– За что сидишь, дружище? – спросил меня человек странной наружности. Он подошел к креслу и протянул руку. – Семен. Можно Сеня.
– Петр, – ответил я и пожал растопыренную пятерню. – Со слонами у меня закавыка, – осторожно доверился новому знакомому. Всклокоченная шевелюра, сидящие на носу очки, большие уши и добродушное лицо, выдавали в нем человека интеллигентного и безобидного. Точно не буйного.
– А что с ними не так? – заинтересовался Семен и, запустив пальцы в волосы, придал прическе еще большую форменную неопределенность.
«Эх, доверять – так до конца»! – решился я, раскрыл лежащую на коленях книгу и жестом показал своему новому другу наклониться поближе. Внутри лежал полароидный квадратик.
– Что ты видишь на этой фотографии, Семен? В смысле, необычного?
Сняв очки, и подслеповато прищурившись, он не меньше минуты рассматривал снимок. Потом опустился на соседнее кресло и закрыл глаза.
– Вижу тебя с обезьянкой на руках. Кормишь ее из бутылочки. Еще деревья. Бамбуковые что ли? Много зелени. Ты на фотографии выглядишь гораздо счастливее, чем сейчас.
Семен открыл глаза и довольно добавил:
– Использовал собственную методику запоминания и воссоздания информации в виде секторальных проекций на космическую бесконечность.
«Интеллигентнейший человек», – еще больше укрепился в мысли о том, что сама судьба свела меня в этом жутком заведении с наиприятнейшей во всех смыслах личностью.
И даже на второй план отошли воспоминания о том, как совсем недавно вязали меня санитары прямо на кафедре «Зоологии позвоночных». И когда! В момент триумфа!! Еще немного, и теория о существовании фиолетовых слонов в средней полосе королевства Таиланд обрела бы форму научного открытия нового вида животных. Тамара Андреевна, моя коллега, профессор, даже прослезилась (видимо от восхищения), слушая доклад (основанный на собственном опыте!) о личной встрече с этими феноменальными по своей красоте млекопитающими. Кафедральные завистники! Им несть числа даже в родных стенах университета. Впрочем, я отвлекся.
– А как насчет фиолетового слона? – впрямую спросил у Семена.
– Где?
– Как где, – немного расстроился я, – на снимке. Посмотри еще раз внимательно. Вот здесь.
Я ткнул в место позади нашего дуэта с обезьянкой.
– Ну не знаю, Петр, – после долгого разглядывания сообщил Семен. – Есть, конечно, контуры чего-то мощного, по-звериному дикого. Знаешь, иногда на меня находит зрительный диссонанс. А может, не настал еще час моего просветления. Как говаривал Пруст: «Оптические иллюзии живут не только в пространстве, но и во времени». И я, пожалуй, соглашусь с ним.
– Дай обниму тебя, Сеня, ты ж мне как брат родной теперь. И первый человек, который хоть и потенциально, но видит истину. Не то, что остальные, – дрогнул мой голос, и я распахнул объятия навстречу другу. То же самое проделал он, и мы на некоторое время слились в сердечном порыве двух единомышленников, заточенных в мрачных чертогах психиатрической дурки на Алеутской.
– А ты как сюда попал? – встрепенулся я. – Ведь более тонкой, понимающей и светлой натуры мне не доводилось встречать ранее. Даже в университете! Как давно ты здесь?
Я видел, как зарделся от похвалы мой приятель, и тогда задал себе вопрос:
«Куда, в какую бездну катится наш безумный мир, в котором лучшие его сыны определены в больничные палаты, крашенные как под копирку желтой краской и закрывающиеся на огромную, противно лязгающую щеколду»?
Но ответа (после недолгого размышления) так и не получил.
– Мой диагноз…, – уныло начал Семен, но я его прервал.
– Какой еще диагноз?!! – с жаром воскликнул я.
