Земли Огайо, Западной Вирджинии и Кентукки в период их освоения в ХVIII веке принадлежали прежде всего таким индейским племенам, как шауни, делавэры, гуроны, ирокезы, чероки. В истории колониальной Америки эти земли стали ареной частых кровавых столкновений между этими племенами и американскими колонистами. В обиходе эту территорию именовали «кровавой землей». Здесь разгорались эпические драмы, легшие в основу многочисленных литературных произведений, в которых описывались подвиги, мужество и приключения легендарных фронтирсменов. Одним из таких персонажей, олицетворявших идеал пограничника, был друг Дэниэла Буна, Саймона Гирти, Льюиса Ветцеля, а также многих других лесных бродяг старого Северо-запада – Саймон Кентон.
Кентон был необычным лесным бродягой весьма рано приобщившийся к скаутской жизни. Современники отмечали в нем огромную силу духа и и физическую мошь тела, замечательные товарищеские качества, а также доскональное знание дикой местности. К тому же он был беспощаден к своим врагам, и даже в компании негодяев придерживался своих принципов. Несмотря на свою известность, он всегда оставался скромным и добродушным человеком.
Саймон Кентон родился в Вирджинии 3 апреля 1755 года. Его отец Марк Кентон происходил из Ирландии и воспитывался в семье, которая была известна своей политической активностью. Мать – Мэри Миллер была уроженкой Шотландии.
Тяжкий и монотонный труд фермера, которому Саймон посветил все свое детство и юность, не позволил ему получить образование.
В возрасте пятнадцати лет Саймон влюбился в Эллен Каминс – дочь проживавшего по соседству фермера, и в серьез в своем воображении определил ее в качестве будущей жены. Его абсолютно не интересовал вопрос о взаимности со стороны Эллен, поэтому, когда он узнал, что у нее ест возлюбленный, за которого она собирается выйти замуж, просто пришел в бешенство.
Саймон, как говориться пришел к сопернику на разборки и потребовал, чтобы тот отступился от Эллен. Его соперник по имени Уильям Личман, был гораздо старше Саймона и расценил его требование как бредни сумасшедшего. Личман накостылял Саймону, и на этом инцидент, казалось был исчерпан.
Целый год Саймон ходил униженным, и, в конце концов, решил отомстить. В день свадьбы Личмана и Эллен, Кентон явился в церковь и вызвал жениха на разговор. Личман в сопровождении своих друзей вышел к Саймону и спросил: «Ты еще не угомонился, сынок», после чего, друзья Личмана так отходили Кентона, что он едва дополз до дома.
В апреле 1771 года Саймон выследил Личмана в лесу, когда тот заготавливал дрова в одиночестве, подошел к нему и предложил сразиться один на один в кулачном бою. Личман согласился, и, несмотря на внушительные (6 футов рост) антропометрические данные Саймона, был уверен, что легко справиться с ним. Поначалу так и произошло, Личман раз за разом осыпал парнишку градом ударов. Тот падал, вставал и снова бросался на соперника. «Я дрался как кошка, – вспоминал в глубокой старости Кентон, – кусался и царапался. Мой соперник то и дело дубасил меня своим кулачищами. Я падал, потом снова бросался на него. Когда я в очередной раз упал, он подскочил ко мне и хотел ударить ногой в живот.
В одно мгновения я схватил его за ногу и опрокинул на землю. Потом я подобрался к нему так, что мне удалось сдавить его горло, но он извернулся и выскочил из захвата. Тогда я схватил ее за волосы, они у него были длинными, намотал их себе на кисть руки, а другой рукой, что есть силы бил его, куда ни попадя. Потом я снова кусал его, впиваясь своими зубами в его плоть. Он стал кричать от боли… Какое-то безумие охватило меня, и я принялся его душить. Он покраснел и вскоре обмяк. Увидев его хрипящим от удушья, я испугался и ослабил хватку. Но, как мне тогда показалось, было уже поздно, и я подумал, что убил его…».
