18.Новорбрачные в «тихой, любезной» Твери.
Александра Осиповна Смирнова-Россет, фрейлина русского императорского двора, добрая приятельница Пушкина, Лермонтова, Гоголя, посвятила великой княжне Екатерине Павловне немало страниц своих популярнейших в русском обществе мемуаров. Коснулась она и сватовства именитых женихов, и замужества:
«В 1810 году получили неожиданное известие, которое взволновало весь двор. Наполеон просил руки великой княжны Екатерины Павловны. Рибопьер (Александр Иванович, русский дипломат швейцарского происхождения – Н.Ш.) мне рассказывал, что утром за завтраком великая княжна с приближёнными шутила и смеялась над принцем Ольденбургским, который не скрывал своих чувств...
Вечером у вдовствующей императрицы Марии Федоровны было большое собрание: не было ни Екатерины Павловны, ни принца Ольденбургского. Дверь отворилась, и дежурный камергер громко объявил: «Её императорское величество с наречённым женихом принцем Ольденбургским».
Наполеону написали, что его предложение пришло после помолвки. Но за это мы поплатились войной 1812 года. Наполеоны – парвеню. Они никогда не прощают тем, которые не смотрят на них, как на представителей великих и старинных династий. Вышли записки Ремюза, каким мелочным подлецом оказывается великий полководец. Он был лишь великим полководцем и жонглером».
Конечно же, брак Екатерины Павловны с Наполеоном, случись он, не смог бы повлиять на дальнейшие события. Война была предрешена, причём вовсе не Наполеоном. Столкновение соединённых сил Европы с Россией входило в планы тёмных сил. К ней подталкивала Наполеона закулиса. Недаром он часто повторял, что не хочет войны с Россией, но всё подобно оперной сцене, которой из-за кулис руководят англичане.
О венчании Екатерины Павловны с принцем Ольденбургским, состоявшемся в главной церкви Зимнего Дворца, было извещено специальным Манифестом…
БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ
МЫ АЛЕКСАНДР ПЕРВЫЙ,
ИМПЕРАТОР и САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ,
и прочая, и прочая, и прочая.
«Объявляем всем верным Нашим подданным: В 18 день сего месяца, промыслом Всемогущего по обряду Православной Нашей церкви совершилося бракосочетание любезной Сестры Нашей, Великой Княжны Екатерины Павловны с Его Светлостью, Принцем Георгием Голстейн-Ольденбургским».
Свершилось то, к чему так стремилась вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, которая так не хотела отпускать от себя дочь в Европу, во-первых, потому, что она была ей особенно дорога, а во-вторых, потому, что уже потеряла двух дочерей, выданных замуж, да ещё и с переменой веры.
Новоиспечённый супруг прекрасной Катиш, принц Георг Ольденбургский был сыном младшей сестры Марии Фёдоровны Фредерики Вюртембергской и двоюродного брата Императрицы Екатерины Великой. Петера Фридриха Людвига Ольденбургского.
Мария Фёдоровна не случайно добилась приглашения в Россию своего племянника. Пока шли разговоры о замужестве Катиш, она ни на минуту не упускала из памяти то, что задумала ещё прежде. Вот всё, что нужно. Принц получил хорошее образование у себя на родине. Он окончил Лейпцигский университет. В России ему потребовалось лишь выучить русский язык, что он и сделал с успехом.
И вот летом 1808 года она пригласила племянника в Павловск. Ещё был в разгаре роман великой княжны Екатерины Павловны с князем Долгоруковым, ещё не прояснились тлеющие отношения с Багратионом, а Мария Фёдоровна уже строила планы на будущее.
Принц, как отмечают современники, влюбился в Катиш с первого взгляда. Она же в тот его приезд отнеслась к нему как к кузену, даже не задумываясь о скрытой цели матери.
Известный консервативный философ и дипломат граф Жозеф де Местр, в то время бывший посланником Сардинии в России докладывал своему правительству:
«Происхождение жениха самое почётное, ибо он, как и император, принадлежит к Голштинскому дому… Он уже обратил на себя внимание в качестве ревельского генерал-губернатора...»
О самом же браке он в письме к архитектору писал:
«Он неравный, но, тем не менее, благоразумный и достойный Великой княгини.
Во-первых, всякая принцесса, семейство которой пользуется страшной дружбой Наполеона, поступает весьма дельно, выходя замуж даже несколько скромнее, чем имела бы право ожидать. Ведь кто может поручиться за всё, что может он забрать в свою чумную голову… Первое её желание заключается в том, чтобы не оставлять своей семьи и милой ей России, ибо принц поселяется здесь и можно представить, какая блестящая судьба ожидает его!»
Так и произошло.
