256 оттенков серого

 


Ольга Мартова

               

                256 оттенков серого

               


1.  Цвет цианистого кали



Нет, это не про Это.

Не про Сад наслаждений с его ветвящимися тропинками и тайными ложбинками.

Не про сверкающие Эвересты и бездонные пропасти секса.

Не про вулканы греха, торнадо страсти.

Не про ячество Ян и инакость Инь.

Не про джунгли самообольщения, самовозвеличивания, самомучительства...

Любителей просят обратиться к другим текстам.

Это просто про любовь.

Самую первую, изначальную.

Всем на свете живущим хоть немного, да знакомую.

Дающую нам божественное указание в нашей скорбной земной юдоли, как выразился бы проповедник.

Осеняющую нас нездешним светом, отблеском миров иных, как назвал бы это философ-идеалист.

Утешающую нас, и притом, не обманывая, как сказал бы поэт.

Любовь, как таковая.

Любовь к жизни.

Великая причина причин.

Основа всего сущего.

В том числе и нас.


Гимн серому цвету

Не святой, не светоч — серый,
Не шайтан, не сатана.

В нем душа уязвлена
Вечных сумерек химерой.

В нем скудельного сосуда
Скудость, скупость.

Солнца ссуда
От щедрот была б дана —
Встрепенулась бы струна,
Хоть надорвана она.

Мирозданья странник сирый,
В час затменья — бог всесильный,
Но Осанна не слышна.

Он принцессу Примаверу
Возводил на пьедестал,
В букваре девчонки-вербы
Все листочки пролистал.

Он людских судеб кристалл.

Он суровый, как Суворов,
Как Сибирь, свершенье, норов.

Серебристый асфодель
На лугу, где встало время.

Трепет, лепет, свиристель:
В крылышках — свирели бремя.

Сталь, угаснувшая в горне.
Финский нож в дрожащем горле.

Из последних сил, навзрыд,
Он о счастье говорит.

И порой, играя, рад,
Как зарница, как смарагд.

Он — весы богини Кали,
Стрелка их, в предсмертный миг.

Каин, цианида калий,
Щелок, солод, сердолик.

Лиры звук и лунный лик.

Голем, Дым и Аркаим —
Каждый с фатумом своим.


Цвет жизни, по большей части, серый.

Будни, быт, рутина.

Хлеб насущный, воздух, вода.

Пот труда, мурашки страха, слезы боли, испарина отчаяния.

И цвет смерти — серый.

Лицо лежащего на одре.

Саван.

Венчик на лбу.

Свеча в сложенных на груди руках.

Глазет гроба.


Кристаллы цианистого калия.

Это ведь псевдоним Смерти:

Имя тебе непонятное дали,
Ты — забытье.
Или, точнее, цианистый калий -
Имя твое.


2.  Цвет бедра испуганной нимфы


Серый цвет является от смеси белого и черного: свинцовых белил и сажи газовой, ночи и дня, снега и угля.

Обнимитесь, свет и тьма.

Поцелуйтесь, ночь и день.

Да совокупятся богатство и нищета, ум и глупость, невинность и порок.

Сотрем грани между городом и деревней, умственным и физическим трудом, сказкой и былью, между мужчиной и женщиной, наконец.

Они сошлись, волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень.

Сочетаем браком волка и ягненка.

Глупого Пингвина и гордого Буревестника.

Барышню и хулигана.

Квартиранта и Феклу.

Власть и электорат.

Погонщиков и быдло.

Маленького человека и сверхчеловека.

Лишнего человека и Настоящего человека.

Смешного человека и Человека с большой буквы.

Тварь дрожащую и право имеющего.

Ebony and ivory.

Элиту и массы.

Людей и люденов.

Интеллигенцию и народ, наконец!

Дочерна загорелая грубая пятерня фавна на бедре испуганной нимфы.

Бутон кувшинки, сияющий, безупречный, эмблема целомудрия. И корни кувшинки на дне омута.

О, идеал лилии
В черном болотном иле!

Коршун и голубь.

Черная маска маньяка и белое платьице школьницы-жертвы.

Грязно-белый хитон распятого и темно-пурпурный плащ прокуратора Иудеи.

Ангельское крыло и адское кострище.

Битва Добра со Злом.

Правды с Кривдой.

Бога с Сатаной.

Победить в этом противостоянии (уничтожить Зло, Тень, Черноту) пока, увы, не представляется возможным даже для самого прекраснодушного идеалиста.

Зло живет и торжествует.

До архангельской трубы, долины Иосафатовой, Коня Бледа, Блудницы верхом на Звере, Армагеддона.

До конца времен.

А значит, неизбежен компромисс.

Никого полностью не устраивающий, ущербный, предательский, как всякий компромисс, и все же, необходимый.

Этот компромисс и есть серый свет.

Делающий жизнь выносимой и существование оправданным.

Не Добра со Злом битва.

А, сплошь да рядом, Бобра («черный с проседью») с Ослом («мышастый»).

С наперед известным результатом.

Не виктория, и не конфузия.

Ни победителя, ни побежденного.

Ни правого, ни виноватого.

«Слив засчитан».

«Обоим низачет».

Не война, и не мать родна.

Ни Богу свечка, ни черту кочерга.

Оттого этот цвет так невесел, неулыбчив и словно стыдится сам себя.



3.  Цвет изготовившейся к прыжку саламандры


В геральдике серый цвет символизирует терпение, смирение, меланхолию, безразличие, аскезу, отречение от земных радостей.

В Библии это цвет пепла, символ покаяния, скорби о своем человеческом несовершенстве.

У католиков после исповеди епископ накидывает серое покрывало на голову грешника.

У иудеев это цвет траура — во время похорон они посыпали волосы пеплом, чтобы выразить горе.

У протестантов сочетание черного, цвета вины и белого, цвета безгрешности, представляет оклеветанную праведность, несправедливо осужденную законом или общественным мнением.

Лишь в некоторых эзотерических учениях серый означает «серебряную» (не «золотую») середину,  мудрость зрелого, среднего возраста.

Жизнь часто сравнивают с зеброй: белая полоска, черная.


Детство:

Байка пеленок.

Марля подгузников.

Молоко в бутылочке с соской.

Утро, когда надо просыпаться (а не хочется), вставать, одеваться, идти в садик, в школу.

Необходимость знать урок, решать задачу, отвечать учителю.

Книжная страница, ученику в поучение.

Тетрадка.

Дневник.

Мелом исчерченная классная доска.

Душный воздух класса.


Свадьба:

Белое, но обязательно с легкими серыми светотенями платье невесты.

Дымчатая ее фата.

Белая, но тоже чуть сероватая на сгибах скатерть праздничного стола.

Кремовый торт.

Бокалы с шампанским.

Бумага официального свидетельства о браке.


Пена:

Пена для бритья, «Жилетт», лучше для мужчины нет.

Пена в тазу с бельем.

За иллюминатором стиральной машинки.

Пенка на вскипяченном молоке.

В кастрюле варящегося супа.

В дождевой луже у подъезда.


...Морская пена отпуска.


Работа:

Коридоры, скамьи, лестницы присутственного места.

Кабинеты.

Залы заседаний.

Деловые костюмы.

Приличный пиджак себе на уме карьериста.

Солидный сюртук начальника, государева чиновника.

Дешевенькая «двойка» неудачника (вечного двоечника).

Чертова кожа афериста, шулера, несгораемой саламандры судьбы.

С серебристым отливом костюмчик модника, мота. На брюхе шелк, а в брюхе щелк.

Маслянистый блеск дорого-богатого сутенерского «прикида».


Грязь.

Всюду.

Сколько ни убирай:

Пыль.

Сор.

Жир.

В кухне, в спальне, в гостиной.

«Только вымыли посуду, глядь, уж новая лежит».

Грязноватый подъезд.

Грязноватый двор.

Грязноватая улица.

Асфальт, обочина, колея.

Рытвины, ухабы, лужи.


Субстанция жизни?


Религия:

Облатки причастия.

Дым ладана.

Клобук монашенки.

Ряса послушника.

Серафимово крыло.

Туринская плащаница.

Риза Спасителя.

Смирение, терпение, покаяние.

Из трех даров волхвов — золото, ладан и миро — два серые.


Медицина:

Болезнь это серый свет, который падает на все предметы: оконную занавеску, постель больного — его подушку, простыни в заломах теней, казенное одеяло, на лежащего в этой постели, потускневшие его волосы, тяжелые веки, впавшие щеки.

В больничной палате выцветают все краски.

У долго болевшего тускнеют радужки глаз.

Косынка медсестры.

Халат врача.

Чемоданчик фельдшера.

Карета скорой помощи.

Операционная.

Сталь инструмента.

Пилюли, порошки, ампулы.

Гипс, бинты, вата, пластырь.

Слезы.

Испарина лихорадки.

Стены, повидавшие много горя, боли, страха, впитавшие все это.


Стальной хребет жизни, неподвластной всем нашим усилиям ее укротить, приручить.


Жизни мышья беготня.

Волчья ее алчность.

Слоновья непробиваемость.


Свинцовые мерзости.

Железная жестокость.

Каменное сердце.


Осадок в чаше бытия.

Яд, невидимый глазу, но ежеминутно ощутимый, всюду разлитый.


Маскируемые дымовой завесой притворства:

Зависть.

Корысть.

Подлость.

Обман.

Предательство.


Не мы такие, жизнь такая?

А мы такие, какая жизнь.


Но и:

Сталь воли.

Гранит справедливости.

Серебро великодушия.

Лунный камень самоотречения.

Алмаз милосердия.


На самом деле, она не хороша и не плоха, жизнь.

Она такая, какая есть.


И может быть даже, вовсе безразлична к нам.

Равнодушна.

Параллельна.


Жизнь — изготовившаяся к прыжку саламандра, никакого цвета.



4.  Цвет Кощеевой косточки


Искусство серого цвета отнюдь не чурается.

Графит, карандаш, сангина, уголь, сепия, жженая кость.

Перо и тушь.

Черно-белая графика — в строгих нарядах графиня.

Пастельная пастель (и неизбежно, по созвучию, постель).

Чернила (кто в детстве не пробовал их на вкус).

Тающий, струящийся апрель акварели.

Голый уголь.

Ужас сажи, жженой кости.

Масляные краски (из каталога «Рэйнсборо»): фельдграу (иссиня-серая), торку (избура-серая), моргиана (зеленовато-серая), космея (лиловато-серая)...

Великие художники любили и ненавидели этот цвет.

Гейнсборо одержим был идеей серебра, как алхимик идеей золота. Все краски, кроме золотой, на холстах его, как в тигле, переплавляются в серебро.

На полотнах Сальвиати все краски как бы вылиняли и стали более или менее одинаковыми.

У Эль Греко серый цвет оккупировал почти всё поле картины, создавая как бы охрану, конвой для «почетных гостей» — цветов хроматических.

А полуослепший Моне посеребрил ночным, звездным светом излюбленные свои водяные лилии.

Точную характеристику этому цвету дал Кандинский: «Серый…состоит из бездвижного сопротивления с одной стороны и из безутешной неподвижности (подобно в бесконечность уходящей стене бесконечной толщины и бездонной, беспредельной пропасти…»

Сер подчас даже шокирующий  Дали:

Циферблаты часов, свисающих с дерева.

Вздыбленные в экстазе лошади и вставшие на две лапы над пропастью авто.

Жало шмеля, за секунду до пробуждения от его укуса. 

Отравленный воздух «Сна».

И целительный воздух «Тайной вечери».


У каждого истинного живописца имеется  свой собственный серый цвет.

Он становится знаковым.

Как одна из составляющих неповторимой, узнаваемой, далеко не каждому дающейся творческой манеры.

Собственной особинки, чертовой черточки.

«Саврасов» (серо-пегий),

«Врубель» (дымчатый, хрустальный),

«Айвазовский» (все оттенки маренго),

«Чюрленис» (сумеречно-сиреневый),

«Фальк» (дождливо-облачный),

«Веласкес» (аспидный, с фиолетовым отливом),

«Гоген» (винно-серый),

«Пикассо» (абсент),

«Мане» (шартрез),

«Ватто» (перламутрово-серый),

«Шагал» (светящийся серый),

«Гойя» (мрачно-серый),

«Малевич» (жженая пробка).


Иллюзии искусства.

Сновидения его, видения, миражи, фантазии.

Они трогательно хрупки и совершенно неуязвимы.

Вечны, бессмертны, неуничтожимы.

Все пройдет, а они останутся.


Фирменный ярлык.

Клеймо мастера.

Тавро избранника.

Кощеева косточка.

Почему Кощеева?

Кощей из русской сказки бессмертен. Смерть его в яйце, яйцо — в утке, утка — в зайце, заяц в сундуке, сундук зарыт под дубом, а дуб стоит на неведомом острове. Не достать.

Разве только если ты — богатырь, побеждающий Смерть. Воин Света. Избранник.

Само имя Кощей — от слова кость.

Есть некая косточка, зарытая на острове Буяне. 

Есть некая тайна у каждого художника, чье имя стало словом — обрело жизнь вечную.

Кощеева косточка — символ таланта.



5. Цвет соли с перцем


Серый — знак старости.

Пепел отгоревшего костра.

Пожухлая прошлогодняя трава.

Старый бобер (его седина не портит).

Старый конь (он не испортит борозды).

Белый волк из сказки.

Перец с солью.

Соль с перцем.

Просто соль.


Скудеющее золото есенинских кудрей:

Не больна мне ничья измена,
И не радует легкость побед
Тех волос золотое сено
Превращается в серый цвет.

Незавитая, доходящая до бровей  черная челка Ахматовой, становящаяся с течением лет все светлее:

Как вплелась в мои темные косы
Серебристая нежная прядь, -
Только ты, соловей безголосый,
Эту муку сумеешь понять...

Самый красивый наш поэт: Есенин.

Самая красивая поэтесса: Ахматова.

Есенин серого не любил, не писал о нем почти никогда.

Старение ощущал, не достигнув и 30-ти.

Смерти не хотел, смерть ненавидел, смерти боялся.

От того и самоубился.

У Ахматовой много стихов о смерти. Больше - только о любви.

Самые упоминаемые в текстах Анны Ахматовой цвета — желтый и серый (эпитеты: тайный и странный).


Первая проседь в роскошных усах красавца-гусара.

Белая прядь в черном чубе лихого казака, степного орла.

Седина в бороду, бес в ребро.

Седина соболя делает его мех дороже.

Аккуратные стрижечки пикси («эльф») старых леди.

Косички и пучки — под платочками, косынками, вязаными шапками — русских бабушек.

Фиолетовые, сиреневые, умело уложенные локоны 60-летних красавиц.

Полосатая — с резко выделяющимися  белыми прядками шевелюра Дягилева, прозванного за то Шиншиллой.

Снежные кудри Деда Мороза.

Завитый бараном парик пти-мэтра времен Екатерины.

Серебро Учителя, Мудреца, Властителя дум.


Седой старый пес, много лет ждущий хозяина-моряка на пристани.

Двое сыновей мамы – «рыжий, как из рыжиков рагу» и «черный, словно обгоревшее смольё». Оба сравнялись, пройдя фронт.

Стали волосы смертельной белизны –
Видно много серой краски у войны.

Переживший исламский плен и поседевший в 20 лет афганец.

...Испугавшийся чего-то в материнской утробе и родившийся седым — младенец.


6.  Цвет Ивана-дурака


Красный —  коммунист, коричневый — фашист, черный — персонаж из фильма ужасов,  зеленый — боец экологического фронта, желтый — циник и сплетник (желтая пресса), голубой — гей...

А серый — это ограниченный обыватель, дюжинный мещанин, малообразованный субъект.

Заурядный, посредственный, недалекий, ничем не примечательный, звезд с неба не хватающий, мелкотравчатый, не ахти, не фонтан, не бог весть что, ничем великим не отмеченный, второсортный, провинциальный, отставший, неразвитый.
 
Серяк, серячок, серятина.


Простые люди.

Обычные люди.

Электорат (электронная рать).

Налогоплательщики (голо-неплательщики, наглые плуты).

Публика (дырка от бублика).

Зрители (жрители)

Население (наше селение).

«Пипл хавает».

Масса, гуща, плебс, чернь, толпа.

Мэйнстрим (для него и щустрим). Мантры мастерим1

Это ради них из кожи вон лезут политики, звезды эстрады и кино, маги и иллюзионисты, комментаторы ТВ, рекламные и страховые агенты.


Словесный перевертыш: народ сер (ресторан наоборот).

В Европе их часто так и называют: серые.

Не вкладывая в эпитет негативного смысла, как в России.

Ничего личного.

Просто термин.


Во славу святой политкорректности:

Представитель интеллектуального большинства.

Иными словами:

Дурень.

Дуралей.

Дуролом.

Дурошлеп.

Круглый дурак.

Дурак дураком.

Дурак, и уши холодные.


Простак.

Простец.

Простофиля.

Чурбан.

Чурка.

Чурка с глазами.

Оболтус.

Остолоп.

Охломон.

Обалдуй.

Олух царя небесного.


Шляпа (почему, собственно, шляпа, а не кепка, не берет, не кофта, не майка, не сапог?)

Дуб (а не береза, не сосна, не елка?)

Лопух (а не чертополох, не полынь, не лютик?)


Из последней модификации:

Чайник.

Тормоз.

Лох.

Лох Петрович.

Лошара.

Албанец.

Простуженный на всю голову.

Затупок.

Тупильник.

Тупой, еще тупее.


Но он же:

Иван-дурак.

Иванушка.

Ванька.


Любимейший персонаж сказок.

Возлюбленный прекрасной Марьи-царевны.

Победитель Кащея и бабы Яги.

Фольклорный дурак-мудрец.

Олух-герой.

Простофиля-счастливчик.


Ватник.

Валенок.

Мужик.


Хребет нации.

Опора  родины.

Соль земли.




7.  Цвет паука, замышляющего преступление


Старинный синоним серого — срений.

Средний цвет.

Среда (та, которая всегда нас заедает).

Середина (не золотая).

Середка-наполовинку.

Ущербность, воспринимаемая, как норма.

Средняя температура по больнице.

Промежуточная станция. Между городом Да и городом Нет.

Некое условное «Бологое» на полпути меж Петербургом и Москвой.

Не столица, с ее, пусть жестоким, но величием —  холодный, безжалостный и прекрасный универсум.

Но и не деревня с ее изначальностью, истоками, истинностью, искренностью.

Замкадье.

Спальный район.

Глушь.

Глухомань.

Захолустье.

Периферия.

Город Мухосранск, ставший мемом.

Деревня Гадюкино, где всегда идут дожди.

Шиферные подгнившие кровли, щелястые заборы, выщербленные стены.

Растрескавшийся асфальт, в ямах и латках— столь дорого  обходящиеся нам дурако-дороги, дурковатая дороговизна.

Хрущевские панельки, брежневские «корабли».

Все словно заткано липкой паутиной.

Попадешься в нее, и не вырваться.

Усредненный и этим уязвленный колорит.

И скука может быть трагичной.

Серость будней.

Быта.

Бедности.

Второсортности.

Сниженности критериев.

Падения требований.

Мерзости запустения.

Безвременья.


А еще это цвет сытого бюргерства.

Торжествующего потребительства.

Скромного обаяния буржуазии.


Серость — доспехи среднего класса, обывателей, мещан, филистеров.

Серые мечты:

Костюм от Лагерфельда.

Серебристый лексус.

Икра осетра, с благородным отливом.

Швейцарские часы, эталон качества.

Скромная, благородных пропорций мраморная вилла на Ривьере или в Альпах.

Серебряный логотип на пряжке или кокарде —  символ фирмы, которой отданы годы служения.


И хочется воскликнуть: элитное потребление выше ли нищенского прозябания?

И что есть истинная серость?


Оттенки разные.

«Цвет мышонка, попавшего в мышеловку» —  это  вам не то, что «цвет паука, замышляющего преступление».



8.  Цвет треножника Пифии


Впрочем, специалист разъяснит нам, что дело обстоит сложнее, чем кажется, что серый – не черно-белый, а вполне себе ахроматический цвет, получаемый путём совмещения трёх основных, красного, зеленого и синего, в равных пропорциях.

В зависимости от яркости, оттенок его варьируется от почти абсолютно белого (0,01%), до почти идеально черного (99,99%). 

Выглядит особенно наглядно в формате CMYK, в котором первые три числа всегда 0, а последнее растет от 0,1 до максимального значения.

Прибавляя последовательно по одному пикселю насыщенности, получаешь всего: 256 разновидностей.

Но мало у кого глаз столь острый, чтобы различить все 256 оттенков серого: от жирного чернозема и мокрого асфальта до блеска Полярной звезды, Альтаира, Веги, Млечного Пути, от застиранного передника кухарки до полупрозрачного пеньюара ее хозяйки, от «козьей ножки»(сорт папирос) до голубиной шейки, от черного каравая до высшего сорта сдобы, от стекляруса до жемчуга (он, собственно, весь слегка сер, но есть и особый — собственно, серый жемчуг).

Названия оттенков серого:

Сизокрылый сокол.

Королевская платина.

Пепел розы.

Ледовитый океан.

Ниагарский водопад.

Китайский чай.

Мэйсенский фарфор.

Каслинское литье.


И совсем уже сказочные:

Цвет треножника Пифии.

Цвет панциря крестоносца.

Цвет кимоно самой молодой гейши.


Удивительны создания, задуманные творцом и воплощенные в серой гамме.

Где-то на небесах есть мастерские божьих дизайнеров.

Там разрабатывают они эскизы, испытывают опытные образцы, а потом запускают в массовое производство.

Такие вот модели:

Австралийский коала,

Японский панда,

Самаркандская пустынная гадюка,

Уральский полоз,

Дикий голубь вяхирь,

Полярный песец,

Страус Сахары,

Слон Килиманджаро,

Носорог Лимпопо,

Греческий паук-арахна,

Тунисский скорпион,

Испанская саламандра,

Дракон с острова Коммодо,

Уссурийский снежный барс,

Заяц-русак.