– Тише, тише, вдруг Агнесса Юрьевна услышит, – он тревожно огляделся по сторонам, но, не обнаружив главврача, успокоился. – Она возникает из… ниоткуда. Как .., – он замялся, подыскивая нужную фразу, – … олень на кладбище.
– Запомни, мы с тобой – здоровые организмы, – прошептал ему. – Здоровее многих местных обитателей. И уж точно, главной врачихи. Так что там у тебя? В какой момент ты оказался непонятым?
– Ты ведь не будешь смеяться? – смутился он. – Я ведь ни единой душе еще не рассказывал о своем открытии. Не считая нескольких телевизионщиков. И пары журналистов. Ну, еще приличная по размерам толпа собралось у здания бывшего горсовета, аккурат на Первомай. Когда вышел к микрофону и поведал часть теории о заговоре (больше не успел). За что и был препровожден сюда. Ведь, кто сует повсюду нос, бывает часто бит, как пес.
Семен вздохнул.
– Тебе ведь можно доверять?
В ответ я изобразил лицо настоящего пролетария, который скорее собственную мать продаст, нежели выложит первому встречному капиталистическому кровососу тайну лучшего друга.
– Даже под пытками буду нем, как…, – я споткнулся, подыскивая правильное сравнение, способное развеять страх Сени быть смешным и недопонятым, – … как червь, продирающийся сквозь толщу навоза навстречу утреннему дождю.
По сверкнувшим стеклам очков друга понял, что после этих слов у него отпали все сомнения. И тогда он поведал удивительную историю. Взъерошив, в очередной раз чуб, Семен сел глубже в кресло и начал.
– Хорошо. Полчаса до приема таблеток есть. Как думаешь, сколько в нашем городе скульптур, отлитых из металла?
Я пожал плечами.
– Вот и я не знаю, но подозреваю, что много. Обследовать успел лишь несколько. Но этого хватило для того, чтобы понять коварный замысел создателей сих творений.
– У вас не найдется жужжалки для телика, – прервал спокойную канву нашей беседы Бенедикт Второй. – Весьма буду признателен Семен Семеныч, если на время отринете свой зад от кресла.
– Ненавижу, когда всякие нерукоположенные римляне бесцеремонно крадут драгоценные минуты отдыха, – процедил Сеня сквозь зубы и привстал.
– Вот она, жужжалочка, – Бенедикт поцеловал пульт от телевизора и вприпрыжку отправился восвояси.
– Ну что, господа хорошие, не позволите поинтересоваться темой вашей беседы? Переворота не намечается? – незаметно подкралась Агнесса Юрьевна и подозрительно уставилась на нас. Мы одновременно затрясли головами. Но облегченно выдохнули лишь после того, как она резко сорвалась с места, что гнедая, и прогалопировала в сторону сэнсэя Костяна, который с азартом натягивал шахматную доску на уши сэра Леопольда.
– Фууу, пронесло. А то вмиг бы заставила нести очередную общественную нагрузку, будь то вахта на тумбочке или изгнание тенёт с оконных рам. С нее станется – терпеть не может, когда разговаривают по душам. Считает, что заговор плетем супротив нее. А шишка на голове – да она похожа на инопланетянина с тарелочкой наверху! Бррррр.
Семен выглядел весьма довольным, хорошее настроение передалось и мне. Я с теплотой посмотрел на него – как же все-таки хорошо иметь верного друга в царстве мракобесия, под началом хитрой и жестокой сатрапихи. Я даже разлохматил свою прическу, чтобы окружающие поняли – мы одна команда.
– Так вот, прогуливался я как-то с дамой сердца по набережной, – продолжил Семен, – кушал мороженое, принимал солнечные ванны и практически был счастлив в тот момент. Пока не наткнулся на памятник Чехову, который облобызали в нескольких местах до блеска то ли почитатели его творчества, то ли праздношатающиеся горожане, не знающие чем себя занять на вечернем променаде. Люди терли его острый нос, поглаживали основание-завитушку зонта, даже несоразмерно крупным ступням досталось немалое количество щекотки. Студентов я еще могу понять, которые любой ритуал готовы выполнить для того, чтобы сдать сессию. От ночного форточного приглашения прийти Халяве и носков, отягощенных пятаками до тактильных инсинуаций в сторону бронзовых скульптур. Но остальные то чего? Ну, подержался ты за ручку верзилы Антоши. Ну, сделал снимок на память. А тереть-то зачем?
