кабинетэ на калэнях ползал, вымаливал любую должностъ, лишь бы я его пожалел. Чтобы он смог чем- то подсоблят семье бывшей и семье новой. А я здесь при чем , я что ли бросил его семью?! Ну да ладно, я нэ кровожадный. Оставил я его, пусть торчит в опэративном отдэле. Пусть поест хлеб рядового оператора. А то разжырэл, панимаешь, на подношениях.
И так далее и тому подобное при каждом удобном случае.
Прапор Гниджилов - молочный побратим, как теперь модно говорить, Бабича. Был всегда у него доверенной шестеркой, но при этом самой гнусной, потому что давно возомнил себя, как минимум, шестеркой козырной. Он, не имея за плечами вообще никакого образования, начинал срочную солдатом -заправщиком на ГСМ. Потом, став прапором в советские времена, "дорос" до начальника этой заправки в полку. Доход, конечно, от семикопеечного в те времена бензина, соответственно, и был копеечный. Поэтому, благодаря покровителю, тогда числился на относительно высокооплачиваемой старшинской должности в одной из рот. А так как тогда за полком был закреплен дивизионный детский оздоровительный лагерь, то ежегодно этот же гагауз исполнял там "святые" обязанности главного снабженца.
Бедные родители. Они еще и платили по советской десятке в месяц за содержание своих чад в этом концлагере. Серые и рваные, бэушные солдатские простыни и наволочки, с такими же списанными матрацами и одеялами. А выделялось туда, естественно, все первой категории, но она, эта категория, тут же отправлялась в соседнюю Молдову, в составе которой были целые села и поселки с его "вольнолюбивыми" соплеменниками, гагаузами. То же касалось и питания. Через месяц на пайке из жиденькой гречневой кашки и разведенной водой картофельной толченки, дети светились от прозрачности, как и то пюре. Плюс к этому завшивленность и чесотка. Ссадины и нагноившиеся царапины, которые безуспешно "лечили" исключительно зеленкой, полковые медички-фельдшера и медсестры, прикомандированные туда тоже на весь оздоровительный сезон. Гниджилов в тот период не ел и не спал сутками. Было некогда. Он все старался успеть вывезти и продать. Ковал железо, пока было горячо. Даже несколько раз с машиной в кюветы опрокидывался от спешки.
Все было у прапора в этой жизни. Поймал за хвост птицу счастья. Одно только мучило беспрестанно. Он даже не пытался скрывать, как завидует офицерским погонам. Любым, хоть самым пожованным - лейтенантским. Старался носить, нарушая форму одежды, комбезы, куртки и прочую армейскую спецуху, лишь бы на них вообще не были предусмотрены погоны. Лучше так, чем демонстрировать окружающим ненавистные ему мелкие звездочки в один ряд, звезды прапорщика. Как - то дошло в одно время до того, что Бабич поставил его после длительного, назойливого нытья, исполнять обязанности начальника службы ГСМ дивизии. И Гниджилов стал даже присутствовать на наших посиделках- совещаниях в кабинете комдива. При этом он периодически, рефлекторно поглядывал в мою сторону, чтобы убедиться -не ухмыляюсь ли я, глядя на прапорщика в черном комбезе. Дело в том, что среди присутствующих в этом кабинете, кроме меня, Бабича, и НШ Нерепа, больше практически никого и не было, кто знал его еще по полку, в советские времена. Придя к власти, Гулиев мгновенно, не смотря на его скулеж, выпер прапора с треском их дивизии и из армии.
Прапорщик Дригоренко по штату числилась на какой-то тыловой должности в учебном центре.
Реально исполняла при Бабиче ни шаткие ни валкие, но жирные обязанности, секретаря комиссии по распределению жилья среди офицеров и прапорщиков. Нештатная должность, сами понимаете, давала широкое поле для бурной деятельности. Мадам давно холостяковала, избавившись от мужа -подполковника каких- то стройбатовских войск. К ней в те времена просто так на хромой козе подъехать обычному майору было практически невозможно. Лично ко мне она относилась снисходительно только потому, что я знал ее тоже еще из приснопамятных советских времен. Да и она меня знала с лейтенанта. Но, как оказалось, именно с ее подачи, Бабич лишил Гулиева квартиры в Болграде, когда он перевелся в Николаев. А Магометович, видать, сдавать ее совсем и не собирался. Хотел навсегда оставить за собой. У него дочки росли. А прапорщица-негодница вырвала квартиру у него из зубов. И вот пришло время расплаты.