Помогают ангелам-креативщкам поэты.

Так, навсегда поселились среди нас:

Братец Кролик,

«Однажды один опоссум»,

Ослик Иа-Иа,

Лесной олень из страны оленьей,

Облачный пудель,

Мамонтёнок, ищущий маму,

Серая шейка,

Белый клык,

Чебурашка,

Снап,

Ю-ю,

Бэмби.

И самый мой любимый с детства, Гадкий Утенок.

Волшебная палочка феи, зонтик колдуна, реторта алхимика, треножник Пифии — серого цвета.

И все на свете гномы и эльфы, грифоны и ктулху, каппо и танухи, драконы и единороги,  Маленький Принц, Снежная Королева, Золушка, Чеширский Кот, Мартовский Заяц, и принцесса Лея, и принцесса Дейнерис Тайгариен…

Цвет сказочных  превращений.



9.  Цвет серого кота


Сто пород серых кошек.

Полосатых, пятнистых и дымчатых.

Абиссинских, сиамских, британских короткошёрстных и британских королевских, просто персидских и персидских шиншилл, русских трехцветных и русских голубых…

Произошли все на свете серые кошки из Архангельска.

Нашего города ангелов.

Снежных ангелов, северных.

Нагляделись там кошки на вьюги, на белую ночь, на Ледовитый океан — вот и посерели.

Оттуда, с заповедного севера были вывезены купцами-мореходами в Европу и на Восток.

А там, конечно, скрестились с местными, с аборигенами.

Праздновали кошачью свою любовь.

Те самые «50 оттенков серого».

Народились от этих свадеб удивительные создания.

Полосатые, дымчатые, черепаховые.

Коты-туманы, коты-снежки, коты-тучки.

С нежными брюшками и ушками на макушке.

С хвостами змейкой и хвостами помелом.

С острыми, цап-царап, коготками.

С шелковыми галстучками, манишками.

С бархатными  носочками, пушистыми чулочками.

Коты в сапогах.

Кисы в ботах.

Самые элегантные в кошачьем мире.

Воспетые поэтами:

В серебристо-серую шёрстку укутана/Гладкую и сияющую как шёлк/ Волнами лежащий на спине… (Дю Белле).

Цвета цвета «нибелунг», цвета «саванна», цвета «сапфир».

На самом деле, «голубой окрас»  –  это черный, смешанный с белым. Если рассмотреть шерстинку серого кота под микроскопом –  там чёрный пигмент укладывается не равномерно, а с промежутками.

Это как если бы на белого кота накинули черную вуаль.

Разведите чёрную краску белой – и получите серую.

 Это закон не только живописи, но и жизни.

Более знамениты в кошачьем мире коты черные  - прислуга дьявола, маленькие черти.

И белоснежные - серафические существа, ангелы-хранители.

Ночью все кошки серы.

Но, собственно, серые —  это избранники.

Сведения из отрывного календаря (а значит, истинные):

Если вашу дорогу перешёл серый кот – не надо пугаться, плевать через плечо или менять направление. Как раз наоборот, такая встреча сулит вам в пути удачу, особенно если произнести при этом: «Серая кошка – счастливая дорожка».

Серый кот наделяет своего хозяина красотой и гармонией, как физической, так и душевной. Такие коты прекрасно охраняют дом от бед и домовых, очень полезно их присутствие беременным женщинам.

А серые коты с зелёными глазами, согласно эзотерике, имеют астральную связь с луной. Они наделены способностью впитывать в себя лунный свет и лечить им больных людей.

Может, когда-то они были селенитами. А уж потом эмигрировали на землю.

Потому что влюбились в нас.

И решили сесть нам на шею.

Сочетание абсолютной бессовестности и непорочной нежности и есть: кот.

Если же серый кот пришел во сне — то это предупреждение о готовящейся на вас атаке господина Рока, маэстро Фатума, Горя-Злосчастия.

Приготовьтесь отразить удар.

Точите рапиры. Вычистите и смажьте ружья-пистолеты. Держите порох сухим.

Но не злитесь на кота. Он просто хотел вас загодя предостеречь, затем и приснился.

Персы, персидки, персиянки — принцы и принцессы.

Гордые ангорки.

Сиамские – себе на уме.

Клоуны-арлекины.

Голые, морщинистые сфинксы, потомки Сфинксов.

Бесхвостые камчадалы. Сосланные на «камчатку» — на последнюю парту для школьных хулиганов.

Масонские Мальтийцы.

Аристократические Версальцы.

Либеральные Мэйн-куны.

Призовые Голубые Барсы.

С акульими зубами Каракалы.


Прославленные в мировой литературе:

Кот в сапогах, слуга и друг маркиза де Карабаса.

Кот Мэнкси, драчун с отрубленным хвостом.

Чеширский, с автономной улыбкой.

Кот Мурр, писатель-резонер.

Кот Киплинга, гулявший сам по себе.

Кот Бегемот, паж Воланда.

Леопольд, «выходи, подлый трус».

Матроскин, любитель коровушкина молочка.

Библиотечный кот Дьюи Вики Майрон.

Серая  Метелка из «Ночи в одиноком октябре».

Кошка Томасина Пола Гэллико, и вовсе бессмертная - воскресшая после усыпления.


Ласковые Котофеюшки.

Милые Мурлыки.

Ленивые Пушистики.

Одноглазые Пираты.

Хитрые Мышеловы.

Бесстрашные Крысодавы.


Бой-кот.

Ковер-кот.

Антре-кот (входи, кот!).

Рыси-брыси.

Гламурные Кисы.

Котенции.

Котессы.

Хулиганы Котяры.

Котики-воркотики.

Котики-обормотики.

Сказочные Баюны.

Колыбельные Баиньки.


Мамина песенка, которую знают все русские.

Мы под нее качались в люльке.

Пароль, код, символ национальной идентификации.

То, что нас объединяет, что помним всю жизнь, будем помнить и умирая:

Ах ты котенька-коток,
Котя серенький хвосток!
Приходи к нам ночевать,
Нашу деточку качать!


10.  Цвет  графа Дымки


Родной сибирский.

Богато-пушистый.

Темнее тумана, светлее печного дыма.

Такой прыгучий, что почти летучий.

Уверенный в себе, в своем праве на существование и всеобщее преклонение, на ласку и любовь, на вкусный обед и пуховую кроватку, на сладкую жизнь.

Абсолютно самодостаточный.

Артистичный.

Хитрый, как бестия, но умеющий прикидываться дурачком.

Серафически-нежный.

Дьявольски-коварный

Трепетно-хищный.

Кокетливо-лукавый.

Вдоль кот, поперек кот и впереди себя на десять шагов кот.

С тучей, накинутой на спину, с облачным подпушьем, с древними глазами, как лунный камень.

С хвостом-опахалом.

С хвостом-кренделем.

С хвостом-трубой.

Я назвала его Граф Дымка.

Мои родители предпочитали переводной английский вариант — Смоки — но как-то не прижилось.

Его подарили мне на мое 8-летие.

Это был мой первый кот, и мне не с чем было сравнивать.

Думаю теперь, что Дымка был самым красивым кошачьим созданием, которого видела в жизни.

Самый игривый, самый ласковый, самый смешной, самый хитрый, самый простодушный, самый непредсказуемый, самый волшебный, самый-самый.

Я тогда впервые открыла для себя весь этот набор очарований, реестр прелестей: нежное брюшко, бархатные ушки, острые коготки, спрятанные до поры в замшевых подушечках лап, громкое (на другом конце комнаты слышно) мур-мур-мур.

И вальяжное катание-валяние по полу, на спинке.

И мяуканье, с разными интонациями: от льстивого заискивания перед хозяйкой до истошного боевого клича, в виду соседского вражеского кота. 

И бешеным электричеством горящие  глаза в темноте, под накрытым скатертью столом.

И облизывание белой лапки, с умыванием ею за ухом.

И свертывание клубочком.

И гонки за бумажкой, привязанной к  ниточке — штуковиной, которую ни один порядочный кот не может оставить без внимания.

И на полу в кухне: блюдечко с молоком, а возле него — колбасная шкурка.

И ночная теплота родного зверушки, зверика, звериньки, уснувшего у тебя в ногах.


11.  Цвет кухонного полотенца


Я шла из школы домой по тропинке, протоптанной в высоких иркутских сугробах.

По пояс — взрослым, почти по макушку — мне.

Мороз за 40, но нам, сибирякам, не стать-привыкать.

Школьные занятия в те дни никто из-за мороза не отменял. Разве уж если за 50 ударит.

Споткнулась на какой-то колдобине, поскользнулась, упала, выронила из кармана ключи от дома.

Железные, на кольце.

Те, что ни в коем случае нельзя терять.

Домой не попадешь.

Искала их в снегу, роя руками норы, отчаиваясь.

У самой земли, на дне сугроба (почти гроба, су-гроба) нашла.

Ключи прилипли намертво к моим пальцам.

Пыталась отлепить — больно.

Не с мясом же рвать.

Дошла до дому, поднялась к себе на третий этаж .

И поняла, что открыть квартиру не могу.

Стояла у двери и плакала.

На плач вышла соседка. Увидела мою беду, принесла чайник с теплой водой, стала лить мне на руку.

Ключи оттаяли. Но в том месте, где они прилипали к коже, остался след.

Шрамик потом долго не проходил.

Я открыла дверь, и навстречу мне выбежал из квартиры шальной, временно сумасшедший, вздыбленный всеми шерстинками, Дымка.

Для него в декабре настала весна.

Пора любви.

Поиски ответа.

Кот унесся по лестнице вниз.

Я не очень встревожилась —входная  дверь в подъезде закрыта, никуда голубчик не денется. Он и раньше убегал, сидел внизу, на ступеньках, мы с папой приносили его обратно.

Я прошла на кухню.

Промокнула слезы на глазах кухонным полотенцем (запах его до сих пор помню).

Включила горячую воду, подставила под нее руку и постояла так.

Потом (о чем жалею и сейчас), достала вилку из ящика кухонного стола, подошла к плите, поела со сковородки картошки.

И только потом спустилась вниз, в подъезд, за Дымкой.

Его там не было.

Я обошла наш двор.

Нет Дымки.

Обошла соседние дворы.

Нет нигде.


Он вернется, утешали родители.

Он вернется, говорили соседи.

Он вернется, повторяли вслед за взрослыми мои подружки.

Но Дымка не вернулся.

Я больше никогда его не видела.


Дымка, где ты?

Быть может отловил тебя черный скорняк, чтобы сшить из твоей богатой шкурки шапку «под песца»?

Забили камнями жестокие мальчишки?

Или разорвали уличные псы?

А может сам ты, выросший в тепле, балованный, холеный, окоченел на морозе, не выдержав ночевки под открытым небом?

Или приютил тебя, за красоту твою, случайный прохожий?

Прикормила какая-нибудь продавщица ближнего магазинчика, дворничиха, уборщица?

Взяли «в дети» чужие бабушка с дедушкой, одинокие пенсионеры?

Полюбился ты младшей школьнице, вроде меня?

Нет, ты жив, Дымка! Я чувствую, я знаю!

Месяца три-четыре я всюду искала его, обходила окрестные кварталы, расспрашивала прохожих, клеила клейстером на столбах объявления:

Потерялся кот!

Серый, сибирский.

Хозяева страдают.

Просьба вернуть.

Вознаграждение гарантируем.

Что-то говорило мне, что еще  бьется где-то на свете Дымкино сердечко.

Странное какое-то, смутное, не называемое словами чувство, но я ему верила.

И страдала ужасно.

Родители предлагали мне завести нового котенка, «точно такого же».

Но мне не нужен был «точно такой же».

Мне нужен был Дымка.

- Да они все одинаковы! Вот у тети Риммы как раз окотилась кошка, серая, сибирская, котята спокойные, здоровенькие, к лотку приученные… Опять же, дорого с родственников тетя Римма не возьмет...

Не хочу спокойного, не хочу здоровенького, не хочу приученного.

Верните мне моего Дымку.

Тогда я поняла, что единственного никем не заменишь.

А спустя три или четыре месяца, я вдруг почувствовала, что Дымки на свете нет.

Тот же внутренний голос, что раньше твердил мне, что он жив, теперь сообщил, что его сердчишко перестало биться.

Знаем, всё мы знаем всегда.

С самого начала всё тайное явно.

Все секреты открыты.

Есть что-то в нас, что нас никогда не обманет.

Есть кто-то в нас, кого обмануть нельзя.

Кто говорит с нами, хочет предостеречь, уберечь.

Только плохо мы к нему (к себе!) прислушиваемся.



12.  Цвет орехового человечка


Что лесной орех — мое деревце по гороскопу друидов, я прочла много позже.

Кто это, Ореховый человечек?

Серо-коричневый, как лесные орешки, лещина.

Те, что так обаятельно являют себя  двойчатками, тройчатками -  в серо-зеленой воздушной листве орешника.

Обертка — бархатистая, колокольчатая, гофрированная  (это не из стихов, а из ботанического справочника).

Орешек - мягко-замшевый снаружи, твердый внутри, не разгрызть скорлупы.

Волшебный орех Кракатук.

Щелкунчик, щелкающий, как орехи, трудные задачи жизни.

Белка песенки поет, да орешки все грызет.

А орешки непростые, в них скорлупки золотые, ядра — чистый изумруд.

Видели  вы когда-нибудь белочку, лапками срывающую лесной орешек с ветки и уносящую его за щекой к себе в дупло?

А пирующих в орешнике, счастливых клестов?

А цветок лесного ореха видели? Малиновый или фиолетовый колокольчик.

Само название «лещина» происходит от леща. Листья  деревца похожи на силуэт этой рыбы — сердцевидный, с острой верхушкой.

Испод листка более светлый, чем верхняя часть — ветерок, перебирая листву, создает эффект серебристости.

В кусте лещины, даже самом изумрудном, всегда есть оттенок серого. Тонкого пуха, воздушной пыльцы.

Не серый, но повитый серым.

Сказочное дерево, и обитают на нем сказочные существа.

В  детстве я чувствовала прочную связь с Ореховым человечком.

Он жил во мне.

Между ребер, в грудной клетке.

Как птица в клетке.

Иногда я и представляла его птицей, крошечной пташкой.

Иногда — гномиком в кафтанчике, сапожках и шляпе.

Щелкунчиком. Уродцем, который может превратиться в прекрасного принца.

Или светлячком с фонариком.


В детстве, если я не знала, где правда, а где ложь, кому верить, чего ждать, что предстоит, чем дело кончится, на чем сердце успокоится — я спрашивала Орехового человечка.

И он отвечал мне.

Да или нет.

Только да или нет, больше никаких слов.

И всегда сбывалось.

Теперь эта связь стала слабее, но не до конца разорвана.



13.  Цвет привидения


Серый — самый астральный цвет.

Эманация того света.

Псевдоним параллельного мира.

Его визитная карточка.

Серы видения, привидения, сновидения.

Духи.

Призраки.

Ночные сны и сны наяву.

Серый — цвет небыли, невидальщины, неслыхальщины.

Шифр пришельцев.

Пароль полтергейста.

Барабанчик Барабашки.

Псевдо-жизнь нежити.

Личины безликих.

Лишняя маска на карнавале, среди ряженых. 

Некто «без лица и названья».

Единственное привидение, которое я видела своими глазами (в Аничковом Дворце) напоминало клочок тумана, который яснел да яснел, становился все прозрачнее, и вот сквозь него проглянул женский силуэт в светлом платье.

Я шла по  длинному коридору в толпе последних посетителей музея… и оглянулась.

Засмотрелась.

Другие тоже оглянулись, вслед за мной, озадаченные выражением моего лица.

Но ничего не увидели.

А я видела.

Никому не сказала.

Не поверят.

За сумасшедшую примут.

А через несколько дней вдруг (так часто бывает) вдруг попалась на глаза повесть Садовского  «Петербургская ворожея».

Оттуда и узнала я имя моего призрака:

Серая Дама.

Обитательница «Петербургского квадрата», особого квартала, из ста домов на берегах Фонтанки.

Кто она — никому не известно.

Являлась она в разные времена императрице Анне Иоанновне и ее фавориту Бирону, Льву Пушкину и его матери, прекрасной креолке  Надежде Ганнибал, Николаю Лескову и его сыну Андрею Лескову, Глебу Успенскому и его двойнику «Иванычу», Андрею Белому и его доппельгагнеру профессору Коробкину (об этом см. «Петербургский квадрат, 190 историй»).

И всегда не просто так, а с каким-либо важным поручением.

С вестью из стран неведомых.

С посланием из миров иных.

Патронесса Берега Двойников.

Царственная тень.

Вторая (теневая) императрица.



14.  Цвет Невидимки


Серый — цвет тайн.

Заговора.

Конспирологии.

Больших секретов этого мира.

Дымовая завеса.

Маскировочная сетка.

Камуфляж.

Прикрытие того, кто не хочет, чтоб его разгадали.

Кто желает остаться неприметным, будучи притом очень значительным.

Некто в сером.

Господин Никто.

Человек-невидимка.

Аноним.

Пожелавший остаться неизвестным.

NN.

Тайный агент.

Соглядатай.

Информатор.

Сексот.

Шпион.

Темная лошадка.

Закулисный кукловод.

Серый кардинал.


Спиритический сеанс.

Единственный, на котором я присутствовала, посвящался «отошедшим в мир иной дорогим нашим возлюбленным».

Вход свободный.

От посетителей требовалось  только— принести фотографию.

Пополнить коллекцию астральных невест в альбоме.

Без этих фото старенький медиум «ученик ученицы ученика Блаватской» не мог выйти в «тонкий мир».

Амазонки, куртизанки,
Дульцинеи, Лорелеи,
Феи с прибаутками,
Одалиски с грудками,
Все заключены в альбом
В коленкоре голубом.

Поворот один ключа,
И вздыхая, щебеча,
Саванов шелка взметая,
Чаровниц влетает стая.

Упований полон хор
Молодых адептов.
В унисон звучит минор
Любовных обетов.

– Волхв ученый, Мельхиор,
Гранд-астролог Бальтазар!
Все отдам за милый взор,
За свиданий тайный бал!

Сколько разлученных пар!
Не оставь, гуру Гаспар!
Сердцу успокоиться
Не дает покойница!

Ты, доктрины тайной маг,
Сколько было адских мук! –
Воскреси Лигейю!

Всех благочестивых Мекк,
Мне дороже – встречи миг
С умершей любовью.

Из Хароновой воды
Эвридику выведи!

Только свечку потушу,
Вслед за всеми порошу:

Дашеньку мою, дождинку,
Утонувшую ундинку -
Светом жизни озари!

С целым миром на пари.

…Это я уже в раю
Перед милою стою?

Доченька, сестренка,
Здравствуй, чужестранка!

И по буквам разбираю
Телеграфный текст из рая:
Подожди. О чем тоска?
Все вернется т.ч.к.

Ах, зачем тебя насильно
Выхватили из веселья?

Отпусти ее, спирит,
Неба алчущий пират!
Пусть она опять парит,
Песни Моцарта поет.

И тарелками фаянса
Бьются чудеса сеанса.


15.  Цвет Чаши Грааля


Черна нечистая сила: черти, бесы, шайтаны.

А сила неведомая сера:

Домовые.

Водяные.

Лешие.

Кикиморы.

Русалки.

А также полуденницы, ветреницы, анчутки, банники, овинники, семь сестер-лихорадок…

Избушка ведьмы на краю села. Плакучая ива. Лунный серп над ней (сюда приходят тайком, в сумерки).

Магический кристалл, в котором предсказатель видит будущее.

Хрустальная пирамидка чародея.

Перегонный куб алхимика.

Волшебные напитки.

В амфорах, кувшинах, графинах, стаканах, флакончиках, кратерах, бокалах, чашах.

Зелья приворотные и отворотные.

Эликсиры и нектары.

Амброзии и мальвазии.

Живая вода и мертвая вода.

Капли датского короля.

Тинкстура Елизаветы Медичи.

Настойка Леди Макбет.

Средство Макропулуса.

Духи духов.

Панацея Парацельса.

Бальзамы Бальзамо.

Кремы  Клеопатры.

Пудры Брахмапутры.

Облатки Блаватской.

Гриб рейши по рецепту гейши.

Порошки от бабы Яги.

Навья косточка

Гробовая досточка.


Дающие вечную молодость, золото, власть:

Философский камень.

Чаша Грааля.

Жезл Аарона.

Скиния Завета.

Мел судьбы.

Копье власти.

Шлем бессмертия.

Ключи счастья.



16.  Цвет светлячка


Свет цветлячка.

Свет цвета, цвет света.

Светящиеся цветы.

Цветные огоньки.

Крохотный  народец.

Летучий, блескучий рой, реющий по ночам над лесными полянами.

Мальчики и девочки с фонариками в руках.

Верьте-не верьте, они меня любят.

Как-то умеют донести до меня сигнал влюбленности.

Оказать свое доверие,  расположение.

Когда иду ночью по лесной тропинке домой — сопровождают, освещают путь.

Протяну руку — садятся на ладонь.

Ничего-то о них толком неизвестно науке— где живут, куда исчезают зимой, почему светятся?

Для чего?

Кто и зачем их придумал?

«Он живой и  светится».

Они живые, светлячки! Они все понимают.

Знаю — все лампы, люстры, торшеры и бра, все огни реклам и огни светофоров, все букеты фейерверков, все сполохи, все зарницы, все звезды, луна, солнце с короной  и протуберанцами — на нашей, со светлячками, стороне.

Мы — воины света.

Мы против тьмы.

Я не шатаюсь
Праздно, меж ласковых ветерков.

Очень стараюсь,
Я приручаю светлячков.

Как это трудно,
Я непосильный взяла подряд.
Но изумрудно
Вспыхнут они, сто ночей подряд.

Я обжигаюсь,
Я перепачкана их пыльцой.
Штопаю гарус
Лунный, печали пилю пилой.

Много ли пользы?
Стайка улыбок, роись в тюрьме!
Азбуке Морзе
Строю скворечник. Живи, тире!