Посчитав себя убийцей, которому полагалась не иначе как смерть через повешенье, Саймон решил бежать из дома, и отправиться на Запад. С детства он слышал много рассказов о пустынных землях на Западе, которые живописал его дядя Томас Кентон. Дядя торговал с индейцами и в этой связи побывал во многих диких местах. Он рассказывал Саймону о бесчисленных стадах бизонов обитаемых на Западе, плодородных землях и травянистых прериях, которые произвели неизгладимое впечатление на мальчика. Саймон поклялся, что однажды, когда представиться возможность он обязательно отправиться на Запад и увидит те далекие земли, о которых рассказывал его дядя. Иного как сейчас, лучшего времени для воплощения мечты, как полагал тогда шеснадцатилетний Саймон, не было.
Он спешно собрался, и, прихватив с собой лишь ружье и порох, ночью покинул дом, уйдя в неизвестность. Он знал, что леса полны дичи и поэтому голодная смерть ему не грозит и более того, тот, кто мог хорошо пользоваться ружьем, мог претендовать в этой лесной глуши на место под солнцем. По пути на Запад он дошел до отдаленного пионерского поселка и на время остановился там, представившись мельнику, который его нанял на работу псевдонимом Саймон Батлер.
Для того, чтобы обеспечить себя кое-какими предметами, необходимыми для выживания в пустынной местности, Кентону нужна была работа, поэтому он временно устроился батраком на мельнице. Как только через несколько недель заработок был получен, Саймон возобновил путешествие.
Кентон бежал от цивилизации, изменил свое имя, и, по мере удаления в лесную глушь все больше и больше сливался с ней, пропитываясь духом здравого авантюризма и безрассудной храбрости. Он стал постигать навыки индейской стратегии выживания, и если приходилось отстаивать свои или чьи бы то ни было интересы с оружием в руках, то всегда оказывался на переднем фронте сражения, внушая доверия своим товарищам, и, вызывая уважение даже у своих врагов.
И таким врагами Кентона как и многих фронтирсменов того времени были индейцы шауни, которые населяли западные области Вирджинии, юго-восток Огайо и Кентукки. Шауни считались весьма воинственным народом на Среднем Западе, участвовали во многих войнах, не только межплеменных, но и колониальных. Основным заклятым врагом шауни были поселенцы, весьма интенсивно осваивавшие населяемые индейцами земли. Именно к этой категории белых людей эти индейцы испытывали неподдельную ненависть. Кентон наряду с другими бродячими охотниками и следопытами Среднего Запада, в полной мере испытал эту ненависть индейцев. Восемь раз индейцы пропускали его сквозь строй, три раза привязывали его к столбу пыток и не меньше количество раз, пытались казнить различными способами.
На удивление крепкий и пышущий здоровьем шестнадцатилетний юноша весьма быстро приспособился к условиям жизни в пустыне.
Он быстро позабыл, что, по сути, является беглецом от правосудия (спустя десять лет Кентон узнал, что после драки с ним Личман выжил) и полностью отдался исследовательскому духу. Ему нравилось бродить и открывать новые, богатые дичью территории, на которые еще не ступала нога цивилизованного человека. Ему казалось, что вот-вот, здесь в «золотой середине» этой неизведанной страны, охраняемой индейцами, он откроет Эльдорадо, которое, несомненно, подарит всему человечеству. И от этой мысли он воодушевлялся, и не обращал внимания на тяготы и лишения, которые ежедневно преподносила ему пустыня.
Осенью 1771 года он первый раз в своей жизни увидел блеск наикрасивейшей реки Огайо, когда присоседившись к двум торговцам мехом вместе с ними прибыл в селение индейцев племени минго, располагавшемся в нескольких милях от Бобровой реки (приток Огайо). Он был впечатлен дружелюбием этих индейцев, и в особенности восторгался их вождем – знаменитым лидером минго по имени Логан, благодаря вмешательству которого несколько лет спустя Саймону Кентону будет сохранена жизнь.
