гусарская пастораль

«Хорошо бы отобедать
у Пожарского в Торжке».
А.С. Пушкин

Гусарский поручик Н-ского полка Алеша Скворцов возвращался после ранения под Бородино в свой полк, который по слухам базировался, недалеко от г. Малоярославец. Ранение он получил довольно серьезное в жестокой сече с французскими уланами, был вынесен с поля боя, и как герой отправлен на лечение в Санкт-Петербург. Там был принят восторженно, патриотично настроенным обществом. Награжден крестом за храбрость и обласкан самим императором.

Сейчас, по заснеженной пустыне, в кибитке, запряженной парой гнедых лошадок, уже третьи сутки добирался в расположение родного полка. Мело всю дорогу. Поля сменялись лесами, затем опять занесенная снегом равнина и снова лес. Такой же пейзаж  был и в родной Тверской губернии, откуда поручик был родом. От такого однообразия становилось грустно.

Вспомнилась деревенька Скворцово, маменька в белом чепце, вечно заботливая и хлопотливая. Вспомнилась кровать почти в полкомнаты, где раньше был кабинет покойного папеньки, с верху до низу заставленный книгами. И поскольку, печка-голландка зимой обогревала комнату матушки и кабинет, то ради экономии после смерти главы семейства, в зимнее время, кабинет отдавали под спальню маленького Алеши.

Он был живой ребенок, с крестьянской детворой бегал на речку, лазил по деревьям, палил костры. Но иногда, когда он внезапно прихварывал, особенно зимой, с каким-то счастливым восторгом забирался на эту огромную кровать, обкладывался книгами и читал, читал запоем.
Маменька приносила горячее питье, пирожки, варенье и без лишних причитаний оставляла одного.

Торжок находился на пути его следования. И конечно, Алеша заглянул в свои родные пенаты. На крыльце, уже обветшалого барского дома, встретила изрядно поседевшая матушка и сестры. Немногочисленная дворня радостно хлопотала вокруг хозяина, которого все любили и помнили, как ласкового ребенка, потом справедливого молодого барина.

Не долго поручик погостил в гостеприимном доме. Все его мысли были там, на войне, в родном полку, рядом с друзьями. И раненько по утру пара гнедых опять несла его по бескрайним заснеженным просторам России. Опять дорожная грусть, постоялые дворы с клопами, и снова белое безмолвие с метелью, или ярким морозным солнцем.

От постоянной тряски, неухоженности опять стали ныть раны. Денщик по имени Кузьма, которого все звали Кузя, как мог устраивал быт своего хозяина. Уже немолодой солдат, разменявший на военной службе второй десяток, по ранению был списан в обоз, и благодаря природной сметливости, какой-то крестьянской домовитости, был замечен молодым офицером и взят на полное довольствие в услужение.

Благодаря Кузе, Алексей был всегда накормлен, чист телом и вовремя перевязан. Как это удавалось ему, было одному Богу известно. Короче, ходил он за молодым барином, как нянька за малым дитем, и за весь французский поход очень привязался к своему хозяину, да и поручик платил ему тем же.

И когда Алеша, по молодости, бесшабашно гулял с такими  же, как он, гусарами, напивался до бесчувствия, волочился за первой приглянувшейся юбкой и раз дрался на дуэли, Кузя никогда не упрекал молодого офицера, а всегда винил его товарищей и сокрушался, что тот попал в дурную компанию.

От нечего делать, покачиваясь внутри этой коробченки на санном ходу, Алексей перечитывал письма своего закадычного друга, однополчанина Давыда Денисова. Тот с юмором описывал жизнь полка, вспоминал дорогие сердцу детали: что заплатил Алешин долг маркитанту, что кобылу князя Н., на которую в свое время положил глаз Алексей, пришлось отдать за карточный долг одному заезжему драгуну, который наверняка шулер. Давыд писал, что, несмотря на военные действия, в городке, где квартировался полк, в местном собрании был дан бал в честь героев Бородина, и известная Алеше мадам К. очень сокрушалась, узнав о его ранении, и сказала, что будет молить Бога о скорейшем выздоровлении.
Все это перемежалось короткими стихами, эпиграммами, на которые старый ловелас был большой мастер, и, конечно, дамскими головками и миловидными профилями.

Все когда-нибудь заканчивается. Закончился и этот утомительный путь. Побрившись, почистив мундир, поручик, наконец, предстал перед полковым командиром. Старый вояка искренне обрадовался появлению Алексея. По-отечески обнял его, усадил  и начал расспрашивать о Петербурге, императоре, общих знакомых, кстати, от которых поручик вез несколько писем. В свою очередь, Алексей поинтересовался, как идут дела военные, где сейчас находится его товарищ Давыд Денисов. На что было отвечено, что француз отступает, а бравый Давыд шурует в рейдах по тылам неприятеля.

Алексей тут же выразил готовность присоединиться  и воевать бок о бок со своим товарищем. Полковник встал, подошел к Алексею:
-Спасибо голубчик, иного и не ждал от тебя!
Обнял его за плечи:
-На твой век войны хватит. У меня к тебе другое задание. Поиздержались в походе, надо пополнить парк лошадей. Возьмешь тройку казаков, необходимые документы и отправляйся в глубокий тыл, город С., где у нас договор с местным заводчиком. Надо отобрать десяток молодых рысаков, заодно и подлечишься, раны-то еще не зажили.

Он отошел к походному секретеру, достал бумаги:
-Вот тут еще письмо местному городскому голове насчет тебя. Граф Нулин Юрий Дмитриевич, добрый мой приятель, будет тебе рад, погости у него.
Ну что же, Алексей вздохнул, взял под козырек:
-Когда выезжать?
Полковник усмехнулся, видя растерянную физиономию поручика:
-Ну, вот, завтра по утру с Богом.

Выйдя от командира, ему стало грустно. В воздухе потеплело, снег уже не хрустел как накануне, пахнуло весной и лошадиным навозом. Давыд  становился легендой, доходили рассказы о его удачных набегах на арьергарды неприятеля, о том, что он повышен в чине, и что партизанская война оказалась очень эффективной против Наполеона.

Гусарское братство очень тепло встретило Алексея, и, узнав о его новом назначении, все горячо принялись убеждать поручика, что это подарок судьбы, что каждый из них хотел бы оказаться на его месте. Бывалые старослужащие начали давать советы: как уберечь казенные деньги, как вести себя со штатскими, где лучше остановиться. Советовали жить на постоялом дворе — больше свободы, а к городскому голове приходить столоваться на обеды.
-А главное, Лешка, ты герой, не будь ослом и развороши там весь уездный курятник, побольше романов, - напутствовали они.