Ты летай в ночи моей, ты не тай,
Феничка серафима,
Файр-флай.

Два светофора
Щеки в ночи, и ладонь горит.
Пьяным заборам,
Ведьмам и лилиям  путь открыт!

Где вы, девчонки?
Ночь кровожадна, как рыба-меч.
Пятна зеленки
Вылечат раны несчастных встреч.

Спросит Всевышний
Там, между ангельских облаков:
–  Как они? Вышло?
Я протяну ему светлячков.


Открою тебе секрет, читатель — после смерти я стану светлячком.

Самой себе фонариком, не нуждающемся в энергетической подпитке.

Я уже почти такая.

Буду летать над дорогами Земли и любоваться ее чудесами.

Красотою любоваться.

И сочинять стихи.

И помогать тем, кого встречу — убеждать их, что надо зажечь в мире свой фонарик.



17.  Цвет утра, цвет вечера


Wellcome to reality, baby!

Добро пожаловать в реальную действительность.

Мы приходим  этот мир из каждому памятного беспамятства.

Из тумана непонятной природы, неясного происхождения, постепенно редеющего, тающего, яснеющего.

Мы уйдем в него же.

Так же постепенно, день за днем, год за годом, как это было в младенчестве.

И — в  миг единый.

День начинается с серого.

Утро — маленькая жизнь.

Полусонное сознание.

Смутные мысли.

Квадраты серого света на оконной раме, на гардинах, на полу.

Гарь оплывших свечей (когда-то сальных, восковых, парафиновых, а ныне стеариновых).

Пепел трубки.

Дым сигареты.

Зола камина.

Классические символы краткосрочности жизни, бренности бытия.

Вспомнилась монография Шерлока Холмса о 30-ти сортах сигарного пепла.

Темно-серое кепи сыщика, его  плащ с пелериной, клетчатый, в тон, шарф.

Твидовый пиджак, котелок и полувоенные брюки доктора Ватсона.

Их темно-серые, вороненой стали пистолеты.

Пресловутые «серые клеточки» Эркюля Пуаро.

Лондонский ритуальный туман, наполовину состоящий из дыма каминных труб.

Серенькое утро — красненький денек.

Всё солнце, все лучистые сюрпризы и радужные репризы дня, его золотые медали и бриллиантовые короны — впереди.

Не покидай нас, день,
Мира сверкающий джин!

О, Deo! О, Дева! О, Дзен!
Все это ты один.
Тебе пою гимн.

Небесный ли фаэтон,
Повелитель мира и Рима,
Или безвестный фотон –
Тебе имя?

Божий завет:
O, Sole mio!
До скончания лет –
Космическая энигма.

Свет, вселенной поэт!

Ты – в синем плаще Мария,
В венце из свечей Лючия,
Русской черемухи цвет.

Выйду на место лобное
В самом темном саду,
Отдам свою душу лунную
За сестру, за звезду.

День заканчивается серым.

Вечер — маленькая смерть.

Меркнущее небо за окном, сиреневый свет сумерек, проникающий в комнату.

Все кончено. По крайней мере, на сегодня.

Если утром серый  — розоватого оттенка (румянец, розы, здоровье), днем - голубоватый (привет золушке от феи-крестной),  то вечером к нему примешиваются подозрительно-изысканные, эстетские, декадентские оттенки — лиловый, фиолетовый, пурпурный.

Кладбищенски-фиолетовый.

Траурно-пурпурный.

Могильно-лиловый.

Цвет прощания.


18.  Цвет зеркала


Серы статуэтки из Севра.

Сера мейсеновского фарфора чашка.

Сера скатерка лионского льна.

Серы костяные клавиши органа.

Кожа Брабантского барабана.

Нотные листы Зальцбурга.

О, соле мио.!

Нота соль.

Соль земли.

Острие шпаги из Праги.

Меха Мюнхена, мягкие, с млечной мездрой.

Кружево Молины, для сказочной Мальвины.

Серого цвета (присмотритесь) вся стеклянная и хрустальная посуда, если только не оживлена она семицветным солнечным лучом или электрическим огнем:

Кувшины, графины, кубки, фляги, вазы, сахарницы, масленки, конфетницы, бисквитницы, салатники, соусники, бутылки, штофы, полуштофы, подставцы, блюда и блюдца, чаши и чашки, рюмки и бокалы, фужеры и стопки, розетки, варенницы, икорницы, лимонницы…

Ларчики, коробочки, шкатулочки, табакерки...

Светильники, люстры, бра, торшеры, настольные лампы, ночники…

В отсутствии света серы все бриллиантовые (истинные и поддельные) ожерелья, подвески, браслеты, кулоны, серьги и клипсы, кольца и перстни, короны, венцы, диадемы…

Бисер, стеклярус, люрекс...

Очки, пенсне, лорнеты, монокли, бинокли, окуляры…

Зеркала авто, мотоциклов, велосипедов...

Стекла окон, витрин, дверей и ворот...

Все зеркала:

аристократические трельяжи красного дерева,

трюмо, убегающие по трем зыбким дорожкам Зазеркалья,

кокетливые будуарные туалетки,

пристрастные настольные псише,

пудреницы для дамских сумочек…

В которых отражается суета сует и всяческая суета.

Тайные зеркала фокусников, иллюзионистов и прочих трикстеров, инструменты обмана.

Зеркальца врачей-отоларингологов (на лбу у них).

Кривые зеркала комнаты смеха.

Зерцала философов, где отражается мудрость.

Зеркала гадалок, ворожей, ясновидящих, где отражается прошлое, настоящее и будущее.

Хрустальные шары и пирамидки медиумов, магов.

Говорящее зеркальце царицы, данное ей в приданное.

Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?

Зеркало Снежной Королевы, разбившееся на тысячу осколков. Попадет такой осколок в глаз — и человек начинает видеть во всем только плохое.

Королевство Кривых Зеркал, где все — наоборот.

Зеркало отражает все что угодно, верно?

Весь мир.

Вселенную.

«Объективную реальность, данную нам в наших ощущениях».

Нас самих.

Горе наше и радость.

Жизнь.

Судьбу.

Но само по себе остается нейтральным, серым.


19.  Цвет «Принц Грэй»


У серого цвета есть титул:

Принц Грэй.

Грэй - фамилия весьма распространенная в Европе и Штатах, наряду с Блейк-черный, Уайт-белый и Браун-коричневый.

Кому-то вспомнится обольстительная Саша Грэй, звезда порно.

Или Грэй Фуллбастер  из кино — Маг Созидания Льда и Убийца Демонов .

Наконец, имеется Кристиан Грэй,  персонаж бестселлера «50 оттенков серого».

В литературе наиболее знаменит, конечно, герой из романа Оскара Уайльда, самовлюбленный  красавчик Дориан Грэй.

Его образ считают аллегорией души человеческой. Прекрасной Психеи, всюду в мире видящей лишь саму себя.

Артур Грэй.  Так звали жениха, которого ждала и дождалась Ассоль.

Если надо выбрать капитана своей жизненной ладьи…

Кормчего для парусника в тумане житейских морей...

Рулевого на маленьком плоту в безбрежном океане...

То я выбираю капитана Артура Грэя. Однажды купившего в лавке 100 метров самого лучшего алого шелка. И сшившего из них паруса. Чтобы девочка из порта Зурбаган смогла еще на горизонте заметить корабль своей мечты.

Узнать в толпе других своего Принца.

«Когда для человека главное получить  пятак, легко дать ему этот пятак, но когда его душа таит зерно пламенного растения —  чуда...

Я знаю, все мечтают.

Иначе нельзя.

Все люди мечтают, потому что они люди.

Однажды утром в морской дали сверкнет под лучом солнца алый парус.

Но есть не меньшие чудеса — улыбка, веселье, прощение и вовремя сказанное нужное слово.

Владеть этим  —  значит, владеть всем.

Если у человека душа жаждет чуда, сделай ему это чудо.

Новая душа будет у него, и новая у тебя».

Да, паруса над фрегатом надежды, символ чуда — алые.

Цвета утренней зари.

Но поставил их Грэй, чье имя означает «серый».

Если мир хочет чуда — подари его миру.

Не жди, когда чудо совершится в твоей жизни.

Мы в силах творить чудеса своими руками.


20. Цвет парижского шика


Серый цвет изыскан.

Заметьте, его любят утонченные натуры.

Эстеты, недотроги, причудники.

Ранимые, чувствительные, существа «без кожи».

Этот цвет, утверждают психологи, способен создать вокруг себя атмосферу спокойствия, доверительности, стабильности.

Серый деловой костюм — это своего рода антистресс. Терапия для тех, кто живет в бешеном темпе, в условиях цейтнота и конкуренции.

Дом, интерьер которого оформлен в серых тонах, может стать настоящим раем, тихим пристанищем человеку, тратящему себя «на износ».

Вот почему цвет этот, не будучи никогда остро модным, никогда и не выходит из моды.

Серый аристократичен.

Антивульгарен.

Розовый с ним рядом нестерпимо наивен.

Голубой — глуповат.

А красный (цвет «последней женской надежды»)  просто непристоен.

Это маркиз в серебристом камзоле и завитом парике, среди других гостей, попроще, на празднике жизни.

Это гранд-дама под кружевной вуалью, оказавшаяся среди простонародья.

Столица капитана Грэя, его отечество — Париж.

Время капитана Грэя, самая пора его — ХVIII век.

Говорят, кто не жил в ХVIII веке, тот не жил вообще.

В это столетие серый, дотоле презираемый, входит в силу и славу.

Становится цветом эпохи.

У королевы Марии-Антуанетты (той, что кончила на гильотине) были волосы пепельного оттенка (блонд-севр),  которые она еще и припудривала.

Именно она ввела моду на завитые «овечьи» парики.

Серый любили не только во дворцах.

Любящая жена в те времена обращалась к мужу: Гри-гри! («мой серенький»).

А муж называл ее: Мабишь, Бишетт (козочка).

Мужское и женское платье, гобелены, обивка мебели, шпалеры — множество вариаций серого.

С отблесками, отсветами и переливами, тончайшими валерами.

Столовое серебро.

Мельхиоровая утварь ( в честь волхва Мельхиора).

Потолки, расписанные в стиле «гризайль».

Фарфор-бисквит.

Кружевные воротнички и жобо, кружева и шу.

Бисером, жемчугом расшитые жилеты, перевязи, плащи.

Перламутровые инкрустации.

Боа, эгретки, веера из страусиных перьев.

Стеклярусные безделки.

Часы на цепочках и на браслетах с брелоками.

Лорнеты, пенсне, монокли.

Качалка гризерки.

Брильянты.

Настоящие и поддельные.

Фальшивые, не такие блистательные, как настоящие.

Сероватые.


21. Цвет гризеток


Любезный читатель! Знаешь ли ты, что такое — гризетки?

От слова «гризайль» — серый.

По-русски: «серяночки».

Селяночки?

Нет, столичные штучки.

Парижаночки.

Не беляночки (бэль-красавицы), рангом пониже.

Но и не чернавки.

Молодые особы среднего класса — модистки, цветочницы, продавщицы, хористки — носили во времена Бальзака, Флобера и Тургенева серые платья, из шелковистой материи «гризе», прочной, доступной по цене.

Платья эти были сильно декольтированными, к  ним полагался корсет, пышная нижняя юбка, а также чепчик.

О гризетках в литературе можно встретить два мнения:

1. Мечтательные, нежные создания. Подружки студентов,  разделявшие с ними все тяготы жизни: чинившие белье, подметавшие пол в мансарде, варившие кофе на спиртовках. Позировавшие перед мольбертами, растирающие художнику краски, переписывающие поэту тексты его сонетов, а композитору ноты его сонат.

Героини оперы «Богема».

Чувствительная, меланхоичная Мими. Красавица, все время покашливающая. Обреченная на раннюю смерть от чахотки.

И ее подруга, Мюзетта. «Я весела, беспечна» - ее выходная ария.

Жизнерадостная, вся солнечная.

Маленькие музы.

И другой тип:

Кокетки-кокотки Латинского квартала.

Горняшки. Гордые горничные.

Лоретки. Лауры (Лоры) с лорнетками.

Содержанки подешевле, чем в Лувре или на Елисейских полях.

Мадам Помпадур и Лавальер, разменянные на мелкие банкноты.


Гризетки, таким образом, попадают точно в середину.

Нечто среднее между честной, порядочной работницей, живущей трудами рук своих и особой, продающей свои прелести.

Не путайте гризеток с путанами. У беспутниц иные цвета.

Гризетки грациознее.

Гривуазнее.

Но и грустнее.

Гри-гри! Вслушайтесь: гри-гри!

Играй! Гори!

И теперь такие есть.

Не только в Париже.

Гризетки, как тип, бессмертны.

Как бессмертны стихи, романы, оперы о них.

Из любого знойного либретто –
О, какое ни возьми! –
Выпорхнет беспечная Мюзетта,
Упадет нам на руки – Мими.

Ни одна душе людской не пара,
Но обнимут нас они вдвоем,
И с одною выпьем мы нектара,
А с другой – заплачем и умрем.

Вот проснулся оркестровый улей,
И боится взгляд:
Там пюпитры крыльями взмахнули,
Только не летят.

С запонкой под подбородком толстым,
Сумрачен, плечист,
Над виолончельным дамским торсом
Трудится солист.

Отдала бы все, до горстки праха
(Вечно невпопад!)
Если только радугою арфа
Тронет водопад.

Чайки сизокрылые соткали
Платье оперной звезде,
Водомерки расшивали шаль ей,
Шелком по воде.

Над разверстой оркестровой ямой –
Дорогой ценой –
Быть тебе не девой и не дамой:
Лилией речной.

Ты в своей струящейся отчизне,
Как велел кларнет,
И не слышишь бедный шепот жизни –
Жизни у певицы просто нет.

И лихой сплавляешься кувшинкой
Вдоль по хроматическим волнам.
О, куда? За кресла алой спинкой
Плохо видно нам.


22.  Цвет серой розы

Париж — город аутентичных проявлений серого.

Облака над бульваром Сен-Лазар.

Залитая дождем, разлившаяся лужами, фонтанчиками брызг взрывающаяся под колесами экипажей мостовая.

Перламутровые кнопочки под пальцами уличного аккордеониста.

Взъерошенные воробышки на деревьях и песчаных дорожках сквера.

Малышка Пиаф, великая Эдит.

Силуэт Эйфелевой башни в створе улицы.

Парапеты набережных.

Львы, львы, львы всюду. Вы ль, львы?

Людские лица — дружелюбные, улыбающиеся, но затаенно, неуловимо печальные.

Улыбки парижан. Скорее, полуулыбки, четверть-улыбки.

Отраженья в воде.

Игра света на траве, на деревьях.

Шевелящиеся таинственно, особые парижские тени на стенах зданий, на мостовой, на скамьях.

Серая вата облаков. Сыровато, сыровато.

Тени, тени, тени. Не  те, не те, не те.

Не те, что везде.

Фонтаны Люксембургского сада.

Его мраморные истуканы.

Бабочка, зигзагами мечущаяся над струей.

Воды Сены, особого, каждый день другого оттенка.

Остров Сите в излучине реки.

Упругий прогиб, чугунные перила моста Александра I.

На мосту Мирабо — прозрачный призрак Гийома Аполлинера.

Мост Мирабо минуют волны Сены
И дни любви.
Но помню я смиренно,
Что радость горю шла всегда на смену.

Церковь Святой Мадлен.

Собор Парижской Богоматери.

Химеры на его фасаде.

Особняки Елисейских Полей.

Гранит плит.

Чугун статуй.

Пылинки в солнечных лучах.

Надгробья Пантеона.

В дождь Париж расцветает, как серая роза.



23.  Цвет Леди Совершенство

Серый цвет помогает нам понять, чем просто красивое отличается от прекрасного.

Профессор эстетики.

Учитель такта.

Гурман хорошего тона.

Гувернер деликатности.

Мэтр вкуса.

Кутерье куртуазного.

Сомелье изящного.

Маэстро манер.

Сноб, облизывающий ноблес оближ.

Шоколатье шика!

Быть может, и пшика.

Цвет одежд Мэри Поппинс, леди Совершенство. Все у ней, «от шпильки, до булавки, от туфелек до шляпки» — серое, черно-белое, сероватое.

Серый цвет предпочитала Шанель  — знаменитый костюм «от шанель» был задуман и осуществлен мадам в разных оттенках цвета грэй.

Паутинные шарфики, кашне.

Облачные полупрозрачные блузочки.

Ожерелья, нити, каскады искусственного жемчуга.

Долой корсет, долой турнюр!

Жакетики велюр от кутюр.

Нежные, как эдельвейсы, замшевые полушубки.

О, незабвенная Анук Эме, чье имя означает «возлюбленная»!

Серенькая скромная ее дубленочка.

Фильм назывался «Мужчина и женщина».

Серый цвет обожал Диор, которого за это пристрастие прозвали серым кардиналом моды.

Это кодовый цвет Диора, цвет его ДНК. Он присутствовал во всех коллекциях его, начиная с самой первой, 1947 года.

Появился он, говорят, из-за ностальгии кутерье по родному дому в Нормандии, где серыми были и стены, и кусты дрока, и плющ.

И обрел второе рождение на на жемчужно-сером фасаде его особняка в Париже.

Диор писал, что нет цвета элегантнее, чем гри-гри, и что вечернее платье из серого атласа он готов рекомендовать абсолютно всем дамам, красавицам и дурнушкам, молодым и пожилым, от 16 до 90, без малейшего исключения.

Даже парфюм свой знаменитый он создал во славу серого цвета.

И все «весенние коллекции», «зимние шоу» Версачи, Армани, Гуччи, Прадо и т. д. «в гамме гризайль», «в тоне шартрез», «облачной линии», «парижских сумерек», «лондонского тумана»….

Принц Грэй одет в (прочтите медленно, как стихи):
 
 Серый шелк
 Серый атлас
 Серый бархат
 Серый муар
 Серое букле
 Серый бобрик
 Серый коверкот
 Серый вельвет
 Серый велюр
 Серую шерсть
 Серый маркизет
 Серый крепдешин
 Серый креп-жоржетт
 Серый шифон
 Серая органза
 Серая вуаль.

Шевро штиблет модника.

Замша дамских туфелек, сумочек.

Лайка перчаток.

Шелк дождевых зонтиков.

Тюль и кружева зонтиков солнечных.

Их, унесенных ветром из рук владельцев, полет.



24. Цвет серемяжной правды


Серый — это еще и грубый, простой.

Домотканое полотно.

Суровая, небеленая нить.

Серая бумага — хозяйственная, упаковочная.

Серая капуста — наружные листья кочана.

Бруски хозяйственного мыла.

Пенька.

Рогожа.

Хлопок-сырец.

Серый мужичок , по Владимиру Далю — серяк, серячок, рабочий, лапотник.

Серая публика на представлении — простонародная.

Сероватый домотканый холст русских мужских рубашек, женских сорочек.

Серая пряденая шерсть.

Овчина тулупов, шапок, рукавиц.


Реалии советские:

Драп мужских и дамских пальто.

Серый стеганый ватин за подкладкой (его сменил ныне серый пух, синтепон).

Бобрик детских пальтишек.

Габардин плащей.

Каракуль шапок членов Политбюро.

Каракульчовые шубы их жен.


Классикой хрестоматийной ставшие:

Полотняный кафтан пастуха.

Дерюжный армяк кузнеца.

Рубище нищего.

Фартук кухарки.

Колпак повара.

Кожух ямщика.


Что такое серемяга? Грубое простое сукно домашней выделки.

Жив Ивашка, серая серемяжка.

Своя серемяжка никому не тяжка.

Серемяжная доля — крестьянская, бедняцкая.

Серемяжное войско — партизанское, ополченское.

Серемяжная правда — грубая, простая.

Нельзя без нее.


25.  Цвет белой ночи


Это чистая магия.

Колдовство.

Полярная белая (на самом деле, серая, конечно) ночь.

Полусвет и полутьма.

Полуявь и полусон.

Одухотворенная печаль севера.

Небо отражается в озере – создавая вторую, зеркальную действительность.

Параллельный мир.

Инобытие.

На небе — Солнце и Месяц, как в сказке или былине.

Скалистый берег словно выточен из старых моржовых костей.

Северный олень бежит по белесому ягелю.

Лебединая стая летит над песчаными откосами, над островами болотной пушицы.

Вот пробило полночь.

Потемнел кристалл неба.

Ветер полуночи родившийся над волнами, взвихрил песок.

Седой полярный сыч, с очами, полными равнодушного горя, понесся встречь ветру.

Рыдая и хохоча.

Вращая, по часовой стрелке, печальной своей головой.

Как вестовой, как неживой.

На четыре стороны света — юг и север, запад и восток.

Он видит все в тундре: каждого зайца под кочкой, каждую мышь за травинкой – и стонет, и плачет.

Месяц и солнце обливают его лучами.

Душа Севера — лунный камень, молочно-голубоватый, с искорками.

Пушица, клочками пуха лебяжьего устилающая болота.

Речной жемчуг.

Перламутр раковин.

Берестяной короб, весь в сквозистой резьбе.

Шкатулка из точеной моржовой кости.

Резной можжевелового дерева гребень.

Метелица.

Снежные узоры на окнах.

Вздыбленный ветром мех полярного песца.

Серебряные бубенчики.

Заветные ключи от тайных замков.


Не загадывай о счастье и несчастье.

Не тревожься ни о зле, ни о добре.

Не грусти ни о жизни, ни о смерти.

Не дели сущее на явь и сон.

И душа твоя станет легка, отмытая до последней хрустальной ясности.


26. Цвет кружева


Бревенчатая изба, по-северному высокая, просторная где-нибудь в деревушке, на Архангельщине, Вологодчине.

Крыльцо-крыло, окна с резными ставнями, конек на крыше.

Девичья светелка в верхнем этаже.

Лучинка в подставце.

Рукодельница у окошка.

Тонкие руки девушки в рукавах сорочки.

Бледненькая ее шейка в вырезе сарафана.

Серо-голубые  глаза.