В течение последующих двух лет Кентон в составе группы мехоторговцев бороздил просторы Огайо, путешествуя то вверх, то вниз по течению реки. Он настолько сжился и изучил эту местность, что легко мог отличать следы одних индейцев от других. Он знал практически все их поселения в этом районе, места их охоты и привычки многих индейских охотников. Кентон с большим удовольствием всегда помогал трапперам, случайно забредшим на враждебную территорию, и вскоре получил признание бескорыстного скаута пустыни.
Зимой 1773 года восемнадцатилетний Кентон и двое охотников с ним во время привала подверглись нападению группы индейцев шауни. Когда бродяги сидели у ночного костра у берега реки Канова (Западная Вирджиния), внезапно прозвучал выстрел и один из товарищей Кентона Йегер упал замертво. Сам же Кентон и второй его подельник Страдер бросились бежать в лесную чащу, оставив у костра все свои вещи. Две недели они блуждали по лесу и изнывали от голода, но в итоге им удалось добраться до форта Питт, и таким образом спастись от неминуемой смерти.
В форту Питт Саймон Кентон был принят на работу скаутом. Там он познакомился с «белым дикарем» Саймоном Гирти – бывшим пленником ирокезов, который работал в форту переводчиком. Как известно обитатели форта Питт не доверяли Гирти из-за его тесной связи с индейцами, но у Кентона Гирти пользовался абсолютным доверием. Парни сдружились и пронесли эту дружбу до конца своих дней, не смотря на то, что совсем скоро жизнь развела их по разные стороны баррикад. Гирти воевал на стороне англичан, а Кентон остался верен американским колонистам.
Здесь же в форту Питт Кентон попал в поле зрения командира вирджинского ополчения Джорджа Роджерса Кларка, чей брат, известный в американской истории первооткрыватель и путешественник Уильям Кларк впоследствии совместно с Меривезером Льюисом положит начало масштабной экспансии нации на Запад.
Под началом Кларка Кентон будет служить в период Войны за независимость, ну а пока вместе с тезкой Саймоном Гирти он был нанят для участия в военной кампании лорда Данмора, призванной положить конец беспределу индейских племен на фронтире.
В этой кампании Кентон и Гирти выполняли функции разведчиков и курьеров, доставляя сообщения отрядам добровольцев под командование Эндрю Льюиса, дислоцировавшимся в глубине территории Огайо. Он принимал участие в сражении с шауни и минго при Поинт-Плезант, и после окончания Войны Данмора смог реализовать свою мечту и отправиться в Кентукки.
Шауни согласно заключенному мирному договору с американцами, подписанному в Шарлотт в октябре 1774 года, разрешили белым людям беспрепятственно передвигаться по реке Огайо, и тем самым, дали зеленый свет на освоение земель в нижнем течении этой реки.
К этому времени Кентон заметно возмужал, разросся в плечах и сильно огрубел. «Светловолосый, голубоглазый в меру воспитанный лесной бродяга, коим был Саймон Кентон, отличался простотой ума и большим добродушием, – писал он нем писатель Томас Кларк в своей книге «Саймон Кентон – кентуккийский разведчик». – Но, когда он выходил из себя, то эти глаза излучали молнии и горели так, как будто были готовы испепелить всех и вся».
В 1775 году Кентон пришел в Кентукки, поскольку он знал, что некоторые американцы на реке Кентукки уже строят свои поселения. Кентону не хотелось медлить и уступать первенство в освоении земли, где «бродили бесчисленные стада дичи», как он себе это представлял, поэтому он оставил свою охотничью хижину в Огайо и отправился на юг, достигнув форта Бунсборо – первого кентуккийского поселения, построенного командой пионеров под предводительством Дэниэла Буна.
Здесь навыки и опыт молодого лесного бродяги оказались востребованными. Пионерам, обосновавшимся в Бунсборо, необходим был скаут, который бы вел работу по урегулированию возникавших конфликтов с индейцами, и Саймон Кентон как никто другой подходил для этой миссии.
Но мир с индейскими соседями оказался не долговечным, поскольку племена в назревшем конфликте между колонией и метрополией приняли сторону последней, обрушив всю свою былую мощь на поселенцев фронтира.
