Я завел мотор, поправил съехавшую набок седую бороду и спросил:
— Сколько еще осталось?
— Последний, — ответила Нинка, — улица Воровского, дом сорок три. Миша Коробков.
…Эта история случилась под Новый год, когда я в студенческие годы подрабатывал Дедом Морозом. Моя напарница снегурочка Нинка на последнем ребенке отпросилась домой ("ты же справишься, чего там, стихотворение, подарок"), и к Мише Коробкову я ехал один. Начинало уже темнеть, по улицам в предновогодней суете спешил народ, в окнах домов мелькали елки, вьюжило сильнее обычного.
На улице Воровского я поднялся на лифте на седьмой этаж и позвонил. Дверь открыл парень лет двадцати.
— Здесь живет Ми-иша Коробко-о-ов? — строгим басом спросил я.
Парень устало посмотрел на меня поверх очков и сказал:
— Это я.
Я опешил. Ничего себе, ребеночек. Что я с ним делать буду? Хоровод вокруг елки водить?
Закрыв за мной дверь, он пропустил меня в комнату и сказал:
— Когда-то давно Дед Мороз исполнил одно мое желание. И я решил попробовать второй раз. Второй и последний.
Я смотрел на него, и не мог понять, он дурачится или говорит серьезно — но он и сам, кажется, не смог бы сейчас этого понять.
— Второй и последний, — повторил он.
— Я забыл, что было в первый раз? — спросил я с деловой интонацией Дедмороза.
— Химический набор, — серьезно ответил он.
— А в последний? — про себя я порадовался, что высадил Нинку по дороге — она непременно попросила бы его сейчас спеть песенку.
— Вот, — он подвел меня к окну. За окном, прямо через улицу Воровского, я увидел большой серый дом, в окнах которого двигались люди. Они были видны не слишком четко сквозь мелко сыплющий в сумерках снег.
— Желание-то какое? – спросил я.
— ХОЧУ УВИДЕТЬ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ СЧАСТЛИВ В ЭТОТ ВЕЧЕР.
Да уж. Исполнение желаний не входило в список моих служебных обязанностей. Да и Дед-Морозом я работал всего третий день… Я оторвал взгляд от дома напротив и посмотрел на Мишу Коробкова. Разумеется, он не верит в Дед-Морозов, но просит серьезно, может быть, и правда — второй раз в жизни серьезно.
Я поправил поехавшую бороду и произнес:
— Миша, ты большой мальчик, и должен знать, что в окно такого не увидишь.
— Да?
Он продолжал вопросительно и серьезно смотреть на меня, и мне стало не по себе. Я направился к дверям, он открыл замок, я вышел на лестничную площадку. Я нажал кнопку лифта, и лифт медленно пополз на седьмой этаж. Сквозь приоткрытую дверь своей квартиры Миша молча и почти спокойно смотрел на меня. Мы были примерно ровесники, но он выглядел старше, и меня не спасала моя седая борода. Двери лифта открылись, я вошел и нажал кнопку с цифрой один. И тут же удержал плечом начавшие было закрываться двери:
— Ну что стоишь-то, поехали, — быстро сказал я Мише.
Он как был в тапочках, так и шагнул в лифт.
...Он сел на заднее сиденье. Я гнал машину по снежным улицам и наблюдал за ним в зеркало заднего вида. Он почти не смотрел в окно, да я и не надеялся, что он приметит что-нибудь среди новогодних подвыпивших компаний, сладких парочек и пешеходов-одиночек. Он сидел со вполне равнодушным видом, сильно сутулясь, а я гнал машину сам не знаю куда.
Когда мы выехали из города, было уже совсем темно. Снег здесь сыпал очень густо, с налета ударяя в стекло белыми комьями. Казалось, что кроме снега вокруг ничего не осталось. Я не знал этой дороги и ехал совсем наугад. Домов вокруг больше не было.
— Какой я у вас по счету за сегодня? — вдруг спросил Миша.
— Четырнадцатый, — строгим басом ответил я. Это была сущая правда, и от усталости я с трудом ворочал языком. Я надеялся, что он предложит вернуться в город, но он задумчиво смотрел на дорогу и молчал.
Я увидел справа вдали огоньки и остановил машину. Я совершено не представлял, где мы находимся, но мне было уже почти все равно.
— На вот, надень, — я протянул ему свои дед-морозовские сапоги, которые уже два часа как должен был сдать по описи, — не потеряй.
Для себя я достал лежащие на заднем сиденье короткие ботинки. В них сразу же забился снег, едва мы ступили с обочины в придорожные сугробы. Миша шагал впереди в моих сапогах и в клетчатой рубашке, на которую валился снег. А я брел за ним, подняв полы красной атласной шубы, поправляя съезжающую бороду, стараясь попадать в его следы.
Мы вошли через старые ворота во двор крошечного монастыря. Миша не останавливаясь прошел в низкую заметенную снегом церковку, я последовал за ним, сняв красную шапку с накладными седыми кудрями.
В теплой пахнущей ладаном темноте кто-то тихо произнес: "Слава Тебе, показавшему нам свет", и я увидел, как в углу в полумраке хор из нескольких монашиков не слишком слажено запел дребезжащими голосами. Миша подошел почти вплотную к хору. Вид со спины в мокрой рубахе у него был совершенно безумный.
"Сейчас нас прогонят, и будет скандал", — подумал я, и как мог доброжелательно закивал какой-то строгой тетушке справа.
Миша дослушал пение до конца, вышел из храма и пошел к машине. Я открыл ему дверь, он сел на переднее сидение, справа от меня.
Я вставил ключ в зажигание и спросил:
— Ну как?
— Годится, — он протер запотевшие очки и улыбнулся…