Успех в Ревеле стал прологом к новому назначению…. Но об этом далее, а сначала посмотрим, как отреагировал на замужество Катиш Пётр Иванович Багратион.
Ещё до свадьбы вдовствующая императрица Мария Фёдоровна сообщила Багратиону об обручении. В феврале 1809 года она писала:
«Князь Петр Иванович! Я, пользуясь отъездом камер-юнкера Ланского, чтоб напомнить вам о себе и показать вам, что и в отдаленности я сохраняю одинаковое к вам благорасположение. Хотя я и надеюсь, что вы в том не сумневаетесь, однако я нахожу удовольствие повторять Уверение о неизменности оного….
В прочем будьте уверены, что я с истинным доброжелательством пребываю вам всегда благосклонною… Будьте здоровы и помните нас… Мария».
Багратион ответил в апреле, приурочив ответ к поздравлению по случаю «бракосочетания Ея императорского величества государыни великой княгини Екатерины Павловны». И приписал:
«Всемилостивейшая государыня, удостойте принять поднесение моё с свойственною вашей императорскому величеству милостью и простите великодушно такую смелость доброму солдату, коего сердце более чувствует, нежели перо когда-нибудь выразить может».
Огорчён ли Был Багратион? Наверное, огорчён. И не с этим ли связано его желание при первой же возможности отправиться в Европу, чтобы повидать свою «блуждающую княгиню».
А между тем, хорошо ли плох ли был, по мнению окружающих, супруг Катиш, пара иль не пара, но отношения между новоиспечёнными супругами складывали очень даже неплохо.
Из Павловска молодая чета вскоре переехала в Петербург. Император Александр сделал любимой сестре поистине царский подарок – Аничков дворец.
Свою любовь к молодой супруге принц Георг Ольденбургский перенёс и на новую свою родину. А супруге писал стихи…
Что мне все прелести волшебных стран,
О коих нам твердят в старинных сказках,
Когда передо мной моя жена
Со взором светлым, с чистою душой…
Да, супруг Катиш был поэтом, и она даже издала в 1810 году небольшой сборник его стихов «Поэтические попытки», который сама прекрасно оформила.
А вскоре принц Георг Ольденбургский был назначен генерал-губернатором Тверской, Ярославской и Новгородской губерний. Назначение ответственное, ведь через земли этих трёх губерний проходили важнейшие сухопутные и речные маршруты. Ну а новоиспечённый генерал-губернатор являлся к тому же и главным директором путей сообщения.
Своей резиденцией Ольденбургский, разумеется, не без желания Екатерины Павловны, выбрал древнюю Тверь, город, который был ей знаком ещё по поездке в Москву на коронацию отца, Императора Павла Первого. Тогда восьмилетняя Катиш несколько дней прожила в путевом дворце на Волге, любуясь великолепными видами великой русской реки.
Когда-то Тверь соперничала с Москвой за первенство средь земель русских, причём не раз чаша весов готова была склониться в пользу этого города, основанного в 1135 году у слияния Тверцы и Волги, на стрелке небольшой речушки Тьмаки. Ныне там высится Обелиск Победы, а рядом располагается Тверское (бывшее Калининское) суворовское военное училище…
Если брать официальные даты, то Тверь древнее Москвы, основанной в 1147 году. А с 1304 года, то есть с момента вручения князю Михаилу Тверскому ярлыка на княжение и до 1327 года, являлась стольным градом Земель Русских.
Резиденцией Тверь была выбрана не случайно, ведь она находилась на тракте, соединяющим Москву и Петербург.
В своих воспоминаниях известный богослов Александр Васильевич Соколов, долгое время занимавший должность ректора Тверской семинарии, выпускником которой являлся, писал о том времени, когда Екатерина Павловна жила с мужем в Твери:
«От водворения царской фамилии Тверь как бы возродилась новою жизнью. Повсюду гремели днём и ночью экипажи, и форейторы, несясь на передовых выносных, заливались звонким, далеко раздающимся криком «па-ади!». Все главные улицы и набережные освещались фонарями, чего прежде не было. Торговля быстро развивалась, шли разные увеселения, иллюминации, фейерверки по праздникам и в торжественные дни, перед Дворцом всегда играла музыка... Город встрепенулся, будто от сна, всюду появилось движение. Великая княгиня часто прогуливалась по городу в карете, в большом открытом экипаже цугом в шесть лошадей. Она была красавица в полном значении слова, необыкновенно добра, ангельски ко всем ласкова и приветлива. Народ любил ее до безумия, а как скоро где она появлялась, все бежали за ее экипажем с криком «ура!»... Тверь при великой княгине Екатерине Павловне, как заброшенная сиротка, попавшая в хорошие руки, росла, цвела и хорошела не по дням, а по часам».