И снова путь, снова дорога. Больше всего предстоящему пути радовался Кузя, которому давно уже осточертел солдатский быт. Он суетился вокруг экипажа, ругался с возницей, что плохо закреплен багаж. О чем-то заговорщески шептался с казаками, которые верхами сопровождали поручика в этом очень важном,  как они считали, деле.

Долго ли, коротко ли, а на четвертые сутки впереди в степи показался город, засыпанный снегом по самые крыши. Было солнечно и морозно. Дымы из труб поднимались над горизонтом почти вертикально, и лошадки, почуяв близкий отдых и корм, побежали резвее. Казаки, стеганув своих «дончаков», с гиканьем и свистом, наметом понеслись  вперед, чтобы до приезда офицера найти гостиницу поприличнее, кров для себя и лошадей.

Через пару часов гусар обживал свое новое жилище. Комната чистая, светлая, в два окна, выходящих на площадь. По-провинциальному уютная, гостиница сразу понравилась Алексею. Даже был закуток для прислуги, который тут же облюбовал себе Кузя. Дела поручик решил оставить на завтра. А сейчас он умывшись с дороги, достав из походного сундука парадный мундир, решил в первую очередь нанести визит градоначальнику и отдать ему письма от своего полкового командира.

Дом городского головы находился на противоположной стороне площади. Здание было обнесено высокой изгородью, разделенной посередине решетчатыми воротами. Прямо к воротам выходило крыльцо барского дома, украшенного колоннами. Подойдя к нему, Алексей позвонил. Вышел слуга.
-Передай его превосходительству, что прибыл из действующей армии поручик Н-ского гусарского полка Алексей Скворцов с письмом.

Слуга отдал поклон и растворился в полумраке дверей. Через  минуту появился снова и пригласил войти. На лестнице, в домашнем халате, его встретил пожилой грузный мужчина. Он простер к Алексею руки. Все его лицо выражало огромную искреннюю радость и счастье. (Через пару дней Алеша понял причину этой радости — три дочки на выданье, это действительно проблема главы семейства, и поэтому каждый молодой человек, появляющийся в их доме, был потенциальным женихом в глазах заботливого отца.)

-Наслышан, наслышан о ваших подвигах! Как поживает любезный Иван Сергеевич, наверное, все такой же лихой рубака? Где изволили остановиться, надолго к нам, будем рады видеть вас к обеду, да и просто без церемоний в любое время. А вот и супруга моя, Прасковья Васильевна, урожденная Мышкова, кстати, из ваших мест.
Речь его лилась, как бурный поток, который невозможно было остановить. Сразу  видно, что человек он добрый, но чересчур словоохотливый. Жена графа, видно зная за мужем эту слабость, замахала на него руками:
-Потом, потом, батюшка, дай человеку оглядеться с дороги!

Она была, как все провинциальные тетушки, пышна телом, суетлива и чересчур угодлива. На голове возвышался традиционный чепец, и даже очки, лежащие на ее круглых розовых щечках, совсем не портили, а придавали какой-то домашний вид не только самой женщине, но всему окружению.
-Как дорога, здорова ли ваша матушка, ведь вы же после ранения, присядьте. Снегу в этом году навалило, жуть. Не знаете ли, когда конец войне. У нас дом в Москве. Отписали, что сгорел. Надолго к нам?

Алексей не успевал открыть рта, как тут же был ошарашен новым вопросом, и сразу же,  не ожидая ответа, шел рассказ о какой-то Екатерине Ивановне, которая ничего не понимает в политике и называет Наполеона антихристом, а в варенье из крыжовника добавляет лимон и поэтому оно горчит. Поручик   сразу смекнул, что супруги два сапога пара, и успокоился.

Положил кивер на одно колено, изобразив на лице полное внимание и понимание, вперил взгляд в брошку на пышной  груди графини. «Какие, к черту, обеды, приличия соблюдены, пора сваливать!» - думал про себя Алексей. И, уже поднимаясь с кушетки, был сражен наповал видением, которое появилось в проеме двери.

Это было что-то воздушное и совсем юное. Девочка, нет девушка, с лицом ангела, в каком-то воздушном платье, с серо-голубыми блестящими глазами и румянцем во все лицо. Ему показалось, что она бежала. Грудь, по-девичьи еще не затянутая в корсет, вздымалась от прерывистого дыхания:
-Папенька, маменька, простите, пришлось долго провожать подругу.

Это создание впорхнуло в гостиную, обняла сзади за шею отца, поцеловала его в лысину, и также непринужденно присела на низкий пуф у ног своей матери. Сразу же сделав строгое лицо, приготовилась внимательно слушать. «Эх ты егоза!» - растроганно вымолвил Юрий Дмитриевич: - «Моя младшенькая» - представил девушку глава семейства: - «Леночка». «Елена Юрьевна», - поправила отца дочь. Она грациозно привстала и сделала «книксен». В свою очередь, Алексей встал и учтиво поклонился. Девушка внимательно посмотрела в глаза поручика.

От такого пристального взгляда у Алеши закружилась голова, и не потому что он растерялся. Все-таки жизнь гусара чему-то научила его. Он увидел глаза. Во взгляде этой девочки было столько материнской нежности, что бравый гусарский поручик обессиленно рухнул опять на кушетку, продолжая смотреть на Лену. Это продолжалось секунды, хотя для него это были минуты. В этом взгляде девушки-подростка было столько женского, нет, не того порочного, что уже успел испытать за свою недолгую жизнь молодой гусар, а того огромного, непостижимого, которое наблюдал он на талантливо выписанных иконах, картинах. Он понял, что эти глаза, этот взгляд останутся в нем навсегда.

Это состояние внутреннего восторга прервал топот ног в передней, девичий смех и обиженный голос ребенка. В комнату вбежали две девушки и мальчик лет девяти. Увидев Алексея, они вежливо присели в поклоне и с любопытством стали рассматривать гостя. Мальчик с детской непосредственностью вскарабкался на колени к отцу и простодушно пожирал глазами  гусарскую форму Алексея. «Ну вот, вся семья в сборе», - воскликнул граф: - «Знакомьтесь, старшие — Екатерина и Анастасия. Ну и младшенький — Александр Юрьевич,  Сашенька». Алексей, от такого всеобщего внимания, опять смутился. Графиня встала со своего места: - «Так, девушки, Алексей Николаевич любезно согласился отобедать у нас, поэтому вверяю вам нашего гостя, займите его, не обижайте, знаю я вас, поручик после ранения, а мы с папа удалимся».