Светло-русые косы.

Мелькающие под пальцами, с музыкальным сухим перезвоном коклюшки.

Тонкие-звонкие, выточенные из елового или рябинового дерева трубочки — коклюшки.

Без них не сплетешь сказочное вологодское кружево.

С его цветами, ромбами, снежинками.

С чашею-розой.

Со звездами-стожарами.

С коньками-горбунками.

С Финистом — ясным соколом.

С Сирином из рая.

С Фениксом, возродившимся из пепла.

С вещим Гамаюном.

С девой-птицей.

Тонкая игра.

Отточенная игла.

Берестяные пяльцы.

Изысканно-простой, неотбеленный лен.

Серая по светло-серому вышивка суровой ниткой.

Вышивка серебром.

Вышивка жемчугом.


В окошке — берег озера.

Песчаная коса.

Рыбацкие карбасы.

Ярусы, вывешенные на просушку.

Рыбьи кости, остовы, хребты на песке.

Отрубленный хвост гигантской трески, как хвост русалочки.

Горбатый, корявый, в  серых сережках ивняк на водой.

Сухие, выбеленные солнцем и ветром корни.

Зернистая озерная лука.

С оторочкой из мелких раковин, по линии прибоя.

Сейд — священный камень, похожий на старого шамана, морщинистого, с длинной бородой, с застывшими в ней слезами.

Цветущие мхи — в зеленоватой, лиловой, коричневой пыльце.

Серебристый  олений мох — ягель.

Лишайники. Лишаи. Бородавки на лице Лиха.

Гранит скал.

Вечность.
 

27. Цвет севера

О Север, Север-чародей,
Иль я тобою околдован?
Иль в самом деле я прикован
К гранитной полосе твоей?

Север рифмуется с "серый".


Север томит, печалит.

Я жила там долго, знаю.

Хочешь уехать, и не можешь, что-то держит.

Не отпускает.

Как-будто попал ты в хитрую ловушку.

Заперли тебя в ней, защелкнулся замок.

В кожей чертовой обитый чемодан
Попадешься, и не выйдешь, не проси.
Фонари навстречу выставят посты,
Но не сдастся черный полюс, Чингисхан.

А в порту суда рыдают, как цари,
Рыбы-луны надувают пузыри.
Ночь поймала, завязала нас в мешок.
Отпечатав на сетчатке свой ожог.

Чтобы сделались нежнее лебедей,
Поцелуями наполнили эфир,
Чтоб рассудок, неподкупный конвоир,
Никогда не пересек Гиперборей.

В прошлой жизни ты процентщицу убил.
Из пучины персияночку не спас.
Иль, обманут черным жемчугом судьбин,
Сжег в раскольничьем костре иконостас.

Ах, полярной кармы утлый чемодан,
Он за наши прегрешенья чертом дан.
Злые хлыстики украденных секунд –
День и ночь они морскую зыбь секут.

Ах, поедем мы в Игарку, в Магадан,
Выпьем, сбацаем чечетку по зыбям.
Привезем оттуда денюх чумудан,
Пустим золото по съеденным зубам.

Что ж, отчаливай! Отчаянна вода
В шрамиках незамерзающих обид.
А за Полюсом открыты ворота
Тех широт, где сердце больше не болит.



28.  Цвет фаты

Я попала на север, потому что вышла замуж за северянина.

А еще потому, наверно, что положено: один поэт на 100 000 населения.   

Ну, может быть, 3 поэта на 50000 жителей.

Больше можно, меньше нельзя.

Меня на север распределила небесная канцелярия.

«Весенний призыв».

Забрали (забрили), как в солдаты на царскую службу — 25 лет.

Дымчатая фата.

Светлые туфельки на тонких высоких каблучках.

Платье невесты —  из шифона, из облака, из черемухового цвета, из Млечного Пути.

Все было (достопамятные времена) куплено в магазине под названием «Счастье»,  по специальным талонам для вступающих в брак.


Что с вами будет, милая невеста?
О, никому на свете неизвестно!

Тебе не обойтись без туфель-лодочек,
Балетной пары, белых двух лебедочек.

От всех фата-морган, ля фам фаталь —
Пусть защитит тебя твоя фата.


Наша свадьба состоялась 7 апреля, в Благовещенье.

Один из двенадцати великих праздников.

Как иногда считают  богословы, самый великий.

Архангел Гавриил преподносит Марии цветок лилии.

Благая весть.

Не помню миг, когда была обвенчана,
Словно похитили меня с земли.
Помню лилию Благовещенья
В боттичеллиевой млечной пыли.

Как она, я оделась в виссон,
В весенний сон.

Поговорка простая
В переводе с латыни:
Моя ладонь прорастает
Лишь в чьей-то горячей ладони.

Было, давно ль, недавно,
Стою, как новая Дафна.

Нет стебля
Нежнее тела.
Не найти лепестка
Теплей моего виска.

И, как ни полоть,
Не выполоть плоть.
Не вытоптать, не сорняк.
Не выпытать,
Что, да как.

Лилия,
Корнями в иле я,
Пою от бессилия,
Свет лия.

Боли и убыли не забыли,
И все ж, не разбили -
Не из стекла.

В день седьмой, в Благовещенье
(По снегу апрель босиком)
Без оговорок, навечно
Согласилась я быть цветком.

Наш брак не развеялся как дым.

Мы с моим мужем Олегом (Ольга и Олег) вместе вот уже 35 лет.

Лилия не белоснежна, как, возможно, кому-то кажется.

Не идеальна ни одна свадьба, ни одна любовь.

Но может быть, в конце концов, идеал не столь прекрасен, как реальность.

Живой цветок лилии лучше искусственного, пусть самого белоснежного.

Невыдуманная, истинная жизнь выше абстракции.

Несовершенство значительней абсолюта.

Наша подлинная биография ценее, весомее, сильнее любой  самой красивой выдумки.


Еще урок, который преподает нам серый цвет.


29.  Цвет графинчика в пыли


Серые панталоны, фрак, жилет (всех этих слов на русском нет) Евгения Онегина.

Серая крылатка Ленского на дуэли.

Гри-де-перлевая (жемчужно-серая)  косыночка на шее княжны Мэри.

Щегольской, но уже чуть потрепанный смокинг Хлестакова.

Крахмальная сорочка Стивы Облонского, с пластроном, кармашком, галстуком-бабочкой.

Штопанная домашняя кофточка его жены, Долли.

Приличный партикулярный сюртук энергичного Штольца.

Нанковый домашний халат Обломова.

Драдедамовый платок Сони Мармеладовой.

Заношенный до неопределенного цвета вицмундир Акакия Акакиевича (его новая шинель, по контрасту, брусничная).

Собачий цвет одеяния Собакевича.

Байковый, покойный архалук Афанасия Ивановича.

Старосветское, серое «в лапку» домашнее платье Пульхерии Ивановны.

Шлафор на вате — шлафрок и чепец Прасковьи Лариной (матери Татьяны).

Ряса дьяка Фомы Григорьевича, "цвету застуженного картофельного киселя".

Графинчик в чулане Плюшкина, весь в пыли, как в скуфеечке.

Армяк и рукавицы деда Мазая.

Выгоревшая на донском солнце рубаха деда Шукаря.

Серая шерстяная, под ремень, форма учеников советской школы — которые во все годы «от Ильича до Ильича»: Онегина, княжну Мэри, Обломова со Штольцем, Акакия Акакиевича и дедушку Мазая проходили по литературе.


Русское:

Серые шали наших добрых бабушек.

Оренбургский пуховый платок, подарок маме.

Серая кирза солдатских сапог.

Серые телогрейки сторожей, путеобходчиков, скотников,  прорабов, слесарей, дорожных рабочих.

Фуфайки.

Ватники.

Голубые песцы, вилюйские белки, баргузинские соболя.


30.  Цвет шинели


Шинель как один из символов серого цвета.

Его униформа.

Ее ввел в России — если кто не знает —  император Павел I, в самом конце ХYIII века.

Не для военных, для статских.

По покрою это был длинный сюртук.

В разные времена — то подлиннее, то покороче, то двубортный, то однобортный, с широкими лацканами, с узкими — но все тот же длинный суконный сюртук.

На зиму его подбивали мехом. Куньим — кто попроще. Бобрами в благородной седине — кто побогаче и познатней.

О юном графе Толстом:

Знаменит он, едок и задирист
только тем, что граф и вертопрах.
Тем, что у него орловский выезд,
тем, что у него шинель в бобрах.

Пальто франта и мота, тонкой шерстяной выделки, на шелковой подкладке.

И даже дамское пальто а-ля шинель - двубортное, приталенное, со шлицей.

Шинель статская просуществовала в России на протяжении всего ХIХ века.

Покрой ее менялся, но неизменным оставался широкий силуэт и пелерина, укрывавшая от холода грудь и спину.

Именно в таких шинелях ходят герои классиков русской литературы: Достоевского, Толстого, Тургенева, Салтыкова-Щедрина.

При Николае Ш шинель деградирует. Ее предписано носить чиновникам всех классов, начиная от нищих коллежских асессоров и регистраторов. Те шьют шинели из дешевых фриза и байки или фланели, которые быстро истрепываются, занашиваются

Обтерхиваются.

Теряют приличный вид.

Фризовую шинель, три раза перелицованную, истасканную до полной непригодности носил многострадальный Акакий Башмачкин.

Суконная солдатская шинель, выдававшаяся служивому сроком на 25 лет.

Это, братец, другое дело.

Совсем иной коленкор.

Второе рождение крестьянского парня — он  забрит в солдаты, стал воином. Едва ли не бессрочным.

С того дня, как покрывался солдат шинелью (словно крестильной ризой), начинался у него другой отсчет жизни.

Наши жены —  ружья заряжёны.

Наши сестры — пики-сабли остры.

Наши деды — славные победы.

Наша мать — шинель.

По французски chinel — собачья конура.

И седло, и палатка, и кровать воина.

Тут тебе и стол, и дом.

Широкий плащ с высоким стоячим воротником, порой, и от пули в шею спасавшем (застревали в нем пули).

С отгибающимися манжетами — в холодную погоду они согревали руки.

С надежными внутренними карманами. Для документов, для иконки, для шильца, мыльца, письмеца с родины, гребешка, зеркальца, мало ли для чего.

Сел на вещмешок, в шинель закутался, достал шкалик — и пир горой.

Занюхивай — рукавом.

Лег — подоткнул шинелку под себя и ею же укрылся.

В зимних кампаниях, солдаты, бывало, ночевали на снегу.

Делалось это так — сперва разгребали сугроб, на земле разжигали костерок, чтоб она хоть немного набрала тепла. Когда огонь прогорал, клали на золу еловый лапник, в несколько слоев. Стелили две шинели, одна поверх другой. Размещались на них вчетвером. И еще двумя шинелями укрывались.

Засыпали, с устатка, мгновенно.

Высыпались отлично. Особенно если на ночь  внутрь принять горячительного.

Шинелями отгораживали место вокруг костра (с кипящими бадьями) когда надо было помыться.

Шинель — крыша.

Шинель — постель.

Шинель — баня.

Шинель — мать родна.

Шинель — первое лекарство для сугрева озябших.

Разорвать на полосы и перевязать перелом, вывих, ежели больше нечем.

Шинель — носилки.

На шинелях выносили раненых, контуженных с поля боя.

Шинель — саван и гроб.

Погибших бойцов, случалось, хоронили в землю, укрыв только шинелью.

Так что русская серая солдатская шинель, это не «форма одежды».

Это друг, товарищ и брат.

Офицерская шинель имела тот же немудреный покрой, что и солдатская, но отличалась более точной подгонкой к фигуре.

Щегольская.

На плечах — пелерина (военным высших званий, начиная с полковника положены были две пелерины, по этому признаку их издалека распознавали).

Сукно тонкое, серо-голубое. 

Застежка не на крючки, как у солдата, а на пуговицы.

Складка на спине стянута хлястиком.

Цвет подкладки зависел от чина: офицерские шинели имели серую шелковую подкладку, а генеральские — красную. Шинель генеральская обшивалась красной выпушкой по воротнику, обшлагам, к хлястику.

Чтобы издали было видно, что генерал идет.

В серых шинелях ходили русские войска на германцев и шведов, австрияков и китайцев, французов и турок.

Били супостата.

Отвоевывали страну.

В 1918 году замечательный русский художник Виктор Васнецов разработал новый покрой шинели, но уже для Красной армии. Романтическая, весьма элегантная шинель, созданная по эскизу Васнецова, оставалась в военном обиходе до тридцатых годов. Затем ей вернули традиционный покрой, введенный еще Павлом.

Серая солдатская шинель — истинный символ преемственности Российской империи, Советского Союза, Российской Федерации.

Все наши победы свершились, в том числе, ей благодаря.

В ней мы победили фашистов в Великой Отечественной.

Воспетая в стихах и песнях.

Солдат молоденький
В шинельке новенькой...

И девушка наша проходит в шинели,
Горящей Каховкой идет...

Мы шинелью одной укрывались с тобой,
Провожали друг друга в полеты...

С войной покончили мы счеты,
Бери шинель, пошли домой...

Одна из Настоящих Вещей.

Без нее мы, может, и не сдюжили бы.


31.  Цвет трех главных вещей

Что это за три вещи основополагающих, изначальных, без которых — смерть?


Хлеб. Чеснок. Сахар.

Земля. Вода. Воздух.

Тулуп. Мыло. Водка.

Правда. Добро. Красота.

Небо. Молитва. Бог.

Три вещи, без которых не выжили бы узники Колымы и Беломорканала — о них писала в письме родственникам одна политическая, ЧСВН (член семьи врага народа): « Мне нужны 1. чеснок, чтобы быть здоровой, 2. мыло, чтобы быть чистой, 3. сахар, чтобы быть веселой.»

И сахар бел, но с легким сероватым блеском  (песок, кусковой, рафинад),

Мыло  хозяйственное, от чуть-сероватого до серо-коричневого цвета.

Чеснок — серо-лиловатый, серо-перламутровый.

Серебристая вода.

Ребристая звезда.

Уходи, беда!

В  горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмет ведро.
Молча принесет воды.

Черно-блещущее ( с каким-то секретом в самой глубине) дно колодца.

Ведра на коромысле.

Купель, где крестят младенца.

Корыто, котором купают ребенка.

Вечное струение родника, криницы, ключа.

Роса на на лугу, превращающая его в райскую луговину, где время не бежит.

Капля росы, в которой отражается и небо, и земля, и зубчатая вершина ели, и красная ягода, и ты сам, смотрящий на все это.

Извивы ручейка.

Речная гладь.

Светлое зеркало озера.

Темное зеркало омута.

Море, переменчивое, как небо над ним.

Вся эта вечная игра, которая началась за миллионы лет до нас и останется, когда нас не будет: пена волн, мокрый песок, штормовые набеги, приливы и отливы.

Пенистые струи водомета.

Фонтан «Каменный цветок».

Фонтан «16 республик».

Фонтаны Летнего сада.

Бахчисарайский Фонтан Слез, воспетый Пушкиным.

Фонтан «Космос».

Фонтан «Россия».


Каскады Петродворца:

Затеи, сюрпризы, обманки Екатерины.

Катальная горка Петра I.

Нептун с трезубцем.

Самсон, разрывающий пасть льву.

А ведь без этих «Самсона», «Нептуна», «Золотой горы» мы тоже не сдюжили бы во всех катаклизмах российской истории.

Без красоты — не пережили бы наших Гулагов, войн, голодоморов, терроров, блокад.

Наших ежедневных Бородино.

Революций, холиваров, армагеддонов.


32.  Цвет жита (жизни)

Живи!

Обирай дикие колосья.

Толки пестом в ступе зерно на муку.

Пеки на огне лепешки.

Запасай семена на зиму.

Весной бросай в почву.

Отбирай  лучшие  — самые крупные, самые стойкие, самые плодоносные, год от года.

Выкорчевывай лес.

Выжигай дикую степь под поле.

Паши.

Борони.

Жни.

Молоти.

Побеждай природу.


Самые истинные и исконные на свете слова:

Пахарь.

Земля.

Поле.

Плуг.

Борозда.

Колос.

Сеятель.

Жнец.

Посев.

Жатва.

Страда.

Малое зернышко принесет урожай — сам-десяток, сам-сот, сам-тысяча.
 
Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода.

Ежегодное чудо земледелия.

Вечное обновление.

Весна.

Ростепель.

Вёдро.

Хлябь.

Солнце взошло.

Христос воскрес.

Пашня стала.

Показались всходы.

Нива заколосилась.

Зерно молочной спелости.

Зерно восковой спелости.

Колос налился.

Серпы заточены.

Нивы сжаты.

Валки на стерне.

Снопы увязаны.

Скирды поставлены.

Яровые яростны.

Озимые взяты у зимы.

Взаймы.

Жито.

Живот.

Жизнь.



33.  Цвет мистерии


Наи-странное, наи-удивительнейшее, необъяснимое никакой наукой, никакой людской мудростью свойство. Примета растения — оно растет.

Майская магия.

Чистое чародейство.

Полый, половый, остистый стебель.

Соломина упругая и гибкая, не разбиваемая на части при обмолоте.

Основание с коротким язычком, опушенными ушками в пазухе.

Чешуйки линейно-шиловидные.

Соцветия по килю шероховатые.

Щетинистый колосок с пятью жилками, серповидно изогнутыми ресничками.

Зерна голые, при молотьбе легко отделяющиеся от остей и цветочных пленок.

Зерновка продолговатая, сжатая с боков, с глубокой бороздкой на внутренних бочках, посередине. Мучнистая или стекловидная, полупрозрачная.

Форма зерен овальная с выраженной морщинистостью по поверхности.

По окраске различается зерно белое, бледно-зеленоватое, желто-серое, серо-коричневое.

Вечная мистерия.

Сакральный каравай.

Круг.

Кол, коловращение, коловорот, колесо, колокол, колода, колодец, колобродить, колонна, колонка, колотушка, колобок, Коломна, коляда, календарь.

Колос.

Колосс.

Святой хлеб.

Символ труда.

Источник жизни.

Ее надежда.

Ее чудо.



34.  Цвет борозды


Картинки из азбуки:

Пахарь в сером армяке и колпачке, идущий за сохой.

Его лошадка, худенькая, с выпирающими ребрами и отвислым животом,  важно выступающая.

Серко.

Борозда на дышащей, курящейся, отдохнувшей под паром земле.

Борода, развевающаяся по ветру.

Сеятель с лукошком, сакральным жестом разбрасывающий зерна вкруг себя.

Сейте разумное, доброе, вечное.

Сеятель Брейгеля.

Сеятель Некрасова.

Сеятель Ван-Гога.

Сеятель Толстой.

Сеятель евангельской притчи.

Зреющая пшеница, серо-золотая, до горизонта.

Васильки во ржи.

Жаворонок в зените.

Переливчатая гречиха.

Бисерное просо.

Платиновый ячмень.

Жница с серпом, стоящая на коленях в поле, утирающая пот со лба  рукавом.

Пахарь-жизнь и жница-смерть.

Воз с пудовой ношей.

Бревенчатая, под соломенной крышей, выстеленная внутри рогожей рига.

Молоты молотилки.

Ветер веялки.

Мельница у реки.

Мельник-ворон.

Мельникова дочка, русалка.

Тихий омут.

Водяной на дне.

Русалочьи хороводы при луне.

Вода, падающая потоком на мельничные колеса.

Крутящиеся жернова серого камня.

Лицо мельника, его волосы, брови, щеки в мучной пыли.

Серемяжные, туго набитые мешки.

Молодая стряпуха, широкими, плавными, древними движениями просеивающая муку через сито.

Ставящая квашню.

Замешивающая тесто.

Поднявшаяся на дрожжах опара.

Хлеба в поду печи.

Семья за столом, покрытым скатертью.

Теплый, с зарумянившейся корочкой, каравай на блюде.

По славянскому обычаю, круглый хлеб с солонкой посередине («хлеб-соль») преподносят гостю на расшитом полотенце — рушнике.

Считается кощунством выбрасывать хлеб и даже бросать его на землю.

Если нечаянно уронил — подними и попроси прощения.

Нельзя за трапезой оставлять ломоть недоеденным.

Нельзя лгать, если хлеб лежит на божнице, по иконой.

Мы сеем хлеб, броню куем, мы в шахтах уголь достаем, в дома проводим газ.

На первом месте, все-таки — хлеб.

Град побил всходы.

Жучок пожрал зерно.

Спорынья заглушила жито.

Урожай сгнил.

Без куска остались.

Незжатая по осени полоска бедной семьи.

Черствая горбушка, поданная нищему.

Белая булка на праздник, купленная матерью на последний грошик, любимому сыну.

Арестант, посаженный на хлеб и воду.

Корка хлеба.

Крошка хлеба.



35.  Цвет хлеба


Адам обречен Богом добывать хлеб насущный в поте лица ( а Ева — рожать в муках детей своих).

В ежедневной молитве христианин просит Отца Небесного: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь».

В Евангелии есть притча о работнике, засеявшем поле пшеницей: пока он спал, его враг посеял между рядами пшеницы сорную траву - плевелы.  Работник дал зерну созреть и только потом отделил зерно от плевел.

Иисус так растолковал значение притчи своим ученикам: враг —  это Сатана, хорошее и плохое семя —  праведники и грешники, а жатва —  синоним Страшного Суда, когда жнецы, Божьи ангелы явятся отделить избранных от осуждённых.

Рай, земля обетованная —  это, по Библии, земля пшеницы, злачное место, буквально —  хлебное место.

Иисус говорил апостолам: «Аз есмь хлеб новой жизни».

На Тайной вечере ученики Христа преломляли хлеб.

В таинстве Святого Причастия, во время Евхаристии  хлеб пресуществляется в Тело Христово. 

Спасибо тебе, русский хлеб, за то, что мы тебя ели в детстве.


