Вечная бабушка. Русская история

Ольга Сухаревская
- Петенька, детка, подь сюда. Вдень мне ниточку. Надо твою рубашку зашить,– просит баба Дуня. – Ничегошеньки не вижу к ночи, хоть и в очках.
- Ба, а почему папа называет тебя «вечной»?
- Так век я живу, детка, а то и поболе. С 11-го я года-то.
Шестилетний Петя садится на диван поближе к своей прабабке, деловито слюнит кончик нитки и с маху вдевает её в тонкое ушко иголки.
- А ты царя видела?
- И царя и всё его семейство видела. Во Пскове дело было, во время войны с немцами. Первой ещё. Матушка моя тогда в госпитале полы мыла. Она и меня с собой таскала. Дома-то сильно голодно было, а отец на фронте.
- А какие они были? Ну, царь, царица…
- Красивые. Мне поменьше годов было чем тебе сейчас. Я за дверью стояла, на них глядела. Они по лазарету шли, раненых навещали. Царь кого следует наградами жаловал, а царица с царевнами гостинцы раздавала. Мне тогда от солдатиков много царского шоколада да мармелада перепало.
- У царя на голове корона была?
- Короны не было. Фуражечка была. Он её снял и своему офицерику отдал, когда икону на встречу поднесли.
- Нет, ба, ты всё напутала. Это не царь был. Царя всегда по короне отличить можно.
Баба Дуня на минуту задумывается.
- Нет, детка, это царь был. Ему все говорили: «Ваше императорское величество» и кланялись.
- Спутала ты всё, – качает головой внук. – Это, наверное, самозванец был. Папа рассказывал, что были самозванцы на троне, – и подумав, добавляет: – Папа всё знает. Он - историк.
Баба Дуня зашила рукав, надкусила вставными зубами нитку и опустила на колени натруженные руки.
- Не знаю я, милок. В России много чего было. Уж такая видно доля у нас.
- А ты деревенская? – не унимался Петя.
- Деревенская.
- А в деревне хорошо?
-  Смотря кому. Птичкам да зверушкам хорошо, а людям - не всяко.
- Как это «не всяко»?
- Ну не всем. Я вот выросла в бедняцкой семье. Нас у родителей шестеро ртов было, двое в детстве умерли. Должно с голода. Мать недоедала вот и рожала немочных.
- Как это «умерли»? Маленькие дети и умерли?
- Ну да. Взрослые лебеду ели, а мальцам без молочка да хлебушка не сдюжить. Было время, что и полдеревни выкашивало. Так-то вот. А ты, чуть что, нос воротишь, есть отказываешься.
- А чего ж из другой деревни продукты не привозили?
- Так и там не было. За работой далёко ходили. Хоть за какой. Я с пяти лет в няньках жила. За хлеб хозяйского ребёнка укачивала да ходила за ним, чтобы не повредился.
- С пяти лет?
- Мама моя тогда ребёночка родила, а тут война, а тут отца на фронт забрали. Она меня и отдала в соседнюю деревню, чтобы я, значит, с голоду не померла.
- Сомневаюсь я что-то. В деревне всегда есть земляника, малина и лисички с опятами, как у нас на даче, – задумчиво произнёс внук.
-  Ишь, сомневается он! А зимой зубы на полку что ли класть?
- Так ты бы летом набрала всего побольше, чтобы надолго хватило и ела потихоньку, – рассудил Петя. – И на диких зверей можно охотиться.
- Молод ещё понимать-то, – поджала губы баба Дуня. – У нас такая сушь была, что вся земля иссохлась. А ты опята с земляникой вспомнил. Чужую беду руками разведу, так что ли? На деревне, милок, что с царём, что без царя, голодно жили. И потом тоже, когда после второй войны с немцами, в 46-ом году, приезжали муку,курей отбирать, так загодя, как по дороге милиционеров с уполномоченным видели с пустыми подводами, бабы голосить начинали так, что душа рвалась. С последним расставались для города-то. Продналог назывался.
- А куда твой папа подевался?
- Как куда? – удивляется бабушка. – Никуда не девался. Вернулся с войны без ноги, инвалидом на костылях. Заработка никакого, хоть ложись да помирай. Как выжила тогда наша семья, одному Богу известно. В 27-ом замуж пошла, чтобы семье помочь.
- За олигарха пошла?
- По-нашему, за богатого, из дворян. Он после революции моим беднятством прикрылся, чтобы не сослали.  И мой брат помог. Он с 17-го года к большевикам прибился. Красным, значит, стал.
- Папа говорит, что это называется красноармеец.
- Ну да. Николай – старший брат мой. Помнишь, на фотографии, я тебе показывала, с усами. У него ещё оружие нацеплено.
- Это называется маузер.
- Коля погиб подо Ржевом, зимой 42-го.
- Поэтому ты всегда плачешь в День Победы?