Вскоре малозначительные столкновение индейских охотников и колонистов переросли в масштабные боевые действия, ибо каждая из конфликтующих сторон стремилась мстить за смерть любого из своих. Все пионерские поселения в Кентукки, в том числе и Бунсборо, были осаждены индейцами, которые в первую очередь перекрыли доступ колонистов к водным источникам и охотничьим угодьям.
Саймон Кентон в числе группы смельчаков часто ночью покидал пределы форта, чтобы накормить и напоить его обитателей.
В ходе этих опасных вылазок Кентон развил талант скорострельной стрельбы – зарядка, перезарядка и стрельба с убийственной с точностью. Эта необыкновенная способность Кентона работать с ружьем в движении и на скорости однажды спасла жизнь Дэниэлу Буну.
Когда шауни в 1777 году осадили Бунсборо в один из дней, Бун с группой защитников Бунсборо оказались в ловушке, устроенной индейцами за воротами форта, сцепившись с ними в рукопашной. Саймон Кентон, также был в этой группе бойцов, и, расправившись со своим визави, заметил как один из индейских воинов, повергнув, раненого Дэниэла Буна на землю, занес над ним свой томагавк. Тогда Кентон немедля, точным выстрелом из пистолета сразил этого воина. Другой же воин шауни, увидев, что его товарищ пал смертью храбрых, бросился к Буну, чтобы завершить начатое павшим соплеменником. Но Кентон оказался начеку, и преградил ему путь, ударив индейца ножом. Потом Кентон взвалил раненого Буна к себе на плечи и под градом индейских пуль принес его в форт.
Бун, выказывая Кентону благодарность, был немногословен. «Он сказал мне: «Саймон, ты поступил как настоящий мужчина. Сегодня ты действительно молодец», – вспоминал Кентон.
Это было самое лучшее поощрение для двадцатитрехлетнего Кентона. Ведь его похвалил легендарный Дэниэл Бун.
Однако столь суровые будни, которые проводил Кентон, защищая форт Бунсборо, перестали устраивать его. Он не получал должной порции адреналина, и стал искать опасностей, которых, как он полагал ему не хватало. Он вызывался на любые предложения, связанные с какой либо диверсионной работой в индейском тылу, подписывался для участия в любом набеге или рейде на позиции неприятеля. Чем большим оказывался риск, тем лучше было на душе Кентона. Он просто жаждал приключений.
Однажды в 1778 году Кентон и его товарищ Монтгомери вызвались привести лошадей, украденных индейцами во время рейда. Они переправились через реку Огайо, и двинулись по территории индейцев, дойдя до места впадения реки Паинт-Крик в реку Сайото, где располагалось селение шауни. Под покровом ночи они проникли в селение и увели четырех лошадей. Эта вылазка, как говориться прошла без сучка и задоринки, после чего Кентон еще больше расхрабрился и уверовал в свой талант лазутчика.
Вскоре Кентон в 1778 году поступил на службу в отряд рейнджеров, командиром которого был Джордж Кларк – знакомый Кентона по форту Питт. Отряд Кларка совершал рейды вглубь территории контролируемой англичанами и их союзниками индейцами, нападая на британские аванпосты и индейские поселения.
После успешной экспедиции в Иллинойс, где Кентон проявил себя в качестве замечательного разведчика, командованию Континентальной армии потребовалось добыть сведения о силах индейцев базирующихся в селении шауни Чилликоте на реке Майами. Американцы планировали встречный удар, но не знали о замыслах предводителя шауни по имени Черная Рыба.
С целью проникновения в Чиликоте и добычи необходимых сведении о численности противника командование туда направила трех фронтирсменов: Саймона Кентона, его друга Монтгомери и командира рейнджеров Джорджа Кларка.
После двух дней пути Кентон и двое его товарищей вышли к окраинам Чилликоте. Город шауни располагался в труднодоступном месте. Это селение имело форму круга, и было окружено частоколом. Разведчики, выбрав позиции, целый день вели наблюдение за городом и подсчитывали численность индейцев. Когда необходимые сведение были собраны, они должны были оставить свои укрытия и возвращать обратно на базу, в свой лагерь. Но они этого не сделали и по не понятным причинам решили, дождавшись ночи пробраться в город и увести у индейцев лошадей. Кураж этакий…
Когда город уснул, и неслышно было даже лая собак, они вошли в Чилликоте. «Шаря в тихоря» по городу на одной из его окраин Кентон обнаружил более десятка лошадей и подал сигнал своим товарищам.