Конечно, хороши по-своему:

армянский лаваш,

грузинский шоти,

еврейская маца,

украинская паляница,

кавказский чурек,

французский багет,

арабская пита…


Заманчивы, особенно вчуже:

нормандский бриошь,

испанская чиабатта,

немецкий пумперникель,

люксембургский брецель,

итальянская фокачча,

мексиканская тортилья,

индийские чапати,

китайский баобин,

эфиопская инжера…


Что ты берешь? Опять бриошь?

В рот тебе тортилья, горгулья!

А мой пудель предпочитает штрудель.

Но если среди всего этого разнообразия, вдоволь наевщись пиццы, набаловавшись круассанами и штруделями, мы не забыли черный каравай, серую буханку, белую сайку, значит, остаются они для нас неким эталоном «хлебности».

Преосуществились в нас.

Плотью нашей стали.

Сорта хлеба, памятные с детства, распробованные острым детским вкусом, с тех пор уж  не вкушаемые, но оставшиеся на дне памяти, как нечто основополагающее:

Ржаной каравай. Хлеб-соль, почет гостю. Радушие. Открытость. Символ круглой Земли.

Пшеничная сеянка. Кирпичик в строительстве жизни.

Хрестоматийный белый батон. Пухляво-нежный внутри, как бы оплетенный в тонкую золотистую корочку снаружи. Как новорожденный младенец в пеленке.

Булка городская. По-болгарски булка — невеста. Подруга сердечная простого горожанина.

Сайка. По-эстонски sai -  белая мука. Видимо тот же корень, что и в слове сеять. А ну, кусай-ка!

Плетенка. Пожалуй, самая красивая из всех сортов белого несдобного хлеба. Переплетающиеся полоски теста. Символ зажиточности,  сложившейся жизни.

Запах булочных детства.

Что в них продавалось тогда?

Сокровища Али-бабы!


Сдоба с изюмом.

Плюшка с корицей.

Калач московский.

Рогалики слоеные.

Бублики, баранки, сушки.

Черные сухари.

Белые сухари.

Сухарики ванильные.

И собственно серый хлеб.

Это его чаще всего называли — буханка.

И покупали каждый день.

Без затей, без всякого там тмина, кориандра, мускатного ореха, корицы ли, ванили или прочего баловства.

Самый чистый по вкусу.

Самый честный по цене.

Родной.


Слова, родственные «родине»:


Рожь.

Роды.

Роженица.

Новорожденный.

Рождество.

Родник.

Род.

Родные.

Родослов.

Родомысл.

Народ.



36.  Цвет Библии

Серый — цвет Библии.

Ее страниц.

Ее гравюр (классических иллюстраций Доре).

Ее пейзажей.

Сравни: золотистая, оранжевая, цвета кофе, корицы, шоколада  арабская пустыня.

И — серая, жестковыйная, выгоревшая до цвета зеро пустыня иудейская.

Песок.

Известняк.

Верблюжья колючка.

Барханы.

Перекати-поле, носимое ветром.

Ссохшаяся роза Иерихона (но расцветет после дождя, дабы умилилось бедное сердце человека).

Желто-серые верблюды.

Полосато-серые аспиды.

Темно-серые пауки.

Ветер.

Пыльная буря.

Серый смерч — самум.


Три древних деревянных ларца внутри Ковчега завета.

Носилки для его переноски —«из дерева ситтим», выгоревшие добела  на пустынном солнце.

Облако в небе, неизменно следовавшее над Ковчегом.

Манна небесная.

Серовато-желтая вода реки Иордан.

Соломонов храм, выстроенный из местного камня — песчаника и ливанских кедров.

Ветхая Стена Плача.

Записочки с желаниями, в пазухах между камнями.
 
Пророк в пустыне.

Седая борода Иоанна-крестителя.

Его пещера в основании горы.

Его шуба из шкуры козленка.

Его рукописи, свернутые в трубочки, в керамическом сосуде.

Мантия царя.

Химатион судьи.

Серебряные перстни на смуглых руках Соломона.

Моисеевы скрижали желто-серого камня.

Свитки Торы.

Бедный хлев, у котором, на пути в Египет, родился Спаситель.

Ясли, где он лежал.

Хламиды и тюрбаны волхвов.

Виссоновые покрывала женшин.


Грубые рубища рыбаков Тивериадского озера, Петра и Андрея.

Серебристый их улов в сетях.

Христос, шествующий по водам.

Птицы небесные.

Лилии долин.

Серая казенная  сума Савла, взыскателя податей.

Серые хитоны апостолов, их грубые сандалии, простые пояса.

Серая накидка Спасителя, служившая ему и одеялом во время сна.

Серый его ослик.

Крест распятия.

Голая Голгофа.

Смертная испарина на лице распятого.

Его слезы.

Посеревший его лик.

Облик, проступивший на плащанице.

Гробовая пелена.

Ночь в Гефсиманском саду.

Утро у погребальной пещеры.

Рассвет.


Снежное Рождество.

Ледяные проруби Крещенья.

Февральское метельное Сретенье.

Вербовые сережки Вербного Воскресенья.

Лилии Благовещенья.

Бледное личико отроковицы Марии.

Серебристые крыла Архангела Гавриила.

Голубь — Дух Святой.

Покров Пресвятой Богородицы.

Свечи в храмах.

Ладан, курящийся над кадильницами.

Нимб над головой мученика.

Свет святости.



37.  Цвет хозяйственного мыла

Я помню оттенки серого, которых уже не представит себе следующее за нами поколение:

Большие, по метру в ширину-высоту кубы сливочного масла в витринах продмагов. Масло продавалось трех видов: соленое, несоленое, и самое желанное для детей, шоколадное.

Листы «серой», низшего качества бумаги, в который заворачивали отрезанный длинным ножом и взвешенный на весах с гирьками кубик соленого, несоленого или шоколадного масла.

Листочек промокательной бумажки, который обязательно лежал в каждой новой чистой тетрадке.

Пояс для чулок, который носили мы, девочки (и младшие мальчики), с пришитыми к нему «пажами», придерживающими чулки.

Серые в стрелочку полушерстяные чулки. Они были теплыми, вполне уместными в российском климате. Но без конца протирались, их надо было штопать, штопальной иглой, на деревянном грибке.

Шерстяные рейтузы поверх чулок.

Девичьи атласные бюстгальтеры с тремя пуговками.

Бумазейные панталоны «с начесом».

Ночные рубашки из фланели.

Халаты домохозяек, из бумазеи.

Шапки-самовязы.

И шапки-ушанки.

И дамские шапки-колпачки.

Серый — цвет бытия.

Но он еще и и цвет быта.

А также безбытности.

Быт рифмуется с бездонной бочкой Данаид.

Только вымыли посуду — вот уж грязная стоит.

Быт или не быт?

Только вымели  пол —  глядь, снова набросано бумажек, ниток, табачных крошек.

Тряпка для пыли.

И половая тряпка.

И швабра, на которую эта тряпка наматывается.

Веник.

Метла.

Одежная щетка.

Обувная щетка.

Куда любовь уходит? Откуда пыль берется?

Туда любовь уходит, откуда пыль берется.

Цвет оцинкованного корыта и стиральной доски.

Тяжелых брусков хозяйственного мыла.

Деревянных бельевых прищепок.

Белье замачивали в корыте.

Потом намыливали хозяйственным мылом.

Терли о стиральную доску.

От этого над корытом взлетали, сверкали случайной радугой и тут же беззвучно лопались мыльные пузыри.

Окна в доме, черные до зари.
Окна в доме – черствые сухари.

А недавно, важные как цари,
Плыли мыльные пузыри.

Нежный шар, дыхания легкий пар
Да еще соломинки капилляр.
Поцелуи в руки плывут, бери,
Никого не благодари.

Но сереет в корыте пена,
Неуклонно и постепенно.
Долгий дождь стоит стиральной доской,
Мылом пахнущий, городской...



38. Цвет исподнего

Белое постельное, а также нательное хлопчатобумажное белье всегда серовато.

Даже если его трижды прополоскали в оцинкованном корыте, с синькой.

Даже если кипятили на плите, в эмалированном баке, с содой, с каустиком, с нашатырем.

Крахмалили.

Сушили на веревках, где-нибудь во дворе, на ветру, а зимой еще и специально вымораживали морозом, для  мягкости и свежести.

Так что ледяная простыня могла «колом»  стоять на полу,  как привидение.

Она распространяла дивный запах мороза.

Но постепенно, морщась и съеживаясь, опадала.

Серела.

Белье не было идеально белым.

Даже если, как было принято в русской деревне, его стирали в чистой речке, выбивали вальками, полоскали в семи водах , сушили на ветру и разглаживали угольным утюгом.

Даже если замачивали во всё съедающей, непобедимой, как смерть, хлорке.

Хлопок сероват.

И зачастую — сыроват.

Простыни провинциальной гостиницы.

Пододеяльники Дома отдыха.

Матрасы, набитые ватой.

Серые казенные одеяла.

Рубахи, кальсоны.

Серый цвет госпиталей.

Тюрем, КПЗ, пересыльных пунктов.

Лагерей для осужденных (с неизбывным ударением на «у»).

Лагерей для перемещенных лиц.

Временных пунктов для размещения беженцев.

Больниц, стационаров, поликлиник.

Монастырей, подворий, скитов.

Интернатов для инвалидов и интернатов для престарелых.

Хосписов для неизлечимо больных.

Детских домов.


Исподнее преисподней.

Но даже и:

Просто детских садов, ясель.

Пионерских лагерей.

Провинциальных (да и столичных, чего там) гостиниц.

Санаториев, пансионатов.

Любого казенного дома.

Сероватый налет на нем — неизбывный оттенок печали.

Серота.

Отсюда слово — сирота, сиротство.

Сироты ходили в сирых (изношенных, выгоревших, застиранных) одеждах.

Плохо в домах призрения.

Презрения.

Пусть в самых гламурных, но казенных домах.

И в отеле «Хилтон».

И в отеле «Супер-плаза-парадайз».

Где постельное белье меняют ежедневно, стирают в мощных машинах, полощут с кондиционерами и ароматизаторами,  сушат в прессах, застилают не абы как, а французскими конвертами.

Некий серый налет неизбывен.

В родном доме, пусть бедном и неустроенном — светлее.



39.  Цвет жителей воздуха


Удивительные создания населяют небеса.

Сильфы, духи воздуха.

Ангелы.

Ариэли.

В иных притчах и сказках — люди-птицы, люди-бабочки и даже люди-летучие мыши.

А в действительности — рукотворные создания, дети человеческого разума и технической мысли.

С руками-крыльями и пламенным мотором в сердце.

Самолеты.

Спутники.

Ракеты.

Авиамодели школьников.

Дирижабли покорителей Полюса.

Аэростаты, летучие гондолы, цеппелины.

Первые аэропланы-этажерки.

МИГи и Су.

Все наши звездные корабли.

«Востоки», «Восходы», «Союзы».

«Ямал», «Гонец», «Барс»,  «Меридиан», «Арктика», «Радуга», Благовест», «Федерация»…

Мне нравится повторять их имена.

Они прибавляют мне веры в себя.

Они учат меня не бояться жизни.

Тот, на котором летал Гагарин.

И тот, с борта которого вышел в открытый космос Леонов.

И тот, на котором Армстронг высадился на Луну.

Самолеты Туполева, Илюшина, Антонова.

И новый МС-21.

Вертолет, нарисованный впервые еще Леонардо да Винчи, изобретенный Игорем Сикорским.

И тот космический корабль, на котором улетел в свою страну Экзюпери.

И тот, на котором однажды прилетит к нам Маленький Принц.

I belive I can fly.

Я умею летать!

Я могу долететь до звезд!

Все почти летающие машины —  серебристо-стальные, какими и полагается быть жителям воздуха.



40.  Цвет лунной дорожки


Серы все главные шоу природы, идущие на сцене ее из года в год:

Снегопад.

Ледостав.

Ледоход.

Капель.

Паводок.

Набухающие почки деревьев.

Тополиная метель.

Пыльная буря.

Дождь.

Гроза.

Ненастье.

Увядание.

Облетевший осенний лес.


Серебристо-серы — еженощные чудеса неба.

Зарницы.

Молнии.

Сполохи Северного сияния.

Кометы.

Спутники.

Звездопад.

Световой дождь.

Лунная дорожка.


Все отдай, и попроси взамен
Сто шагов, но не касаясь дна,
По теченью волн и синих вен.

Выплывай, безумная луна,
Как Офелия из-за кулис!

Душу вынь, в лазури заморозь.

Как Офелия, за нас молись,
Я устала жить с тобою врозь,

Выть в твою непуганную высь,
Преданнейший у пучины волк.
Что уж, мыслящей тростинки спесь,
И на Бога вежливый кивок!

Столпником у лунного столба
Застывает, хоть на миг, судьба.
Чтоб потом сомнамбулой слепой
Красться вслед за нами в мрак ночной.

Ведь цветные стеклышки луны
В наши тайны вечно влюблены.
Леденцы и лодочки луны
Сонному младенчеству равны.

Облучусь тобою! Облачусь
В плоть иную. Все-таки, ступлю –
Я горой Библейской поручусь! –
На непокоренную струю.

Иль хотя бы загляну в глазок
На двери, и сей удел высок.
Ведь опоры в жизни нет нигде,
Только в топкой лунке на воде.

У тюремного спрошу замка,
Я ль была к спасению близка.
Ведь опоры в смерти нет нигде,
Только в лунной тропке на воде.



41.  Цвет звезд


Альтаир, Альдебаран, Вега, Денеб, Капелла, Кассиопея, Сириус, Арктур, Фомальгаут, Антарес, Мицар (называю лишь те, что почему-либо остались в памяти)…

Незабвенные с первых прочитанных книжек фантастики:

Альфа Центавра.

Тау Кита.

Туманность Андромеды.


Смуглые марсиане.

Голуболицые венерианцы.

Земляне-астронавты в серебристых скафандрах.

Однажды пришли из очень разных текстов, и не захотели забыться:

Люсида Анзерус — альфа Лисички.

Мимоза — бета Цефея.

Атхафера — дзета Льва.

Грумиум — хи Дракона.

Алула Бореалис — ню (каково!) Большой Медведицы.

Нежная ню.

Всякий раз, отыскав их на ночном небе, я с ними здороваюсь, как со старинными знакомыми.

Лира, Лебедь, Чаша, Пегас, Кентавр, Журавль, Персей, Андромеда, Эридан, Орион, Феникс, Северная Корона, Южный Крест,  Гончие Псы, Волосы Вероники…

Как страшно звездное небо.

Хамелеон. Ящерица. Павлин. Райская Птица.

Щит. Стрела. Дракон. Единорог.

Компас. Телескоп. Циркуль.

Золотая Рыба. Змея. Змееносец.

Жертвенник. Жираф. Живописец.

Кентавр, раненый Гераклом.

Персей, спасающий от Кита прикованную к скале Андромеду.

Брызнувшее из сосков Ио молоко Млечного пути.

Там, в прозрачной вышине
Свет приходит в гости к свету:
Прочитать, поэт поэту,
Новый стих о новом дне.

Там, в пространствах голубых
Свет-сестра целует брата,
И душа не виновата,
Если скучно ей без них.            

Два луча у алтаря
Ждут венчанья: поскорее!
Сшили шлейфы из сирени
К свадьбе – девочки-утра.

В театре шоу «Звездный дождь»,
И к земле летят кометы,
Словно публикой из лож
Брошены, на бис, букеты.

…Там, быть может, другие чары –
Бал! С звездой танцует звезда,
И зеркал вальсируют пары,
Отразив тоннель в никуда.

Вот, ступает по белой зале
Ночь, вздымая дали, как шали,
А за ней десант светлячков
На велосипедах очков,
Блестки спутников, маяков.

Там хрустальные пляшут львы
И стеклярусные газели,
Чудо-куколки из капели,
Очень хрупки они, увы.



42.  Цвет небесных  Весов


Мое зодиакальное созвездие — Весы.

Список его звезд читается, как лирическое стихотворение:

 Зубен Эльгенуби — альфа Весов
 Зубен Эльшемали  — бета Весов
 Зубен Эльакраб  — гамма Весов
 Зубен Эльакриби — дельта Весов
 Зубен Хакраби — ипсилон Весов.

Такие вот персидские газели.

Генуби — это Север.

Шемали — Юг.

Зубен переводится с арабского: лапа, клешня. В созвучии с русским — зуб, зубец.

Брахиум означает — рука.

Алакраб (эльакриби, хакраби) — скорпион.

Чудища висят в небесах и правят миром.

Бессонные мои соглядатаи.

Зоркие управители.

Сторожа на посту.

Астральные защитники, воины в блистающих плащах и венцах.

Серебристые друзья.

Долгое время у астрономов Весы не выделялись в отдельное созвездие, считались частью могущественного Скорпиона.

Хитрого, верткого, ядовитого.

Практически неуязвимого.

Уничтожающего все вокруг. А если не в кого впиться — жалящего самого себя.

Эдакое сверхоружие .

Биомодель бронированного самохода.

Прототип разведчика-робота.

Темный Полюс звездного неба.

Главная звезда этого созвездия — Антарес.

По мифу — это  соперник Марса, бога Войны (анти-Арес).

Красный сверхгигант, первой звездной величины.

Звезда Дьявола, звезда Зла, звезда Смерти.

Лишь эллины стали считать звездные Весы Весами.

Небесным атрибутом Фемиды, Деметры и Немезиды.

Символом правосудия.

Божественной справедливости — Астреи.

Честности.

Чести.

Научной беспристрастности.

Истины.

Ландыши, девочки в белой вуали,
Мне по секрету: в кого влюблены?
Ах, на свидание в вам опоздали
Спутников и «Аполлонов» огни.

Ждите, принцессочки! Что ваши годы!
Помните, школьницы, мир не погиб –
Лишь за девической лиры аккорды,
Лишь за лирической шейки изгиб.

Может быть, это и было уроком:
Нежность. И дней не щадя, до конца!
Просто старинная Бога уловка,
На тетиве стебельковой краса.

Ждите, не плачьте! Вы – музыка сада
Всех миновавших и будущих Ев.
Ах, ничего нам на свете не надо,
Лишь безупречную ландыша ветвь!

Только за нею душа, как невеста,
Бросится вплавь, в зеркала высоты.
Мы не спасемся, лишенные цвета
Извести, истины, льдистой звезды.


43. Цвет Глизе

83 видимых невооруженным глазом звезды, в их числе:

Брахиум,

Глизе,

Анюта.

Глизе (названа в честь немецкого астронома Глизе) — одна из звезд в созвездии Весов. Красный карлик в 20 световых годах от Земли. Входит в список 100 ближайших к нам звезд.

Звезда эта имеет шесть планет, из которых, по крайней мере, одна пригодна для жизни. В привычной для нас форме. Как ее понимают земные ученые.

То есть данная планета обладает параметрами орбиты и массы, которые делают ее потенциально обитаемой.

В 2009 году  к Глизе было послано радиопослание. Прибытие его  ожидается в 2029-м.

Может быть, именно оттуда придет ответ.

А не из Туманности Андромеды, не с Альфы Центавра и не с Тау Кита.

Не для того, чтоб есть безе
И запивать гляссе,
Иль, в дань диете, фрикасе
На сое и овсе —

Нам жизнь дана, чтоб мир понять,
В том поклянутся все.
Чтоб, глядя в небо, повторять:
Глизе, Глизе, Глизе!

Но кто назвал одну из звезд Весов Анютой?

Влюбленный в нее? Жених? Мама? Отец? Сын или дочь? Ученик-почитатель? Чем-то важным обязанный ей человек?

Или она сама?

Кто она, Анна Одинцова?

Красавица из романа Тургенева, с телом «хоть в анатомический театр», предмет трагической страсти Базарова?

А может, знаменитая балерина из Новосибирска?

Или «одноклассница» из села Большеречье Омской области, пенсионерка?

Звезда-Анюта! Открой личико!

Сайт «Мой космос»:

Координата S. 53. Величина объекта: 11.24224. Созвездие: Весы. Название объекта: SD 13319 (Anyuta Odintsova). Каталог: 23.

Объект поименован. Имя Анны Одинцовой будет сиять в вечности.



44.  Цвет Селены


Новорожденный месяц, похожий на детский срезанный ноготок.

На серьгу.

На лодку, плывущую по ночи.

На улыбку.

На даму в полумаске.

Месяц, князь молодой.

Князь Серебряный.

Добрая примета.

Я ехал к вам: живые сны
За мной вились толпой игривой,
И месяц с правой стороны
Сопровождал мой бег ретивый...

Растущий полумесяц.

Время белой магии.

На молодой луне показано начинать всяческие добрые дела.

Стареющий полумесяц.

Время черной магии.

На убывающей луне успешно всяческое колдовство и ведьмовство .

Я ехал прочь: иные сны…
Душе влюбленной грустно было,
И месяц с левой стороны
Сопровождал меня уныло...

Полумесяц южный, перевернутый на 180 градусов, «мусульманский».

Крест и полумесяц.


Полночь, ударь в тарелки!

Полнолуние.

Со всем его безумием.

С его бессонницей.

Вопящими кошками и котами.

Летающими на помеле ведьмами.

Колдунами, несущимися по небу в горшках.

Вампирами.

Романс о луне, луне.

С ее оловянной грудью, бесстыдной и непорочной.

- Луна, луна моя, скройся!
Если вернутся цыгане,
Возьмут они твое сердце
И серебра начеканят.


Мистерия полнолуния.

С его призраками.

Святыми видениями.

Влюбленными парами.

Заговорщиками.

Ворами.

Убийцами.

Спиритами.

Медиумами.

Алхимиками.

С доктором Фаустом у реторты.

С Ромео под балконом Джульетты.

С Гамлетом у могилы отца.

С Офелией под водами ручья.

С Лунной сонатой.

Лунной рапсодией.

С концертом Пинк Флойд «Оборотная сторона Луны».

С сонетами.

Балладами.

Ноктюрнами.

Серенадами.

Колыбельными.

С ночными птицами, их нездешними, из сказки именами: Совка-вдовка,  Сыч мохноногий, Сычик воробьиный, Филин пучеглазый, Неясыть бородатая...