Все три девушки были очень милы, но Алексей как не старался не смотреть в сторону младшей, невольно встречал ее пристальный взгляд. Барышни были веселы, просты в общении и очень воспитанны. Они напомнили ему отчий дом, двух сестер, оставленных там с матушкой, и через короткое время юноша настолько освоился, что почувствовал себя просто и непринужденно.

Старшие сестры налетели к нему с расспросами о войне: видел ли он самого Наполеона, часто ли командование устраивает балы, короче, всякие милые сердцу нелепицы. Маленький Саша ходил за поручиком как привязанный, трогал палаш на перевязи и продолжал восторженно смотреть на его военный мундир. Его интересовала только война. Смущаясь и краснея, он просил рассказать о битвах, атаках.

К слову сказать, Алексей хоть и не чурался рассказов о гусарской доблести, был все-таки малым скромным, образованным и где-то даже мудрым. Он терпеливо объяснял мальчику разницу между военными действиями в обороне и наступлении, рассказывал о партизанских рейдах. Конечно, о том, что война это, прежде всего, неимоверный труд, грязь, смрад, смерть товарищей, естественно, умолчал, но встретившись глазами с Леночкой, увидел, что она все прекрасно поняла. Ее не интересовали рассказы о войне, подвигах и героизме. Она просто по-матерински жалела этого безусого юношу, который для своих 24-х лет успел постичь что-то недосягаемое для них, штатских и мирных людей.
-Вы к нам надолго? Где остановились? Будете ли на балу, который послезавтра дает наша Екатерина Ивановна по случаю рождения внучатого первенца? А вы знаете, Леночка помолвлена, а ее будущий жених на днях отправляется в действующию армию, тоже гусаром. И уже пошил себе великолепный мундир, в котором обещал быть на бале. Володя, ему осьмнадцать лет, он очень храбрый и обещал привести с войны живого француза.

Так без остановки тараторили сестрички, еще больше убаюкивая, своей непосредственностью Алексея.
Настя с Катей сели за клавикорды и в четыре руки сыграли какую-то незнакомую пьесу. Поручик тоже не остался в долгу, и вспомнив своего друга Давыда — известного стихотворца, вписал в их альбом несколько его стишков.

День проходил по-домашнему весело, и только весть о том, что Леночка помолвлена, омрачала Алексею этот неожиданный душевный праздник. Они постоянно пересекались взглядами, и эта игра доставляла обоим огромное удовольствие. Алеша понял, что без этих блестящих, все понимающих глаз просто не сможет жить. И каким-то, только одним влюбленным, понятным, чувством, он радостно видел, что тоже любим.

Позвали к обеду. Все, уже без всякой робости и стеснения, с шутками и смехом, гурьбой повалили в столовую. За столом веселье продолжилось. Взрослые с грустью поглядывали на молодежь, но через короткое время сами вступали в разговор, шутили и смеялись вместе со всеми.

Отобедав, поручик начал прощаться. Граф, зная о его делах, пригласил завтра вечером на ужин. Откланявшись всем, Алексей подошел к стоявшей в стороне Леночке:
-Простите мою назойливость, но прошу вашего позволения увидеться с вами завтра.
Он смотрел прямо в лицо девушке:
 -Я понимаю, что это дерзко, бестактно, но у меня очень мало времени.
Практически это было объяснение в любви. Леночка стояла напротив него, опустив голову:
-Да, конечно, разве можно запретить такому герою, как вы, - прошептала она. Потом подняла голову. В ее блестящих глазах играли бесенята:
-Но ведь вы же будете послезавтра на бале.
-Но меня пока никто не приглашал.
-Вас обязательно пригласят.
Было непонятно, смеется она или говорит серьезно. Но румянец на щеках, и самое главное глаза, которые уже не смеялись, а смотрели с прежней нежностью, сказали бедному Алеше все.

Выйдя из этого гостеприимного дома, Алексей, как пьяный, пересек площадь. Войдя в номер гостиницы, он хлопнул Кузю по плечу, и схватив томик стихов, запрыгнул, в чем был, на железную кровать. Перед глазами стояло лицо Леночки, ее блестящие смеющееся глаза. Ему хотелось движения. Он вскочил с кровати и зачем-то вышел в коридор, но неожиданно в дверях столкнулся с молоденьким гусаром в чине корнета. Новенький мундир сидел на юноше как влитой. Весь облик гостя выражал восторг от встречи с таким же военным человеком, как и он сам:
- Имею счастье представится герою «Бородина», будущий, надеюсь тоже герой, гусарский корнет, Владимир Рюмин.
Отрекомендовался, не без некоторого щегольства, гость.

На пухлом мальчишеском лице было разлито такое искреннее расположение и симпатия к Алексею, что тот невольно рассмеялся, и протянув для рукопожатия руку, пригласил войти.
-Моя тетушка по отцу, тоже в девичестве Рюмина, приглашает вас на бал, в ближайший четверг. Будет все местное общество, прекрасный полковой оркестр из местного гарнизона, будет много дам.
Лицо его залилось краской. Он старался казаться взрослым и бывалым солдатом. Над его пухлой губой пробивались усики, за которыми Володя тщательно ухаживал, и про себя сокрушался, что растут они слишком медленно:
-На следующей неделе отбываю в действующую армию, - доложил корнет. - А сейчас приглашаю на дружеский вечер по случаю своего отъезда, в местный трактир, который находится прямо под вами. Кстати, завезли прекрасную «мадеру».

Будут армейские офицеры из местного гарнизона и несколько штатских. Кутеж устраиваю я, так что жду.
Он опять покраснел, для приличия еще посидел минут пять, и откланявшись вышел.
Алексей, под впечатлением предыдущего визита к Нулиным, просто не знал куда себя деть, и с удовольствием принял приглашение. В конце концов он был ненамного старше корнета, и дружеские пирушки еще привлекали его.