- Товарищъ прапорьщик! Вы гдэ у нас числитесь по штату, а!?
- Начальником столовой в учебном центре, товарищ полковник!
- Тогда нэмэдлэнно езжайте в учебный центр и исполняйте там свои штатные обязанности. Что нэ нравится? Тогда, если жэлаете продолжить службу, поищытэ себэ мэсто в любой части. Здэсь ви мнэ болше нэ нужны.
Стук в дверь моего кабинета. На пороге стоит прапорщик Дригоренко. На ней лица нет. Как будто ее через стиральную машинку пропустили.
- Разрешите, товарищ майор?
"О, это что - то новенькое в ее независимом поведении!" -удивился я..
- Конечно, проходите, - говорю, -присаживайтесь, я весь во внимании. Что-то случилось?
- Владимир Кириллович! На вас последняя надежда. Помогите, если можете. Так, мол, и так, жалуется она мне, Гулиев меня со свету сживает.
Я не злопамятный, хотя и многое помню. С учетом ее деловых качеств, тут же делаю предложение, от которого трудно отказаться. В одной из бригад на тот момент была вакантная прапорщицкая должность начальника столовой в медицинской роте. Она с превеликим удовольствием мгновенно соглашается. Со временем я убедился, что не прогадал. Она на той, не Бог весть какой должности, вполне преуспела. И столовую привела в порядок и больные всегда были сыты. Да и я имел своевременную информацию о состоянии дел в медроте и бригаде.
Много еще было других офицеров и прапоров, которых Гулиев подвинул с насиженных мест, но я особо не вникал. Я знал другое. Рано или поздно он постарается избавиться и от меня. Слишком много я знал о нем лично. А это наказуемо. И такое время наступило, когда он уже более-менее освоился в новом кресле, убедился, что со службой в новом качестве справляется, что угнездился прочно, вот тогда начал просто над нами издеваться. На совещаниях и построениях, на полигонах и в классах на занятиях.
- Да вы, хохлы зачуханные, неумытые! Да вы нам, аварцам, (чеченцам, осетинам и прочим муслам*) и в подметки не годитесь.
А тогда только что отгрохотала первая чеченская военная кампания в России. Кто такие чеченцы, у всех было на слуху.
-Да это только здесь в дивизии, -говорил он, - я научил вас задницу подтирать. И ведь такое действительно было, когда он еще был замом у Бабича. Только было так, что это я его научил правильно пользоваться туалетной бумагой. Когда в дивизии полыхали массовые вспышки кишечных инфекций и гепатита, мне приходилось часто проводить санитарно-гигиенические, воспитательные занятия прямо на плацах бригад. При массовом скоплении личного состава. И где -то в 1994 году был такой случай. На плацу 25-ВДБр я вместе с Гулиевым стоял на трибуне перед личным составом всего гарнизона. Воспитательную речь тогда держал он сам, а я ему подсказывал, что надо говорить. Тогда же я ему в конце выступления шепнул на ухо:
-И еще скажите им, как правильно задницу подтирать.
- А как правилно?- оглянулся тогда он.
- Скажите им, что туалетную бумагу нет смысла экономить.
Тогда солдатам из их получки стали закупать ее столько, сколько надо. Хватало всем. И старшинам, и командирам рот.
- Бумагу нужно в два сложения складывать перед применением, -шепчу я ему на ухо.
- А они, что этого не знают? - также полушепотом перед микрофоном, спрашивает он меня.
- Судя по тому, что пальцы вытирают об стенки кабинок, значит пользуются бумагой в одно сложение и она, промокая, прорывается. - шепотом, на весь плац пояснил тогда я ему. Он озвучил.