Я согласно кивнул.
– Однако с той поры засвербила в голове мыслишка о том, что неспроста это происходит. И стал посещать другие композиции, разбросанные по городским районам. «Младенец в капусте», «Беременная», «Святая Татьяна» – повсюду остались следы не просто почитания, но огромной любви к монументальным произведениям искусства.
– Все так, Семен, сам не раз становился свидетелем, но никто особо не скрывал факта соприкосновения живого с неживым.
– А волк из мультфильма «Щас спою» – да на нем места темного не осталось, блестит на солнечном свету, что начищенный пятак!
Видно было, что разум друга по несчастью пребывал не здесь, не взаперти, а свободно перемещался по знакомым и доступным некогда местам. Семен то возбужденно барабанил пальцами по ручке кресла, то нырял ими в шевелюру и создавал прическе дополнительный объем, почище дорого кондиционера. Оставалось совсем немного времени до начала медикаментозных процедур, потому замечаниями более не мешал. Я еще надеялся успеть второй раз показать снимок сожителю по больничным покоям.
– Кстати, именно эта скульптура явилась отправной точкой для моей теории, – продолжал вещать Сеня. – Точнее, огромное, налитое пузо фигуранта этого темного дела. Спелая мамаша… в смысле, женщина в самом соку, держала на руках малютку, пока та терла некогда волосатый живот объевшегося волка. Покончив с ласками, засмеялась и показала матери чистую ладошку. С тем и отбыли. Вот тут-то меня торкнуло. То есть, в первый раз посетила мысль о намеренном сотворении скульптур с выпуклыми формами для инстинктивного рукопожатия. Даже если ты не фанат подобного искусства, но мимо будешь проходить – волей неволей дотронешься до притягательной части зверя. Или какому другому рукотворному творению. А ладошки-то, тем не менее, остаются чистыми. На первый взгляд.
Семен рассмеялся.
– На раз-два раскусил этих провокаторов! Вот ведь что задумали…
– Не соблаговолите партейку в «Чапаева» оформить до трапезы, – перед нами вырос сэр Леопольд и призывно помахал шахматной доской.
– Изыди, Леопольдушка, не до тебя сейчас, может завтра, – нервно ответил Сеня и для пущей убедительности показал направление, в котором следует как можно быстрее отчалить приставале.
– А я возле Большого Будды тер гонг, – вдруг вспомнил о своем путешествии в страну тысячи улыбок. – Правда, он не зазвучал. Видимо, недостаточно на тот момент очистился от земных забот.
– Ты же у нас в городе не трогал скульптуры?
– Как-то не довелось.
– Значит, ты не заражен, – облегченно выдохнул заботливый друг и посмотрел на настенные часы – до начала таблеточного «прикорма» оставалось чуть менее десяти минут.
– Заражение, да… с этим я до конца не разобрался. Какова цель заказчиков металлических скульптур? Кто стоит за спинами простых мастеров ковки и литья? И самый главный вопрос: какой секретный ингредиент они добавляют в медь или бронзу? И вот тут-то моя теория заговора расщепляется на два направления – позитивное и депрессивное. Какое из них верное еще не решил. Возможно, оба. Не хватает данных. Мне бы еще на несколько изваяний взглянуть. А лучше, исследовать хотя бы первый год жизни «прикоснувшихся».