С птицей по имени Лунь болотный.

С птицей по имени Выпь.

С птицей по имени Пугач.

С волками, воющими на луну.

С собаками, лающими на невидимую нам нечисть.

С колдунами, несущимися по воздуху в горшках.

С ведьмой верхом на черте.

С сомнамбулами.

С лунатиком, идущим по карнизу, своим видениям навстречу, смерти навстречу.

Давно ушла на Луну, по канату-лучу, моя подруга.

Очень близкая. Из тех, что даются только в юности.

Элеонора (Элка) Л.

Луна пасет стада красавиц,
Любой бестрепетно касаясь.
Под небом женщины вольны,
Но чутки все к хлысту луны.

Она бряцает нам на лютне,
Сплетает сеть из васильков.
И сохнем мы на иглах лунных,
Подобием слепых сверчков.

Моя соседка по общаге –
Сомнамбула. От смерти в шаге,
Как пишут в саге. Влюблена.

Нет, не чума и не война
Нас губит, девочки – луна!
Лицо трагически припудрив,
Лучом  удержит ли за кудри?

Вот, встала на подоконнике,
А под окном поклонники:
– Куда ты, Элеонора?
Ты начиталась вздора!

А она, со смешком:
– Я на луну, пешком!

Выбралась на карниз,
В бальном платье-обновке,
Пять шагов по веревке лунной…
И –  ах!
И – вниз!

Почему?
Почему?!
Не рассказать никому.

Нет стебля нежнее тела.

Но, как ни полоть –
Не выполоть плоть,
Не вытоптать – не сорняк,
Не выпытать, что да как.

– Объелась она белены!
Нет, опилась луны.

Элка, Элка, вернись!
Солнце мое, проснись!

Но из лунного круга,
Отвечает, бледна:
– Я не вернусь, подруга,
Не отпустит Луна.

Спи, Офелия-нимфа,
С филфака, а не из мифа.
 
Беатриче, Елена!
Марфинька, Натали!
И вашу радость Селена
Схоронила в лунной пыли.

Ты глотай, Дездемона,
Горький ломтик лимона,
Если в гортани боль.

Над певуньей Розиной –
Желтый глаз стрекозиный.
Осиротел бемоль.

Жить очень больно, девочки,
И все же, не умирайте!
Грусти лунные ленточки
В косы не заплетайте.

Когда ваше сердце разбито,
Перестрадайте ночь.
Каждый рассвет – молитва,
Утро должно помочь.

...Она теперь на Луне, моя Элка.



45. Цвет дождя


Серы (от почти белых до почти черных) облака.

Весь этот небесный флот, ежедневно проплывающий над нами.

Воздушные бригантины, фрегаты, каравеллы.

Парусные, мачтовые, многоярусные.

Кучевые, слоистые, перистые.

Жемчужные, перламутровые, платиновые.


Ангелы.

Духи.

Сказочные звери.

Фантастические птицы.

Химеры.

Чудища.


Сер дождь.

Не люблю дождь.

Мало кто его любит.

Но...

Представьте, читатель, что вы уже умерли, и, с отпускным удостоверением, выданным в небесной канцелярии, можете иногда, призраком, невидимым привидением посещать землю.

Не станет ли для вас счастьем самый ненастный, самый дождливый день?

Просто подставить лицо под эту льющуюся с неба благодать.

Просто услышать, как стрекочет дождь, падая на расстеленную на скамейке, забытую кем-то газету.

Увидеть, как вспухают на мгновение и тут же лопаются в лужах белые пузыри от упавших капель.

Вдохнуть запах прибитой пыли.

Запах 33-х трав: мяты, полыни, чабреца, донника, душистого табака, жасминных лепестков...

Апрельская, клейкими листочками проникнутая морось.

Майская гроза, с первым весенним громом, который, как бы резвяся и играя, грохочет в небе голубом.

Июньский «слепой» дождик, его в народе называют «царевна плачет».

Июльский царственный солнечный ливень, с радугами вполнеба.

Августовский проливень, пробивающий насквозь зонты.

Сентябрьский косохлест, божья плетка.

Октябрьские затяжные «осадки в виде мокрого снега и дождя».

Ноябрьская слякоть, от которой хочется плакать.

Град размером в горошину. И град размером с голубиное яйцо. И град размером с артиллерийский заряд, небесная шрапнель, царапающая шиферные и черепичные крыши.

Градины в виде пирамидок. В виде раковин. В виде фантастических цветов — с синеватой сердцевинкой и мутно-белыми лепестками.

Сер туман.

Все его виды и подвиды (хочется собрать их коллекцию):

Дымка.

Мгла.

Курево.

Марево.

Морок.

Мга.

Непроглядье.

Дымарь.

Бухмарь.

Смог...


46.  Цвет снежинки


Совершенная структура снежинки: оси, лучи, радиусы, хорды, вписанные в круг.

Снежинка похожа на лопасть первого аэроплана.

На свастику санскрита.

На руну жизни.

На циферблат.

Виртуанский человек Леонардо, вписанный в круг, тоже представляется снежинкой.


У нее восемь душ:

Зверь, цветок и мгновенье,

Сон, соринка, недуг,

Группа крови, натянутый лук,

В послесмертье распахнутый люк,

Божье стихотворенье.

Холод, как от наркоза в груди,
Ночь рождественская впереди.
Нам осталась на свете одна
Белизна, белизна.

Дай, декабрь, уколоться о звездные стрелы,
И по нитке скользить научи.
Нам, сестрички, старлетки, астреллы,
Рук привычней – лучи.

И в сумятице зимнего дня,
Может, кто-то узнает меня.
Увидав снегопад из окна,
Скажет: это она.

Вот лечу и лучусь, впопыхах и вслепую,
Но в блаженном бесплотном строю
Никого не сужу я, и равно целую
Рукавицу, кору, колею.

И над крошевом незавершенного спора,
Голубым заметая пером,
Я миную без страха, свершусь без укора
И воскресну, в обличьи втором.

Снежинки совершенной формы: пылинки, крупинки, цветы, кристаллики, хлопья.

Плавно порхающие в воздухе.

Кружащиеся в вальсе  (чайковском, из «Щелкунчика»)

Взвихренные в дикой пляске.

Прошивающие воздух сквозными нитями.

Секущие его хлыстами.


Пороша.

Оснеженное поле.

Серебряный кружевной лес — Берендеево царство, Тридевятое государство, страна Иннония.

Белоствольные березы, сверкающие в подтаявшей измороси — невесты зимней свадьбы.

Ракитовые кусты, похожие на восставших покойников в саванах.

Ели в снегу, похожие на огромные кристаллы. Похожие на пришельцев с другой планеты. На воинов Света в тяжелых робах.

Оконное стекло в причудливых узорах: пальмы, нездешние цветы, перья...

Сугробы. Высокие и низкие, плотные и рыхлые, голубоватые  и розоватые, легкие, воздушные и тяжелые, ноздреватые.

Тропинки, протоптанные людьми по снегу, от жилья до жилья.

Хрупкий наст поверх снежного покрова.

Птичьи и звериные следы на снегу.

Мартовские голубоватые тени на проталинках.

Пульсируюшие, кипящие снега апреля («Марья-зажги снега»).

Серы: метель, поземка, пурга, вьюга, буран, замять, заверть, круговерть…

Заиндевелая борода Морозко.

Седые его лохмы, оснеженные брови.

Ледяной, колоколом, кафтан.

Костлявый перст.

- Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?



47. Цвет ветра


Ветер сер.

Невидимка.

Некто, пролетающий мимо тебя в плаще-крылатке.

Шалопай.

Повеса.

Хулиган.

Норовящий с налета облапать тебя, сбить шляпку, задрать юбку.

Женщинам не спастись от ветра,
Он с них срывает шляпки из фетра.

Закружил принцеску,
Растрепал прическу,
Отпустил, но вслед подул
Так, что дыбом встал подол.

Синенькою ленточкой
Вьется за студенточкой,
Подхватил ее – легка! –
И закинул в облака.

Дело, кисаньки, табак:
Край летающих собак.

К звездам Млечного Пути -
Дольний мир, прощай-прости -
Понеслась афиша.

Просто едет крыша!

Он фланирует у дома
Обольстителем в крылатке.
Плащик твой трепещет, донна,
Как обертка шоколадки.

А идальго подворотен,
Лют, немилосерд
И бессменно к службе годен,
Девы – на десерт.

Пропускают уроки
Школьницы, ветер пьян,
Он их кусает в щеки,
Так, что не надо румян.

А не то, просочиться в щелку,
Ухватить за кудрявую челку:
Лежишь, красавица, на диване –
А ты уж у ветра в кармане.

Была Таней, а стала тучей,
В синих молниях и летучей.

Со всей любовью и чепухой –
У ветра за пазухой.

У одних обметаны губы,
У других – промотаны шубы.

Не снимайте, хозяйки, фартучки!
Затворяйте форточки!

Успевайте, пока
Ветерком не надуло сынка.
            
Гусары ветрам не сдаются! –
А вот женщины, нежные, гнутся.

И все же, они красивы,
Как строчки, набранные курсивом.


На север я пережила настоящий роман с ветром.

Со знаменитостью не местных масштабов.

Не с каким-нибудь оконным сквознячком.

С великим ветром эпосов, саг, повестей для  юношества и трагических мюзиклов — Норд-Вестом.

Портовым бандитом, фарцовщиком и кидалой.

Кипящей бездны господин,
Держатель акций биржи бреда,
Прощай, Норд-Вест, лишь ты один
Меня не продал и не предал.

К причалам нашей Злой Щели
(Безлюдье? Нет, бесчеловечье)
Ты слал за мною корабли
Из всех портов звучащей речи.

Ты крылья чаек наточил,
Изгрыз гранитные террасы,
Канатом из яремных жил            
Скрепляя якоря Сперансы.

Ты назначал свиданья мне,
Скользя, повесой, по ступеням, -
Не под сиренью, на скамье,
В прилива рваной, пьяной пене.

Югору бросив и Ямал,
Все ледоколы, субмарины,
Одну меня лишь обнимал,
И пел, нежнее окарины.

Поставив на жасмин в росе,
Свирели, пасеки, оливы –
Здесь Полюс проиграют все,
Кто хочет просто быть счастливым.

Здесь на небо кладут венки,
(Не на житейское болото!) –
Где спит, сорвав чеку строки,
Поэтов-мальчиков пехота.               
               
А снежных кавалеров рать,
В эфире всех радиостанций,               
Сквозь шум помех, твердит: искать! 
Найти, бороться, не сдаваться!

Дойдешь, и станешь знаменит.
Застынешь над крутым карнизом –
Ты айсберг, радуга, магнит,
И лирикой насквозь пронизан.

Мы погибаем за любовь
На этих вздыбленных широтах.
У страсти в арестантских ротах
Служа, Норд-Вест, не прекословь.
               
Мой друг единственный, прощай!
Нам врозь теперь гулять по миру.
Но, с рук на руки передай    
Меня – евксинскому Зефиру.



48.  Цвет сосульки

Сер лед — хрустнувшая под ногой и треснувшая, веером, льдинка в луже.

Ледяной затор в водосточной трубе — постучи по ней, и он выскочит, грохоча.

Сосульки под крышами домов. Курьезные длиннющие носы зимних скоморохов. Хоботы весны. Трубы весеннего органа.

Льдины, плывущие по реке.

Торосы на берегу — как обломки рухнувшего царства.

Снегурочка в узорном платьице, в ледяном кокошнике.

Новогодний девчоночий костюм «Снежинки» — сарафанчик из крахмальной марли,  обшитый серебряной елочной бахромой.

Новогодний мальчишеский костюм — зайчика, из которого помнятся длинные уши со вставленным внутрь картоном и пуховый хвостик на штанах.

Ледяные цветы. Мы сами изготавливали их в иркутском детстве.

Сперва надо было заморозить воду в песочных формочках. Потом чуть отогреть донышки. Достать «отливки», вовремя, пока они не потеряли формы: тюльпанов, ромашек, роз. Ими украшали зимние клумбы. Выкладывали цветочные бордюры. Садик под окном обретал сказочный вид.

А то, затеется торговля снежным мороженным. В бумажные стаканчики накладывали рассыпчатый  снег. Посыпали ледяными леденцами. Лепили шарики из снега и раскладывали в вазочке. Усаживали за стол кукол.

Ледяные горки-катушки с голубоватыми дорожками, по которым мы съезжали в санках.

Снежные крепости.

Снежный баталии — бомбардировка снежками, иной раз и жестокая, до боли, до крови.

Серый двойной след от лыж за спиной.

Голубовато-серая гладь катка.


Детство: сосулька во рту, столь похожая на леденец, что невозможно не поддаться искушению, лизнуть ее.
 
Юность: льдинка на дне бокала.



49. Цвет негра с негатива


Сакральный снег Руси.

Ее судьба.

Проклятие ее.

Но и благословение тоже.

Пляшущий бес,
Плачущее диво.
Снег негр негатива,
Пушкин небес.

Полночи гость,
Бога любимый лев.
Полная горсть
Крошечных голых Ев!

Африки жгучий выкрест,
Дышит легко.
Это Клико
Долгий беззвучный выстрел.

Как свеж!
Серафим.
На, съешь,
Сахарин.

Тайна смысла: агония,
Тает быстро.
Снег – аллегория
Самоубийства.

Кто пел Осанну,
Всем по савану.

Стынет заживо
В пустоте звезда.
Так стыл Карбышев
В доспехах из льда.
И его скульптура
Видна с Сатурна.

– Машенька!
Кого ты любила нежно?
– Маменька!
Снежно было, снежно.

Воздушное кружево
Мне душу завьюжило.

Замять прошвами шила –
Память запорошила:
То ли вора,
То ли царя.
Заревого ли снегиря.

Чистых нег, юноша, не проси,
Ибо снег – первый поэт Руси.

Из серебра 
За окном гора,
И сидит у окна Светлана.

Снег стратег.
Генерал.
Чингисхана ли, Тамерлана,
Наполеона

Во время Оно,
Гитлера –
Гип-гип-ура –
Всех, всех
Съел снег.

Белых ли, красных
В сизое перекрасил.

Желтого дьявола
Завалил одеялами.

Синего Вия,
Зеленого змия,
Черного кобеля –
Отмыл добела.

Ах, пушисты блондинки,
Как снежинки,
Черноглазы брюнетки,
Как конфетки!

А ты, голубчик,
Гринев-поручик,
Лети в санях,
Заячий тулупчик в ногах.

Коли есть у тебя невеста,
Белокрылая жена,
На свете одна –
Люби!
А нет – слепи
Из снежного замеса.

Прощай, брат мой, Снег,
Сестра моя, Свет.

Смерти фейерверк
Сверк да сверк.


Стихотворение памяти Андрея Вознесенского, стилизовано в его ключе.



50. Цвет волка


Серы многие звери, причем эпитет «серый» прилипает к ним, как второе имя.

Серый пес — дворовый, беспородный.

Серко — кличка серой собаки или лошади.

Вали на Серого, все свезет.

Сивка-Бурка (сивая и бурая)— лошадка мечты, исполняющая желания.

От мышонка, хитренького, но глуповатого, капризного («Сказка о глупом мышонке»), вредного, но малюсенького и серенького, этим симпатичного - до слона, серого, большого, доброго.

Если хочешь чего-то большого и чистого — купи себе слона и вымой его.

Серый волк. Просто Серый.

Волк и Ягненок из басни дедушки Крылова.

Ты виноват лишь тем, что хочется мне кушать.

И в темный лес ягненка поволок.

Волк в овечьей шкуре.

Его выдает именно серость.

Серая его башка из-под белых бараньих кудрей.

Оскал. Сверкнувшие зубы.

Хвост поленом.

Вздыбленная холка.

«Есть в нем серой шерсти клок».

Не за то волка бьют, что сер, а за то, что овцу съел.

Та сер, а я, приятель, сед.

Еще одна наша колыбельная (самое святое, всех русских объединяющее):

Баю-баюшки, баю,
Не ложися на краю.
Придет серенький волчок
И ухватит за бочок.

Все мы, засыпая, с замиранием сердца ждали этого волчка, который непременно (мама говорила) придет.

Но почему-то мы его не боялись.

И когда он являлся (под именем Песец, Пятиногий) — были готовы его достойно встретить.

Волк — лесной  волхв.

Я люблю вас, волки русских лесов, волки русских стихов, волки русских сказок.

С серо-фиолетовыми пастями.

С серо-лиловыми хвостами.

С глазами, как звезды Эльгенуби  и Эльшемали. 

Вы нам родные.

Вы не виноваты в том, что хочется вам кушать.

Вы в чем-то честнее нас.

Вы вступаетесь, стаей, друг за друга и не предаете своих.

И вы всю жизнь живете со своей половинкой, неразлучной парой.

Поклон вашим волчихам и волчатам.

Любви вам!

Волчья свадьба.

Венчалися бурые волки:
Невеста в фате из метели,
В обглоданном ветром шелке,
Жених в жабо из капели.

И таежные елки
Псалмы Соломона им пели.

И, как в прицел двустволки,
Все звезды на них глядели.

Сердцем к ним  прикипели
Веги, Кассиопеи.

О нежные волчьи лица!
Нет краше пары в державе.
На свадьбе волка с волчицей
Кометы венцы держали.

У них фиолетовы пасти
И бритвой – нюх на свободу,
И в каждом когте по счастью,
Добытому на небе слету.

Хвосты их как две печали,
Их шеи змеятся гордо,
А холки как две пищали,
Подстрелившие черта.

Умеют, до заячьей дрожи,
Наверчивать штопором зенки
И драить медные рожи –
Волки, беглые зеки.

Не съезжались трамваи
 К загсу, и трали-вали.
А люди, страшны, как Вии,
Острей наточили вилы.

Венчалися волки в чаще,
Клятые и пропащие.
Вместо символа веры,
Только синие вербы.

Русалка ли выпив  лишку,
Качнет в колыбельке крошку –
Подарит вечер волчишке
На зубок червленую ложку.

Живите богато, волки,
Купайтесь в Дону и Волге.
А хочется – так и в волнах
Берингова пролива.
Счастливо!
               
Вы будьте друг другу милы,
И будьте верны навеки,
Последние в этом мире.

А мы заплачем, калеки,
На нищей паперти храма,
Тепла не отдавши грамма,
Сто раз предавшие верность,
А коли так, то и вечность.




51. Цвет валенок


Война чего там! -
Сера.

Сера пехота,
Сыра.

Шинели, маскхалаты, плащ-палатки.

Каски, вещмешки, портупеи.

Пилотки, папахи, ушанки.

Винтовки, гранаты, штыки.

Блиндажи, траншеи, окопы.

Землянки.

Бьется в тесной печурке огонь.
На поленьях смола, как слеза.
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.

Военные дороги.

Эх, дороги, пыль да туман.
Холода, тревоги да степной бурьян.
Знать не можешь доли своей.
Может, крылья сложишь посреди степей.

А дорога далью мчится, пылится, клубится,
А вокруг земля дымится,
Чужая земля.

Выстрел грянет,
Пуля свистит.
Твой дружок в бурьяне
Неживой лежит.

Переправы военные, по наведенным мостам или вброд.

Переправа, переправа.
Берег левый, берег правый.
Кому память, кому слава,
Кому мертвая вода...

Пыль войны — не такая, как в мирное время.

Грязь — тоже особая. Чернее, гуще.

Взрывы, дымы артиллерии.

Порох, патроны, броня.

Воронки от разорвавшихся снарядов. Отметины судьбы:в них прятались при обстреле — дважды в одну воронку бомба не упадет.

Автоматы, пулеметы, пистолеты.

Калашники.

Танки.

Т-34 из 41-го.

Ракеты.

«Катюши»,бьющие по Берлину.

Просто кольчуги и Кольчуги.

Просто панцири и Панцири.

Буки, Тополя,  Кедры, Хризантемы…

Тигры, Вепри, Осы…

Арматы, Искандеры и прочие Триумфы.

Ждет своего гения сюжет: Тигр на войне влюбился в Хризантему.

Нежность и печаль.


Ад, пожалуй, не считая отдельных ярких пятен огня, сер.

Адская сера.

Атака.

Ведь самый главный час в бою – 
Час ожидания атаки.

Танковый бой.

Рукопашный бой:

Я только раз видала рукопашный.
Раз наяву и тысячу во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.

Боевые сто грамм в граненом стакане:

Бой длился долго. А потом
Мы пили водку ледяную.
И выковыривал ножом
Из-под ногтей я кровь чужую.

Полевые госпиталя.

Боль.

Смерть.

Простыни, бинты, врачебные халаты и сестринские фартуки (стираные, кипяченые в баках, но сероватые).

Рубахи и кальсоны раненых.

Прострелянные гимнастерки.

Кирзовые сапоги.

Валенки.

Баллада о валенках уже написана.

Это не о войне, это о любви. У любви и войны масштаб один.

Суди люди, суди Бог,
Как же я любила.
По морозу босиком
К милому ходила.

Вечные, бессмертные валенки дедушки Михея из рассказа Пришвина. Дед носил их десять лет, и сносу им не было, только подшивал подошвы войлоком. Разглаживал трещины в голенищах только ему известным способом. А потом отдал один старому приятелю-охотнику, на пыжи для берданки. А другой бросил кусты — и деревенские ласточки еще много лет строили из клочков валяной шерсти свои гнезда.

Валенки — рифмуется  с Ванькой-встанькой.

Великой нашей игрушкой.

Как ни гни, ни гноби нас, ни кидай на лопатки — мы восстанем.

Гожие, мастером свалянные, надежно подшитые, подходящие по размеру валенки.

Фактор жизни.

Мой товарищ, в смертельной агонии               
Не зови ты напрасно людей. 
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.               

И не плачь, не скули, словно маленький.         
Ты не ранен. Ты просто убит.               
Дай-ка лучше сниму с тебя валенки.               
Мне ещё воевать предстоит.


52. Цвет фронтовых писем

Серы письма со II мировой.