Все могло бы быть хорошо, если бы не сработала элементарная жадность, которая подтолкнула Кентона убедить своих товарищей захватить всех лошадей вместо пары-тройки скакунов. Открыв ворота разведчики стали быстро выгонять лошадей из города, но часть лошадей просто взбесилась, потому что это были дикие лошади, они еще «не познали», как следует человека, запах людей пугал их, и они начали издавать дикое ржание. В ответ собаки в городе подняли неистовый лай, за ними всполошились и индейцы, которые стали кричать: «Длинные ножи (так индейцы называли солдат, потому, что те, носили на поясе сабли – И.К.) крадут наших лошадей!». Город охватила паника…
В это время разведчики вырвались из города и, схватив семь лошадей, пустились наутек в лесную чащу. Кое-как добравшись до болота, они остановились, для того, чтобы выяснить, нет ли за ними погони. Когда они, прислушавшись, убедились, что все-таки индейцы преследуют их, они продолжили путь в обход болота.
В ту ночь разведчики не раз останавливались и прислушивались к темноте. Поутру они остановились на отдых, для того чтобы поесть и утолить жажду. Потом они ехали весь день и всю ночь, пока не добрались до берегов Огайо.
Ветер гулял по реке и взбивал на волнах белую пену. Они решили, что они в безопасности, хотя следы которые они оставили для отряда преследователей, мог определить даже пятилетний ребенок.
На берегу, они приступили к изготовлению плота, чтобы переправить через реку оружие, одеяла, боеприпасы. Когда плот был готов к переправе, Кентон первый вошел в бурный поток и повел за собой лошадей, в то время как двое его товарищей спускали плот на воду.
Несколько попыток переправить лошадей через бурную реку не увенчались успехом. Лошади сопротивлялись, как могли, и Кентон, а потом и его товарищи, не могли справиться с ними.
Монтгомери предложил отпустить лошадей и не искушать судьбу. Кларк и Кентон высказывались за то, чтобы все-таки оставить лошадей и попробовать переправиться с ними чуть позже, вечером после того как ветер спадет.
Но на закате ветер усилился еще больше. Даже плот окатывали волны, делая его неустойчивым на воде. Вступать в такую реку с лошадьми, было делом неразумным и все это понимали. Кентон предложил дождаться утра. К рассвету ветер действительно затих и на реке образовался полный штиль.
В лучах восходящего солнца река казалось хрустальной и спокойной. Парни погрузили на плот свои вещи и снова взялись за лошадей. Лошади же напуганные с вечера опять отказывались идти в реку и вырывались и изо всех сил. Внезапно случилось так, что лошади, казалось, собрав в себе всю свою природную силу, резко рванули и люди потеряли над ними контроль. Взбешенные от насилия, творимого над ними, и окрыленные свободой, животные бросились врассыпную, и вскоре разбежались по лесу.
Кларк ахнул:
– Все ребята, наше дело дрянь. Ничего не вышло, хотя столько было потрачено времени. Давайте-ка лучше сматываться, ибо я чувствую приближение ножей для снятия скальпов. Провалиться мне на этом мест, если это не так.
– Нет, сэр, – возразил Кентон, – Я не сделаю и шага пока не соберу лошадей.
Сказав это, Кентон вскочил верхом на свою лошадь и поскакал в лес, собирать разбежавшихся животных. Кларку и Монтгомери ничего не оставалось делать, как последовать его примеру.
В процессе этой работы Кентон удалился от своих товарищей на сто ярдов, и когда возвращался с пойманными лошадьми, услышал возглас на хорошем английском, просивший его подождать.
Кентон насторожился. «Кто бы вы ни были, – сказал он неизвестному, – я ваш покорный слуга, и за вашу вежливость, уверяю, что не доставлю вам много хлопот».
