Солнце. Небо. Июль. Земляничная поляна, и мы с Наташкой лежим в траве и любуемся облаками. У нее на голове ромашковый венок, у меня в зубах травинка пырея. Я грызу стебелек, перекатывая языком из угла в угол, а она рассказывает мне о своем видении, которое было пять лет назад. Ей тогда привиделась свадебная пара, и она сразу поняла, что женщина в белом платье – это она сама, а мужчина – ее будущий муж, и надо только его дождаться.
– И почему ты решила, что твое видение к свадьбе? Может быть, здесь какое-то другое толкование? – недоверчиво спрашиваю я.
– Как другое, если я молилась о муже?
Аргумент железный, и я умолкаю. Ветер ласково треплет травы, от поляны идет запах спелых ягод, правда, нынче лето засушливое, и они очень мелкие, почти сухие, и собирать их трудно, потому мы с ней так быстро и утомились. И лежим теперь, отдыхаем, рассуждая о Боге.
Пришла Наталья к вере через болезнь. Лежала она тогда в хирургии, готовилась к операции, боялась всего и, отвернувшись к стене, тихо плакала: жизнь ей казалась конченой. К ней и подсела соседка по палате, подсела да речи свои странные завела: о болезнях, о прегрешениях, об Иисусе Христе. «Наташенька, не бойся, – сказала, – есть Кому за нас, грешных, вступиться. Все хорошо будет!». И, рассказав о Спасителе, оставила на тумбочке у изголовья потрепанную книжицу Нового завета. А как Наталью прооперировали да в другую палату перевели, она и туда со своею проповедью явилась: «Покайся пока не поздно, последние времена близко. Иисус зовет!».
Подруга моя сама не заметила, как очутилась в цепких объятиях баптисткой церкви. А потом и меня туда привела, тоже в своей доле горемычную. Правда, когда я со своим развелась, замуж потом идти не захотела, как говориться, насытилась теми годами, какие на мою долю выпали, а вот подруга моя еще долго себе искала любимого друга. Искала, обжигалась, расставалась, опять искала. Нам теперь, коли мы христиане, о блуде-то думать нельзя, а уж в реальности грешить и тем более. Встретились, прогулялись, в кафе чаю выпили и – каждый в свою спаленку. Вот какие у нас теперь отношения должны быть: либо замуж бери, либо иди отсюда.
Сначала мы с ней решили выбрать последнее: годами уже не молодушки, какая любовь? Но они, эти мужчины, около Натальи как-то сами собой появлялись, и все не местные, а приезжие, прибывающие в нашу церковь по своим миссионерским делам. Ведь подруга-то у меня лидер, вся на виду, вся в гуще народа. Она идею о христианизации заблудших душ на своем знамени нарисовала и решительно это осуществляет. Так она, я думаю, отвлечься хочет, чтобы не чувствовать себя одинокой и ненужной.
Первый ухажер, когда она покрестилась, был иностранец. Христианин, баптист, присланный к нам из всемирного отдела евангельских церквей. Ну, короче, откуда-то оттуда, из-за границы. Чтобы его лучше понимать, Наталья заново уроки английского вспомнила, и практиковалась в нем, когда они гуляли вместе по городу, или дела церковные обсуждали. А как он красиво ей предложение сделал! Колено преклонив, с цветами, весь засыпанный хлопьями крупного рождественского снега. А она рядом с ним, красивая как Снегурочка. Мечта! И поехал очарованный жених к себе в Канаду, чтобы у пастора благословение на брак попросить, а счастливая Наташа стала потихоньку готовиться к свадьбе. Глядя на нее, меня даже завидки не брали. Какая Канада? Это же край света? Очумела она, что ли от счастья? Это в ее-то возрасте, в сорок пять лет?!
