То, что, если со мной поведешься, приключения тебе гарантированы, каждая собака знает. Не знаю, как ваша, моя знает точно. Про то, как ее покусала на прогулке чужая псина, я рассказывать не буду, это случайность, можно сказать, в ряд закономерностей это встало, когда в порядке реабилитации я решил ее взять с собой по грибы в лес – там собак нет чужих – решил я, пусть отойдет душой, побегает. В дороге собака вела нормально, высовывала морду из окна, строила рожи проезжающим мимо автомобилям и редким пешеходам, в лесу же, она гулять отказалась наотрез. Я решил, что погуляю пока один, присмотрюсь к трофеям. После двадцатиминутного ожидания у автомобиля, псина была готова идти со мной куда угодно. Я страшно обрадовался тоже, потому что решил, что стресс мы успешно преодолели. На радостях мы углубились в какую-то чащу, однако грибов так и не было. Уже на обратном пути, я, вдруг, заметил, что мой спутник исчез, растворился. На зов собака не откликалась, и я решил, что она, чуя близкую дорогу, ушла к машине и там меня ждет. Однако все обстояло совсем не так, как я думал. Ни мои крики, ни свист, ни гудки автомобиля ни к чему не привели. Пришлось возвращаться к месту, где я видел ее в последний раз, но и там ее не было. После тридцатиминутных безуспешных попыток вызвать собаку непрекращающимся криком я понял, что ****ец, собака потерялась. Через час начнет темнеть, и мне лучше домой одному не появляться – дети меня порвут. На мое счастье, где-то очень далеко в лесу я услышал душераздирающий вой. Я бросился на звук и уже минут через десять услышал легкое позвякивание медальона – мне на встречу бежала моя безумная от счастья псина, перемазанная с ног до головы в какой-то болотной жиже. На радостях я скормил ей почти весь свой запас колбасы, а после загрузил ее в автомобиль и бодро выехал в обратный путь. Выезжая из леса, я некстати вспомнил о том, что жена хотела рассадить на участке несколько кустов папоротника и решил сделать короткую остановку – не уезжать же из леса с пустыми руками. Собаку я выпустил, решив, что теперь она точно от меня никуда не уйдет. Она и не ушла, она просто встала на середину дороги и перегородила путь траку, в котором ехал рейнджер. Я оказался в глупой ситуации, потому что тут же у обочины ковырялся с кустом реликтового растения, явно имея злой умысел выдернуть его из привычной среды обитания и может быть сделать из него какой-нибудь колдовской настой.
В общем, после разговора с рейнджером, у меня несколько тряслись руки, но я старался делать вид, что он имеет дело со вменяемым парнем, несмотря на то, что в одной руке у меня был нож, в другой варварски изъятый из земли куст папоротника, а сам я с ног до головы был грязен и влажен, ввиду долгих поисков своего четвероного друга в глухой чаще Орегонского леса. Все было бы ничего, но, когда рейнджер меня с миром отпустил, собака наотрез отказалась идти со мной. По лицу рейнджера я видел, что его терзают смутные сомнения и он даже напрямую спросил меня, моя ли это собака. Пришлось рассказывать долгую историю про стресс, про то, как она заблудилась, в общем, делиться всей той информацией, которой я, собственно, и не собирался ни с кем делиться, тем более на лесной дороге и в получасе до наступления сумерек. В общем рейнджер уехал, а я стал остатками колбасы приманивать свою одуревшую от всех этих приключений псину. Когда мне наконец это удалось сделать, я не удержался от пары тумаков, с горяча.
В общем, на обратной дороге мы ехали совершенно разруганные, собака сидела как каменная на соседнем сидении, отвернувшись от меня и глядя в окно, на пролетающие мимо виды. Морды она никому не строила, и, по всему судя, стресс накрыл ее с большей силой, чем до нашего неудачного путешествия в лес. Чтобы как-то порадовать своего друга, я приоткрыл окно, и она этим воспользовалась. Какое-то время она подставляла свою морду ветру, от чего смешно чихала и фыркала, а затем неожиданно, в один момент подтянулась на передних лапах, подпрыгнула и на какое-то время зависла в окне на половине корпуса. Это было так неожиданно, и столь стремительно, что я только успел закричать: “Эй, ты куда?!” и снизить скорость со 100 км./час до 30. Затормозить резко я не мог, поскольку сзади меня подпирала другая машина, для водителя которой выход четвероногого пассажира на полной скорости из автомобиля тоже был полной неожиданностью.
Съехав на обочину, я бросился к месту происшествия, готовый увидеть страшную картину. На мое счастье, собака, прихрамывая и оглядываясь по сторонам шла от обочины в сторону какого-то строения, окруженного забором, и там, около этого забора, легла, ожидая моего приближения. Я взял ее на руки и отнес в машину. Ни видимых травм, ни переломов я на ней не заметил. Собака молчала всю дорогу, что могло быть как хорошим знаком, так и плохим. Я старался думать о чем-то постороннем, о том, что по приезду хорошо бы было успеть приготовить жене ужин. Дома я опять взял собаку на руки, но она довольно живо встала на ноги и потрусила к своей тарелке. С удивлением я наблюдал, как собака, которая пережила верную гибель, как я считал, уминает остатки своего обеда и невольно подумал, что человеку стоило бы научиться такой железной собачьей воле к жизни.