Поздно осознаешь, что весь испытываемый тобой экзистенциальный кризис и незаживающие порезы на руках, полная бессмыслица, что все крики и стоны про никчемность существования и желание быстро и красиво превратиться в мученицу за идею - только подростковые глупости, не знающей сильных тревог и лишений юности.
Что, когда к твоему виску приближается дуло пистолета, ты начинаешь жадно глотать воздух и хвататься руками за иллюзорное спасение.
И что остается? Глухой, полный животной жестокости хрип - “Мы - живые!”
Мы - живые.
Самая беспощадная мысль и идея, которая захватывает собой разум, тело, превращая тебя в единый порыв, откровенный до безумия своей простотой инстинкт.
Ощущая приближение скорой гибели, дикое животное не станет обреченно вспоминать упущенные возможности и счастливые моменты прошлого, нет, оно будет бежать. Бежать, с наполненными кровью глазами, пар из ноздрей обжигает лицо, мышцы напряжены и горят в спасительном прыжке, и весь этот порыв, ни что иное, как гимн жизни.
Почему кто-то смог вообразить в своей больной фантазии, что имеет право отнимать этот дар. Единственное, что роднит бедняка и богача, умного и дурака, любую скотину.. Какой высокомерный урод смог родить в голове эту жуткую по своей природе идею.
Мы - живые.
И ползая по такому враждебному снегу, оставляя за собой полосы алой, теряя последние остатки осознанности, единственное, что останется в воспаленном мозгу и навсегда запечатлеется на растрескавшихся губах - я живая.
Я живая.
Я чувствую боль.
Я осознаю боль.
Я хочу жить.
Почему?
Почему кто-то имеет право отнять у меня это божественное, девственно чистое стремление жить?
Ты, да ты, урод с пистолетом в руке, ножом, битой, властью в кулаке? Какое право ты имеешь отнимать у меня саму идею жизни?
Нам неинтересна политика, мы не лезем во власть, нам не нужны нелепые богатства.
Мы просто хотим жить.
И этот гимн, немой, такой сухой, лишенный каких-либо эстетических прикрас, единственное, что нам останется.
Мы не хотим отнимать жизнь.
Мы просто хотим жить.
Мы - живые.