Сложенные треугольником листы писчей бумаги. Черно-белые ряды строчек. Выцветшие почтовые штампы.

Единственные фронтовые письма, которые я держала в руках — моего деда, Филиппа Дмитриевича Дутова.

Это были письма, адресованные маленьким тогда его сыну Юрию и дочери Вике.

В будущем послевоенном — моему дяде и моей маме.

В  письмах не было повествований о боях, о подвигах, о славе.

Ни даже эпизодов.

Не было отцовских нравоучений.

Ни пожеланий, ни просьб.

Там были пересказы русских сказок.

Теремок.

По щучьему веленью.

Морозко.

Репка.

Кот, Петух и Лиса.

Всё истинно сакральные тексты, магические, никем о конца не понятые и не расшифрованные, воспитавшие всех нас, рожденных в России.

И рисунки к ним.

По-моему, очень талантливые.

Из них помню: лису, бегущую по лесной дорожке, с петухом под мышкой.

- Несет меня лиса, за темные леса, за широкие поля, за высокие горы!

Котик, братик, выручи меня!

Волка, сидящего на льду замерзшего озера, с хвостом, опущенным, по лисьему  совету, в прорубь:

- Ясней, ясней на небе звезды!
Мерзни, мерзни, волчий хвост!

И того же волка, уже бесхвостого, запряженного в рыбацкие санки.

- Битый небитого везет!

Дед был художник, закончил Суриковское училище в Красноярске.

А по второй профессии — врач, хирург.

На войне он весь день оперировал раненых бойцов.

Вправлял кости.

Обрабатывал ожоги.

Накладывал гипсы.

Ампутировал конечности.

А вечерами где-нибудь в блиндаже, в землянке вспоминал русские сказки.

И рисовал. Пером, по грубой почтовой бумаге, другой не было.

Лиса, всему свету краса.

Петушок-золотой гребешок, масляна головушка, шелкова бородушка.

Ежик, сторож с берданкой, охраняющий теремок.

Пращур, как думается, милого Ёжика в тумане.

Крепко заперт теремок,
На засов и на замок.
Лучше нас, лесных ежей
Нет на свете сторожей.

Зайчик.

Серым-серехонек, серешенек, вовсе серый весь.

- Ах ты зверь, зверина,
Ты скажи свое имя,
Ты не смерть ли моя?
Ты не съешь ли меня?

- Я не смерть твоя,
Я не съем тебя.
Я ведь заинька,
Я ведь серенький.



53. Цвет зайчика

Сколько у русских песенок и стихов о заиньке, памятных, кажется, с самого рождения.

Есть ведь и другие милые зверьки.

Бурундучок, полосатый бочок.

Ласковая (как представляется) ласка.

Норка в норке.

Но главная любовь российского  ребенка отдана зайцу.


Заюшка мохнатенький в шубке пуховой.

Ушки длинные — хвостик короткий.

Прыг да скок, из травки под кусток.

Летом серенький — зимою беленький.


Потому что его очень жалко.

Из всех зверей самый жаленький.


Жизнь безжалостна к нему, кроткому, слабенькому. И всегда-то попадает он в беду.


- Не плачь, заинька, не плачь, серенький!

- Как же мне не плакать!

Пригорюнился Зайчик, да делать нечего.


Только заинька
Был паинька -
Под капустою лежал.
По заячьи лопотал.


Плачут зайки на лужайке.
Сбились, бедные, с пути,
Им до дому не дойти.


Зайку бросила хозяйка,
Под дождем остался зайка.
Со скамейки слезть не мог,
Весь до ниточки промок.


И поможет беззащитному звереночку только добрый человек.

Некрасовский дедушка Мазай (в имени - корень "зай") спасающий зайцев.

Плывущий в челноке по реке, по в разверзшимся хлябям небесным.

За ушки хватающий тонущих.

Половодье, родина, весна.

Доброта.

Справедливость.


Другая ипостась: веселый, удалой "косой":


Заюшка, поскачи!
Серенький, попляши!

Ах, ах, поскачи!
Ах, ах, попляши!

Похвалялся зайка -
Поди догоняй-ка!

Радовался зайка -
Ты меня поймай-ка!


Считалка, заклинание, словесный оберег, который все мы много раз в жизни повторяли:

Раз, два, три, четыре, пять,
Вышел зайчик погулять.

Вдруг охотник выбегает,
Прямо в зайчика стреляет.

Пиф-паф, ой-ё-ёй,
Умирает зайчик мой.

И везут его домой
По дороге столбовой.

Привезли его домой,
Оказался он живой.

Это наш национальный оберег.

Заговор от лютыя смерти.

От лукавого совета.

Языкастого навета.

От лихого человека.

От звериной пасти.

От ярой страсти.

От всякия напасти.

От горя-злосчастия.


Мой дед Филипп однажды, только однажды рассказал мне о войне.

Историю о зайце, которого бойцы нашли под кустом на поле боя и принесли в госпиталь.

Потом он долго жил там.

Привык. Спал в корзинке. Ел солдатские щи.

Больные, медсестры, главврач — все его полюбили.

Барабан и паника
Отставших полков.
Скачет в поле заинька,
Боится волков.

Лейтенант в бинокле
Видит, сквозь  чад:
У траншеи, во поле –
Ушки торчат.

Серые два уха.
Эх ты, страна!
Разруха-непруха,
За войной война.

В норке зайка-серенька
Зайчат родила.
Выживи на севере,
Дождись тепла.

Спрячься хоть за веточку
У самой земли,
Сохрани ты деточку
От пули, петли.

Мягкая лапка
Да хвостик-пушок.
Была в детстве шапка,
Сбилась в катышок.

Лейтенант Лешка
Зайца поймал,
Гладил его, в плошку
Щей наливал.
 
Баю-баю-баиньки,
В поле ходят заиньки,
Добриньки да беленьки,
Пушисты да маленьки,

Они носят валенки –
Не подшиты, стареньки,
Латаны тужурочки,
Заштопаны шкурочки.

Лейтенант, налейте нам!
Покуда ты жив,
Расскажи о лете,
О любви расскажи!

Ведь не все же нам из фляг
Огня занимать.

– Атакуем, левый фланг!
За родину-мать!

Скачи, скачи, зайка,
Мины берегись!
Будет тебе сайка,
И весна, и жись.

Умирая, мальчик
Все шептал сестре,
Что на небе зайчик –
Пляшет в заре.

Дед умер после войны, но от войны.

Она шла за ним, шла, и дошла.

Он был волшебный человек, мой дед Филипп Дмитриевич Дутов.

С особинкой, явной для друзей и близких, а порой заметной и для случайных встречных.

Знающий нечто, для нас неведомое.

Фронтовик, вынесший испытания, дошедший до конца земных мытарств и не боящийся уже ничего.

Понимающий всему цену.

Не на логику полагающийся, не на рацио, а на нечто высшее над ними, не называемое словами.

Не умеющий обойтись без книг (его библиотека и мне многажды пригождалась), без классической музыки, которую, с советских и трофейных пластинок слушал почти беспрерывно — фон его жизни.

Без живописи, в которой разбирался.

Играл на шестиструнной гитаре («Прощание с Альгамброй», «Не пробуждай воспоминаний», прелюдии Рахманинова — для меня «дедушкины»).

Писал картины. Пейзажи Восточной Сибири.

«Багульник цветет».

«Исток Ангары».

«Утиное болото под Бурдаковкой».

«Саяны».

«Пик Черского».

«Остров Ольхон на Байкале».


Знал много сказок. Сам сочинял их.

Про мальчика Петруньку, который умел разоваривать с птицами, летал с ними по небу.

Про братство зверей, которые жили все вместе в лесу, в бревенчатой избушке.

Пел мне в детстве, над моей кроваткой, когда я засыпала:

В лесу густом зеленом
Домик крошечный стоит.
Шумят густые клены,
Ручеек журчит...

Он любил меня. До сих пор помню мелодию, слышу внутренним слухом его голос...


Умер от лучевой болезни.

Рак крови.

Лейкоз.

Радиация.

На фронте в полевых условиях делал рентген раненым, практически без защиты, даже без свинцового фартука.

Вот и облучился.

Невидимая смерть.

Некто в сером.

Который и за нами, в свою очередь, явится.

Может быть, дед был самым лучшим — самым добрым — человеком, которого я знала.

Но доброта — нет, не серого цвета.

Как не серого цвета  — а лазурная, малиновая, яхонтовая, багульниковая, черемуховая, золото-купольная — Россия.

Как не серого цвета - радость, радуга и рай.

Радужна любовь.

Свинцово горе.

Когда дед умер, у его гроба в почетном карауле стояли Саяны, Пик Черского, ветры Култук и Верховик, Баргузин, остров Ольхон, Ангара и Байкал.

И мальчик Петрунька, и птицы, и лесные звери...

И Заинька.
   
И я стояла, плача.


- Не плачь, заинька, не плачь, серенький!

- Как же мне не плакать?


54.  Цвет бессмертия


Внуки Филиппа Дмитриевича, мои двоюродные братья Дмитрий Юрьевич и Вячеслав Юрьевич Дутовы, полковник и подполковник Российской армии, прошли:

Афганистан (еще мальчишками, солдатами срочной службы).

Карабах.

Обе Чеченские войны.

Больницу в Буденовске.
 
Первомайск.

Сумгаит.

Цхинвал.

Внуки моего деда.

Братья мои.

Отцы Ксении Дмитриевны, Дарьи Дмитриевны и Филиппа Вячеславовича.

Пра-правнуки казацкого атамана Александра Дутова.

Внуки Дутова Филиппа, художника, врача.

Дяди моего сына, Льва.

Двоюродные деды его доченьки, Алисы.


Какого цвета бессмертие?



55.  Цвет Сияния



Нет, это не про Это.

Не про жуть неведомую, населяющую американский отель.

Не про мистику обыденной жизни.

Не про амбивалентность человеческой души.

Не про условность морали.

Это про  нищих в подземном переходе.

Бродячих собак и котов.

Брошенных детей.

Одиноких стариков.

Про — сирых.

Как я жалею, что мало (не спрашивая ни о чем, не разбираясь, не судя, а просто так) им помогала.

Странствующим голубям, которые вдруг исчезли.

Австралийским коалам.

Японским панда.

Уральским полозам.

Драконам с острова Коммодо.

Зайцам-русакам.



Ночным фиалкам.

Кукушкиным слезкам.

Ландышам.

Венериным башмачкам.

Вербе в весенних сережках.

Веге, Альтаиру и Кассиопее.

Лунным дорожкам.

Светлячкам.

Всем плавающим и путешествующим.

Потерявшим любовь.

Безнадежным больным.

Преданным близкими.

Преступникам в тюрьмах.

Сумасшедшим в психбольницах.

Всем, о ком помолится некому.


Помните, ждут вашей помощи, сейчас:

Маленький принц.

Его Лис.

Облачный пудель.

Мамонтёнок, ищущий маму.

Серая шейка.

Бэмби.

Золушка.

Стойкий оловянный солдатик.

И самый мой любимый с детства, Гадкий Утенок.

Гномы и эльфы, грифоны и ктулху, каппо и танухи, драконы и  единороги.

Хоть иногда надо делать добро просто так, низачем, без причин, даже по глупости, по наивности, иначе жизнь была бы слишком печальной.

Иначе жизнь была бы невозможной.

Добро, истина, красота.

Абсолютная триада.

Прекраснее доброты нет ничего.

Истиннее доброты нет ничего.

Но знаете… (это сложная мысль), в конечном итоге, красота, все-таки, выше.

Потому что добро — это отрицание зла.

Это свет, противостоящий тени.

Исчезнет зло — исчезнет и добро.

В наставшем новом мире останется лишь красота.

Красота — цель Бога.

Закон вселенной.

Смысл существования.

Оправдание бытия.

То, ради чего задумывался этот мир.
 
Сейчас ночь, но я не сплю, я сижу за столом у монитора с ощущением (такое бывает ночью), что на одну волну со мной настроены все бессонные существа на этом свете:

Летчики ночных авиарейсов.

Штурманы судов.

Ветры.

Нетопыри.

Поэты и прозаики.

Соловьи.

Полицейские.

Дежурные врачи и сестры в больницах.

Снежинки.

Истопники в котельных.

Ночные бабочки, водящие хороводы вокруг абажуров.

Ведущие ночных теле- и радиоэфиров.

Мамы с младенцами.

Влюбленные.

Альфа Центавра и гамма Лиры, и звезда  Мицар, и звезда Аделаида.

...Кукушки, скинув сапожки,
Олени кроткие и важенки,
Дождинки, градины, снежки.

Все в странствиях далеких путники,
Все, потерявшие любовь,
Планеты, метеоры, спутники,
Архангелы меж облаков.

Все духи, звери, вод и пажитей
Таинственные существа,
Отчаявшиеся, пропавшие
Мгновенья, люди, божества.

Жизель, и Демон, и Снегурочка,
Мазурка, и ноктюрн, и вальс,
Венецианских лилий улочка,
Пальмира и Сен-Поль-де-Ванс.

И под пеленами хрустальными,
В ногах – бобер, во лбу – сапфир,
Ты век не разомкни печалями,
Царевна спящая, Сибирь.

Но вот слышнее стала музыка,
Блеснули огоньки сквозь дым
И показались кровли Мурманска,
И дом, что я звала родным.

Мой сон, четыре лапы рыжие,
В чернильных письменах спина,
Ты только мой! Ты знаешь, вижу я
Тебя на всей земле одна.

Я расплескалась бы узорами,
Луной сомнамбулы маня,
Но не погас огонь за шторами,
Там мой любимый ждет меня.



56.  Цвет плакучей ивы


Из деревьев  самое серебристое — тополь, который так, серебристым, и называется. С особой статью. С листьями, покрытыми с исподу белым пухом.

Так явь покрыта исподу сном.

Под ветром листья встают вертикально и опадают. Тополи сверкают — вспыхивают и гаснут.

Серебристы ивы.

Весь их женственный, печальный род: ветлы, ракиты, лозины, бредины, вербы, тальник - обречен печалиться, не понимая своей прелести, не принимая счастья.

Ивушка плакучая, склонившаяся над омутом, ее отражение в зеркальной воде.

Ива Дездемоны.

Ива Офелии.

Ива Аленушки.

Желто-серые серьги ветлы.

Черно-серые сережки ракиты.

Нежно-серые «барашки» вербы.

Дикие злаки: тимофеевка, овсяница, мятлик, перловник, белоус.

Колоски, султанчики, метелки, венчики, кисточки, лисьи хвосты.

Волны степного ковыля, от горизонта о горизонта.

Терпко пахнущая полынь. Полынь горькая, полынь холодная, полынь мятная, лунная, лютая, чернобыльник, черная быль.

Лунно-серые шары облетающих одуванчиков.

Их плешивые темечки.

Их парашютики на ветру.


Птицы.

Их оркестр в листве: дудки, колокольчики, свистульки, жалейки…

Свиристель со свирелью.

Жаворонок с бубенчиком.

Сорока с трещоткой.

Дятел с барабаном.

Ласточка с флейтой-пикколо.

Соловей со скрипкой.

Скворец с губной гармошкой, веселый, весенний, еснинский.

И грустный осенний скворушка из песенки, которую мы разучивали на уроках музыки в школе.

Строчки, заслуживающие быть помянутыми, хотя бы за одно то, что спустя столько лет, не выветрились из памяти:

Осень, непогодушка,
Тополь пожелтел.
Вдруг на ветке скворушка
Песенку запел.

Ветка чуть качается,
Дождик не кончается.
С нами старый скворушка
До весны прощается.

Где-то в березовой роще, на поляне,  пасется птица Лесной Конек, с расписным седлом на спине и подковами на ножках.

В яблоневом саду сидит на троне птица Садовый Королек, в золотой короне, в бархатном кафтанчике и правит миром.

На болоте листает волшебную книгу и вопит ведьма Выпь.

Птица-зимородок — мать Зимы, раз в год она рожает стогранную снежинку, из которой потом вырастают все вьюги, поземки и метели.

И стригут небо стрижи.

Щеголяют в новых фраках щеглы.

Трепещут стрепеты.

Плачут плакунчики.

Славят Господа славки.

Совсем заврались завирушки.

Пеночки-зарянки — стерегут Зарю.

А пеночки-веснянки  все отдали свои крылышки Весне, чтобы она смогла прилететь к нам.


57.  Цвет птицы

Певчие дрозды. Единственные, чью трель в разноголосом птичьем хоре я научилась узнавать с первых нот.

Потому что ею дрозды встречали меня везде, на всех широтах.

И в Сибири, и в Петербурге, и в Заполярье, и в средней России, и в Причерноморье.

- А дрозды у вас есть?

- Есть.

Значит можно тут жить.

Как-то раз весной мы шли с четырехлетним сыном по Мурманску.

И что-то пронеслось и прозвенело над нами.

- Мама, какая это птица поёт? - спросил меня сын.

- Певчий дрозд, - ответила я.

- Певчий дрозд, - повторил он, запоминая.

Классическое мгновение.

Картинка из хрестоматии.

Раннее утро, скорее предчувствие, чем присутствие весны.

Дом, с родным окошком под крышей.

Детская ручка в моей руке.

Эмблема родины.


Над нами пролетая, певчий дрозд
Просыпал из кармана горстку звезд.
Что не вернешь истраченного пульса -
Расплакался и перекувыркнулся.

Он с жизенькой своей сыграл в лапту,
От смерти отмахнулся на лету,
На ножках у весны разрезал путы,
Все уместив в каких-то полминуты.

Сокрывшись от богов и от людей,
Стояли мы, и падал звон на плечи,
И нас на воск переплавлял, как свечи,
Алхимик, лиходей.

Сверлом алмазным, из последних сил,
Мне косточку подвздошную сверлил,
Чтоб из груди, как золотая кровь,
Фонтанчиком пробилась бы любовь.

И задохнулась я, не то от боли,
Не то от небывалой прежде воли.

Он синей ауры катал серсо,
Туда-сюда, от счастья к горю,
И видя, что ему подвластно все,
Нарзаном, смехом брызгал в горле.

Гордясь и мучась – божий гвоздь,
Дрозд небо процарапывал насквозь,
Как школьник иней на окне трамвая,
Быть одиноким в мире не желая.

И затупив голосовую дрель,
Свив горло штопором – еще б немножко,
Сакральную он приоткрыл бы дверь.
Но ангел погрозил ему, в окошко.

Ворвемся в рай, у тучи под полой! –
Еще успел он просвистеть. Иглой

Смиренной – после штопал  дрозд
Распоротый атлас небесный,
Поэзии солдат безвестный.
И пылью грозовою пудрил хвост.

- Мама, какая это птица поет?

Может быть, через много лет сын услышит где-нибудь, в каком-нибудь месте Земли пение дрозда.

И вспомнит меня.

Он вырос, мой сын, и стал строителем, прорабом больших строек Санкт-Петербурга.

С гордостью упомяну, что (знак судьбы, событие) принял он участие в реконструкции фонтанов Петродворца.

Всех его водометов с пенистыми струями.

Вихрями, искрами, взрывами радости.

Брызгами солнечного шампанского.

Всех потешных затей, водяных засад, игрушек и обманок Петергофа.

Имперского Большого каскада:

Нептун с трезубцем.

Тритон со скипетром.

Золотая  гора.

Шахматная гора.

Самсон, разрывающий пасть льву.

Красота, без которой, как представляется — если б ее не было у нас — не выжили бы мы в испытаниях, не победили бы в войнах, не осилили бы своей истории.

Мы не мы, мы не можем без Пушкина, Гоголя, Есенина, Цветаевой, Прокофьева, Врубеля…перечислять слишком долго.

Без нашего Большого Каскада.

Без Самсона, разрывающего пасть льву.

И без Малой Катательной Горки тоже.



58.  Цвет голубятни


Имя — от голубого (романтизированного серого).

Серы, за редким исключением, голубые глаза.

Серы голубые песцы.

Серы голуби.

Деревянные голубятни в глуби дворов.

Фанерные домики.

Стекольчатые чердачки.

Стрехи. 

Шестки.

Вспорх крыл, дрожь полета, свист голубятника.

Голубиные гнезда, устланные пухом.

Гулющие голубки.

Сизые, в крапинку яички.

Голые голубята в гнездах

Я не заболею, не умру,
Просто раскачаюсь на ветру
В чистой колыбели ледяной,
В утлой голубятне лубяной.

Голубятня, старшая сестра,
Вот какая выдалась пора!
Голубятня, младшая звезда,
Вылиняла в небе суета.

Голуби от счастья зарыдали,
Голые, как клавиши рояля.
Из стихов, из вербовых причуд
Им шубейки к празднику сошьют.

Голубенок, вылечи меня,
Вылепи, снегурочку в луче.
Ты в окошко выпусти меня
С меткою охранной на плече.

Чтобы нам в лазури волховать,
Лилии из рая воровать,
Чтоб уснуть в воздушных гамаках
С Вербным воскресеньем в головах.

Лирические горлинки в лесных горницах.

Внезапно вымершие странствующие голуби.

Туманные турманы.

Летят ко мне турманы,
Крылатые туманы.

Голуби павлинные.

Курчавые.

Венценосные.

Спортивные дутыши.

«Голубой барс», чемпион мира.

Высоколетный «Кинг».

«Саксонский священник».

«Английская модена».

«Богемская космонога».

«Волшебная ласточка».

Школьные голубки, из тетрадных листов, летящие, наискосок, по воздушному пространству класса.

Почтальоны голубиной почты.

С миниатюрными сумочками, привязанными к оперению или к лапкам, а внутри — послание.

Связные между городами и селами, станциями и полустанками, между берегом и кораблями.

Наперсники разлученных влюбленных.

Английская королевская голубиная почтовая служба Грейт-Барриер (остров Белых Облаков).

Почтовые марки — голубеграммы.

Мраморный памятник почтовому голубю в Париже.

Тюремные голуби затворника.

Голубь Арно Сеттона-Томпсона, друг мальчика.

Палома бьянка, белая голубка испанских народных шествий во славу святой Девы.

Голубь Пикассо.