Леночка, после ухода поручика, не находила себе места. С ней происходило что-то совершенно новое, непонятное. Ведь помолвка с Володей, которого она знала с детства и принимала  как товарища в детских играх, уже все определила в ее жизни. Она считала что любит, что любима, и оставалось только войти в пору зрелости, дождаться его с войны, где, как она считала, никого не убивают, а просто храбрые, удалые мужчины, как рыцари во французских романах, с флагами скачут на конях, во славу прекрасных дам. Но увидев Алексея, Алешу, который прихрамывал, и как-то неестественно держал левую руку, а при виде ее смутился, она взволновалась. Перед ней стоял юноша-мужчина. В глубине души проснулось что-то жалостливое, женское. Это было чувство неизведанное, греховное. Хотя давно уже, где-то в закоулках ее девичьего сознания, она думала об этом, и на рубеже 15 лет это захватило ее полностью. Простое, плотское вытесняло все прежние забавы и игры. И сейчас, этот юноша, стоящий перед ней как истукан, вдруг воплотил все ее мысли об этом, в какую-то осязаемую форму.
И когда, она, слушая рассказы Алексея о войне, не могла понять, почему, зачем это молодое стройное тело, кто-то, наверное такой же молодой и красивый, мог рубить и колоть словно тушу на скотобойне. Все! Она влюбилась. Влюбилась не просто в героя, а в человека, немного скованного, ни на кого не похожего, милого. Это было как болезнь. Она не спала всю ночь.

Алексей собирался на пирушку. Кузя почистил сапоги, мундир, ждал, когда поручик побреется, что бы помочь ему одеться. В этой, неожиданной от войны, передышке он отдохнул, обзавелся нужными знакомствами среди половых в трактире, и прислуги в гостинице. Казаки жили отдельно на постое, в соседней деревне, где держал многочисленные табуны богатый заводчик. Кузю устраивало все, и он молил Бога, чтобы эта командировка продлилась как можно дольше.

Алексей не о чем не думал, кроме как о Леночке, и предвкушая завтрашнюю встречу, в хорошем расположении духа спустился вниз, где в отдельном номере, примыкающем к трактиру, шло веселье. Распахнув дверь, он увидел около десятка молодых людей, уже разгоряченных парами «Бахуса». За отдельным столом шла азартная карточная игра, четверо играющих не обратили на вошедшего, никакого внимания. Зато остальные, радостно приветствовали Алексея. С бокалом вина подлетел, уже знакомый ему Володя:
-Браво поручик! Без церемоний, будьте как  дома.

Алексей присоединился к компании. Сразу пошли уже надоевшие ему вопросы: надолго ли к нам? Как идут дела на войне? Правда ли, что он видел самого Александра Первого? Как обычно бывает в мужских компаниях, после политики перешли к женщинам:
-Наслышаны, что вы были приняты у городского головы? Не правда ли, прелестное семейство. Особенно женская половина. Сама хозяйка, конечно, уже не первой свежести, но зато барышни, это букет. А какой бриллиант младшенькая. К сожалению место рядом с ней уже занято нашим доблестным корнетом.
Володя, опять густо покраснел, и поднял тост за прекрасных дам. Алексею стало скучно. Посидев для приличия еще полчаса, и сославшись на завтрашние дела, откланявшись, поспешил к себе в номер.

Утром, проснувшись, он опять начал думать о Лене. И всю дорогу до деревни, где квартировали казаки, покачиваясь в своем возке, не переставал вспоминать ее милое лицо.

Полковник, отправивший Алексея в эту дальнюю командировку, знал что делал. Казаки, которые были под началом гусарского поручика, понимали толк в лошадях и отобрали прекрасных животных — резвых, и в то же время выносливых, как раз для армейской службы. Особенно  приглянулся рысак, серый в яблоках, который косил на гусара блестящими глазами. «Прямо как у Леночки» - подумал Алексей. Это был конь, молодой трехлеток, уже ходивший под седлом.

Не удержавшись, поручик, тоже хороший знаток, и с детства любивший этих благородных животных, попросил оседлать этого красавца. Конь, почувствовав над; собой уверенного наездника, был послушен. Сделав несколько кругов, по огороженному крепкими жердями загону, он ловко соскочил и направился вместе с хозяином в контору, чтобы окончательно уладить и оформить все денежные дела. Алексей, с удовлетворением, про себя, заметил, что раны уже не досаждают ему как ранее, и предвкушая долгий путь обратно, на таком красавце, отдал приказ через два дня выступать верхами.

Уже стемнело, когда поручик возвратился домой. Кузя приготовил горячую воду, мундир для выхода, и видя своего барина веселым, со здоровым румянцем после мороза, сам почувствовал небывалый подъем и счастье.

Через час Алексей был уже у порога знакомого дома и нетерпеливо звонил в колокольчик. Радушный хозяин сам встретил его в прихожей, и обняв повел в гостиную. Все были в сборе, маленький Саша бросился к нему навстречу, но на полпути смутился, и вспомнив, что перед ним гусар, герой, четким военным шагом подошел к Алексею и радостно доложил, что у них в гостях тоже гусар, тоже офицер, Владимир Павлович Рюмин. Алексей, не испытывая особой радости от этого известия, жадно искал глазами ее.

Настя сидела за клавикордами, Катя занимала разговорами молоденького корнета. Видно было, что тот здесь давно уже как в своей семье. Они громко смеялись. Владимир, по приятельски, помахал рукой. Алексей поклонился. В его душе радость смешалась с раздражением, Леночки, нигде не было. На правах знакомого, он присел возле играющей Насти, внимательно прислушиваясь к музыке.
-Господин поручик, Володя рассказывает нам о вчерашнем кутеже, он оказывается такой проказник, -
щебетала, сидевшая по левую руку от Алексея, Катя. - Вы не представляете, они ездили к цыганам.

Алексей, краем уха слушал эту болтовню, и ждал:
-А где Елена Юрьевна?- как можно спокойнее спросил он у Кати.
-Ах, вы не знаете, Леночка, почему-то занемогла и выйти пока не может. Папенька хотел вызвать лекаря, но она наотрез отказалась, надеюсь завтра на балу все будет хорошо.

Алексей загрустил. Владимир завел надоевший разговор о войне. Он вежливо отвечал, но все его внимание было приковано к двери, за которой находилась спальня младшей сестры. Маленький Саша был счастлив, он сидел между  двумя храбрыми гусарами, и только вертел головой от одного к другому. И вдруг, дверь приоткрылась, и в проеме показалось смеющееся лицо:
-Господа, что-то у вас очень скушно!

