Глава 21 университетские друзья

Илья Кочанов
Илья в общежитии на Университетской набережной сдружился с Виктором Гуржием  и Лёней. С Лёней они часто гуляли по вечернему Ленинграду и вели беседы на политические темы. Они были единого мнения: зачем мечтать о светлой жизни для грядущих поколений, когда надо позаботится о настоящих людях, которые живут впроголодь и нищете. Лёня увлёкся так балетом, что запустил все предметы. Он находился на грани исключения из Университета. Вечерами парни играли в домино или включали музыку. Много времени Илья проводил с Сергеем Соловьёвым, с которым он познакомился с Перечицах, работая на конвейере по сортировке картофеля. Сергей был шатеном с выразительными серыми глазами, постоянно смеющимся лицом,  большим носом и маленьким ртом, сочными губами. Он был высоким юношей, немного сутуловатый и худой. Движения его были резкими, нескоординированными, угловатыми и неуклюжими, говорил он быстро и с долей нервозности; он весь был как бы на шарнирах. Поступил в Университет Сергей на общих основаниях после английской школы. Практически на первом и втором курсах он бездельничал, так как его знаний в английском языке вполне хватало, чтобы отвечать на вопросы преподавателей и быть готовым к занятиям. Это бросалось в глаза преподавателям, и они предупреждали Сергея, что вскоре он отстанет от своих сокурсников в английском языке, если будет полагаться только на свои знания, полученные в английской школе. Сергей продолжал свою линию бездельничания. Он был покладистым, сговорчивым парнем и очень привязался к Илье. Сразу же после колхоза Сергей приехал вечером к Илье в общежитие на Малой Охте и в тот же вечер повёз Илью к себе домой знакомить с бабушкой. Они долго ехали на трамвае 116, наконец, приехали на станцию метро «Технологический институт».

Здание, где жил Сергей, примыкало к зданию метро «Технологический институт» и в перспективе должно было отойти к управлению «Метростроя». Сергей с бабушкой жили в коммунальной квартире, занимая две комнаты, между которыми жила соседка с дочкой Таней, которую почему-то называли Туней. Вообще в семье Сергея все имели прозвища: бабушка «Апа», сестра Сергея, которая с родителями находилась в Монголии, «Тэтик», двоюродная бабушка Сергея — «Трулька».  Прозвища дал им Сергей, сам же он был без прозвища.
Сергей представил Илью бабушке вечером. Перед Ильёй стояла невысокая сгорбленная старушка в светлом вязанном беретике, сероглазая, с мелкими чертами лица, со скрюченными пальцами маленьких жилистых рук с выступающими суставами. Она изучающее посмотрела на Илью, видимо, давая оценку, стоит ли Сергею водить дружбу с этим молодым человеком. За столом она задала Илье несколько вопросов о его родителях, о том, где он жил, и по тону разговора Илья понял, что она проникалась к нему симпатией. После ужина Сергей проводил Илью в общежитие.

Дружба Сергея и Ильи крепла с каждым днём. Илье нравилась в Сергее его покладистость, уступчивость, сговорчивость, безотказность. Сергей обладал мягким юмором, хохотал безудержно, если тому была причина. По характеру Сергей был легкомысленным человеком, безответственным и необязательным. Ему не свойственна была пунктуальность, и на почве этого недостатка у друзей часто происходили конфликты.

Илья и Сергей постоянно говорили по-английски на улице; Сергей хорошо знал город, и они исходили центр города вдоль и поперёк. Будучи коренным ленинградцем, Сергей очень хорошо ориентировался в городе и пригородах. Летом он и Илья ездили в пригороды Ленинграда — Пушкин, Павловск, Петергоф. Ни у Ильи, ни у Сергея не было девушки, у них до второго курса и не было желания заиметь девушку, они были довольны своей дружбой, беседами, прогулками.

