Где кончается человек, или Сарабанда

Сестры Ивенс
«Сарабанда» (2003), реж. Ингмар Бергман

Бергмана я избегаю. Правильнее сказать, я избегаю смотреть фильмы Ингмара Бергмана. Но все же смотрю, и, кажется, не по своей, а по его воле. «Ох,  и намудрила о себе и о Бергмане», - скажете.

А обо мне все просто. Фильмы Бергмана неизменно производят на меня сильное впечатление.  Такое сильное, что оно, впечатление, затрагивает каким-то образом физиологические процессы в моем организме, которые сопровождаются головокружением, тошнотой и … страхом. Страхом смерти, что ли? Естественно, таких опасных для здоровья впечатлений я стараюсь избегать. Но, повторяю, не всегда мне это удается. Лишь заслышу вдалеке жуткие, леденящие душу непонятные звуки из каких-то сумрачных развалин, как объятая страхом, - здесь есть кто-нибудь? - покорно иду на них.

О Бергмане все непросто. В «Сарабанде», к примеру,  музыка классическая  (Бах, Бетховен,  Брукнер) великолепного исполнения, кадры пронизаны солнечным светом, красивые лица, тихие речи, интеллектуальная лексика. Откуда тогда, скажите, берется страх и шевелящаяся мерзость у меня в душе? …

Как-то раз упало мне на слух слово «сарабанда». Где-то пролетало мимо, а зацепило и в уме обсело. Слово-то какое непонятное, грубое и неприятное по звучанию, а как запомнилось слету, будто давно знакомое. Сарабанда, сарабанда? … что-то музыкальное … какой-то музыкальный термин, типа серенада … сарабанда? … часть музыкальной пьесы … пьеса? Смотрю в Википедии: «Сарабанда – старинный испанский народный танец для похоронного обряда»,  и следом – «Сарабанда» (2003) – последний фильм Ингмара Бергмана.

Так значит, в 2003 году Бергман был еще жив и снимал кино?! Сколько же ему тогда лет было? Смотрю – 89. Самое время танцевать сарабанду – танец прощания с жизнью;  время подводить итоги жизни. И увлекаемая  вопросом «кто здесь?» … опять не отрываясь смотрю фильм.
 
И снова в фильме  – никакого действия, из выразительных средств в основном  портреты и монологи, нормативная лексика, вполне пристойные натуралистические сцены, и снова у меня  – тошнота, отвращение, мерзость увиденного.

Замечу, инцест в фильме, несомненно, есть. Но показан он пристойно, вроде 25-го кадра, на уровне подсознания, когда глаз не успевает фиксировать, но сознание отлично воспринимает. От этого и возникает чувство мерзости, тем более что,  без сомнения, фильм посвящен инцесту духовному, который не менее отвратителен, чем физический.

Не хочется вдаваться в психоанализ, не хочется копаться в своем (*… ловишь себя на мысли о том, что смотришь ленту не о других людях, а конкретно о собственной жизни, даже если она не обязательно совпадает с показанным на экране. И стыдишься так, будто сам совершил негодный поступок*) грязном белье.  Не хочется подчиниться опасной бергмановской силе и дать себя на заклание, но в мозге неотступно пульсирует  вопрос «здесь есть кто-нибудь?» и требует ответа.  Поищем его у специалистов.

**Основные темы творчества Ингмара Бергмана – кризис религии, кризис традиционной семьи, кризис личности  (полностью согласна с этим утверждением); поиск настоящих отношений между людьми** (с этим категорически не согласна). Не «искал», потому что нельзя найти вовне того, что не имеешь внутри. Еще раз: не искал, но обнажал, показывал. В своих 110 фильмах достаточно поднаторел.
 
Бергман неизменно демонстрировал *желание погружаться в самые глубины человеческой природы, силясь постичь изменчивую суть созданной, конечно, по образу и подобию, но бесконечно греховной натуры, лицезрение которой даёт одновременно ощущение причастности к таинству и мучительное чувство стыда. Как прекрасен человек и как он низок!*

Вот в этой фразе, по-моему, отражена и суть творчества Бергмана, и исток его притягательной силы, и его человеческая сущность, и его отношение к Богу. Вот крест, на котором он сам себя распял.