Но со своим уставом, говорят, в чужой монастырь не лезь, я и не лезла, просто пыталась радоваться вместе с нею, коли ей замуж невтерпеж. Забеспокоилась я, когда она звонить перестала: то трезвонила каждый день в ночь-полночь, то замолчала на целую неделю. А когда она и церкви не появилась, я помчалась к ней, что случилось? Вся опухшая и зареванная, она письмо от него показала, да еще перевела, как сумела: «Прости, любимая, не судьба мне к тебе ехать, женился я на своей домработнице, так матушка захотела». Ну, как-то так там было.
Кое-как я ее из депрессии вывела, валерьянкой отпоила, в чувства привела. Начали мы с ней опять гулять вечерами, чаи в ее красивой квартире гонять да мечтать о благословенной встрече с Иисусом, времена-то последние. Живи – не зевай!
Второй жених приехал к нам из Москвы. И цель у него была та же, помочь нашей бедной церкви в священном понимании Христа, а то мы тут сами без него ничего не умеем, не ведаем. Как позднее оказалось, цель приезда его была весьма эгоистичная. Он, оказывается, там развелся, а как без квартиры остался, к нам рванул, авось и пригреет какая богатая вдовушка. Вот тут-то ему Наталья и подвернулась, такая вся чистая и аккуратная. К тому же она уже пресвитером была, то есть ближайшим помощником пастора. Авторитетная невеста, с квартирой, с детьми, которые далече, и вся из себя благословенная. И снова у подруги начались долгие и красивые ухаживания, благо лето настало, и вечера теплые. И, разумеется, этот кавалер тоже захаживал к ней на постоянные обеды, более того, иногда даже и кое-что из одежды постирать просил. Ну, как влюбленная женщина откажет: ковриком расстилаться готова, только бы красивые речи говорил да в глазки смотрел. И так это стало заметно, что вся церковь втихую шушукалась, а пастор несчастный хмурился: а ну как увезет помощницу? Кто потом воз церковный на себе тянуть будет? И он вызвал его для собеседования.
Наташка перепугалась, мне звонит, едва в трубку не рыдает: вдруг пастор ему жениться запретит? А мне этот кавалер совсем не нравился, какой-то он скользкий был, и вечно всем не доволен. Смотришь на него и думаешь: а не пупом ли земли себя воображает?!
Судите сами. Гуляя по городу, забрели они как-то в магазин легкой одежды. Пока Наталья себе шарфик выбирала, он к продавщице приклеился и об Иисусе проповедовать начал. Ну, та уши и развесила. Шутка ли сказать, мужик весь из себя видный ей ручку ласково жмет. Наталья уже все шарфы перемерила, все сумки, до блузок уже добралась и юбок. Взмокла от переодевания, а эти голубки все ля-ля да ля-ля. Вот в ней гордость женская и взбунтовалась: я долго тут тебя ждать буду?!!
Вы бы слышали, как он ее отчитывал, когда они обратно шли. И такая-то она и сякая, и невоспитанная, и с ней стыдно в приличном месте появиться, и ударения-то она делает неправильно, и речь-то у нее хилая, и вообще, как она посмела ему, мужчине…?!!! И это при том, что у нее высшее филологическое образование, а у него только кулинарный техникум, разные, как вы понимаете, мозговые категории. А спеси-то, спеси! Вот тебе и христианин!
Когда я этот рассказ услышала, сразу сказала: «Гони этого козла в шею. Жизнь тебе с ним каторгой покажется. Ты мне поверь, я более тебя эту лямку тянула и лучше знаю». Но она опять не послушалась, и через месяц в церкви, в торжественной обстановке, они объявили о своей помолвке. Сам пастор над ними молитву прочитал, благословляя, а вся паства восторженно хлопала. Я на то собрание не пошла: какая-то непонятная тревога копошилась в моем сердце. Фотографии я потом посмотрела, она мне их по электронке выслала. А что? Красивые фотографии, и пара красивая. Он весь седой, а она крашеная шатенка с шикарным букетом красных роз в руках. Ореола святости над ними только и не хватало.