Кентон спешился, и, сжимая ружье в руке, неспешно пошел на звуки голоса. Он был полностью уверен, что сможет защитить себя, ежели что.
В одно мгновение он оказался лицом к лицу с тремя воинами шауни и белым человеком с ними.
Кентон быстро вскинув ружье, выстрелил в грудь одного из индейцев. Внезапно из кустов выскочили еще четверо индейских всадников, которые стали гонять Кентона как зайца, то наезжая на него лошадями, то отступая. Шауни развлекались. Кентон отбросил ружье и выхватил из-за пояса пистолет, крикнув: «Готовитесь освежевать гуся? Ну что же попробуйте!». Когда индейцы устали, таким образом забавляться с Кентоном, то остановили лошадей, после чего Саймон у себя за спиной услышал возглас:
– Какая у тебя пушка! – сказал индеец, сидевший верхом на лошади, указывая на пистолет Кентона. – Не хочешь мне отдать ее?
– Если я тебе его отдам, то твои воины меня быстро и не больно убьют, – хохмил Кентон.
– Клянусь, – сказал индеец, – мы не причиним тебе вреда. Ты хороший человек.
– Бьюсь об заклад, ты врешь? – все также с недоверием произнес Кентон.
Индеец не спеша подъехал к нему и протянул Саймону руку в знак приветствия. Саймон насторожился, и в ответ, нерешительно, протянул свою. Как только тот индеец крепко сжал руку Саймона, остальные воины, наблюдавшие за сценой, бросились на Кентона и за несколько секунд скрутили его.
Саймон чертыхался во всю, тщетно пытаясь бороться с индейцами, облепившими, словно пчелы, его могучее тело со всех сторон. Индейцы же схватили его за волосы и стали молотить головой о землю. Потом они усиленно попинали его ногами и в довесок, достали ружейные шомпола, и отхлестали ими Кентона как следует.
Индеец по имени Бонах, который развел Кентона на «дружеское» рукопожатие, восклицал при этом: «Будешь теперь знать большой белый негодяй, как воровать лошадей у индейцев».
Закончив глумиться над Кентоном, индейцы стали связывать его, и вдруг, резко остановились, обратив внимание на тень за деревьями. Это был храбрец Монтгомери, который наблюдал за происходящим, и видимо планировал как-то помочь Кентону. Двое воинов шауни мгновенно кинулись к деревьям. Монтгомери понял, что его обнаружили, вскинул винтовку, выстрелил, но промахнулся. Долго не думая, он бросился бежать. Индейцы последовали за ним…
«Я услышал, как прозвучали два выстрела. Один… Второй… – вспоминал Кентон. – Потом вернулись эти двое (индейцы – И.К), размахивая скальпом Монтгомери. Они бросили его окровавленный скальп мне прямо в лицо, якобы в знак того, что вскоре с мной поступят также».
Таким образом, Монтгомери погиб, видимо пытаясь спасти друга. «Он доказал тем самым мне, что никогда не бросал и не бросит друга в беде», – говорил Кентон позднее.
Возможно, Джордж Кларк так же слышал выстрелы, но решил поступить иначе и скрылся подальше от места происшествия. «Я не держал зла на командира. Думаю, что он тогда поступил мудро, правильно оценив все шансы «за» и «против», – вспоминал Кентон.
На ночь шауни заковали Кентона в импровизированные кандалы (перчатка – И.К) и поставили его «на растяжку», привязав раздвинутые его ноги и растянутые в стороны руки к кольям, которые пропустили между конечностями. «Я был связан, так что не смог двинуться с места, и тем более, пошевелить конечностями. Всю ночь я так простоял, то и дело, слыша их реплики: «Вор лошадей. Как ты там, большой вор лошадей?», – рассказывал Кентон в старости.