Леночка впорхнула в комнату, поцеловала, сидящую за клавиакордами, Настю, щелкнула по носу Сашу, на что тот обидчиво засопел и нахмурился. Подошла, поцеловала Катю и присела рядом с Володей. Она, почему-то, не смотрела в сторону Алексея, хотя нужно было соблюсти приличия, и хотя бы поздороваться. Это заметили все. Алексей был просто раздавлен. Надо было уходить, но понял, что обездвижен, и просто не может подняться с кушетки. Катя, что-то на ухо зашептала сестре, и та, подняв свои длинные ресницы, наконец взглянула на Алексея.

Все страхи и сомнения мгновенно улетучились: на Алешу смотрели лучистые, полные любви, глаза. Ему этого было достаточно, он сразу воспрял, речь обрела смысл и уверенность. Четко начал разъяснять Володе разницу между таким огромным сражением, как Бородино, и боями местного значения, под признательным, восхищенным взглядом маленького Саши. Потом, сам удивляясь себе, рассказал Кате пару смешных историй из гусарской жизни, и удачно вспомнив еще одну эпиграмму своего друга Давыда, вписал ее в альбом Насти.

Владимир, несмотря на свою молодость, и неискушенность в делах амурных, конечно заметил перемену в поведении гостя. Все стало наоборот: до конца вечера, и за ужином он отвечал невпопад, и больше молчал.
После ужина, он первый хмуро попрощался со всеми. Граф пытался уговорить, что, дескать, еще рано, говорил про скорый его отъезд, но Володя был непреклонен.
- Какая муха его укусила? Такой был веселый.
Сказал граф, усаживаясь на свое место за столом.

Алексей, не обратил внимания на уход корнета. Он целиком был занят Леночкой, и был на вершине блаженства, когда удавалось, якобы случайно, коснуться ее руки или платья. Засиделся поручик у Нулиных допоздна, и только природная деликатность, заставила его покинуть это милое общество.
Вернувшись в гостиницу,  продолжал находиться в возбужденном состоянии. Единственное, что омрачало радость, это близкая разлука с любимой.

На следующий день был бал. К назначенному часу, Алексей подходил к дому богатой помещицы Екатерины Ивановны Рюминой. Представившись у входа швейцару, он вошел в ярко освещенный зал, где был встречен радушной хозяйкой, которая, уже по заведенной схеме, обрушила на бедного гусара словесный водопад о войне, царе, Наполеоне. «Наверное, это у них местное помешательство» - устало подумал Алексей.

Он поспешил к мужской половине, откуда уже доносился громкий смех и звон бокалов. Там были знакомые по предыдущей вечеринке лица:
- Господин поручик, просим к нам! Что будете, шампанское или мадеру?
Почувствовав себя в родной стихии, отшутился, что лучше бы подали водки. Армейская молодежь, бурно поддержала это предложение. Видно, что молодые люди были уже разгорячены выпитым, и нетерпеливо поглядывали на хоры, где музыканты настраивали свой инструмент.

Алексей обожал танцы. Его молодое, натренированное тело жаждало этих движений, грациозных поворотов, невероятных па. При этом, милые девичьи лица напротив, прикосновения, и смелый призыв во взгляде. Он был хорошим танцором. Он не только вел, но и подстраивался под движения партнерши и со стороны их танец казался легким и воздушным. Поэтому дамская половина общества, где его знали, стремилась попасть в пару именно к нему.

Промелькнуло пунцовое лицо Володи. На правах родственника, он был занят организацией бала. Главы семейств в блестящих мундирах, степенно прохаживались под руку со своими нарядными женами, и с ласковой укоризной поглядывали на молодежь. Некоторые из них, уже составили партии, и не обращая никакого внимания на окружающих, полностью отдались игре.

На противоположной стороне залы сбивались в стайки молодые девицы, на которых со стороны, строго поглядывали их маменьки, а с другой половины следили горящие глаза мужчин. Все были возбуждены атмосферой предстоящего праздника.
Алексей жадно искал глазами Леночку. В этой круговерти цветов, причесок, накрахмаленных платьев, было сложно разглядеть и узнать знакомое лицо.

Грянул оркестр, заиграла бравурная музыка и их взгляды встретились.
Екатерина Ивановна вышла на середину зала в паре с Володей, (ее супруг страдал подагрой) и это означало, что бал начался.
Алексей, решительным шагом, направился через весь зал к Леночке, и поклонившись подал ей руку. У Лены перехватило дыхание, и опершись на его локоть, на слабеющих ногах, со счастливым лицом, она вошла в стройный ряд пар, где кавалеры уже вовсю кружили своих дам в танце.

Это был ее первый взрослый выход в свет. До этого были только детские утренники, на которых она откровенно скучала. И видя перед собой лицо Алексея, была счастлива. На балу, это был единственный боевой офицер. Военные из местного гарнизона, были не в счет, штатских, по молодости, она просто не замечала, а этот, красивый стройный поручик, с юным лицом, выбрал из множества прелестных девушек, именно ее.

Он склонял голову к ее лицу, что-то говорил на ухо: кажется просил позволения танцевать с ней еще. Музыка гремела, она смеялась, запрокидывала голову, глаза сияли, и в ответ только кивала, кружась в водовороте танца.
Бал набирал обороты: мазурка, вальс, галоп, кадриль и снова мазурка. Алексей с Леной не пропустили ни одного танца.  Им было так хорошо, что они напрочь забыли все условности и приличия света. Становилось жарко, пламя свечей колебалось в душной атмосфере. Музыканты, все чаще сбивались с такта и фальшивили. Объявили перерыв. Все устремились к накрытым столам, немного передохнуть, выпить бокал другой шампанского, закусить.

Алексей в приподнятом настроении стоял с бокалом вина в стороне от всех. Хотелось побыть одному. В ушах, все еще звучала музыка, а на него смотрели сияющие глаза Леночки. Задумчивость прервал какой-то шум, за соседним столом он увидел Володю. Тот размахивал руками, порывался куда-то бежать, его удерживали. «Наверное выпил лишнего» - подумал Алексей и отвернулся. Ему хотелось думать только о Лене.

