Сколько помню, пил Серый всегда и помногу. Но пил как-то тихо, неприметно, никому не мешая. Ближе к концу смены «скооперируется» в цехе с дружками-алконавтами, «дернет» красненького. По дороге домой пару пива в пивнушке примет. А уж дома «четверочкой» с удовольствием «догоняется». До вытрезвителя никогда не доходило, под забором Серый тоже не валялся, однако и трезвого его застать было невозможно.
С годами выработался у него этот привычный жизненный маршрут, с которого он, за редким исключением, никогда не сходил: завод – пивнушка – гастроном – дом – утром опять завод. Время от времени добавлялся еще пункт приема стеклопосуды. Сдав «пушнину», Серый, разумеется, заворачивал в тот же гастроном и «конвертировал» вырученную сумму в очередную порцию спиртного.
Росточка невеликого, сухонький, как подросток, сутуловатый, он еще и заикается. Зато жена его, Серафима – женщина дородная, видная, кровь с молоком. Как Серому в молодости удалось окрутить такую, понять мудрено. Хотя давно замечено: есть что-то в таких вот мелких, но жилистых мужиках, за что сильно любят их бабы.
Мужнино питье Серафиме, понятно, не в жилу. Хоть и работает Серый справно, и ведет себя спокойно, по отношению к супруге уважительно – он вообще человек безвредный, но кому понравится, когда каждый день-то глаза у человека залиты. Это тоже понять надо.
- Хоть бы уж на старости за ум взялся, - негромко выговаривает Серафима мужу.
- А… а… а я что? К… к… пропиваю, что ли, все? Или к… к… мешаю кому жить?
- Да ведь сгоришь ты совсем с этим вином – постольку глотать-то!
- К… к… не сгорел ведь п-пока…
- Только что «пока». Небось, недолго осталось, если так глотать.
- К… к… не м-мешаю никому.
Двое сыновей у них уже взрослые, в доме достаток, но это каждодневное пьянство кого хочешь достанет. Даже такую спокойную женщину, как Серафима.
И вот как-то удалось ей уговорить мужа закодироваться. На год.
Закодировали. День живет Серый трезвый, неделю. Терпимо вроде. Только не хватает чего-то. Словно с круга сбился человек. Ему бы после завода в гастроном сбегать – а зачем? Ужинать садятся, Серому бы стаканчик принять - а нету. И, что самое противное, не хочется.
Изумился тогда Серый («К… к… как люди т-так жить могут?») и заскучал. Да нет, не то слово – в тоску неуемную впал, во как! Прямо не знает, куда деть себя. Глаза грустные, как у не доеной коровы, плечи поникли больше прежнего. Сядет, бывало, вечером на лавочку возле подъезда и смотрит куда-то в неведомое, курит, молчит подолгу, тягуче.
А через месяц - как-то случайно вышло – все стало на место. Теперь так: приходит трезвый человек с завода, умывается, берет авоську и шагает в гастроном. Покупает пару бутылок лимонада, за ужином чинно выпивает стакан-другой сладенького и… все. По мере накопления стеклотары Серый, как и прежде, набивает старенький рюкзак и плетется к пункту приема «пушнины», на вырученные деньги опять берет лимонаду. Сдачу – жене. Единственно, в пивнушку ходить перестал: там лимонад не держат.
Сима прямо расцвела вся от такой жизни. Слышно, даже к тому доктору, что кодировал, ходила, какой-то презент ему отнесла.
Да и сам Серый посвежел с лица, округлился, даже слегка зарумянел щеками, что твоя девка на выданье. В компаниях он бывать не перестал. А компании его, известно, все те же: скинуться, гонца послать да «принять на душу». Серый друзей не бросал. Садился со всеми, как и прежде, клал на общий стол немудреную закусь, наливал в свой стакан лимонадику и чокался с друзьями. К незлым насмешкам приятелей он вскорости привык, да и надоело им всем подначивать его. Что удивительно, после таких застолий глаза у Серого начинали блестеть, словно и он тоже «приобщился к высокому искусству».
Проходит год. Захожу как-то в пивнушку – Серый сидит с кружкой.
- Ты что, Серый? А кодировка?
- К… к… вчера год исполнился. Теперь к… к… можно.
- Опять керосинить будешь?
- Не, я только п-п-по кружечке. К… к… по одной.
«По кружечке» Серый принимал недолго, потом перешел на две, потом стал садиться с друзьями за общий стол, но теперь уже без лимонада…
Еще через неделю Серафима сводила мужа к тому же доктору, и Серого снова закодировали. Только теперь он уже не тосковал: сразу схватил авоську – и в гастроном, за лимонадом. Продавщица Люська подначивает по-доброму:
-Что, Серенький, опять на сладенькое потянуло?
Серый улыбается выцветшими глазками и мелко кивает:
- К… к… опять! П-поживем еще.
Дома его ждет довольная Серафима.