Вот и зима. Деревья в парке осунулись, дрожат, с нетерпением ждут, когда снежинки оденут их стройные тела в красивые белоснежные тёплые пушистые шубки. Дворник с ленивым раздражением сметает последние мёртвые листья, с ужасом ожидая первого снега. Морозец ещё не велик и благосклонно позволяет посидеть и погулять под свежим всё ещё осенним ветерком…
- Кхэ!
Я огляделся по сторонам. Никого. Показалось….
Воробьи чирикают, две вороны целуются (иначе и не скажешь) на фонарном столбе….
- Как-то в осеннюю ночь я не мог заснуть, - голос слева принадлежал незнакомцу в клетчатом пальто. Он сидел рядом на скамейке, оперев подбородок на сложенные на тросточку руки в кожаных перчатках. Задумчивый взгляд был устремлён в неизвестность:
- Мои мысли были заняты тем, как бы неназойливо и не навязчиво, покультурнее, интеллигентно, аккуратно вежливо, так сказать, без малейшего намёка на амикошонство, как принято выражаться в определённых кругах: «присунуть» моей новой соседке из квартиры напротив…. Дело, видите ли, в том, что её красивые кривые ноги невероятно сладостно будоражили моё воображение и сублимировано тревожили либидо. Картины наших случайных встреч в лифте, в магазине, на лестничной площадке, её скромная просьба поднести сумку, починить кран, ночной визит в домашнем коротком халатике с кружевными чулками в сеточку на бандажных резинках с мольбой одолжить по-соседски щепотку соли всплывали в моём охваченном порочной страстью мозгу. То, что я испытал, когда один единственный раз, встретившись с ней взглядом в парадной, она, потупив взор, сказала ангельским голосом: «Здрасти» не передать словами. В тот вечер, охваченный невероятной животной радостью, я впервые в жизни нарисовал круг! Я стал нарочно искать встреч. Но, я просидел восемь часов у её двери и чуть не окоченел, и только забежал домой поссать и попутно выпить чашечку горячего чая с топлёным шоколадом, корицей и сливками, как услышал, что она зашла к себе и замкнула замок. Я следил и ждал, подобно маниакальному скунсу, когда она выйдет из салона, где она работала, но тот день у неё всегда бывал выходной. Не стану перечислять все нелепости и случайности, происходившие в течение последующего месяца. Чтобы не закричать, я кусал свой тапок, стоя в одном, прильнув к глазку двери, с дрожью наблюдая, как к ней входят и выходят люди в пошлых бабочках, а из её жилища доносится развратная музыка Моцарта и Вивальди. Знаете, есть у Вольфганга такая шутливая вещица: «Ла. Ла-Ла-Ла». Насколько я помню, он посвятил её дочери графини Мюсс. Итак, я вынужден был с счастьем и прискорбным наслаждением признать, что я стал рабом своего гипертрофированного желания. И чтобы избавится от него, я должен был его удовлетворить. Наполеоновские непотопляемые планы тщательно зарождались и не менее тщательно подготавливались к реализации. Я стал посещать специальные курсы торального искусства орошения нечернозёмных анналов в условиях максимально приближенных к субтропикам. Я в совершенстве овладел мастерством выпрямления гнутых гвоздей и скручивания канцелярских бантиков на платанах. Я был готов ко всему! Настало время «Че!». М-да….
Человек вздохнул, откинулся на спинку скамьи. Помолчал. Затем произнёс, подняв брови:
- Всё оказалось куда прозаичнее.
Он поднялся. Заложив руку за спину, отправился вдоль пруда, переставляя тросточку, насвистывая где-то слышанный мотив: «Ла. Ла-Ла-Ла».
29 ноябрь 2015