Семен с надеждой посмотрел на меня. Но что я мог предложить товарищу по несчастью? Я был таким же затворником, что и он. Если только…
– Так вот, согласно моей теории, – сбил меня с мысли Сеня, – в состав металла добавляется порошок. Даже, скорее всего, нанопорошок. Люди поглаживают фигуру и, не зная того, оставляют на своих ладонях его мельчайшие частицы. Металлическую пыль. И не просто на ладонях, а подкожно – эпидермис перестает выполнять роль защитной функции организма. Он просто не в состоянии не то что справиться с микроскопическими внедренцами, а даже распознать их присутствие. А те свободно проходят сквозь поры, не встречая сопротивления. Как поезд через тоннель. За исключением того, что их путь недолог и конечная остановка – внутренняя часть кожного слоя.
Я был захвачен не просто историей, но триллером, действие которого разворачивалось на моих глазах и на глазах оказавшихся поблизости пациентов. Семен не просто вещал, он жестикулировал и буквально на себе показывал, как ведет человек под воздействием извне. Он вонзал в себе пальцы воображаемый шприц и отравлял свой организм нанопаразитами. Потом Сеня вскакивал и, распушив перья, как петух, гоголем маршировал вокруг журнального столика, изображая счастливого бойца. Фомич присоединялся к нему и уже отряд из двух воинов чеканил шаг в тапочках на босую ногу. Затем, припав к линолеуму, они подорвали гранатами вражеский танк.
Исполнив долг перед Родиной, Сеня переходил к другой концепции своей теории. Он изображал странника, устало бредущего по серой булыжной мостовой. Было видно, что его одолевают невеселые мысли. Весь мир померк для него и сузился до нескольких камней, на которые ступал. Признаюсь, мне стало до той степени жаль горемычного, что почти кинулся навстречу Семену. Для того чтобы обнять, прижать к себе и забрать часть его грусти. Но он жестом показал, что не стоит делать этого. И действительно, буквально через несколько шагов тот столкнулся с кем-то, очень сильно напоминающим его судьбу. По мгновенному просветлению Сени я понял, что боль одиночества отступила от отшельника и вот уже двое неразлучников радостно шагали по залитой ослепительным солнцем мостовой.
Даже мой любимый кот, Винсент, мяукнул бы:
– Верю!
Но только не персонал психдиспансера. От оставался взаперти в собственном мирке невежества и мнимого превосходства над узниками (которые в большинстве своем просто вышли за рамки принятых обществом ограничений). Медсестры и санитары, как сумасшедшие, ржали над представлением Сени. Они показывали на него пальцем, закатывали глаза, крутили у виска (думая, что окружающие – слепцы). Не понимая истинного смысла происходящего. И не догадываясь о том, что, скорее всего, сами уже являются носителями наладонных невидимок.
А ведь мой друг с помощью пантомимы, всего лишь показывал, на кого становятся похожи люди, верившие в чудо – превращаются в марионеток, которыми управляют, отслеживают, манипулируют из какого-то места. Из Центра, скажем так.
Честно сказать, теория заговора напугала меня до чертиков. Я наклонился к другу, который в изнеможении бухнулся в кресло и прошептал:
– Бежать нужно, Сеня, бежать прочь отсюда. И спасать тех, кого можно спасти. И еще, глянешь напоследок на снимок, вдруг осенит тебя?
Но Семен молчал. Еще бы, на нем теперь лежала ответственная миссия по спасению горожан! И, судя по закатившимся к потолку глазам, он уже начал составлять план побега.
– Можете рассчитывать и на меня тоже, – неожиданно сверху свалился на нас Фомич и добавил:
– А вы знали, что работники нашего психдиспансера незаконно покупали сладости пациентам? И не за понюшку, а за хорошую порцию табачку. Думаете, тоже заговор?
«Вот только безумных нам в команде не хватало», – успел подумать я, как зычный голос Агнессы Юрьевны из громкоговорителя заставил всех подпрыгнуть.
– Прием разноцветных таблеточек счастья попрошу считать открытым и... Добро пожаловать в Пилюлечную!
«Да ей самой лечиться нужно»!! – пришло мне откровение свыше.
И следом:
«Ненавижу синие таблетки»!!!