Утром индейцы продолжили экзекуцию, и Кентону показалось, что они злились на него еще больше чем вчера. Они раздели его до пояса и усадили верхом на дикого необъезженного жеребца без седла, связав руки за спиной. Ноги Кентона индейцы также связали между собой, протянув веревку под брюхом животного. Потом они погнали лошадь с Кентоном вперед, а сами скакали сзади, все время, подстегивая коня хлыстами, и кричали: «Ну, что, не хочешь ли украсть еще больше лошадей у индейцев».
Лошадь неслась во всю прыть, а бедный Саймон то и дело цеплялся за ветки деревьев, которые сдирали с него кожу.
Так индейцы гоняли коня с Саймоном на спине два дня, пока в один прекрасный момент, веревка под брюхом жеребца не лопнула, и он, не встав на дыбы, не сбросил Кентона на землю.
«Спасибо, сказал я коню, – рассказывал Кентон, – и поклялся, что если выживу, то никогда и никому не буду показывать шрамы от моих увечий. После того как лошадь сбежала, и я упал, мои мучители подбежали ко мне, поминали немного ногами, и успокоились».
Прежде чем войти в Чилликоте, шауни направили туда своего вестника с сообщением о том, что они возвращаются с «Большим вором индейских лошадей».
Сам вождь Черная Рыба встречал пленного Кентона. Он грозно смотрел на него, постукивая о свою ладонь палкой из гикори.
– Ты воруешь лошадей, – спросил Черная Рыба у Кентона на неплохом английском.
– Да, – смиренно ответил тот.
– Капитан Бун послал тебя украсть у нас лошадей? – вопрошал Черная Рыба.
– Нет. Я сделал это по собственной воле, – ответил Кентон.
Это был предел наглости. Этот молодой белый бугай бросил вызов самому великому вождю шауни.
Черная Рыба приказал всыпать Кентону за дерзость кучу батогов. «Избиение шомполами было ничто по сравнению с тем избиением, которым я подвергся в Чилликоте», – вспоминал Кентон.
Потом индейцы вновь заковали его в «перчатку» – между кольями, как и в первый раз, и ответили за город, где улюлюкающая толпа вооруженных дубинами женщин и детей до полуночи измывались над ним, периодически огревая его ударами, отвешивая оплеухи, пиная ногами, и тому подобное.
Утром индейцы вывесили перед носом закованного Кентона на просушку скальп Монтгомери, как напоминание о том, что и его они намерены скальпировать.
В этот день шауни решили пропустить Кентона сквозь строй.
Все обитатели Чилликоте выстроились в две шеренги друг напротив друга, вооружившись дубинами, мотыгами, томагавками и просто палками. Два человека на конце строя были воинами вооруженные ножами. Они должны были кончить беглеца, если ему удастся пройти сквозь строй до конца.
«И вот барабаны забили… Моя жизнь была поставлена на кон», – отмечал Кентон. – Я бросился бежать уворачиваясь от ударов. Один индеец в начале строя, схватил меня, и хотел было удержать, чтобы ударить, но я легко отшвырнул его, поскольку он был тощим стариком. Когда я бежал дальше, двое индейцев выскочили на меня с томагавками, но я одного и второго срубил кулаком. Когда эта линия сопротивления была сокрушена, я пошел дальше, защищаясь от ножей, которые со всех сторон пытались вонзить в меня улюлюкающие скво. Кто-то сделал мне подножку, и я упал. Промедли я несколько секунд, и не встань на ноги, то меня сразу порешили бы. Но я нашел силы вскочить и двигаться дальше. Оставался конец строя, где находились два крепких воина, приготовившие для меня свои скальпорезы. «Нет уж, – подумал я, – не бывать этому», и ринулся на одного из них. Они не ожидали от меня нападения и немного растерялись, чем я и воспользовался. Я замахнулся рукой, и индеец невольно поднял вверх одну из своих рук, чтобы защититься. Тогда я хитро ударил его ногой в пах, от чего он осел. Другой воин с ножом, также сделал попытку вонзить его в меня, но в ответ я ногой пнул его в колено, и он также упал. Задыхаясь, я направился к святилищу, и, добравшись до входа, упал на колени перед вождем Черной Рыбой, который там находился. Это означало, что моя жизнь теперь зависит от его милости».