Илью всё чаще и чаще Сергей приглашал к себе домой. Бабушка кормила их обедом и ужином, потом юноши удалялись в комнату Сергея и болтали. Иногда Илья оставался у Сергея на ночлег. У друга Ильи была хорошая библиотека, и часами друзья могли перебирать книги. Родители Сергея — отец-гинеколог и мать, бывшая медсестра, — вместе с дочкой Таней были в Монголии, отца откомандировали туда на три года. Бабушка часто рассказывала эпизоды их семейной жизни, как талантливый врач, который читал лекции в медицинском училище, где училась её дочь, влюбился в юную студентку и пришёл к ним в дом просить её руки. Он был старше её дочери Наташи на семнадцать лет. Бабушке запомнился непомерно длинный шарф, который Владимир, будущий зять, долго раскручивал с длинной шеи.
Иногда Илья занимал в долг немного денег у бабушки Сергея. Он исправно отдавал долги через Сергея, но тот почему-то не всегда  отдавал их бабушке. Однажды Илья попал в непростую ситуацию, когда бабушка, стесняясь, напомнила Илье про не отданные деньги. Илья сказал ей, что долг он передал через Сергея. Сергей был рядом и сознался, что он потратил деньги на сигареты, за что  тут же получил от бабушки нагоняй.
Комната Сергея напоминала чулок: очень узкая, длинная с одним окном. В ней всё веяло стариной и какой-то отчуждённостью. Во времена сталинских репрессий комнату занимал инженер-холостяк, очень замкнутый человек, который надолго исчез из дома,  и только весной его труп выловили из реки Фонтанки. Ходили слухи, что он покончил жизнь самоубийством, но никто не мог доказать достоверность этого факта.
Илья был одержим идеей быстро овладеть разговорным английским языком, а Сергею не представляло трудностей общатьс с Ильёй на английском, так как он закончил английскую школу. Сергей даже однажды привёл Илью в английскую школу на набережной реки Фонтанки, где он учился. Он познакомил Илью с преподавателем английского языка И. Гилинским, одним из соавторов книги «Очерки по английской и американской  литературе и стилистике». И. Гилинский подарил Илье эту книгу со своим автографом.
Илья попал сначала в слабую группу английского языка, но вскоре его перевели в сильную, где были Володя Форш, Сергей Соловьёв, Лена Валихан, Лариса Морозова и Аля Друзина.
С Володей Форшем Илья познакомился раньше, чем с Сергеем, в первом колхозе. Володя носил короткую спортивную стрижку. Он весь был в спорте, его движения выявляли в нём спортсмена, у него были сильные ноги футболиста, широкие плечи пловца, тонкая талия штангиста. Голос у Володи был басистый, с красивым тембром, улыбка открытая, отчасти ехидноватая, но в общем, Володя не был ехидным парнем.
Ещё когда в колхозе они все спали на полу на соломе, а один Володя  в спальном мешке, в первый же вечер Володя задал Илье несколько вопросов относительно своей бабушки, Ольги Форш, и, услышав, что Илья считает Ольгу Форш скучной писательницей, прекратил вопросы, улыбнулся и выразил сожаление, что Илья не читал её сказок, чем удивил последнего, так как, кроме «Одеты камнем» и «Михайловского замка», Илья не знал других произведений Ольги Форш. На соломе спали Борис Зимин, Илья, Алексей Добрынин, двадцативосьмилетний лысоватый молодой человек, который почему- то сразу признался, что он девственник и избегает женщин, чем в головы других вложил сомнительные догадки о своей персоне. Иногда перед сном кто-нибудь «подпускал шептунка», и Володя допытывался у Ильи, не он ли это сделал. Все эти взаимные обвинения сопровождались общим хохотом и не вызывали обиды друг на друга или антагонизма между парнями.
На первом курсе студентам были даны адреса англичан, желающих переписываться с русскими. Эти адреса были предложены  английским клубом. Илья завязал переписку с молодым человеком, который находился в тюрьме в Англии. Англичанин вкратце описал свою жизнь и прислал комплект открыток о Лондоне. Илья не знал, что с момента переписки он попал в тайный список КГБ, который регистрировал всех, имеющих контакт с иностранцами. Он написал первое письмо англичанину в 1957 году, а в 1975 году вызвавший его особист задал ему несколько вопросов, продолжает ли он переписку, начатую в студенческие годы;  в 1986 году другой особист заявил жене, что Илья имел переписку с иностранцами; ниточка слежки за ним исподволь тянулась до 1989 года.
В общежитии на Университетской набережной по рукам ходила книга А. Солженицына «Один день из жизни Ивана Денисовича». Но её быстро запретили и стали карать тех, кто её читал. Илье так и не удалось прочитать эту книгу в те годы. Он её нашёл на английском языке в ящике для бросовых книг в библиотеке Нью-Йорка через 38 лет, в 1994 году, когда Солженицын уехал из США в Россию. В те годы был в загоне и Борис Пастернак, друг Ольги Форш. Его книга «Доктор Живаго» так и не дошла до советского читателя, о ней только говорили в кулуарах, что она издана на Западе. Борис Пастернак умер в 1960 году. Ольга Форш в том году была очень больна. В день смерти Пастернака Илья с Володей приехали к Володе домой. Сразу же с порога Володя объявил: «Мама, Пастернак умер.» . Его мать Елена Георгиевна,  одноногая женщина, потерявшая вторую ногу, попав в молодости под поезд, на костылях подошла к нему и, прошептав: «Как ты смеешь, мерзавец, при больной бабушке говорить такие вещи?!» , влепила ему крепкую пощёчину. Володя лишь произнёс: «Прости, мама».
Володя рассказывал Илье и Сергею, как в их квартире собирались писатели и поэты, которые были друзьями Ольги Форш. Они восхищались внуком писательницы, хотя, как считал Володя, в нём ничего не было, чем можно было восхищаться. Он был обычным ребёнком, который любил спорт, а юношей увлекался ездой на мотоцикле и легковой машине.