Здравствуй, моя дорогая О. Мы с тобой, как герои Замятина, правда? Открывающие в себе новые чувства, готовые бороться с тем, что так старательно забивают в голову в детстве, чему так назойливо учат. Моя милая О. Помнишь, как мы хотели сбежать за пределы обыденности, вырвавшись из серого мира в неизведанное пространство? Помнишь, как мы хотели стать космосом, который бы чувствовал все, что ощущает каждый человек на Земле. Помнишь, как мы хотели и боялись? Мы ведь всегда боялись ответственности. Моя далекая О. Как ты там? Один космос знает, как давно мы не виделись, ведь он, по обыкновению, знает все. Знаешь, все это время, я только беспрестанно думал о том, как ты сумела вмиг взрастить сад и поджечь его ледяным пламенем, заставив цветы корчиться от боли, стонать и медленно умирать, пока часть за частью, в прошлом живые лепестки и листочки, обрушиваются на заснеженную землю. В моей душе. Думал и не понял. Не понял, откуда в тебе столько силы, столько слабости, столько сладости. Помнишь, моя ласковая О, как ты согревала меня в холодные зимы, пока ветра пронизывают легкие бездомных собак. Помнишь, моя чуткая О, что когда-то и ты подобрала меня маленьким щенком, слепо, на ощупь, пытающимся идти в череде событий, людей, поступков. Помнишь, как нарочито пыталась злиться, когда я не слушал тебя? Твои глаза – бусинки, словно стеклышки с ярко-бирюзового платья, в этот момент наливались грозой и готовились к молниям. Порой, даже к дождю, когда мы, забыв все уговоры, обсуждали будущее. Я до сих пор помню, как тебя всегда пугало будущее. Помнишь, моя непоседливая О, как ты постоянно курила, все чаще и чаще портив свои легкие, а я злился. Злился, что даже хотел уйти, даже собирал вещи, но стоило только увидеть, что в глазах-бусинках, словно в стеклышках , через секунду отразятся дожди, сумки болезненно падали на пол, а ты падала в мои объятья.
Помнишь, моя странная О, как мы хотели разъезжать по городам, находить самые грустные дворы и сажать там цветы? Ромашки, лютики, пионы, тюльпаны, георгины, астры, гвоздики. В каждом городе, на который бы пал твой взгляд, мы оставляли бы свой цветок вместе с капелькой тепла, которым ты была готова поделиться с каждым. Знаешь, моя теплая О, я до сих пор помню, как ты совершенно по-детски радовалась мелочам и обращала внимание на детали. Как ты, вечерами, ждала меня домой, заранее разозлившись из-за моего длительного отсутствия. Знаешь, моя маленькая О, я, кажется, так до сих пор и не осознал твоего исчезновения. Каждое утро субботы я мчусь в цветочный и покупаю тебе ромашки, лютики, пионы, тюльпаны, георгины, астры, гвоздики. Каждое утро понедельника , лениво просыпаясь утром, я по обыкновению жду твоего негромкого « вставай, уже утро», но понимая, что в квартире тихо и по-прежнему пусто, остается лишь подниматься самому. Каждый день я допускаю мысль о том, что ты появишься снова. Также неоткуда, как и в первый раз. Когда ты бежала сломя голову, снесла меня с ног, а потом долго-долго и виновато извинялась. Знаешь, тогда я понял, ты, как хаос, невероятно необходимый порядку. Представь, возможно увидеть однажды и не хотеть отпускать ни на миг? Попытайся представить, попытайся, черт подери. Моя несобранная О, я порой оставляю открытыми двери, чтобы ты, забыв ключи в спешке, смогла вернуться домой. Пойми, я до сих пор жду тебя каждый день, каждый час, каждую минуту. Когда ты пропала? Прошел год, может два, может десять? Сколько времени пустует квартира без тебя? Сколько времени пустует кровать, совершенно холодная? Сколько времени от подушки не пахнет твоими духами? Знаешь, ты никогда не снишься мне. Исчезла также внезапно, как и появилась. А я и не знаю, как быть без тебя. Время бежит куда-то, торопит события - я же все чаще задаюсь вопросом, была ли ты на самом деле? Грели ли меня твои руки зимой, будучи ледяными от холода и ветра. Улыбалась ли ты так искренне каждому солнцу по утрам. Провожала ли его и желала греть других так же, как он греет нас. Была ли ты выдумана? Была ли ты реальна? Знаешь, ведь ответить на этот вопрос можешь только ты, исчезнувшая О.