Видимо, ему эти слова тогда самому запали в душу. Что даже по прошествии более пяти лет он ими бахвалился до сих пор.
Основная часть присутствующих, естественно, не понимала, о чем это он говорит, списывая просто на его обычную уже входящую в привычку, браваду и издевательство над офицерами по поводу и без оного. Естественно, все в том числе и я, в глаза никто ему, включая его заместителей, достойного ответа произнести никогда так и не посмели. Все понимали, что он находится под покровительством нынешнего самодура-командующего, с которым шутки кратки. Поэтому я избрал другой метод, чтобы хоть как - то ему отвечать его же монетой.
Он также, как и его предшественник, тут же окружил себя стукачами-доносчиками, лизоблюдами. С этой категорией в армейской среде, думаю, как и на гражданке, дифицита никогда не было. И мы все прекрасно знали, кто у него работает "барабанщиками". В строю и в курилке, в кабинете и при проведении всевозможных собраний, совещаний и занятий, которые проводил непосредственно я сам, перед офицерами штаба и перед своими подчиненными я не скрывал своего отношения к нынешнему сидельцу на вершине дивизионной пирамиды.
При подчиненных, конечно, нет, при них я только намекал о том, что нынешний комдив нам не помощник в лечебно-профилактической работе, но и этого было достаточно. А в узком кругу, примерно равных по должностям и званиям, высказывался напрямую обо всем, что я о нем думаю. Доклады о моем отношении к Гулиеву потекли ему в уши беспрерывным потоком. В письменной и устной форме. Бывало, что мне самому приходилось читать сии подметные письма типа: "Товарищ полковник, а наш начмед дивизии вас не только не любит, он вас ненавидит. Он при каждом удобном случае называет вас чурбаном неумытым и чуркой неотесанной!"
"Товарищ командир, уберите его из дивизии, выгоните его с армии..." Ну и тому подобное. Время шло, он терпел. Я тоже.
Подошли мои очередные, ежегодные плановые "каникулы". Утром в понедельник, после обычного совещания в начале недели, я подошел к комдиву с рапортом на отпуск. Он долго его читал-мусолил, но в конце концов подписал. И тут же наставил задач минимум на две недели. Я ушел из кабинета в непонятке. То-ли я в отпуске то-ли хрен его знает? На восемь утра прибыл, как обычно на построение, так как понял, что несмотря на подписанный рапорт, я этот отпуск буду отгуливать при части. Но вот в конце построения звучит команда:
- Аззэрянын, падайди ка мнэ.
Иду, он развернулся и уходит от меня. Я догоняю, он ускоряет шаг в сторону подъезда казармы зенитчиков. У меня нет возможности забежать перед ним на ходу, поэтому я сзади окликаю-спрашиваю:
- Я вас слушаю, товарищ полковник!
- Азэрянин, ты в отпускэ?
- С учетом поставленных вами задач, я еще не понял, где я.
- В отпускэ, в отпускэ. У меня к тэбэ ест просба.
-Какая, товарищ полковник?
- Езжай в отпуск и поишши сэбэ место.
Он когда начинал психовать, то акцент у него усиливался.
- Не понял? -делаю удивленное лицо.
- Что ты нэ понал? Все ты понал!- перешел он на крик, разговаривая со мною на ходу в полоборота, со страшно выпученными глазами, и покрасневшим лицом. Слюна так и брызгала во все стороны.
- Все ты прэкрасно понимаеш. Я болше нэ могу с табой слюжить! Ты меня на каждом шагу обзываешь чурбаном и чюркой!!! Я этого болше тэрпэть нэ могу!
- Вот теперь понял и не отрицаю. Разрешите идти?
- Иди.
Конечно, я был ошарашен такой откровенностью, но пока выходил за пределы части, немного поостыл. Начал размышлять, что делать дальше, как быть?
Сначала еду в штаб. Из своего кабинета звоню полковнику Нетребко, своему Одесскому начальнику.
- Здравия желаю, товарищ полковник!
- Здоров.
В голосе шефа тоже слышу не самые доброжелательные нотки. Видимо, день тогда был такой.