А вот что потом с женихом сделалось, до сих пор не пойму. Стал злобен, агрессивен, груб. На всех рычит, капризничает, Наташке больше других достается. Хотела я высказать пару ласковых слов, но памятуя о Наташкиной мечте, промолчала, только молилась за нее сильно, вспоминая некрасивый случай в магазине. «Иисус,– просила я слезно,– не допусти для Наташки горя. И так бедняжка намыкалась, сделай ее, наконец, счастливой».
Через месяц он сказал, что им надо отдохнуть друг от друга, а через два его в нашем городе уже не было: в Кемерово рванул, новые края осчастливливать. И опять я отпаивала подругу валерьянкой, утешая и слушая ее причитания.
И тут из Татарстана, аж из самой Казани один миссионер нарисовался, как в знаменитой картине: не ждали? Был он маленький, лысеющий уже и наглый, в смысле, уверенный в себе. Я даже кличку дала: «султанчик»: соберет вокруг себя женщин и давай проповедовать о конце света, о смысле жизни, об Иисусе Христе. Ну, женщины, те, которые либо вдовушки, либо разведены, конечно, от него млеют и в рот смотрят. И поначалу он закружил около Натальи галантным кавалером: цветы, прогулки, признания. И все это, разумеется, с ежедневным обедом у дамы сердца, и за ее счет. Наташка-то у меня красавица, как от нее не обалдеть, а за окном весна, и сирень цветет! Этот молитвенник был настолько скромен, что Наталья помимо обедов прикупила ему рубашку модную и куртку теплую, чтобы он на ветру не простыл. «Холодно, – говорил он, – у вас, хоть у вас степи почти, как у нас, а ветра злее».
Заметив мой ироничный взгляд и недоверие, он выпроводил из Наташкиной жизни меня, оклеветав по полной программе. Что он там ей наговорил, не знаю, но встречаться мы с ней перестали. Да и как мне теперь к ней ходить, когда она мне однажды в лицо крикнула: «Ты что, за меня замуж вышла? Чего ты ко мне таскаешься?». Это я-то к ней?!! Вот дела: то звонила, не переставая, то не нужна стала.
Впрочем, я сразу поняла, откуда у этой агрессии ноги растут. Это плюгавый татарин постарался, и, встретив как-то в церкви, я ему выпалила: «Ты мою подругу с пути праведницы не сбивай! Понравились ее обеды, не пора ли за свадебку?». Уж мне ли не знать об истинных мечтаниях подруги? Ну, как тут удержишься? Ну, миссионер, понятное дело, перепугался до смерти, вообразив, что подруга меня к нему специально подослала, чтобы окольцевать быстрее. Вскоре, буквально через пару недель, этот товарищ тоже поехал к себе на родину благословение у пастора просить. Так он Наталье цель своего внезапного отъезда объяснил. Ждали мы его долго, года полтора-два. И, как вы сами понимаете, не дождались.
И вот сидим мы с ней две одинокие бабы за чашкой чая, с дорогим печеньем и шоколадными конфетами, и Наталья в своей жизни без любви исповедуется. А почему за чашкой чая? Потому что христианки мы с ней, и нам теперь только чаевничать и остается, да молиться за детей, да вот так, не торопясь, друг другу жизнь свою горькую выкладывать.
И тут меня осенило: «А не венец ли безбрачия на ней? Надевается раз, а снять трудно, не всякая гадалка и возьмется». Это во мне греховные знания заиграли: я пока к Богу пришла, много чего повидала, много чего наслушалась. Ох, лучше бы я этого не говорила, мне в лицо такие гневные стрелы полетели, только успевай отбиваться.
– Что ты такое говоришь? – грохотала она. – Какой венец безбрачия? Я омыта кровью Иисуса! Во мне все проклятия, как огнем сожжены! Чего скептически улыбаешься? Да христианка ли ты, Дашка?