Наконец, кто-то заходит в прихожую. Я побегу посмотреть. Если ты в мире, куда так хотели сбежать герои Замятина, то мы встретимся, моя любимая О.
26 мая 2015.
Пишу тебе снова, моя дорогая О. Впечатления обманчивы, правда? Я так ждал твоего появления, а это оказался всего лишь ветер. Такой холодный. Нет, вру. Леденящий. Своим безразличием. Ты никогда не была ветром. Твоя улыбка всегда озаряла даже самый пасмурный день. Помнишь, как мы договаривались встретиться, а ты жутко опаздывала и даже не предупреждала. Я ждал тебя на морозе около двух часов – зима явно была недовольна и не щадила своим хладнокровием. Знаешь, у меня ни на секунду не закрадывались сомнения, придешь ли ты, я точно знал: ты появишься как обычно неоткуда, когда тебя уже перестанут ждать. Может мне нужно перестать ждать тебя, чтобы ты снова вернулась? Ты всегда так торопливо шла, а ветер, ветер, как самый старый развратник, поднимал твою юбку. Следом за ней улетал шарф. Затем – твои волосы. Ты помнишь, моя непослушная О, как я вечно ругал тебя за неумение одеваться по погоде? В холод ты была в юбке и осенних кедах, шарфе наспех завязанным, который якобы должен был защитить тебя от непогоды. Ты всегда так настойчиво убеждала меня в том, что тебе нисколечко не холодно, а дрожишь ты от волнения. В жару ты любила ходить в свитерах, своих растянутых теплых кофтах. Знаешь, мне было все равно на одежду. Неважно, сколько я ждал. Неважно, какая была погода. Ждать тебя было самым чудесным событием дня, когда ты, наконец ,приходила и освещала все вокруг своей изумительной улыбкой. Замечала ли ты, как улыбаешься? Как уголки твоих губ медленно поднимаются, а глаза плавно закрываются, давая возможность ресницам - подружкам встретиться друг с другом. Моя милая О. Тогда меня так убивала зима своим холодом и безразличием – сейчас ей на смену примчалось лето с сестрицей-жарой и отсутствием прохлады. Думаю, единственное, что как-то теперь роднит эти времена года – твое безразличие ко мне. В голове это никак не укладывается. Как ты сумела заболеть тем, что так терпеть не могла в других. Нет, не верю. На это должны быть причины, ведь они у тебя всегда находились. Какими бы несуразными они не были, я верил всегда. Верил, потому что знал: ты не соврешь. Глаза. Они всегда тебя выдавали. Нет, взгляд не становился мятежным, не сходил тяжело вниз. Всего лишь в глазах-бусинках, словно стеклышках с ярко-бирюзового платья, отражались, по обыкновению, дожди. Я будто бы видел, как на чистейшем небе вмиг собирались тучи и заставляли реки выйти из своих берегов, пронося твое горе по всему миру. Я никогда не верил детям, а ты. Ты всегда была такой маленькой. Такой маленькой и хрупкой. Мой маленький ребенок с живыми глазами. Твоя нежная улыбка и теплый взгляд всегда радовали. Я в очередной раз понимаю: ты огромная часть меня.
31 мая 2015.