- Товарищ полковник, я с сегодняшнего дня в отпуске.
-Поздравляю. Кто остался за тебя?
-Начальник госпиталя.
- Понял. Отдыхай.
- Да нет, товарищ полковник, это у меня еще не все.
- Ну что еще? - уже с раздражением в голосе говорит начальник.
- Произошло то, о чем я вас предупреждал полгода назад.
- Что именно?
-Комдив приказал, чтобы я искал себе место для дальнейшего прохождения службы.
- Что!!!???Это почему еще!?
-Не сработались.
- А ну, давай подробности.
- Товарищ полковник, никаких комментариев.
- Ты как со мною разговариваешь!? Выкладывай все, что произошло.
- Это очень длинная история, а говорить не о чем.
- Ну, и хрен с тобой, завтра у нас военный совет, я сам с ним переговорю, - и кинул трубку.
Я передал начальнику госпиталя виртуальный "скиптер власти" и убыл домой, понимая, что отпуск мой теперь наступит не скоро. И точно, через два дня звонок от дежурного по госпиталю:
- Товарищ майор, к нам прибыл полковник Нетребко. Он вызывает вас к себе. Делать нечего, еду. Прохожу через КПП госпиталя.
- Где он? -спрашиваю у дежурного.
- Во дворе, товарищ майор.
Захожу на территорию. Шеф стоит посреди двора. Кому -то, что -то растолковывает. Увидел меня, бросает собеседника и бежит ко мне.
- Ты, таку твою мать! Да как ты посмел? - и начинает размахивать своими засушенными клешнями у меня перед лицом,
- Как ты посмел комдива обзывать чурбаном и чуркой!?
Я еле успеваю уворачиваться от костлявых кулачков, которые мелькают у меня перед глазами. Но периферическим зрением наблюдаю, что все мои подчиненные, даже санитарки, повысовывали свои набалдашники из всех щелей и внимательно следят за происходящим. Как же, самого Озерянина Нетребко не стесняясь, размазывает по асфальту! Вот это да! Такого кина они еще отродясь не видали. Теперь на многие годы хватит пищи для разжовывания.
- Да ты понимаешь, что ты наделал? - продолжает надрывать свой петушиный дискант Нетребко. -Ты что о себе возомнил!? Кто ты и кто он!? Он командир дивизии!!!
- Товарищ полковник, у меня тоже есть кулаки и голос. Если вы не прекратите меня конфузить при подчиненных, я за себя не ручаюсь, -произношу это спокойным тоном.
- Ты что! Мне угрожаешь!?
- Нет, предупреждаю. Хотите со мною разобраться, для этого есть кабинеты.
Разворачиваюсь и иду обратно в сторону КПП.
- Стой!- я не оборачиваюсь, - ладно, иди в кабинет начальника госпиталя, я сейчас тебя догоню, - кричит он мне в догонку.
Захожу, присаживаюсь, жду. В кабинете никого. Минуты через три залетает наш дристомет. Картина повторяется. Я сижу, он машет руками и орет. Потом также внезапно стихает.
- В общем так, у тебя выпить что - нибудь есть? У меня после вчерашнего трубы горят, - уже вполне спокойным тоном спрашивает он у меня.
-О да. А то я не знал, зачем вы меня вызываете. Я что, должен был с собою барчик на тележке тащить? - говорю спокойно, понимая, что начальник выпускал пар не со зла, а для приличия. Видимо, он наобещал Гулиеву, что сотрет меня в порошок. Вот и устроил комедию перед подчиненными.
Он, шамкая пересохшими губами, смотрит в недоумении, спрашивает:
- И что совсем ничего нет?
Я уже немного знал о пристрастии моего начальника.
-Ну, если есть острая необходимость, то я сейчас нарисую.
- Хорошо, бери мою машину, и в темпе.
Еду к ближайшей от госпиталя точке, летнее кафе-бар "Снежинка". Через пять минут уже режу колбасу, хлеб и разливаю по первой.