Красавица Палома Пикассо, внучка художника.

Голубь мира с пальмовой веточкой в клюве.

Свадебные голуби, на счастье молодым.

Голубь  Ноя, выпущенный из ковчега, принесший долгожданную весть: потоп схлынул, близко — земля.

Голубь — Святой Дух.


Городские сизари.

В лишаях, в парше. Припадающие на одну лапку. С вытекшим одним глазом.

Бомжи, бичи.

Мученики.

Одноногий, скачет голубь
По земле без костыля,
Голубь босый, голубь голый
И в заначке ни рубля.

Голова-то, голова-то
Много бита, глуповата,
Заслезилися глаза
 От казенного «нельзя».

Горло голодом прогоркло,
Горе выперло, как горб.
Я тебя узнала, голубь,
Не для нас с тобою гроб.

Жить устало, не хотело,
Отпуская душу, тело.
Чует, надо умирать,
Лег на старую кровать.

Выдышанная – металась,
К бездыханному ласкалась.
И услышал в этот час
Инвалид небесный глас:

– В рай пора? Да некрещеный.
В ад? Да за грехи прощенный.
Жизнь предвечную любя,
Обратися в голубя.

– Эх, и заживу теперь я,
Расфуфырюсь в пух и перья!
Мне теперь иная стать:
По-над облаком летать.

Только город в стуже тошной
Им утерся, как ветошкой,
И пуховая скуфья
Выносилась до рванья.

Только видит инвалид,
Много голубю обид,
И сидит он на дороге,
Сам с собою говорит:

– Горя-то не объегорил
В эмпиреях, значит, горних.
Из огня, да в полымя.
Поломало, брат, меня.

Подфартило! Ни фатеры,
Ни фанеры. Мумия!

Мумиё бы на обрубок,
Только нету мумия.

Погорельцу – на кагор!
Рубель, фениксу – на «Феникс»!
Да какой там «Феникс», веник-с
Беженцу с небесных гор!

Жизнь пристала к пасынку:
Сочини мне песенку,
Хоть и слаще гулить
Среди райских гурий.

Инвалид ты, невалид,
К тебе счастье не валит.

Люли, люли, люли,
Вы не плачьте, гули,
Над его кроваткой
С вылезшею ваткой.

Не рыдай напрасно,
Ведь не умер Вася.

Так и скачет, одноногий,
Все курлычет, одинокий
Вшивый ангел городской,
Сизый праведник мирской.


Есть у Бога Голубиная Книга Судеб.

Хранится она на небе.

В ней записаны все жизни - и Ноя,и Арно Сеттона-Томпсона, и Паломы Пикассо, и  сирого странника Васи...

И моя, и твоя, читатель.

А стерегут эту книгу голуби.




59.  Цвет облака


Журавлем я, в кампании друзей-стихотворцев сама успела побывать.

Отчего же мы не журавли –
Облаков жуиры, женихи?

Трудно летать поэтам,
Без пальтишек, под ветром.
Трудно парить художникам,
Без зонтов и под дождиком.

Что нам Кот д`Азур!
Что – искусства ажур!

Нам бы шубы на журавьем меху,
Да трубы в губы,
А там наверху –
Дармовая лазурь.

Славно сидеть на облачке,
Будто на облучке.
Холодно девочке Олечке
На городском пятачке.

Не закутаться в лирику,
Нам бы хоть по чинарику.
Вот бы, каждому Индрику
По воздушному шарику.

У друзей на холстах:
Песец о семи хвостах,
Трикотажные самолеты,
Бегемоты, обутые в боты…

А душа моя, бедная Лиза,
Все о пташках небесных, да о ландышах,
Принесла три-четыре каприза,
Вот и ладно.

Сентиментален клин журавлей.
Небо, ты меня не жалей!
Отражены в хрусталике
Небес – лишь я да проталинки.

Очередь за синицами
Стоит, с лиловыми лицами.
Все-то их счастье: крошки,
Да еще, не достаться кошке.

Покупайте игрушки:
Куколок и картинки
У летучей зверушки,
У небесной скотинки!

Не прокормит палитра,
Дайте хоть на поллитра.

В Азиопе, в Евразии,
Ах, не в цене фантазии.
Не робей, пейзажист,
Все-таки, пей за жисть!

Сушится в небе тельник,
Прищепкою – птичий клин.
Перевернулся ценник:
«Восемь рублей с полтин…»
Вечность – цена картин.

Очарований список
И расставаний график –
Ты передай, журавлик,
В небесную канцелярию,
Хору ангелов близок,
Звездам сыгравший арию.

Он похож на скрипичный ключ,
На завязанный бантом луч.
Мы, за всю нашу грусть, земля,
Выкупим у тебя журавля!



60. Цвет летучей мыши


Монстры, вампиры, кадавры.

Вслушайтесь в эти ведьминские причеты, бормотания колдуна, шепоты ворожеи:

Сова ушастая, сова голоногая, сова зобастая, сова хохочущая!

Совка-сплюшка, совка-вдовка, совка-вековуша, совка-агриппина!

Совка жабья, совка змеиная, совка-ведьмин коготь!

Полярная сова, половинная луна, полоумная голова!

Сыч кроличий, сыч домовой, сыч болотный, сыч крючконосый!

Сычик воробьиный, сычик дупляной, сычик мохноногий!

И ты, сычик-дед!

Тоскующие заклинания, камлания, волхования:

Сипуха вечерняя, сипуха полуночная, сипуха серебристая!

Неясыть серая, неясыть длиннохвостая, неясыть бородатая!

Филин бледный, филин полосатый, филин-пугач!

Тверди, тверди, тверди, и наворожищь себе счастье.

Его ведь надо заклясть, забормотать, заговорить.

Набросить на счастье сеть из слов.

Чтоб оно навек к тебе приворожилось.

Полюбило, не покинуло.

Летучие мыши, зигзагами проносящиеся вдоль и поперек параллельной реальности.

Дракулы-упыри.

Пажи и служанки Серого императора.

С мордочками миниатюрных дьяволов.

Черти-карлики.

Бесы ле петит.

Нана-шайтаны.



Какие они?

Да мышехвостые.

Голохвостые.

Щелемордые.

Пухомордые.

Свиноносые.

Подковоносые.

Воронкоухие.

Кистеухие.

Зайцегубые.

Рваногубые.

Шерстокрылые.

Мешкокрылые.


Сами росточком  4 сантиметра, а перепончатые крылья, в размахе— 150.

Ножки с присосками.

Ручки шестипалые, с когтями.

Зубки острые.

Язычки без костей.

Пасти ненасытные.

Высосут у тебя спящего всю кровь, и даже не заметишь.

Весь утечешь в ранку.

И не проснешься.

Отойдешь в мир иной.


Кто они?

Да, ушаны.

Кожаны.

Крыланы.

Сумеречники.

Стрелоухи.

Ночницы.

Вечерницы.

Дымчатые, бахромчатые, сереброволосые.


Летучая мышь — символ беззаконной любви.

Символ кошмаров, призраков, грез больного воображения.

Но также и символ разведки.

Слышащие носом и видящие ушами тайные агенты.


Ма-а-а-люсенькие летучие обезьяны.

Летучие свиньи.

Летучие лисицы.

Летучие бульдоги.

Летучие мопсы.

Летучие бегемоты кро-о-о-хотные.

Летучие валенки серебристые.

Свисающие вниз головой со стен пещер.

Со сводов старых церквей.

С потолков могильных склепов.

Чующие (эхолокацией) и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье.

Не исключено, что и неба содроганье, и горний ангелов полет.

Имеющие (самцы) гаремы по сотне наложниц.

Кушающие по 200-600 комаров в час.

Жабами и ящерицами тоже не брезгующие.

Когда кушать нечего, легко впадающие в анабиоз.

В морозы, без ущерба для здоровья, превращающиеся в сосульки.

Родственники всей нечисти, нежити:

Крыланы-лешие.

Крыланы-гарпии.

Крыланы-пифии.


Позволительно ли нам унывать, коли столь дивные создания живут на свете?



61.  Цвет фартовой масти


Белых лошадей не бывает.

Разве только альбиносы и сказочные единороги.

Белыми называют арабских лошадей светло-серой масти.

В розовых крапинках.

В лаптах — белых пятнах.

В «яблоках», в «гречневой крупе», в мушках, в ряби, «в горчице».

С  «полосатыми» копытами: тёмного и неокрашенного рога.

Масть пошла!

Белая масть:

Горностаевые  — светлые с черными ногами и хвостом. Горная, гордая их стая.

Мышастые —  золисто-серые с буроватым отливом. Кони Золушкиной кареты, превратившиеся в мышей.

Саврасые с инеем — белесыми полосами в гриве и хвосте. Хоть на картину Саврасова.

Чалые — с сильной примесью, к любой масти, белых волос. Чалые — печальные. Но чалые — и отчаянные.

Чубарые — в белых овальных или «барсовых»  пятнах. С чубчиками. Чубарики-чубчик!

Пепельно-вороные. Из вороненой стали.

Игреневые — серебристо-гнедые. Игрунчики. Маэстро игры.

Изабелловые — светло-соловые. Виноград «изабелла», присыпанный солью.

Название масти «изабелловая» происходит от имени испанской королевы Изабеллы. Легенда повествует о данном ею обете три года не менять рубашку — то есть получается, что изабелловая лошадь имеет цвет её рубашки. Но стоит учесть и то, что именно при королеве Изабелле соловая и изабелловая масти вошли в моду.

Более трети всех арабских лошадей — серые.

Около половины поголовья орловских рысаков.

Всегда серые камаргские лошади из Франции.

А также терские — из России.

Нас спасут соловые.
Вывезут половые.

Гнедые да чалые –
Гневные, отчаянные,
Чубарые чубастые
Не скажут: баста!

Не бросят серые —
Серебряные, смелые.

Калтарая — гнедая с белой гривой или серебристо-гнедая.

Розовая — красно-серая, серая масть на основе гнедой.

Рябая — лошадь с белыми пятнышками на голове.

Серо- или сиво-чалая — серая с выраженным красноватым оттенком или серая с тёмным хвостом и гривой.

Серо-железовая, или стальная — тёмно-серая.

Сивая — вороная с проседью.

Сиво-железовая — сивая с красноватым оттенком.

Фарфоровая — серая на основе пегой масти, серо-пегая.

И даже — крылатая лошадь, есть и такая:

Саврасой или мышастой масти с тёмным оплечьем.

Пегас сер.


Счастливые стремена избранников судьбы.

Седла везунчиков.

Поводья удачников.

Свистящие хлысты любимцев Фортуны.

Вакулы!

И даже — акулы.

Все им только бы:

На спине у черта прокатиться,
Туфлю снять с ноги императрицы,
Взять Оксану, не продать души.

Балда — баловень судьбы.

Баловник.

Обалдуй.

Ты так роскошно апельсинов,
В очах – по синему огню,
О, чудный конь! В подарок сыну
Несу тебя, не уроню.

О, если б ты под облака –
Хвост в мелки кольца завитой –
Умчал лихого седока,
Как бес, освистанный Балдой!

Но я, прижав тебя к груди,
Бегу домой, по наледи.
А день Путем умчался Млечным,
На скакуне своем беспечном.

День обгоняет пеших, конных,
С авоськами в руках и без,
Высоколобых, толоконных,
И зря хлопочет бедный бес.

Да кто мне ношу дал такую?
Взмолюсь: ты жребий измени!
Я ухватилась бы, ликуя,
За хвост атласный времени!

Летать бы по волнам акулою!
У черта на седле – Вакулою!

Взять туфельку императрицы,
Воспламениться. В тот же миг
Верхом на черте, испариться.

Врагам кирдык!

Билет, по блату, по секрету,
На рейс, на Сириус!
Карету!

Чтоб вслед, как старый пес, верна,
На брюхе поползла луна,
Чтоб миги вились и горели,
Подобны нересту форели.

Но на моем пальтишке мятом
Карманы, будто стремена.
И бита краснощеким хватом,
Горбата счастия спина.



62. Цвет коронарных стентов

Серы стенты коронарных сосудов сердца, на которых держится теперь моя жизнь.

Это миниатюрные, длинной 2-3 сантиметра, в окружности не более полсантиметра ажурные  цилиндрики, изготовленные из сплава кобальта и нержавеющей стали.

Сердце — маленький домик, где живет Я.

Мне даже представляется не домик, а цветок.

Как цветок питается соками земли и солнечными лучами, так сердце — радостью.

А если вместо нее по артериям текут боль, обида, страх, они загрязняют собою кровоток.

Перекрывают поток жизни.

И человек умирает.

Больше всего людей в мире умирают от разрыва сердца.

Слишком мало счастья — вот причина инфарктов и инсультов.

Боль в груди, жгучая и сдавливающая, отдающая в руку и в челюсть.

Тошнота.

Одышка.

Сердцебиение.

Липкий пот.

Страх смерти.

Я ехала в междугороднем автобусе четыре часа, с огненным спрутом в грудной клетке.

Я могла бы умереть в любой момент, как это случается тысячу раз ежедневно во всех концах земли.

Те, кто читает эти строчки — прошу вас, если схватит резкая боль в груди, не медлите,  срочно обратитесь в хороший госпиталь.

Я все-таки добралась до него.

Коронарография.

Слово магическое — заверяю, как неизменный с детских лет победитель игр в слова.

Из букв одного длинного слова составь как можно больше других слов.

Корона — атрибут власти. 

Рог. Единорога, козы Амальтеи, священной коровы. Золотой рог рыцаря Бернарда. Волшебный рог Оберона.  Рог изобилия богини Фортуны.

График — сценарий жизни.

И график — рисовальщик.

Ора (богиня времени года).

Арон (носитель ковчега завета).

Рона (романс «Шуми, шуми волнами, Рона», или как слышалось в детстве: волна Мирона.).

Фигаро, севильский цирюльник.

Фара — свет.

Фора — бонус.

Фараон — владыка.

Граф (граф де ла Фер, граф Люксембург, граф Калиостро).

Игра.

Рана.

Оргия.

Рак.

Коран.

Рок.

Сосуд, чтобы через него поступали кровь, кислород, добро, радость - необходимо расширить.

Для этого, врач вводит в вену стент, который не позволит сузиться просвету в пораженной артерии.

У людей со стентами в сердце меняется отношение к смерти.

Они понимают что  их существование ежесекундно зависит от маленького цилиндрика где-то в грудной клетке.

Там, где душа.

Стент — это божий чип.

С ним ты у Иеговы ( Аллаха, Будды,  Вицлипуцли, Космического Разума, одухотворенной Вселенной…) на учете.

На цепи.

На прицеле.

Тебя в любой момент могут вычислить.

Призвать.

Казнить или помиловать.

У писателей это сказывается на лексике,  грамматике и  синтаксисе их произведений.



63.  Цвет вести


Те, кто верит в бессмертие, бессмертны.

И за гробом обретают вечную жизнь.

Те, кто не верят в бессмертие — умерев, исчезают навсегда.

Если душа колеблется, не зная, что предпочесть — она снова воплощается в мире.

Ей дается еще одна попытка.

Дополнительное время.

Имеются среди нас и странники.

Связные меж двумя мирами.

Почтовые голуби.

Облачные ямщики.

Ангелы-курьеры.

Стряпчие-посредники.

Челноки.

Менялы. Что дают за пол-тумана… половину земного обмана.

Перевозящие вести туда-сюда, из горнего мира в дольний и обратно.

Вестовые.

Даже вестники.

Поэты.

Стихи — это дороги в облаках.

Мосты из слов и лучей.

Тоннели между тем светом и этим.

Тайные лесенки.

Аварийные выходы.

Невидимые канаты.

Пожарные рукава.

Запасные трапы.

Горки, как в аквапарке.

Кроличьи норы мироздания.


Сюжет:

Тело похоронили.

А душа превратилась в светлячка.

За мою любовь к серебристым и ребристым радостям земным.

Эпитафия Ольге:

Остановись, прохожий! Мимо
Не проходи, все суета.
Прочти на темном камне имя:
Здесь Ольги Мартовой плита.

Пока мы живы, смерти нету,
А смерть пришла, так нету нас,
Но эту фишку лишь поэту
Случилось отыграть сейчас:

Она вольна гулять на свете,
С бессонной лампой светлячка.
Она жила так близко к смерти,
Что в смерти – к жизни столь близка.
 
Я летаю по свету, навещая все то, на что за всю жизни не могла наглядеться: звездопады, грозы, лесных зайчиков и оленят, лунную дорожку, метель, проталины, певчих дроздов…

Все, о чем написала тут.

И продолжаю повествование.

И ввязываюсь в авантюры.

И переживаю удивительные приключения.



64. Цвет Ежика в тумане


Если б я собирала коллекцию серого цвета, в память о том, что я любила на земле...

То в нее вошли бы (кроме светлячков, лунных дорожек, туманов, звездопадов, облаков, котов, летучих мышей и прочего, о чем уже было помянуто):

Капельки воды  (удивительные есть фото, в технике макро).

Жизели.

Одетты.

Маленькие лебеди.

Лесные избушки.

Кружево (вятское, елецкое, мценское, белёвское, плетеное, шитое, узелковое, ленточное...)

Лунные камни.

Сапфиры.

Лесные тропинки.

Белки.

Бурундуки.

Крошки-еноты.

Сибирские лайки, улыбающиеся собаки.

Жабы.

Змеи.

Скорпионы, сколопендры, тарантулы, чем ядовитей, тем обоятелней.

Царевны-лягушки.

Ювелирные лягушки которые, я заметила, очень часто изготовлены из самоцветов серых тонов: агат, полевой шпат, турмалин.

Лебеди.

Царевна Лебедь.

Молнии.

Сполохи Авроры Бореалис.

Кузнечики.

Стрекозы.

Мотыльки.

Ночные бабочки. Их хороводы вокруг абажуров.

Все на свете Пьеро в балахонах, плащах, баутах и масках, с гитарами и флейтами, меланхолией и лирикой.

Пьеро-Вертинский.

Взбитые сливки.
Крем-брюле.
Зефир.
Пастила.
Безе.

Марципаны. Марципановые скульптуры (все, что пожелаете можно изваять из марципана).

Ручьи и ручейки.

Родники.

Водопады.

Зимние торосы на Байкале. Насквозь прозрачные, как хрустальные кристаллы мага.

Разлив Ангары.

Тихие омуты с серыми:

Камышами,
Цаплями,
Коростелями,
Пушицей,
Росянкой,
Водомерками,
Жуками,
Плакучими ивами,
Русалками...

Свечи.

Скатерти.

Старые церквушки, часовенки.

Старинные черно-белые фото, дагеротипы барышней и дам.

И старинные бриллианты, брик-а-брак.

Снегурочка.  Ее шубка, сапожки, кокошник. Терем, горница, спаленка. Ее серебряные санки.

Стойкие оловянные солдатики (олово — серое).

Золушки (имя от слова «зола»).

Хрустальные туфельки.

Щелкунчики.

Сфинксы.

Почтовые конверты.

Рукописи.


(Кто-то, должно быть, предпочтет майбахи, лексусы, порше и так далее.

Яхты.

Корабли.

Самолеты.

Подводные лодки.


Или, допустим, горные вершины.

Заснеженные пики.

Пенистые волны за бортом.

Лыжную колею.

Гладь катка.

Ледяную арену.


Серебристую рыбку на крючке.

Пенный вал.

Серебрящиеся рыбой сети.


Или просто поток денег. Лавину серебряных монет.)


Особые в моей жизни города:

Петербург.

Париж.

Дельфи.

Суздаль.

Умео.

Йоэнсу.

Толедо.

Мурманск.

Самарканд.

Зальцбург.

Москва.

Венеция.

Варна.

Пальмира.

Сен Поль де Ванс.

Хеденэсет.

Живерни.

Иркутск.


Целые заповедники чувств:

Балет. С его реестром световых и пластических чудес.

Бессмертные смысловые композиции:

Весна.

Русский Север.

Рождество.

Счастье.

Небо.

Ежики в тумане.

Мы все — ежики в тумане...




65. Цвет слова


Цвет рукописи — черной по белому.

Шрифта.

Набора.

Типографской гранки.

Газетного оттиска.

Отпечатанного тома.

Книжного знания.

Книжной мудрости.

Буквы.

Текста.

Мысли.

Слова, темно-серые на светло-сером экране монитора: снова, жить, сейчас.

Жить сейчас снова.

Сейчас снова жить.


Я хотела назвать этот текст по-другому: «Прощание с жизнью».

Завещание написала:

В кожу переплетите том Кама-сутры.
Кости пойдут на Амура лихие флейты.

А из волос (не жалела солнечной пудры) –
Лишь для кузнечиков вязать сандалеты.

Вот завещанье, планеты, духи и звери:

Я откажу ретивое сердце – волку.

Вдохи и выдохи – российской Венере,

Демону –  не скупясь, ресничного шелку.

В дождь расцветет позвоночник, сухая ветка –
Может, русалке на зонт не хватает спицы?

А капилляров моих лиловая сетка
Это готовый гамак для весны-синицы.

Голосовые связки дарю дельфину,
Пусть он расскажет людям, как быть счастливым.

Татуировку – морскому коньку на спину.

Хватит тепла на манто (обещала!) – ивам.

Раковины ушные
И хрусталики глаз –
Стихам, стихии,
Где паслась, где спаслась.

Все улыбки свои кладу под подушку
Новорожденной Алисе, души не чая.

Мартовский Заинька, ты не скучай за чаем,
Ты береги малышку, зеркал подружку.

Тело мое давно уж стало флаконом
 И пропиталось радости ароматом.               

Черепа чашу пригубит Гамлет-анатом? –

Нет – но Ромео, у девочки под балконом.


Истинно бел только Бог.

Абсолютно черен только Дьявол.

Все остальное на этом свете — серое.

(За исключением, может быть, нескольких вечных радуг: родины, радости, рая...)

Но: сейчас снова жить.

256 оттенков серого цвета — это 256 причин для того, чтобы жить на Земле.



Ольга Мартова, 2016-2019 гг.