Екатерина Павловна полюбила Тверь. Она называла её «милым городом», «тихой, любезной Тверью»
Да, действительно, Тверь особый город, необыкновенный город. В нём ощущается поистине русский дух, ведь недаром само название по этимологии напоминает слово «крепость»… (Тьхв;рь – twordza «крепость», лит. tvora «ограда»).
Именно на месте основания Твери, близ стрелки реки Тьмаки, мне посчастливилось начать военную службу суворовцем Калининского суворовского военного училища. После того, как мои родители расстались, моя мама жила в Калинине, преподавала в Калининском государственном медицинском институте, который располагается как раз напротив знаменитого путевого дворца – резиденции генерал-губернатора принца Ольденбургского, дворца, построенного Екатериной Великой и обновлённого Екатериной Павловной. В 60-е годы дореволюционная история была скрыта от нас малопроницаемой завесой, но разве возможно скрыть шедевр зодчества цельнометаллический мост, который порой называют Екатерининским, хотя построен он в конце девятнадцатого века. Разве скроешь старинные здания, разве скроешь памятник Афанасию Никитину, хоть и установленный в 1955 году, но напоминающий о событии знаменитом – «Хождении за три моря» – совершённом купцом-тверичанином, добравшимся до Индии в 1469-1472 годах Индию. Таких памятников – всего три, и стоят они в Твери, в местечке Ревданда в Индии, и в Феодосии, отображая путь отважного русского путешественника. Именно в индийском местечке Ревданда вышел на берег Афанасий Никитин, впоследствии написавший о том своём путешествии книгу "Хождение за три моря".
Памятник поистине великолепен. Он, наряду со Староволжским мостом, является как бы визитной карточкой города.
Наверное, каждый, кто жил, учился, работал или служил в Твери, оставил там частичку своего сердца... Оставил и я в поэтических строчках, позднее положенных на музыку…
Над древнею Тверью заря расцветает,
Как нежный суворовский алый погон,
И в памяти светлое детство не тает,
Как снег, с тополиных слетающий крон.
Под небом лазурным, блестя синевою,
Великая Волга спокойно течёт,
И нас Афанасий Никитин с ладьёю
В священную древность Державы зовёт.
Каждому памятен и знаменитый Путевой дворец, построенный в 1764 – 1766 годах в стиле классицизм с элементами барокко по проекту Петра Романовича Никитина (1727 – 1784), архитектора, создавшего генеральные планы городов и путевых дворцов в Твери и Калуге.
Путевые дворцы строились на важнейших трактах и предназначались для отдыха Государей и членов императорской фамилии во время путешествия по России.
12 февраля 1767 года Императрица Екатерина II, направлявшаяся в Москву, где собиралась знаменитая Екатерининская комиссия по Уложению, останавливалась в Тверском путевом дворце.
Ну а её внучка, прибыв в Тверь летом 1809 года сразу занялось перестройкой и совершенствованием дворца, поручив это архитектору Карлу Росси.
В ту пору губернатором Твери являлся действительный статский советник, генерал-майор Александр Андреевич Ушаков, который был, по отзыву А. В. Кочубея, «очень добрым человеком, но с некоторыми привычками повелевать и предписывать, да при том немного ленив».
Жена его, Варвара Петровна Ушакова, по всей вероятности, была женщиной недалёкой, помешанной на французомании, а потому, услышав, как чисто и удивительно ярко говорит по-русски Екатерина Павловна, высказалась по этому поводу в кулуарах, да не с восторгом, а скорее с удивлением и даже некоторым осуждением.
Екатерина Павловна этого не простила. Однажды на балу прямо заявила губернаторше: «Я удивляюсь, мадам, как это вы поражаетесь тому, что я владею своим родным языком!»
Помнила великая княгиня, что в период царствования её отца Павла Петровича французский язык, наконец, был изгнан из салонов. Великий Державин восклицал:
Французить нам престать пора,
Но Русь любить
И пить:
Ура! ура! ура!
Карамзин, умевший держать нос по ветру, тут же перефразировал: «Французить нам престать пора – на Русь пора!»
Но, увы, в период «дней александровых прекрасного начала» вновь светское общество перешло на французский, словно стесняясь говорить на родном языке.
К слову, Кочубей также сообщил о губернаторе Ушакове:
«Он был уволен от должности, потому что великая княгиня Екатерина Павловна находила его управление слишком слабым, и на его место был назначен Кологривов, который потом слишком злоупотреблял доверием Принца».
Екатерина Павловна удивляла тверичан своей необыкновенной энергией. Она с детства прекрасно рисовала, а тут решила брать уроки живописи, и избрала себе в учителя Ореста Кипренского, который, по отзыву Александра Николаевича Андреева, искусствоведа, поэта и прозаика, «один из самых лучших портретистов России, когда-либо существовавших, и достойный соперник лучших художников целой Европы».