- В общем так, присаживайся, если уж сложилась такая ситуация,то учитывая, что у меня во всем округе нет лучшего офицера и начмеда, чем ты, я сейчас скажу тебе свое предложение, и даю минуту на размышление.
- Слушаю вас, Анатолий Васильевич.
- Я предлагаю тебе полковничью должность, иди ко мне заместителем.
- Я согласен. Только снова же один "мелкий" вопрос. Что с жильем?
- Володя, не бей меня ниже пояса. Это уже твои проблемы. Как хочешь, где хочешь там и ищи.
В это время без стука открылась дверь в кабинет. Так как я сидел спиною к ней, то не сразу понял, кто вошел. А Нетребко выпрыгнул из-за стола и, сюсюкая на ходу, помчался навстречу посетителю. Для меня было даже странно, перед кем это он так заискивает. Встаю и поворачиваюсь в пол оборота. В дверях стоял Гулиев.
- Здравствуйте, Шамиль Магомедович. Ой, как вы вовремя зашли. Проходите, присаживайтесь. Мы еще не успели пригубить. Только разлили по первой. Гулиев побагровел, как помидор. Он переступал с ноги на ногу в нерешительности.
- Шамиль Магомедович, ну вы уж извините моего подчиненного, ну, такой у него характер, ну, простите, что он обзывал вас чурбаном и чуркой. Заверяю вас, он больше не будет.
Я чуть сквозь пол не провалился от такого несуразного бормотания Нетребки.
- У него, видимо, от вчера принятого, вообще крыша поехала, -он продолжал лебезить и трещать, как настоящий дристомет,- Шамиль Магомедович, если уж так случилось, что вы не ужились, и ему придется уходить с дивизии, так я только что предложил ему должность моего заместителя. Как вы смотрите? Вы не против?
Кулиев от услышанного совсем побагровел, у него пунцовыми стали даже обычно серокоричневые уши.
-Нэт, я нэ имею ничего против, -еле ворочая во рту, словно не язык, а булыжник, промычал Магометович.
-Вот и хорошо, вы же понимаете, у меня он самый лучший среди всех начмедов корпусов и дивизий. Так что я заберу его к себе. Вы уж извините, что он такой несдержанный, и обзывает вас чурбаном и чуркой, -это уже был перебор, я готов был выпрыгнуть в окно от неудобства за своего шефа, а он продолжал тарахтеть одно и тоже, продолжая повторять крайне обидные для аварского уха слова, как будто совершенно не понимая, о чем говорит.
- Так вы присядите с нами, Шамиль Магометович?
- Нэт, спасыба, у мэня сэйчас нэт врэмэни, - он развернулся и молча вышел назад из кабинета. Нетребко, как ни в чем не бывало, забежал обратно за стол.
- Ну давай, пошел он подальше, если нас игнорирует, - и проглотил по - быстрому содержимое своей тары. Я тоже опрокинул рюмку, запивая соком только что пережитый очередной стресс.
- В общем, так Анатолий Васильевич, я согласен на перевод к вам, но учитывая, что сейчас все равно нахожусь в отпуске, с вашего разрешения съезжу на малую родину и прошвырнусь там. Может чего - нибудь найду поближе к месту проживания родителей. Все равно, на пенсию я планирую переезжать туда.
- Хорошо, смотри сам, я согласен. Тогда даю тебе, вот запиши... И он продиктовал мне фамилию, имя, отчество и телефоны своего коллеги , начмеда Прикарпатского военного округа.
- Но если там ничего толкового не найду, то приеду прямо к вам и доложу. Выпили еще по рюмке, после чего я попрощался и ушел домой. Надо было собираться в дальнюю дорогу.
Будучи у родителей с семьей, мне в этот раз было не до отдыха. В голове беспрерывно крутился вопрос. Как быть дальше? Что меня ждет впереди? Какие еще сюрпризы преподнесет служба. Служить в Одессе, перспектива заманчивая, но я уже давно отвык от службы холостяком, так как хорошо знал, не по наслышке, условия проживания многих офицеров штаба округа. Сам неоднократно видел, как они ютятся по замызганным одесским коммуналкам.