Внезапно перед ним предстало красное лицо Володи. Рот его был перекошен, пухлые губы, по-мальчишечьи, вздрагивали от обиды:
-Сударь! Вы, вы, я...
Он запнулся. Алексей оглянулся по сторонам, на них с интересом смотрели несколько пар глаз. Он взял под руку корнета и повел его к выходу. Со стороны могло показаться, что два подвыпивших приятеля решили выйти подышать воздухом. Оставшись наедине, Володя обрел дар речи:
-Милостивый государь, я вас вызываю на дуэль!
Поручик, презрительно посмотрел на него:
-Вы, юноша, болван.

Алексей был раздосадован, что бал, так хорошо для него начавшийся, придется закончить:
-В военное время предлагать дуэль офицеру, который находится при исполнении служебных обязанностей — верх безрассудства. Как старший по званию, советую вам покинуть бал и хорошо выспаться, а если утром не передумаете, я к вашим услугам. Торопитесь, завтра с рассветом, я покидаю ваш город. Обещаю, что тоже не останусь здесь ни минуты.

Молодые люди холодно распрощались. Володя, опустив голову, направился к выходу, а поручик поспешил к Леночке. Пробившись сквозь толпу любопытных глаз, Алексей подошел прямо к девушке:
-Елена Юрьевна, я вынужден сейчас покинуть вас, а завтра и ваш гостеприимный город, поэтому позвольте перед отъездом нанести визит вашим родителям, чтобы просить вашей руки и благословение.

Лена не ожидала такого напора, она даже не уловила смысла его речи:
-Да, да конечно, но почему вы уходите, ведь еще слишком рано, а танцы?
Алеша сбивчиво, что-то объяснял ей про дела, про лошадей, что вояж его в их город заканчивается, но видел только, в глазах девушки страх, непонимание и огромную любовь. Поклонившись, поцеловав руку, он резко повернулся и решительно направился к выходу, оставив Леночку в полной растерянности и печали.

Рано утром, в дверь номера постучали. Алексей одевался в походную амуницию, Кузя собирал и упаковывал вещи. Он открыл дверь. В комнату вошел бледный, какой-то потрепанный Володя. Было видно, что он не спал всю ночь. Поручик холодно принял его.
-Я пришел извинится перед вами за свой необдуманный поступок вчера вечером. Надеюсь, вы не подумаете, что я испугался.

Лицо его выражало решимость, было видно как этот визит, тяжело дался юному корнету. Видя, какие чувства обуревают, этого, совсем еще мальчика, взгляд Алексея потеплел:
-Ничего, в жизни еще не то бывает, забудем это недоразумение.
Он предложил Володе присесть, но тот отказался. Поручик продолжил:
-Я отбываю, вы еще остаетесь. Надеюсь на ваше благородство, и имя известной вам особы, не будет упоминаться в этой истории, а в остальном, время рассудит.
Володя, молча кивнул. Алексей продолжил:
-Война продлится еще долго, возможно встретимся, поэтому останемся друзьями, и как более опытный, видя вашу отчаянную решимость на военные подвиги, хочу предостеречь от необдуманных действий. Советую, не лезть сразу, очертя голову, в драку, а вначале присмотреться, и привыкать к войне постепенно. Только тогда сохраните свою голову для родных и близких.
Он первый подал корнету руку:
-Прощайте, не поминайте лихом.

После ухода Володи, Алексей дал необходимые указания казакам. Обоз с десятком лошадей, с санями, доверху нагруженными сеном, наверху которых гордо восседал Кузя, выглядел внушительно. Поручик отдал приказ трогаться, предупредив, что на пару часов останется в городе, и нагонит позже, в пути.

Оседлав своего красавца, Алеша направил его прямо к дому Нулиных. Спешившись у крыльца. он позвонил, и через пару минут был принят графом, в уже знакомой ему гостиной.
Несмотря на ранний час, Юрий Дмитриевич сидел в глубоком кресле, и задумчиво смотрел на вошедшего:
-Здравствуйте, Алексей Николаевич, вот приготовил письмо полковнику, прошу передать. Хотелось бы видеть вас дольше, но понимаю, служба. За столь короткое время вы оставили о себе благоприятное впечатление, и вчерашнее недоразумение, о котором говорит весь город, надеюсь, не омрачило ваше пребывание здесь.
«Да, вот она провинция, еще день не начался, а слухи дошли до дома градоначальника», - подумал Алексей.

Он очень волновался, хотя внешне был спокоен, и только несвойственная ему бледность, покрыла лицо. Он собрался с духом и начал:
-Ваше превосходительство, дорогой Юрий Дмитриевич, не хочу обсуждать этот нелепый случай, который выеденного яйца не стоит, я поспешил к вам, только с одним: я люблю вашу дочь, Елену Юрьевну, и прошу вашего благословения на брак с ней.
Алеша выпалил эту, заранее заготовленную тираду, сразу покраснел и опустил голову. Граф заерзал в кресле, отвел глаза в сторону:
-Но простите, она так молода! Да к тому же обременена некоторыми обязательствами. Я, конечно, человек с демократическими взглядами, но как я буду объясняться с родственниками Владимира Павловича? Да и любит ли она вас!?
Алексей сник.
-Не знаю.
Прошептал он:
-Прошу вашего позволения попрощаться с Еленой Юрьевной.
-Да, да конечно.
Графу стало жалко юношу:
-Идите, она у себя, ждет вас.
Алеша на ватных ногах постучал в комнату Леночки.

Девушка сидела на стуле, сложив, как прилежная ученица, руки на коленях. Она была бледна и спокойна, и только блеск глаз выдавал ее внутреннее волнение. Поручик подошел к Лене, преклонил колено, и сжав ее правую руку в своих ладонях, жадно стал всматриваться в, широко распахнутые глаза.
-Я пришел к вам попрощаться и услышать только одно: да или нет.

От походного мундира поручика исходил  вкусный запах лошадей и мороза. Лена молча продолжала смотреть в лицо Алексея, как будто хотела запомнить морщинки у глаз, еле заметный шрам над верхней губой, (результат детских забав, когда падал с дерева) и чуть заметную седину в его курчавой голове. Она взяла его лицо в свои ладони, притянула к себе и крепко поцеловала в губы. Слова были не нужны. Алеша уткнулся лицом ей в колени. Леночка запустила пальцы в его непослушную шевелюру и замерла. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, глаза были сухими, а на щеках опять выступил румянец.

«Какая, к дьяволу, война» - Подумал Алексей. Он хотел только одного — всегда быть коленопреклоненным перед этим небесным созданием, но усилием воли, заставил себя подняться:
-Прощайте.
-До свидания Алеша.
Она отвернулась. Плечи ее вздрагивали, она еле сдерживала рыдания. Алексей, быстрым шагом вышел из комнаты.