- Поэтому, детка. Моего другого брата – Миши сын, тоже погиб. Совсем мальчонкой был, когда на фронт ушёл. Годов себе прибавил. И ведь всю войну прошёл без царапины, а погиб уже в Берлине за день до окончания войны. Кати, сестры моей, муж, в танке сгорел где-то на Украине. Как тут не заплакать. Вечная им всем память.
Петя сто раз это всё слышал и меняет тему.
- А Ленина ты видела?
- Ленина не видела, а вот Калинина, всесоюзного старосту, видела. Ну, чтоб тебе понятней было, он в правительстве сидел. Я храбрости набралась и к нему на приём пошла за отца просить. Чтоб ему какую-никакую пенсию дали, как инвалиду войны.  А этот староста мне и говорит: «Он царя защищал, а не Советскую власть». Так и не дал.
- Ба, а твой муж, дед Саша, был белогвардеец?
- Куда ему! Так, серединка на половинку. Но красных не любил. Всё ждал, когда их скинут или сами прекратятся. А оно, вона как вышло! Пришлось ему моему брату в пояс кланяться, чтобы, значит, меня с ним спас от высылки в Сибирь.  Коля меня и пожалел по-родственному. Выправил Александру бумагу, что он нужен Советской власти для работы.
- Папа говорит, что они были из разных лагерей.
- Что? Каких ещё лагерей? Не были они в лагерях, ни один, ни другой. Бог их миловал. А вот когда чистки пошли, мою младшую сестру Веру с мужем сослали, это точно. Как шпионов. А их сына, Павлика отправили в детдом. Даже Николай ничего сделать не мог, чтобы забрать племянника к себе. А ведь он тогда уже на большой партийной работе был. Мальчонке фамилию сменили, а потом, уже после войны кто-то взял на воспитание. Так и сгинул сиротка. Где-то теперь наша кровиночка, жив ли? А сестра на Беломорканале умерла и мужа её расстреляли там же.
- Фашисты?
- Почему фашисты, наши.
- Мама говорит, что у тебя склероз. Это когда в голове мысли становятся закаменелыми. Поэтому ты всё путаешь.
- Балабол ты, вот кто, как есть балабол! Вот смотри, я тебе рубашку-то зашила. Спасибо скажи, а то дома народу много, а никто не хватится, что дырка. Всем некогда.
- Спасибо.
- Носи на здоровье. Пойдём-ка, детка, на кухню, чаю напьёмся. Я там тебе оладушков напекла.
- Ба, - не унимается Петя. – Папа говорит, что ты всех пережила. Ты это нарочно делаешь?
- Как это, нарочно? Сколь Господь определяет человеку, столько он и живёт. Это Его воля, а не моя.
- А Господь, он кто?
- Создатель.
- А я слышал, как ты перед иконой говоришь: Создатель «всего живаго». Живого, что ли?
- Ну да. Неба и земли, птиц, зверей, нас грешных, всех на земле.
- Меня мама родила.
- А первую маму кто?
- Сама как-то исхитрилась. Никто не видел.
Баба Дуня качает головой.
- Не исхитрилась, а Господь Бог сотворил, как и ветхого Адама.
- А почему он его сотворил ветхого, а не молодого? Чего ж сразу старого делать?
- Отстань, репей. Придёт твой папа домой ужо я ему нажалуюсь на тебя!
- А что я такого сказал? Бог, Бог, а объяснить не можешь. Вот папа всё может объяснить. И про двигатель, и про снег, и про то, почему муха с потолка не падает.
- Ну и спрашивай своего папу, – обижается баба Дуня.
- Так он про Него ничего не знает. Говорит: «У бабы спроси». Бог, Он где?
- Везде. Вот и сейчас мы с тобой говорим, а Он нас слышит.
- Подслушивает? –  удивляется Петя. – Тамара Петровна в детском саду говорит, что так делать нельзя. Это чужой разговор. И вещи чужие брать нельзя. Помнишь, как мама ругалась, когда я взял её телефон поиграть?
-  Господь для нашей пользы слушает, чтобы помочь, когда надо.
- Что же Он не помог мне, когда мама меня ругала за то, что я все её эсэмэски прочитал и папе показал?
- А кто ты такой, чтобы между родителями скандал учинять? За что же тебе помогать? Ведь тогда папа невесть что подумал про эти сэмэски. До развода чуть не дошло. А Бог, Он помощник только в хороших делах. Да и помогает Он только хорошим, честным людям.
- Таким как мой папа?
- И таким как твой папа, и таким как другие люди. Хорошие люди-то ещё остались.
- Чего же Он не помогал твоей деревне?
- Почему не помогал, помогал! Мы же живы, и Бог даст, ещё поживём.
Баба Дуня большой сморщенной рукой погладила по голове правнука.
- Пойдем, поешь оладушек, а то совсем остынут.