ТЕТРАДЬ ТЕРРОРИСТА
Глава первая: Литва. Клайпеда. Апрель, 2016
Литовские земли сродни русским областям в западной части России. Только более ухожены, чем российские аналоги — Псковщины и Смоленщины. Литва сегодня — это заповедный край Европы. Её леса, реки, море и дюны пронизаны изыском суровости и восторженностью ландшафтных линий. Горизонты — широки, а сосны — высоки. Стальная гладь моря, как бесконечная скатерть на престоле Творца, а береговой песок подобен узорчатой кайме той скатерти, по которой ходят корабли во все стороны окоёма Балтики.
Дмитрий Дробин, согласно паспортным данным, был русским, 1987 года рождения. Он приехал в Клайпеду на своей машине, чтобы отсюда отправиться на пароме в немецкий город Киль, где ему была назначена встреча. Дмитрий ехал из Казани через Москву, Питер, Таллинн и Ригу. Добирался долго с продолжительными остановками, соблюдая все инструкции, полученные им в личной беседе со своим наставником. Наставник тоже был — русский человек, принявший Ислам, как и Дмитрий шесть лет назад, незадолго до гибели их общего гуру Александра Тихомирова — известного боевика-проповедника под инициатическим именем Саид Бурятский. Наставника Дмитрия теперь звали Хаким, а не как прежде — Ярослав. Дмитрия же нарекли — Галиб, что означает «победитель». Дмитрий продолжительное время занимался рукопашным боем и побед в спаррингах у него было значительно больше, чем поражений. Зная за ним качество победителя, Саид так и сказал ему ровно за месяц до своей смерти:
— Будешь — Галибом. Победа у тебя в крови. Побеждать — твоё призвание…
Они все вместе, втроём, сидели на большом камне, лежащем поодаль от изгороди, за краем которой хорошо просматривался сельский дом, стоящий, как средневековый страж, среди гор Кавказа. Солнечный февральский полдень щедро окатил их ярким светом. Саид в левой руке держал «плётку для сатаны», а правую руку, заломив за своим затылком, и жмурясь от солнца, протяжно добавил:
— Так возлюби же смерть, ибо поистине ты не увидишь рай, пока не умрёшь…
Тогда Ярослав и Дмитрий растерянно переглянулись, но через месяц они вспомнили слова Саида и были поражены его пророческому дару…
*
Паром до Киля должен отправится в 21-00. Купив билет и оставив машину на стоянке, Дмитрий пешком из клайпедского порта отправился пообедать. Достав из рюкзака карту, он наметил себе маршрут в старую часть города. Пешеходная прогулка заняла минут сорок. Моросил дождь…
Вскоре дождевая морось полностью утихла и тучи, словно по молитвам старцев, рассеялись. Солнце проступило вновь и, точно небесный коловрат, обозначилось на знамени неба…
Город Клайпеда — исконная земля Пруссии. Тогда во всём мире его называли — Мемель. В старой части города до сих пор сохранились дома немецкого образца. Их архитектура фахверкового стиля присутствует в разных постройках и на разных улицах. Фахверк — это когда снаружи зданий видны несущие деревянные балки, расположенные под разными углами. Геометрический рисунок деревянных конструкций придаёт сооружениям устойчивость и надёжность, точно тот самый германский гений, что утвердил мировую философию от Гёте до Хайдеггера.
На сегодня Клайпеда — уже третий город Литвы по числу жителей. И, несмотря на лживую пропаганду со стороны российских СМИ, — является русскоговорящим городом. Русский язык здесь наравне с литовским. Почти в любом ресторане есть меню на русском языке и есть официант, который может свободно изъясняться с тобой на русском языке, даже если он коренной литовец, и русский язык для него — язык неродной. Но, тем не менее, он отнесётся к вам с уважением и обязательно поговорит с вами по-русски.
Дробин, в общем и целом, после посещения Прибалтики, хоть и проездом, но составил о ней положительное мнение. Ему здесь было комфортно — в антропологическом и языковом плане. Во всем сквозила ненавязчивая узнаваемость. Здесь ему не хотелось прикидываться немецким студентом, как он поступал в Стамбуле или в Каире, когда проходил учёбу в исламских университетах.
Великолепное владение немецким языком и стандартный максимум знания английского ему не понадобились вовсе. Что в Эстонии, что в Латвии и в Литве он со всеми общался на языке русского обихода, то есть со всеми значимыми нюансами площадной брани и интеллектуального словаря…
Дойдя до Театральной площади, Дмитрий достал фотоаппарат марки Canon и сфотографировал тот самый балкон Драматического театра, с которого 24 марта в 1939 году прозвучала зажигательная речь дедушки Адольфа. Тогда Гитлер заявил, что «порт Мемель станет базой германского флота и морской крепостью». В наши дни — эту историческую быль принято сравнивать с аннексией Крыма, дескать, тогда Мемель, а сегодня — Севастополь. Дробин был категорически против такого рода знака равенства. Поскольку, если согласиться с этой аналогией, то тогда Гитлер и Путин тождественны друг дугу, но это совсем не так. Ибо, как говорит его наставник Хаким, что значит мудрый: «волк собаке неровня».
