(поток сознания)
- Не вылезу. Так и буду сидеть тут до ночи. Хоть на голове пляши, хорошей не станешь. С утра – посуду мой, потом тесто меси, потом траву свиньям рви, а другие бегают – играют. Живу как старуха: за сёстрами смотри, воду таскай. Лупят каждый день по несколько раз. Рубцы на ногах не заживают.
Сбегу сегодня. Дождусь ночи и потихонечку, полями до города. Никто не заплачет. Только радоваться будут, одним нахлебником меньше.
Мамаша потеряла, орёт: «Скотина, ты где? Выходи… зашибу же!»
Только и делает, что достаёт. Тупая. Сама ничего толком не понимает, зато языком чешет. Соседям гадости всякие про меня выдумывает.
Одноклассницы иногда на танцы ходят, а тут сходишь, только заикнись, сразу по башке.
Если бы вены резать не больно… Не могу, пробовала, не получается. Только чуть-чуть царапну, руки трясутся, бритвочка выпадает. Самое лёгкое – таблеток проглотить. Хотела уже.Один «Цитрамон» дома, толку с него. Как-то давно «Валидол» ела, говорят, сердце остановится. Не остановилось, уснула. Проснулась – живая, не болит ничего. Убиваться расхотелось.
Утопиться негде. Степь.
Опять орёт: «Найду же, тварюга, найду, живого места не оставлю. Ох, ты у меня и попляшешь, вылазь лучше».
В кладовке сижу. В первый раз сюда спряталась. Надоело убегать, всё равно догоняет, бежит, дура, по всей улице. Как самой-то не стыдно? Дочери четырнадцать лет, а она гонит прутом по всей деревне.
Это – мать,называется. Ещё в четыре года детским домом пугала. Тогда папа был живой, только появился у нас (до этого втроём с ней и с бабушкой жили) понятно, к нему ревновала. Постоянно подстраивала, чтобы я крайняя во всём и науськивала его: «Всыпь ей хорошенько, а то растёт неуправляемая».
Хоть бы вернуть папу… Бабушка тоже умерла. Только они меня жалели.
Воняет в этой кладовке. Обноски в кулях стоят, обутки старые кучами. Гниёт всё. Угол северный, сырой, тряпьё отсыреет и тухнет. Только начнёшь прибираться, сразу: «Не трогай, какого хрена полезла? Вещи хорошие, люди зря, что-ли отдают…»
«Я тебя долго искать буду? Ты куда делась? Лучше вылазь, не испытывай терпение кровопийца!» - визжит, аж. Не вылезу. Заткнулась бы уже. Будет сейчас горланить. Потом придуриваться начнёт, завывать, притаится.
Актриса. Вечно прикидывается. Врёт всем. Сплетничает. Ненавижу её. Не могу любить. Раньше любила, говорила: «Мамочка», а она: «терпеть не могу сюсюкал, сдохну, тогда мамочкать будешь». Теперь ненавижу. Убить хочу. Конечно, не убью… Скорей бы вырасти, тогда всё ей скажу, всё, что накопилось.
Прохладно. Днём жарко было. На улице жарко, а тут всегда прохладно. Скоро совсем холодно будет.
Сестрёнок, сволочь, отправила: «Выходи, а. Мама сказала, что нас набьёт, если тебя не найдём».
Бедненькие. Маленькие совсем. В школу только пошли. Худенькие. Денег почти нет, взрослые не работают. Основной доход - пенсия по потере кормильца.
Нет. Надо вытерпеть и уйти. В городе работать буду. Хотя бы полы мыть. Или в садик устроюсь, как здесь. Почти год уже отработала, нормально. В школу с утра, на работу с обеда.
Документы же надо. Как же забрать-то? Без них в школу в городе не примут.
Ай, так уйду. Поработаю. В вечернюю школу как-нибудь устроюсь. Потом в колледж, буду иногда статьи в газету писать, а вечером в кафе официанткой пойду. Можно прожить. Потом девчонок заберу. Им со мной лучше будет.
Скребётся кто-то у стены, догадалась, наверное. Ой, нога затекла, не повернуться теперь. Слушает там стоит. Хоть бы не заглянула.
Под самое ухо орёт: «Выходи, я знаю, ты там». «Нет, мама, мы обшарили, нету», - сестрёнки пытаются спасти.
Нога неприятная, холодная и чужая. Шея тоже затекла. Как же дотерпеть, скорее бы стемнело.
О! Цирк начался: «Доченька, родненькая, куда же ты спряталась? Прости меня, больше не трону. Клянусь, вот смотри, прут выкидываю. Не веришь, иди глянь».
Знаю я эти тупые уловки. В маленьком детстве ещё прокатывало, теперь фиг, сама смотри, тупица.
«Доча, я пойду на лавочку. Там посижу. Вылазь.» - ага, так и поверила.
В щелку начал проникать дым. Притаилась, курит. Только бы не закашлять, только бы. Дышать тяжело. Астма. Сразу хрипеть начинаю. Ой-ёй-ёй, как же тяжело. Ещё эта вонь. Под рукой, кажется дохлая мышь. Фу, правда мышь. Это невозможно!Я совсем не из неженок, пауков не боюсь, червя на крючок насаживаю, но мы-ышь дохлая. Спина мгновенно стала мокрой и ледяной. Может, вылезти?
Нет. Нет. Надо думать о хорошем. Вот, раньше, папа был, на речку с ним ездили, налимов привозили. Печень налимью в сливках тушили, с лаврушкой, с красным перцем. Печень такая нежная.Мм-мм, есть-то как захотелось. Лучше не про еду... Он мне книги покупал, с каждой получки целую кучу книг. Хотел, чтобы я экономистом стала. Папочка, ты ведь меня слышишь? Если слышишь, пожалуйста, угони её отсюда. Умоляю тебя, хороший мой, родненький!
Дым перестал идти. Кто-то зовёт её по имени. Откликнулась. Теперь её голос дальше. Уходит? Уходит! Можно повернуться.
Дверь открывается. Боже! Мне конец.
«Тихонько, вылазь, ушла. Ты зачем спряталась? Мы же думали, ты, что-нибудь с собой сделала.»- девчонки, маленькие мои, переживают.
Не сделаю я ничего, о вас буду заботиться.
-Уйти хотела. Навсегда.
-Куда? А нас? Мы же умрём.Не уходи.
-Не уйду.
-Чесно-чесно?
-Да. С вами буду. Пусть убивает.
-Не убьёт. Мы защитим.
-Защитницы вы мои. Бедненькие мои.
Я ради них выживу! Чтобы была у них еда вкусная, одежда красивая. Только кладовки у нас не будет. Как-нибудь без неё обойдёмся.