Анатолий прислонился к холодной стене и задремал. Cон привел к далеком событию, резко повернувшему его жизнь…
…В эту командировку должен был ехать другой офицер, но направили Анатолия. Он и не сопротивлялся, их перевели из Латвии в Ставрополь, все находились в "подвешенном" состоянии и ему, собственно говоря, съездить куда-то не представляло никакого труда. Его направили на сборы по подготовке очередных каких-то нештатных специалистов.
- О, будешь в нашем городе, - сослуживец многозначительно посмотрел на Анатолия, «город», был его родиной, - съезди обязательно в монастырь, он там рядом. Старинный монастырь, недавно стали восстанавливать, там есть старец, чудесные вещи вроде бы говорит и творит.
- Ну, времена, - Анатолий усмехнулся, - ты же сам политработник, а меня призываешь в монастырь сходить, это как?
- А знаешь, у меня как будто глаза открылись, какая-то пелена с них спала теперь, честно! Вот ты крещеный? – взгляд товарища так и впился в Анатолины глаза.
- Да, крещеный! Меня бабушка крестить в церковь водила, многому меня научила. В моей семье и священники были, так что я знаю церковную жизнь, немного, но знаю.
- А Бога ты веруешь?
- Как и у тебя, у меня раньше эта пелена спала, о которой ты говорил. Я давно понял, что вера в Господа жила во мне, как бы тлела, а сейчас стала наружу выбираться и гореть.
- Тогда тем более – тебе в этот монастырь нужно зайти, обязательно нужно!
Сборы шли не шатко – не валко, времена такие, что служить в армии честно и добросовестно оставались немногое, большинство дослуживало до пенсии, да «выслуживало» квартиры. Поэтому и отношение к своим обязанностям было соответственное.
В один из дней Анатолий решил съездить в монастырь. Обитель только начинала «оживать». Немногочисленная братия приводила в порядок территорию, обживало помещения древнего монастыря. Но служба в храме уже шла и Анатолий попал на самое ее начало. Поставив свечки к «своим» иконам, которые он уже давно определил, стал рядом с прихожанами и весь погрузился в песнопения и молитвы, одновременно говоря с Господом и Богородицей о своих проблемах.
На выходе из храма к нему подошел, опирающийся на деревянный посох, пожилой монах со знаком схимы на черном облачении.
- Наблюдал я за тобой. Интересный ты человек. А вот глаза твои в близи увидел и очень хочу с тобой поговорить, - глаза старца смотрели на Анатолия внимательно и изучающее, - я вижу людей, мне положено видеть и знать от Господа… Правда, некоторые люди смущаются, когда я вижу их тайны…
Еще раз взглянув в глаза Анатолия, продолжил:
- Ты сынок, зайди ко мне завтра в монастырь, поговорим. Очень мне твой взгляд понравился, вижу в тебе что-то особое, вот и хочу поговорить. Хорошо.
- Хорошо, только как Вас там найти?
- Спросишь старца. Тебя и проводят.
Всю ночь Анатолий не спал – ворочался на гостиничной неудобной кровати, вспоминая глаза и слова старца. А утром, чуть свет заспешил по известному уже маршруту в монастырь.
В обители царила тишина, немногочисленные монахи неспешно занимались своими делами и были совсем незаметны на общем монастырском фоне, как будто являлись частью интерьера.
Анатолий подошел к одному из монахов.
- Добрый день! А где я могу найти старца?
- Вы к старцу, добрый день! Пойдемте, пойдемте, провожу, - пожилой монах в выцветшей рясе и такой же скуфейке отложил лопату, которой подравнивал дорожку, вытер руки и пошел в сторону одноэтажного домика, стоящего в глубине монастырского двора, под густыми кронами нависавших деревьев.
Комната источала прохладу и запах свечей вперемешку с ладаном, старец сидел за столом и казалось, что спал, но как только монах вошел и кашлянул сидящий медленно повернул голову, увидел Анатолия и как будто они и не расставались, тихо промолвил: «Заходи, садись, вот здесь - рядышком со мной. Здравствуй».
Анатолий оглядел келью старца. Кельей, эту комнату можно было назвать условно. Комната, как комната, только все стены были в иконах: от маленьких, до больших, в углу висела и теплилась лампадка, на столе лежали книги и газеты. Рядом со столом стоял топчан, застеленный одеялом. На полу чистые половики, такие же, как в деревенских домах, вытканные еще бабушками.