Я уснул. Снова надеялся увидеть тебя. Тщетно. Напряжение, которое овладевает изнутри, сковывает, словно терновник, впиваясь в кожу, в каждую ее клеточку острыми, ядовитыми шипами, не дает выглядеть спокойным. Меня передергивает через каждую череду вздохов. Частых. Коротких. Ты знала про мои приступы. Они всегда приходили также неожиданно, как и ты. Кто знает, может, они и вовсе начинались с твоим приходом. Я хотел исчезнуть на время, пока ты не со мной, но когда возвращение было неминуемо, дыхание прерывалось чаще, а напряжение, словно иголками, впивалось в грудную клетку. Будто кто-то искрами кричал с солнца и находил отклик во мне. Тогда ты так трепетно успокаивала меня, словно маленького ребенка. Гладила по голове, целовала в лоб. Но что взамен теперь? Приступы не находят спокойствия, искры заставляют гореть, они ненавидят меня. Ненавидят тебя за это. Ты. Исчезнувшая. Можешь ли представить меня? Вечером, когда тьма опускается на город, проникая в каждую улицу и в каждый дом, она обходит меня стороной. Спокойствие решает утихомирить пыл тех, к кому попала темнота. Но ближе к утру, эта противнейшая барышня вбирает в себя все страхи домов, которые посетила за ночь, и отправляется ко мне. Желчью. Она бесцеремонно врывается, широко распахнув двери и окна, приводя с собой приступ паники и непонимания. Каждый раз сильнее. Каждый раз болезнен так, будто это последнее, что я чувствую. Своей тяжелой рукой она словно прижимает меня к кровати. Желание пошевелиться, чтобы остановить приступ, заканчивается неудачей. Таким же фиаско, как и каждодневное ожидание тебя. Ее руки у моей шеи ослабевают только , когда птицы просыпаются и начинают щебетать о чем-то непонятным обычному человеку. Она уходит также быстро, как и появляется. Утро. Я выхожу на улицу. Ищу тебя в каждом прохожем, в каждом лице, в каждой улыбке и в каждом взгляде. В каждом запахе пытаюсь найти твой. Тот самый и такой родной, шлейф которого, кажется, до сих пор живет в моей памяти. А память. Как жестокий палач, стирает черты твоего лица, оставляя мое тело обезглавленным и на половину несуществующем. Но образ, безымянный, безликий, все еще силен. И тут он берется за дело. Душит, все сильнее душит, как и тьма, приходящая утром. Запах становится чем-то невыносимым, задевая все накаленные ниточки внутри, словно что-то настолько острое, отчего лопаются даже капилляры, образуя непонятные синяки. И воспоминания, пылающие внутри памяти, доходят до меня лишь холодом, заставляющим дрожать под палящим солнцем. Голову, словно отделившуюся от шеи, начинает зажимать в тиски что-то до безумия мощное. Именно мощное, схватившее со всех сторон череп и сдавливающее до упора. Глаза закрываются. Глаза открываются. Мышцы настолько напряжены, что разжать зубы получается с трудом. Крик, вырвавшийся из гортани, больше похож на стон умирающего быка, которого пронзили прямиком в сердце. Крик. Кричать, чтобы хоть кто-то услышал тебя. Кричать, чтобы разогнать пустоту вокруг. Пустоту внутри. Тишина. Пустая улица с бездушными домами, окружающими меня. Я центр. Я центр этой воронки и все, что попадает в нее, проносится, проносится, словно не замечает. Так быстро, что, протянув руку, не увидишь. Не успеешь дотронуться. Все, что попадает в воронку, проходит без следа, оставляя в бесцветии красок и глухоте звуков. Издалека появляется шальная одинокая машина. Она приближается и все сильнее сигналит мне, сигналит. Гудки обрушиваются на меня, словно град, сжимая голову еще сильнее огромными лапами тисков. Вдруг за секунду я понимаю, что стою посреди дороги. Машина в метре - кто-то сбивает меня с ног. Свет. Темнота.
Тишина.
Я слышу скрип шин об асфальт. Какой-то бородатый мужик выходит из машины, с криком направляясь на нас. Выходит из себя. Он что-то старательно пытается донести, что-то про то, какие же мы ублюдки. Его голос становится все тише и тише, видимо, он отдаляется. Звук мотора. Точно. Уехал. Чувствую, как что-то капает мне на нос. Сил, чтобы открыть глаза, не находится. Чья-то холодная рука проводит по моей щеке, а голос прорывается, кто-то вскрикивает. Мне снова тяжело дышать, что-то внутри сжимается, одновременно увеличивается и разрывает на части. Разрывается на части внутри меня. Дождь. Падает на голову, как память. Падает на голову, как все эмоции, которые так старательно пытались выйти наружу. Тучи сгущаются – тучи дают проснуться маленькому солнцу. Во мне. Открываю глаза. Кто-то до безумия маленький и хрупкий, словно фарфоровая кукла, смотрит на меня глазами – бусинками, словно стеклышками с ярко-бирюзового платья. В ее глазах отражаются дожди, идущие сейчас по всей планете. Дожди, уносящие с собой тревогу и тоску. Она торопливо извиняется, пытается встать, вперемешку с этим ругает меня за неосторожность, удивленно смотрит. То хмурит брови, то ослабляет их. Иногда уголки ее губ приподнимаются , а взгляд так живо бегает. Дышать по-прежнему тяжело, во рту соленый привкус крови с небесной водой. Выдавливаю из себя: « кто ты?»
« я не представилась. О. Просто О.»
3 июня 2015.