*
— Ну что, определились? Что на первое и что на второе?
Перед Дробиным стояла официантка не многим страши Дмитрия. На её бейджике красовалось имя «Birute». Имя Бирута в Литве — священно: загадок больше, чем песка в море. Это имя средневековой литовской, точнее жемайтской жрицы, богини огня, матери Великого Князя Витовта. Есть поверье, что обладательницы этого имени обременены служению, а не светскому прозябанию.
В Паланге — в 25-ти километрах от Клайпеды, на побережье за дюнами, в сосновом лесу — возвышается гора Бируты. На этой горе по приданию и была захоронена — легендарная богиня огня. А в последствии, чтобы отженить литовский народ от язычества на предполагаемом месте её захоронения была воздвигнута часовня в честь Георгия-Победоносца, которая и стоит по сей день…
— Пожалуй, да, — ответил Дробин, — Будьте добры, блюда литовской кухни, которые Вы сами выберите…
— Но я даже и не знаю с чего начать, — голубые и выразительные глаза Бируты — на фоне бледной кожи её лица и угольно-чёрного цвета волос — вцепились в Дмитрия, как цыганёнок, выпрашивающий милостыню и не отпускали его…
— Начните супом, — отстранёно произнёс Дробин.
Официантка ушла, но обернувшись, увидела, как Дробин посмотрел на часы. Часы у Дмитрия были не на левой руке, а на правой с заводной головкой не справа, а слева. Эти часы ему достались от отца — Дробина Петра Дмитриевича, который был зверски убит боевиками во вторую Чеченскую компанию в чине подполковника Танковых Войск. Отец Дмитрия был левша, как и сам Дмитрий и как дед и прадед Дмитрия. По крайней мере, так утверждала семейная память, в которую Дмитрий верил безоговорочно.
Стрелки отцовских часов показывали три часа, промежуток времени, когда «тень от предмета становится равной самому предмету». «Время намаза» — подумалось Дробину. Он встал и, взяв рюкзак, направился в туалетную комнату.
Из рюкзака Дмитрий достал плотную ткань — молитвенный коврик и постелил его возле стены, где было большое зеркало и три умывальника. Киблу — направление в сторону Каабы — Дмитрий определял согласно расчётам его наставника, которые были занесены им в таблицу, вложенную в накладной карман поверх молитвенного коврика. Дверь Дробин накрепко запер, подперев её шестом швабры. Его молитва длилась не больше десяти минут. Она была практически беззвучной. Только ели уловимый шёпот губ и лёгкое прикосновение пальцев кожи лица.
Творя молитву, он вспомнил, как, будучи в Иерусалиме в 2011 году, он, взяв часть картонной коробки без надписей и постелив её на землю, свершил свой первый прилюдный Намаз. Мимо проходила семейная пара христиан. Она — в платке и в длинной юбке. Он — одет в рубаху, которую Дмитрий видел у коптских христиан в Каире. Рубаха была похожа на косоворотку, что любят носить старообрядцы. Такие рубахи он лицезрел в Казани, когда он жил возле большого базара, напротив общины беспоповцев. Проживали они небольшой коммуной вместе с Ярославом. С тем самым Ярославом, который в последствие станет его наставником по имени Хасим, что в переводе с арабского значит — «мудрый». Но рубаха коптских христиан всё-таки отличалась от рубах тех, что носили старообрядцы в Казани. По внешней форме они были похожи точь-в-точь. Различие было только в одном — в застёжке. Застёжка у рубахи коптских христиан была прямой, а у старообрядцев — скошенной: слева направо.
Молитвенное правило Дробину давалось легко. Ещё ребёнком мать научила его православным молитвам. Даже после принятие Ислама он по привычке начинал с «Господи, помилуй». После чего, осенив себя крестом, молился по исламскому чину. Молитву он любил так же одинаково, как и тренировки по рукопашному бою. Молитву он воспринимал, как определённый набор приёмов, что обезоруживают любого противника. Подсечка — это начало славословия. Бросок через себя — осмысленное погружение в текст молитвы. Удар рукой — вопль о прощении. Ногой — крик о спасении...
Зухр — выполнен. Аср, магриб, иша — ещё — впереди. В этот раз молитве никто не помешал — наказывать было некого. Дмитрий сложил ткань-коврик и убрал его обратно в рюкзак. Вымыл руки и протёр холодной водой своё лицо. В зеркальном гладе он видел короткостриженого молодого мужчину с окладистой светло-русой бородой, чьё лицо сухое, скулы острые и крепко сжатые губы; прямой и немного иконописно удлинённый нос; серые глаза, пронзающие, как лазерный луч блестящую твердь зеркала.
«Странно, — думалось ему, — человеческое изображение в Исламе — есть зло. Но зеркала никто не уничтожает, как тех, кто рисует человека…».
Вернувшись за стол, Дмитрий съел знаменитый свекольный суп «шалтибарщай» и зачем-то запрещённую для его веры свинину и выпил запрещённый Кораном алкоголь: два бокала местного пива…
продолжение следует