В гостиной находилось уже все семейство. На сестер было жалко смотреть, они плакали. Маленький Саша, стоящий по правую руку от отца, серьезно, по-взрослому, смотрел на Алексея. Прасковья Васильевна,   обняла гусара и сунула ему в руки кузовок с домашней снедью:
-Это тебе гостинец, в дороге пригодится.
Граф все понял по счастливому лицу юноши. Он встал из своего кресла, подошел, и уже по-отцовски обнял его:
-Береги себя и возвращайся, мы будем ждать.

Поручик вышел на крыльцо. Слуга подвел коня, и он ловко вскочил в седло. Молодой рысак, мотая головой и перебирая ногами, пару раз повернулся на месте, прямо под окнами Леночки. Повалил снег, и Алеша увидел, как отдернулись занавески и за покрытым, морозными узорами стеклом появился силуэт девушки. Пришпорив гарцующего коня, по казацки, сидя чуть боком пригнувшись, галопом пустился по безлюдной улице. Из под копыт летели ошметки снега, крупные снежинки секли его разгоряченное лицо, но тут же таяли, и Алексей не понимал, что это — вода или слезы.


Прошло три года. Закончилась война. За свою храбрость и рассудительность, молодой гусар Алексей Николаевич Скворцов был назначен полковым командиром, взамен старого. Полковник, часто хворавший, сразу же, как только русские войска вышли за границы империи, подал в отставку, и рекомендовал на свое место молодого офицера, командира летучего эскадрона.

Алексей со своим полком и закадычным другом Давыдом Денисовым вошли в Париж. Все предрекали молодому полковнику блестящую военную карьеру, тем более, что Александр1 не забыл геройского поручика, который когда-то по ранению находился на излечении в Петербурге. Но Алексея не привлекала военная служба, да и войну он считал всеобщим помешательством и очень дурным делом. Он мечтал об уединенной жизни в глуши, с любимой женой, многочисленным семейством и книгами. Тем более, что матушка, в письмах, жаловалась на жизнь, что часто стала болеть, что ждет не дождется своего Алешу, и мечтает нянчить внуков. Так что бравый полковник, отрастивший к тому времени роскошные усы, (куда же гусару без оных) поспешил оформить длительный отпуск, и  с Давыдом направился, прямиком в далекий, затерявшийся в степных просторах, город С, где ждала его Лена, Леночка.

Верный Кузя, конечно сопровождал двух друзей. Он бессменно находился возле Алексея все эти годы. На полковничьих харчах раздобрел, и после того как его хозяин сменил эскадрон на полк, стал таким важным, что гусары величали его не иначе как Кузьма Егорович.

Лена ждала своего Алешу, и готовилась к будущему замужеству, часто писала ему. Алексей бережно хранил все эти письма, написанные аккуратным детским почерком. Там были,  рассказы о каких-то подругах, о новом платье, пошитом к свадьбе старшей сестры, и разные девичьи секреты. Но были в письмах и серьезные сообщения. Например, Алексей, с прискорбием, узнал о смерти Володи. Он каким-то чутьем опытного солдата, заранее чувствовал эту смерть. Корнет погиб в первом же деле, случайно, по дурацки, вылетел вперед, размахивая палашом с криком «ура». Пуля-дура, пущенная из мушкета французским гвардейцем, попала бедняге прямо в голову. Алексей переживал, и как добрый совестливый человек, чувствовал свою вину за гибель этого юноши. Но сейчас, проклиная этот долгий монотонный путь, и предвкушая встречу с любимой девушкой, он был на вершине блаженства, отмахиваясь и пропуская мимо ушей гусарский юмор и остроты своего попутчика.

Кстати, Давыд тоже был счастлив. Счастлив, что закончилась война, что они победили, что, наконец-то, он, герой этой кампании, ставший уже легендой, едет в сопровождении своего друга не в разведку, а на свадебное пиршество, где, наверняка будет много вина и красивых барышень.

В общем, поздним зимним вечером, аккурат в канун рождества, оба приятеля пересекли полосатый шлагбаум с такой же будкой, означавший конец их путешествия.

Леночка встретила своего жениха без всякого жеманства, так присущего провинциальным дамам. Она, с детской непосредственностью, бросилась на шею своему избраннику. От нахлынувших на него чувств, Алексей встал в ступор. Он только смотрел в родное лицо, хлопал глазами и молчал. Давыд был сражен красотой, молодостью и умом невесты, своего друга, и частенько впоследствии сокрушался: - «Да, Алеха, почему тебе везет на умных и красивых, а мне, лихому рубаке, приходится всю жизнь развлекать ветреных кокеток».

Венчание и рождество совпали. Все слилось в веселом хороводе праздника. Город, по большей части, пребывающий в провинциальной скуке (где тоже есть своя прелесть), был взбудоражен приездом двух военных, и конечно женитьбой одного из них.

На крещение, обоз, состоящий из множества возков и кибиток, двинулся на запад, в родные Алексею места, где в лесном краю ждала его матушка. Путь молодоженов пролегал через Москву, которая уже отстроилась после наполеоновского пожарища. Дом Нулиных, несмотря на слухи, устоял и молодые еще неделю провели в столице. Давыд распрощался с другом, и налегке верхом, отправился в свое имение, недалеко от Москвы, где его тоже ждали.

Матушка встретила жену своего любимого первенца очень радушно. Сестры Алексея, к этому времени, вышли замуж, и Леночка, со свойственным ей молодым напором, принялась обустраивать быт и уют для своего Алеши, который по приезду сразу кинулся в отцовский кабинет, к своим книгам. Все там оставалось нетронутым и чистым, благодаря заботам матушки.

Алексей пробыл в родном доме недолго — заканчивался отпуск, но в своем решении оставить военную службу, был непреклонен, и спустя месяц , со своим верным слугой, вернулся обратно, чтобы уже никогда не покидать свое родовое гнездо.

Жизнь продолжалась. Месяц за месяцем, год за годом. К слову сказать, это действительно были влюбленные до конца два человека. Не было между ними ссор, какого-то непонимания. Им было хорошо и счастливо только вместе.