Вот с этими мыслями и поехал во Львов. Нашел в штабе округа местного медицинского босса. Пару минут пообщались. Ему я, естественно, объяснил причину своего поиска места службы исключительно желанием перебраться к окончанию службы поближе к месту своей малой родины. Не долго думая, он предложил мне должность начальника госпиталя в городе Ковель. Других вариантов не предполагалось. Я принял предложение, пообещав прибыть к нему по окончанию отпуска. По выходу из кабинета начмеда местного округа, нашел возможность созвониться со своими друзьями, которые служили по городам и весям в этой местности. Расспросил, что это за такой госпиталь, который мне предложили. Почти все подтвердили одно и то же, что начальник госпиталя, находится под следствием, разворовал он его на корню. Там сейчас полный бардак. И вообще, госпиталь готовится на сокращение, как медицинская единица. Ну, спасибо, вам ребята, за информацию. А сам подумал, вот как бросают под танк, если ты чужой и никому здесь не нужен.
Догуливаю отпуск и возвращаюсь в "благословенный" Болград. По телефону докладываю шефу о прибытии.
- Хорошо, приезжай. Я сейчас дам команду на оформление твоих документов для перевода сюда.
- Анатолий Васильевич, минуточку. У меня еще есть к вам одна просьба, учитывая проблему с жильем в Одессе. Завтра я встречусь с Гулиевым и спрошу, разрешает ли он мне служить в дивизии дальше.
- Как? После всего что между вами произошло, ты еще можешь с ним разговаривать в таком ключе и дальше вместе служить?
- Запросто. Я ведь вроде, как служу не ему. А все, кто ему на меня стучат, это его и их проблемы. Я ведь могу при случае ему и в глаза, и в присутствии всех его подчиненных высказать все, что о нем думаю. Это пусть он думает, как себя правильно вести с подчиненными, а у меня проблем в этом плане не было и нет.
- Ну , ладно, попробуй. Для меня, конечно, неплохо, чтобы именно ты был на этой дивизии.
На второй день прихожу на место построения, как обычно, на двадцать минут раньше, чем положено. Я давно знаю, что Гулиев - "жаворонок", выраженный не менее меня. И тоже носится по дивизии с пяти- шести утра. Через пару минут подъезжает и он. Мне уже доложили из достоверных источников, что за время моего отсутствия Гулиев уже перебрал и перебеседовал со всеми потенциальными на мое место кандидатами. И, увы, никого подходящего не нашел. Которые были не прочь, он или его замы сами отвергли. А кого он бы хотел, те ни в какую не согласились на мое "хлебное" место.
Подхожу, докладываю, что прибыл из отпуска без замечаний. Он небрежно выслушивает, подает мне в виде тряпки, обычно жесткую кисть руки, здоровается. Но тут же поворачивает кругом и пытается отойти от меня, всем своим видом давая понять, что я для него уже отрезанный ломоть.
- Нет, товарищ полковник, подождите, я еще не все сказал!
- Ну, што тебэ ешше?- вполоборота, как обычно оскалившись, прошипел он.
- Теперь вы прекрасно знаете, куда я собрался. И надеюсь, что вы осознаете кому из нас в этой ситуации будет хуже. Я ведь пока моя семя здесь, буду частым гостем в дивизии. И не просто в гостях, а каждый раз с полномочиями проверяющего.
- Ну и?- он еще сильнее выпучил свои бараньи буркалы.
- Говорят все хорошо, только вот жить предлагают под забором. А посему у меня есть к вам вопрос-предложение. Как вы смотрите на то, чтобы я служил в дивизии дальше?
У него аж дыхание перехватило от моей неслыханной наглости. Тем не менее, он справился с ритмом сердцебиения и глухо промычал:
- Слюжи.
И я как ни в чем не бывало, пошел занимать свое место в строю. Днем доложил одесскому шефу, что я по -прежнему служу в дивизии.
*Рехъадул, цебехъан-(аварское)-господин, хозяин, начальник.
*Командувач(укр).-командующий.
*Корениха-поселок под Николаевом, где размещалась одна из аэромобильных бригад.