— Руку отпусти, мне больно, — шипит Мелани, буквально прожигая доктора своим взглядом. — И вообще, я, между прочим, человек свободный, поэтому, думаю, куда мне надо, туда я и сама смогу дойти, обойдусь без твоей помощи.
— Ты в психушке, — он смеется над, а та фыркает и выдергивает руку из железной хватки, оглядываясь по сторонам.
Это место было тихим, спокойным, но это только на первый взгляд. Если прислушаться, по ночам здесь кричат люди, они мучаются, они устали находится здесь, устали от однообразия каждого дня. Ничего здесь не меняется: со вчерашнего дня слышны крики Медисон Доусон, соседки девушки. Та уже не ела несколько дней, а в неё продолжают запихивать таблетки, насильно привязывают к кровати и мучают электрошоками. «Муть какая-то», — подумала Мелани, когда её первый раз привязали к стулу и один за другим увеличивали цифру на шокере. Сейчас её, наверное, ничем не удивить. Хотя, после того, как она пыталась сбежать отсюда, а после её поймали и хорошенько выпороли, она смирилась с судьбой и, потихоньку изучая камеры и само помещение, планирует самоубийство. Глупо? Нет, человеку, который испытал на своей коже больше наказаний, чем любой другой здесь, нечего делать в месте, из которого её никогда не выпустят.
— Поскорее бы я уже сдохла, — ворчит она, шумно усаживаясь потрепанный диванчик.
Санитары, проходящие мимо, бросают на пациентку взволнованный взгляд: рваная рубашка, красные глаза (нет, не от наркотиков, не подумайте плохого), кровь, текущая с вен и растрепанные волосы, похожие на черт знает что. Вообще, не смотря на то, что явных признаков болезни у неё нет, после двух неудачных попыток побега (которые после были после не остались безнаказанным), она просто перестала обращать внимания на все правила этого адского места и своим видом стала пугать даже смелых громил, именующих себя санитарами.
— Эй, Ме-ел, — распевает слова Медисон, усаживаясь рядом с девушкой. — Как де-ела?
Если быть честными, от вечных пыток, она уже давным-давно потеряла рассудок, поэтому Мелани уже даже и не помнит, какая она — нормальная Мед, девчонка без приступов счастья и та, которая не пытается каждую ночь перерезать себе глотку.
— Прости, ты это мне? — Она дергается, глядя в красные глаза подруги и невольно ловит себя на мысли, что той ночью та опять кричала во сне и пыталась убить себя.
— Ну коне-ечно тебе! — восклицает Медисон. — Ты не против, если я сегодня не буду сидеть на ланче, а пойду к Сэмми. — так она называла своего младшего брата, который, как и она, не по своей воли попал в это место.
С минуту она старается понять смысл сказанного, а потом быстро кивает головой и говорит:
— Естественно, Мед. В любом случае, мне на ланче сегодня делать нечего.
Когда она возвращается в палату, её голову не прекращают посещать мысли о самоубийстве. Нет, это всё, конечно, действительно заманчиво, но как? Давайте будем честными, в восьмидесятые девушка не раз задумывалась об этом, более того, она перебирала менее болезненные варианты и оказалось, что лучше всего покончить собой, наглотавшись таблеток. Интересно, а как найти в психушке таблетки, да еще и особенные?
— Простыни! — восклицает она, скорее самой себе, нежели разуму.
Не медля ни минутой, она мчится в палату, попутно обдумывая все детали. Захлопнув наспех дверь, она облокачивается руками на колени и пытается восстановить дыхание. Ей хватило всего три минуты, чтобы насладиться закатом, прежде чем она сделала тугой узел и отпихнула табурет, на котором стояла, подальше.
Никакого сожаления. Она умерла с мыслями о том, что дома её уже никогда не будет ждать любящий муж с работы и сын, который спешит порадовать Мелани хорошими оценками. Никакой боли. Она умерла с мыслями о том, что пора было сделать это давным-давно, зачем оттягивать неминуемую смерть? Не было никаких сомнений, что Мелани Дрейк покончила с собой, не оставив после себя, с мыслями о том, что её мучения скоро закончатся.