Елена Юрьевна родила трех сыновей, научилась вести хозяйство, солить грибы, делать наливки, варить варенье. И когда матушка приказала долго жить, взяла в свои крепкие ручки управление всем домом. Алексей Николаевич, тоже оказался довольно практичным человеком. Ничего особо не придумывая, он давал жить своим крестьянам, при этом сурово наказывал за ленность и воровство. Поскольку, земля вокруг была непригодна для земледелия, но богата лесами и сочными покосами, разводил скот и молочное хозяйство. Тверь и Москва, особенно после пожара, требовали много леса для стройки, и новоявленный помещик наладил туда поставки бревна и пиломатериалов. Короче хозяйство развивалось. Алексей благодарил бога за свою счастливую жизнь.

Подолгу гостил у них и незабвенный Давыд. Он привозил с собой не только книги, свежие газеты, но и идеи, которые в те времена захлестнули часть мыслящей военной элиты государства. Два друга до хрипоты спорили о будущем России. В воздухе витали слова: конституция, воля, крепостное право, республика.

Надо сказать, что Алексей, по складу своего характера, был консерватор. Он не понимал, как можно жить в России без крепкой руки, без царя, которому они присягали. Для него царь и отечество, были понятиями святыми и однозначными. И когда мужчины доходили в споре, почти до крайности, вдруг появлялась Елена Юрьевна с подносом, и предлагала  разгоряченным спорщикам выпить и закусить.

Давыд, при виде Леночки сразу успокаивался, и разговор постепенно перетекал в другое русло. Леночка (если можно было назвать так семейную даму) садилась в уголок, с неизменным вязанием или рукоделием, и поглядывала оттуда на двух взъерошенных спором, постаревших юношей.

Разговор постепенно переходил на искусство и литературу. Все трое были без ума от молодого Пушкина, и узнав, что тот в Торжке, гостит в имении у Анны Керн, Алексей с Давыдом бросив все, помчались туда, чтобы увидеть живого поэта. Слава Богу, застали его в ресторации у Пожарского, где тот лакомился его знаменитыми котлетами. Были представлены ему, а Давыд даже заслужил похвалу за свои стихотворные опыты ( гусар успел издать книжку своих стихов).

Так шли годы. Они прожили долгую и счастливую жизнь. Долгими, зимними вечерами двое супругов любили сидеть у огня: Алексей в очках с книгой, Лена со своим вязанием. Они молча сидели, изредка поглядывая друг на друга. Елена Юрьевна смотрела на седые усы своего мужа, и видела все того же растерянного Алешу, который впервые увидел ее в отчем доме, а он встречая ее взгляд, видел все те же лучистые глаза девушки-подростка, которая в упор смотрела на раненого молодого поручика.

Ничего вечного на этой грешной земле не бывает, закончился бренный путь и у Алексея Николаевича Скворцова. Похоронили его на сельском кладбище, возле православного храма, где уже давно покоились его предки. Елена Юрьевна приняла смерть любимого мужа на удивление спокойно. Она сама обмыла, одела, причесала его седые кудри, и на прощание у могилы не пролила ни единой слезинки. Только стала замкнутой и спокойной, хотя все также давала указание по хозяйству и управляла домом.

Не прошло и месяца, как внезапно прилегла,  и призвала к себе местного батюшку, а через сутки ушла с миром, хотя ни чем не болела, и упокоилась рядом со своим Алешей.

Так закончилась история двух любящих друг друга сердец. Все так же вечерами в трубе завывала вьюга, а весной распускалась сирень.
Имение навещали уже взрослые дети, которые как и отец выбрали военную службу. Старший дослужился до генерала, и постоянно жил в Москве. Средний, из тверских лесов, ставший морским офицером, погиб в Крымскую кампанию, при защите города Севастополь. Младший, тоже гусар, уцелевший в той же войне, по примеру своего батюшки, поселился в Скворцове, и безвыездно проживал там со своим многочисленным семейством.

Редко наезжал и Давыд, который  намного пережил своего друга. Все семейство, да и жители этой деревни, любили старика и очень радовались его наездам. Он уходил на погост и подолгу сидел у надгробного камня. Однажды он позвал местного умельца-каменотеса, и попросил выбить эпитафию, которая пришла ему в голову. И теперь любой прохожий мог прочитать:

«Они прошли сей путь земной
Во славу поросли младой».

Эпилог. Накрапывал дождь, возле развалин старой церквушки, недалеко от шоссе, со свистом затормозил микроавтобус. Стайка молодежи высыпала на обочину:
Ой, ребята, смотрите, какие живописные развалины, пойдем посмотрим!- звонкий девичий голос звал всю компанию за собой.

- Как тут красиво, вот где палатки ставить!
Водитель, молодой парень в кожаной «косухе», торопил своих спутников:
 - Давайте побыстрее, у нас еще на повестке посещение могилы А. Керн, ужин с пожарскими котлетами и домой в Тверь надо успеть до темноты.
Вся веселая компания углубилась в заросли чертополоха и иван-чая. Из глубины этой чащи раздался голос:
-Идите сюда, здесь кладбище!

Перед глазами молодежи открылся деревенский погост. Тишина и покой были разлиты в воздухе, только мошкара нарушала это безмолвие.
-Ой, смотрите, камень! На нем что-то написано!- девушка в яркой модной куртке, нагнулась и стала руками расчищать надгробный камень от мха и древесного мусора. Молодежь сгрудилась возле плиты, вчитываясь в слова, написанные когда-то Давыдом. Все притихли.

И была среди них Леночка — студентка Тверского мединститута. И был там Алеша Скворцов — молодой офицер - пограничник, приехавший из горячей точки, в отпуск к своим родителям в Тверь.

Компания разошлась. У могилы остались только двое. Девушка прикоснулась к плите рукой:
-Странно, тоже Елена Юрьевна, а как твое отчество, Алеша?- спросила она у стоявшего рядом юноши.
-Николаевич, - с некоторым смятением ответил тот.
Со стороны дороги раздался звук клаксона. Кто-то громко позвал их к машине. Дождь становился сильнее.
-Лена, отпуск мой заканчивается, прошу только одного: да или нет. Алексей смотрел на склоненную головку. Прядь волос модной прически закрывала лицо. Лена подняла голову, на него смотрели лучистые любящие глаза:
-Разве можно отказать такому герою как вы, Алексей Николаевич.
Глаза ее смеялись, она обхватила его за шею, притянула к себе и крепко поцеловала в губы. Начался ливень. Молодые люди, взявшись за руки, побежали к машине. Но это была уже другая история.....