Художественность как счастье
Средства художественной выразительности – это не что иное, как музыкальность литературного произведения. Автор произведения – это своего рода аранжировщик, мастер звуковой инструментовки. «Близко буря. В берег бьется Чуждый чарам черный челн» (Бальмонт) - и вот мы уже ввергнуты в пучину трагического события, чувства накалены, но в сердце вера – самонадеянная вера в лучшее! Или возьмём другое чередование звуков, которые спорят, сбегаются, разбегаются, группируются согласные, протяжно поют гласные, - и всё это, как в мельнице, прокручивается во вселенной литературного слова, создавая необыкновенные краски, их сочетания, - целые колонии звуков, эмоционально окрашивающих вселенную души, скрашивающих одиночество Читателя и будни писателя. Что это за колонии, скажете вы?! О, их много! Вот они: лексические, фонетические, фразеологические обороты речи, но самые сильные, могущественные из них - ТРОПЫ. Вот оно! То самое, что особым образом влияет на выразительность языка и на наше с вами восприятие текста, настроение, более того, на наше с вами самочувствие и отношение к окружающему миру! Мне хочется не просто перечислить их, а ПРОПЕТЬ, пропеть как хроматическую гамму, осознанно или неосознанно любуясь всеми минорными и мажорными оттенками, которыми так богата палитра жизни: метафора, олицетворение, метонимия («Ещё не высохшие лужи, окружённые тёмными подтёками, - живые глаза асфальта, - отражали нежный вечерний пожар»), перифраз, оксюморон, гипербола, ирония, эпитеты («Ночь была сизая, лунная; тонкие лучи, как совиные перья, рассыпались по небу, но не касались лёгкой, ледяной луны»). Впечатление от образов, создаваемым автором, не может быть одинаковым, как не может быть и одинаковых авторов, одинаковых читателей: «…мускулы его музы были ещё слишком крепки…, но от этих озорных узоров, не для всех к тому же вразумительных, его искусство стало ещё гаже и мертвее…»), не дай бог, конечно! Но что поделаешь, цивилизация несовершенна. Давайте всё же попытаемся найти своё счастье в литературной цивилизации, пусть мимолётное, как у бабочки Набокова («И тогда распростёртые крылья, загнутые на концах, тёмно-бархатные, с четырьмя слюдяными оконцами, вздохнули в порыве нежного, восхитительного, почти человеческого счастья»), но обжигающее как allegro con brio :
http://www.youtube.com/watch?v=J3l18HTo5rY
Я неслучайно процитировала Бальмонта и Набокова, имена которых связаны с образцовой романтической поэзией, обладающей огромной эмоциональной силой воздействия, насыщенностью колоритными художественными образами. Литература – это тысяча миров одной Планеты, имя которой Душа. Так вот у Бальмонта эти тысячи миров не смогли воссоединиться в одно целое: перед нами он предстаёт то как «поэт нежности и кротости», то как «певец страстей и преступлений». А у Набокова художественность, стиль объединяют все его произведения, все его тысячи миров.