– Христианка, конечно, как и ты. Да только у тебя ситуация какая-то подозрительная: ухажеров много, а мужа ни одного. Причем каждый новый ухажер непременно хуже предыдущего, что весьма и весьма подозрительно.
– Да была я замужем, дважды была, и дети у меня законные! Хотя, был у меня один случай….
И, глубоко вздохнув, она начала мне рассказывать свою молодость.
Замужем Наталья была дважды, и оба раза недолго. Первое замужество случилось по залету: она любила одного, а вышла замуж за другого. Желанный возлюбленный вдруг женился, на свадьбу не позвал, ей было одиноко и грустно, и стукнул ей в дверь однокурсник с предложением пойти на танцы в парк, мол, классная группа играет, а ей развеяться надо – и все такое. Она и пошла, глупо надеясь затанцевать свое горе. А дальше была бутылка вина, пущенная по кругу, неприятный вкус первого глотка, смятая трава где-то в стороне от танцплощадки и неприятное ощущение от ненужной близости: не там, не с тем, не так….
Замужество, правда, продлилось недолго, всего пару месяцев после рождения девочки, почти совпавшим с бракосочетанием: насильнику, видимо, захотелось казаться джентльменом. Но жизнь быстро открыла неприятную сторону их отношений, и Наталья, собрав ребенка, вернулась к матери, сказав, что больше ни за что и никогда не сделает подобной глупости. Уж больно муженек стопки опрокидывать любит.
Следующий муж был красивый до умопомрачения: высокий, стройный, элегантный, умеющий ухаживать и дарить цветы. А какие он слова говорил — заслушаешься.… И жизнь Наташе снова показалась чарующей сказкой! С первым мужем она давно развелась, доченька уже ходила в первый класс, и свадьба была красивой и пышной, а медовый месяц загадочным. Разгадка, правда, Наташе не понравилась: муж, не смотря на молодость, оказался наркоманом со стажем, и когда он начал таскать последние деньги из кошелька, она с ним рассталась, унося из второго брака двухмесячного мальчонку. И любящая мама снова приняла дочку в родные стены. И снова Наташа поклялась больше замуж не выходить, слишком все это грустно и обременительно.
И вот с таким унылым лицом и грустными мыслями выходит она как-то из своей квартиры и на площадке нос к носу встречается с пьяной соседкой, которая, как холодным ушатом, окатывает ее словами, пробирающими как мороз.
– Опять вернулась? И снова с дитем? Так тебе и надо, заразе!
И лицо соседки при этом злобно исказилось.
– За что? – начала ошарашенно пятиться от нее Наташа, внутренне холодея от злобного взгляда и скрипучего голоса.
– За слова шибко дерзкие, за вид надменный, – продолжала шипеть соседка. – Надо же какая цаца выискалась: за первого с большим пузом вышла, от второго в одних тапках приперлась!
– Вам-то какое дело! За собой смотрите: каждую ночь пьянки-гулянки, житья от вас нет, – вспыхнула Наталья.
– Соплюха еще мне указывать! – взревела соседка, едва не выронив драгоценную ношу. – А ты наливала мне? Жисть мою знаешь?! Что нос воротишь? Брезгуешь?
– Я? Что вы такое говорите?
– Прокляла я тебя, понимаешь, прокляла? Не видать тебе боле счастья: мужики табунами скакать будут, цветочки там, всякие, слова ласковые,— это все будет. А вот замуж не выйдешь, о коли выйдешь, то ни поживётся тебе ни с кем: либо муж выкинет, либо сама сбежишь. Что не так, скажешь?
Наталья готова была заплакать, начав биться ногой в дверь, чтобы от всего этого отгородиться и, забежав в квартиру, забиться куда-нибудь в темный угол, так вдруг ей стало страшно и больно.
– А-а, испужалась, вон побелела как, словно покойница, да только никто тебя не жалеет! Как ты меня не жалела, меня, трудовую калекицу!