Старцу было много лет, он находился в том возрасте, когда можно дать и семьдесят и сто лет.
- Спасибо сынок, что зашел. Очень мне взгляд твой и глаза твои приглянулись. Расскажи немного о себе, а потом я расскажу тебе то, что хотел.
Анатолий, стараясь подробно и, в то же время коротко, стал говорить о родителях, о семье, о службе. Старец, внимательно слушал и не перебивал до тех пор, когда говоривший замолк, как бы и не закончил и вроде бы все уже сказал.
- Видишь, и жизнь твоя чистая, вся правильная и с уважением к родителям и службу военную ты выбрал, защищать Родину значит готов, на самопожертвование значит готов.
Помолчав, как бы собираясь с мыслями, старец продолжил:
- Великая беда идет на Русь, чувствую, как она надвигается. Против нас затеяли войну бескровную. Не сумели они Русь покорить военным способом, я сам на фронте был, воевал – знаю! – старец тряхнул головой, как бы отгоняя воспоминания о далекой войне, затем продолжил, - Начали нас с другой стороны уничтожать. Будут устои и традиции наши ломать, которые даже и большевикам не удалось уничтожить. Да, знаю, что ты коммунист и политработник, знаю – сам рассказал. Но, эта работа тоже держалась на наших традициях. Вот сейчас убирают партию от власти, что вместо нее будет? Кто и какие традиции будет насаждать, а? Демократия, говорят, будет, европейские ценности! А знаешь, что такое европейские или американские ценности? Это - отрицание основ веры христианской! Помнишь такое: Москва – есть третий Рим? Вот! Последний оплот Веры христианской – Русь! Власть денег будет идти на нашу землю: все продается и все покупается! Деньги станут главным мерилом жизни: отец пойдет на сына, брат на брата, дочь на мать из-за денег. Содом и Гоморра будет на земле!
Старец опять замолчал. Потом посмотрел внимательно на Анатолия, как будто хотел убедиться: понимает ли тот его слова. И, вроде как убедившись, стал говорить дальше:
- Души людские нужно оберегать, а те, которые изранены пороком будут – лечить. Вижу я в тебе силу, силу, способную людям правду нести, людей за собой вести, а если нужно – то и пожертвовать собой ради людей. А вот подумай милый мой о том, чтобы идти служить в церковь, как ты к этому отнесешься?
Старец внимательно, прямо в глаза Анатолия посмотрел, помолчав немного продолжил: - Вижу я силу в тебе, в глазах твоих и облике твоем, вижу. Там сейчас очень такие, как ты, нужны. Боюсь я, что зараза и в святую обитель просочиться, поэтому, как можно больше честных крепких людей сейчас в церковь нужно приводить. Подумай хорошенько над моими словами.
Анатолий задумался, вспоминая ту, еще в Даугавпилсе мысли о службе в церкви.
«Откуда он узнал про те мои потаенные мысли, откуда? Видно обладает особым свойством мысли людей читать - не иначе...Что ответить? Раньше – ответил бы не раздумывая, что нет, а сейчас…» - мелькали мысли.
- Вижу, не утвердился ты в этом вопросе, но я тебя и не тороплю, все придет само к тебе это решение. Ты, вот что, приходи ко мне. Каждый день приходи, сколько сможешь - приходи, будем разговаривать, ты свое, я свое...Мы и придем с тобой к чему-то. Иди, завтра жду.
Анатолий вышел из кельи, еще несколько минут постоял рядом с дверью. Прошел по аллейке и присел на скамейку.
«Да, были мысли - стать священником... Но не сразу, не вот так- иди в церковь! Как в церковь? Я даже молитв толком не знаю, да и в церковь стал ходить сравнительно недавно. А армия? Мне еще служить и служить. Только вот в Ставрополь перебрались, в Россию, наконец. Да и какой из меня служитель церкви, я…, я же ведь политработник! Меня и не возьмет никто – на смех поднимут! Нет, что-то старец тут напутал! Но вещи он правильные говорит, видели мы уже в Латвии, что творится, какие гонения на русских людей идут и все под прикрытием европейских ценностей, демократии!», - мысли наталкиваясь одна на другую, как при ледоставе роились в голове.