Кипренский сразу влюбился в великую княгиню, но, конечно же, безответно, а потому таил от Екатерины Павловны свои чувства к ней.
Константин Паустовский в повести «Орест Кипренский» описал жизнь двора:
«…Из Москвы Кипренский переехал в Тверь, где в то время жила дочь Павла Первого, принцесса Екатерина Павловна. Она пригласила Кипренского к себе и окружила заботами. Дворец Екатерины Павловны был превращен в своего рода клуб литературы и изящных искусств. Многие выдающиеся люди Москвы бывали здесь запросто.
Окна дворца каждый вечер пылали сотнями свечей. В гостиных
спорили, читали стихи и острословили московские поэты и писатели, меценаты и художники.
Приближалась война. Дыхание боевых дней, передвижение армии, тревога, охватившая страну, – всё это способствовало напряженной и взволнованной мысли.
Иногда в полночь быстро входил новый неожиданный гость. От его плаща шёл запах ветра и полей. Он нетерпеливо скакал из Москвы в Тверь на
перекладных, чтобы сообщить последние вести о баталиях и выслушать чтение высокопарных стихов и шум страстных споров.
Тусклый фонарь у тверского шлагбаума и ленивый сторож-инвалид
перевидали в то время много приезжих, памятных всей России».
Конечно, вести такой активный образ жизни, реализуя свои всесторонние способности, заниматься различными любимыми делами было возможно благодаря тому, что супруг Екатерины Павловны разделял её интересы.
Граф А.В. Кочубей писал о нём:
«Тонкий ценитель искусства, спокойный, добрый, уступчивый по характеру, хотя и непривлекательный по внешности, принц Георг нашёл родственную душу в своей супруге».
В 1809 году в гости в сестре приехал император Александра I. Впечатления о тех событиях оставила в своём дневнике купеческая дочь Светогорова:
«В 1809 году давали в Твери Государю и великой княгине бал…
Государь с великой княгиней приехали из Дворца по Волге на яхте; за ними плыли лодки с музыкантами и с песенниками из мещан. Как только Государь взошёл на берег, матушка моя Анна Петровна Светогорова с поклоном подала ему на серебряном подносе шампанское в Петровском штофе... В свите его приехали Аракчеев, Уваров и много других; все очень веселились. Когда стемнело, зажгли всюду иллюминацию, а по ту сторону Волги, прямо насупротив беседки пустили великолепный фейерверк... Александр Павлович был чрезвычайно весел. Народу на этом празднике было невесть что: из деревень пришли, съехались помещики со всей губернии. Угощение лилось рекою. Веселились до пяти часов утра и назад отправились опять по Волге, в лодках, с музыкой и песнями».
Все современники в один голос отмечали, что Екатерина Павловна была женщиной необыкновенной. И это в 21 год от роду…
Сардинский посланник в России граф Жозеф де Местр писал своему королю о Екатерине Павловне: «Если бы я был художником, я послал бы вам только её глаз, вы увидели бы, сколько ума и доброты вложила в него природа».
И эта совсем ещё юная дама прекратила хоть и губернский, но очень тихий до её приезда город Тверь в центр русской политической мысли, причём мысли консервативной.
Адъютант принца Ольденбургского князь Александр Петрович Оболенский вспоминал:
«Тверь сделалась не только попутным между Петербургом и Москвою местом, в котором останавливались для свидания с великой княгиней все особы императорской фамилии и величайшие сановники, но она... была некоторое время центром, куда стремились замечательные по талантам своим и просвещению люди, находившие всегда сочувствие и покровительство великой княгини».
Фёдор Петрович Лубяновский, хорошо известный тем, что служил адъютантом графа Аракчеева, а затем уже стал руководителем канцелярий принца во дворце, писал: «В Твери Екатерина Павловна провела самые веселые и самые счастливые дни своей жизни»
С детства пристрастившая к чтению, большая любительница русской словесности, Екатерина Павловна организовывала во дворце прекрасные литературные вечера.
Александр Самсонов указал на ещё одну важнейшую деталь:
«После того, как в 1809 году Екатерина вышла замуж за принца Георга Ольденбургского, который был назначен тверским, новгородским и ярославским генерал-губернатором, она переехала в Тверь, где был создан политический центр «консервативной партии».
Эту партию часто называют «Русской партией»
Вот об этом центре, о партии, названной «Русской» и следует поговорить особо, ведь создавшая его Екатерина Павловна сумела внести немалый вклад в подготовку России к отражению агрессии двунадесяти народов Европы, и в организацию борьбы с европейской армией, цинично названной «великой».