Глубоко-глубоко погрузившись внутрь человека, Бергман  разобрал его до мельчайших составляющих, до того момента, где человек кончается, становясь изначальным прахом. И что в этом месте у Бергмана? «Здесь есть кто-нибудь?»  или только прах? И больше ничего? «Из праха взят и прахом станешь?» А жизнь? Куда делась жизнь, что с ней стало? Исчезла как и не бывало? Для чего тогда была?
 
У Бергмана здесь ничего нет. Мать смотрит в глаза душевнобольной дочери, которая не от мира сего (из другой реальности), и там ничего нет – лишь беспросветные сумерки небытия.
 
Бога нет. Вот почему фильмы Бергмана вызывают у меня неосознанный страх (это страх разрушения моей  личности) и мерзость запустения того места, где должен быть Бог (разрушение моей религии).

Если бы Бергман был прав, то следуя законам науки, разрушив человека до основания,  можно было бы смоделировать обратный процесс, а именно: и из праха можно было бы создать (или воскресить) этого же человека. Ан нет! Создать жизнь человеку не возможно, Богу – возможно все.  Ибо сказано: «Я -  есмь жизнь. И верующий в Меня имеет жизнь вечную».
 
Что такое воскресение? что будет после смерти? – эти вопросы меня мало волнуют, это за пределами человеческого понимания. Христос воскрес и явился своим ученикам - и они не узнали Его. Потому что Он был уже не таким, каким они видели Его прежде. На горе Фавор Он показал ученикам Свое преображение, но ничего связного, кроме того, что видели СВЕТ, они рассказать не смогли. Своими глазами видели – и не поняли.
 
И я не понимаю. Я просто, как дети, ВЕРЮ, что в тот момент, где человек разрушится до основания,  будет СВЕТ, и это есть Бог. Между жизнью и смертью (небытием) стоит Бог - Создатель, Творец человека.  Без Бога нет человека, а только прах, небытие.  И верующий в Него смерти не увидит, а исполнится светом любви Отца.

И будет это так просто и естественно, как описал Лев Толстой в рассказе «Смерть Ивана Ильича»:
 
«Это было в конце третьего дня, за час до его смерти. В это самое время гимназистик (его младший сын)  тихонько прокрался к отцу и подошел к его постели. Умирающий все кричал отчаянно и кидал руками. Рука его попала на голову гимназистика. Гимназистик схватил ее, прижал к губам и заплакал.

В это самое время Иван Ильич провалился, увидал СВЕТ. Тут он почувствовал, что руку его целует кто-то. Он открыл глаза и взглянул на сына. Ему стало жалко его. Жена подошла к нему. Он взглянул на нее. Она с открытым ртом и с неотертыми слезами на носу и щеке, с отчаянным выражением смотрела на него. Ему жалко стало ее.

И вдруг ему стало ясно, что то, что томило его и не выходило, что вдруг все выходит сразу, и с двух сторон, с десяти сторон, со всех сторон. Жалко их, надо сделать, чтобы им не больно было. Избавить их и самому избавиться от этих страданий. "Как хорошо и как просто,- подумал он. - А боль? - спросил он себя. - Ее куда? Ну-ка, где ты, боль?"
Он стал прислушиваться.
"Да, вот она. Ну что ж, пускай боль".

"А смерть? Где она?"
   
Он искал своего прежнего привычного страха смерти и не находил его. Где она? Какая смерть? Страха никакого не было, потому что и смерти не было. Вместо смерти был СВЕТ.
- Так вот что! - вдруг вслух проговорил он. - Какая радость!»

Чаю увидеть свет. Для этого, думаю, не стоит сомнением (хоть и бергмановским) разрушать в себе любящего Бога, а лучше искать Его в своей душе, * «чтобы истинным просветлением виделся … путь человека между двумя безднами: в самом начале и в самом конце.

А если бы не было Бергмана?* - заканчивает свою рецензию киновед Сергей Кудрявцев.

А если бы не было Толстого? – заканчиваю свою рецензию я.


*- из рецензий Сергея Кудрявцева

**- Википедия