Вспомнил, как в том же Даугавпилсе в церковь по выходным ходил, подолгу перед иконами стоял, службу слушал и как будто в другой мир окунался: в мир спокойствия и ясности. Там же стал понимать божественное значении жизни, там же и вера стала у него укрепляться. Там же и мысли о службе в церкви появились... А вот старец это и углядел и что-то свое увидел и поэтому советует...Но еще сам себе он не мог ответить: насколько готов стать священником.
Встал и пошел со своими мыслями Анатолий на остановку автобуса, поехал гостиницу. Ничего никому не сказал и решил, что не пойдет он к старцу больше. Не нужно ему это – нет!
Но на следующий день, встав утром, умылся, перекусил наскоро и… пошел на остановку автобуса - ехать в монастырь. По дороге попросил предупредить старшего их группы, что его не будет сегодня.
Дорога уже была знакома, подошел к дому старца, перевел дыхание. Постучал в дверь и вошел. Старец сидел в такой же позе, что и прошлый раз, так же повернул голову и пригласил войти.
- А не хотел ведь, не хотел! … Но пришел! Я знал, что придешь, знал. Ты сам не знаешь себя, своей силы, своих возможностей. Узнаешь! Узнаешь – всему свое время. Непростая тебе уготована доля, но все пройдешь и выстоишь.
Старец тяжело вздохнул, видно тяжелая мысль пришла и продолжил:
- Вернемся ко вчерашнему разговору. Знаю, много ты, дружок, думал, много мыслей в голове было в том числе и не ходить больше ко мне… Но пришел, значит я прав оказался. Ты есть тот, кто нужен! Вчера не говорил, сегодня скажу - видение мне было: придет военный человек и он нужен, очень нужен для служения церкви, ибо послужит ее укреплению. Так вот. Церковь выстояла в годы гонений, ей нужны сейчас новые силы. Будет сильна церковь – выстоит и Русь.
Ты солдат, а теперь солдаты и на других фронтах нужны и в церкви солдаты нужны. Помнишь когда по монгольским игом Русь была, вышли монахи святого благоверного Сергия Радонежского на бой: Пересвет и Ослябя. Думай, сынок, хорошо думай! Не могу я тебя заставить, просить и наставлять могу...
Старец замолк и Анатолий решил свое слово сказать:
- Но я ведь еще служу, а потом и вовсе политработник бывший, коммунист... тоже бывший. Сейчас это называется: воспитательная служба. Да и атеизм мы, политработники в армии насаждали, солдат убеждали.
- Ну, это ты по должности своей был атеистом, а по душе своей – православным. Это и другие твои сослуживцы – политработники думали, что воспитываете солдат на коммунистических идеалах и традициях. А кто видел этот коммунизм, это светлое будущее. Никто! Вот так! Вера христианская веками укреплялась, веками душе русскую лечила и укрепляла. Содержала ее в чистоте. И вы – политработники, в своей работе, тоже христианские ценности проповедовали. Скажешь, нет? А вот послушай и вспомни, чему вы своих подопечных учили: не сквернословить, не пьянствовать, хорошо работать, старших уважать, власти подчиняться, смиряться, семью содержать, детишек воспитывать…, да и много другое. Разве не так? Так!
Иди, к любому архиерею, просись, в ноги падай, на любое послушание соглашайся. Учись быстро, времени у тебя нет на учебу, душой своей бери, верой. Пусть сперва в диаконы тебе рукоположат, потом – дальше… Все будет. У тебя все будет. Иди!
До конца сборов Анатолий каждый день бывал у старца. Перед отъездом зашел попрощаться. Старец на этот раз встал, благословил его, поцеловал троекратно и напутствовал: все силы приложить к тому, чтобы стать священником.
И подарок подарил - темно-красную книгу Псалтырь с вытисненным на обложке Православным восьмиконечным крестом, изданную в 1874 году в типографии Почаевской Успенской Лавры повелением Императора Александра Николаевича. Вместо закладки в Псалтырь была вложена увенчанная крестом рукоять от богослужебной кисточки для помазания.
- Вот тебе – твоя первая священная книга. Береги ее и живи по ней. Ступай!