– Да что я вам такого сделала? Обидела, что ли, чем?
– Обидела, конечно, обидела! Али не помнишь? Кто меня вот здесь как-то встренул да при всем честном народе пьяньчужкою обозвал, а?! Да еще попрекнула меня, что я водкой торгую, мужиков к себе вожу, и дочка оттого плохо учится. А-а! Не помнишь такого? Съежилась! Не было, говоришь? А может, чего и не было! Пьяная я тогда была, сознаю, я и щас выпимши. Жисть моя длинная да противная, одна горюшко мыкаю, как тут не пить? Само время пить, – при этих словах соседка как-то сдулась, обмякла и начала чесать затылок, пытаясь, видимо, что-то припомнить, а потом снова заговорила в прежнем тоне. – Да только, девонька, дело сделано, того и гляди, мы с тобой скоро в канаве окажемся. Ты больно гордая, а я пьяная и злая…
– Какое дело? – едва прошептала Наталья, оседая на пол, уже плохо переваривая последние слова соседки.
– Знамо какое, колдовское. Про порчу слышала, на женскую долю? Подобрала за тобой однажды шпильку да к колдунье пошла, она все, что надо и сделала. Хорошо сделала, хаять не буду, отработала свою денежку.
И продолжая что-то бормотать, старуха, качаясь, отправилась к себе на четвертый этаж, крепко прижимая к груди авоську с заветной бутылкой.
После таких откровений я не нашлась что сказать, и мы какое-то время молчали, слушая, как стрекочет, отмеряя минуты, стрелка настенных часов, пока Наталья не прервала молчание.
– Ну, да ладно! Что теперь вспоминать? Ерунда все это!
– А вдруг не ерунда? – попыталась я возразить. – Сама же рассказывала, как пить начала, как заболела потом, что только вера тебя и спасла.
– И что предлагаешь? К колдунье идти? Ни за что!
– Да нет, какая колдунья? Грех это. Покаяться надо, смириться да о муже мечтать перестать. Не твое это, видимо.
– А как же мое видение, что я в подвенечном платье стою, и Сам Иисус нас венчает?
– А вдруг видение ложное? И у тебя другая судьба?
– Вот еще! Вздор! – возмутилась моя подруга, уверенная в своей мечте. – Нет никакой судьбы, есть только план Божий. Я покаялась семь лет назад, и все мои болезни и грехи Иисус на себе понес, добровольно приняв распятие. Или ты меня испытываешь?
Уговаривать было бесполезно. В отличие от меня, во всем сомневающейся, она в идею мгновенного спасения в минуту принятия Иисуса Христа верила намертво, и с этой точки зрения ее ничем нельзя сдвинуть. Мне осталось только вздохнуть да понадеяться, что кто-то, более авторитетный, чем я, ситуацию эту разрулит. Что ж она теперь так и будет в каждом прохожем жениха видеть?
И нужные события не заставили себя долго ждать. В церковь к нам приехал очередной посланник, то ли пророк современный, то ли прорицатель, и, преподав нам серию уроков предвидения, на последней встрече, вызывая по одному, спросил: «Нет ли у кого личных вопросов к пророку?». Как такое упустить? И Наталья рассказала о своей давней мечте.
– Правильное твое видение – пророк ответил, – только толкуешь ты его не верно. Не с мужчиной тебя Иисус повенчал, а с церковью Своей. Здесь тебе место, здесь твое поле деятельности. И пастор тебя хвалит. Спокойно работай на благо Господа, и он твои добрые труды стократно оценит.
Вот что значит авторитетное лицо в ореоле славы, как все гладенько вывернул, и, главное, в точку! Я бы так и за сто лет не сумела! Наташа моя успокоилась и окунулась в церковную жизнь, как и прежде – по самую шею. А я открыла дневник, чтобы историю записать: как-никак, а вещица забавная…
===============
фото из инета