Ничего общего

Саша Андреева
Там, где Волго-Донской канал неторопливо сливается с Волгой, жадно выдаивающей из гордого Дона последние капли воды.

Где в междуречье трёх рек и одного затона чудом воткнулась практически автономная инфраструктура микрорайонов, торгушек, братских могил и военных памятников, и даже несколько заводиков.

Там, где по заросшей лесом территории больницы бродят призраки и мечтают спустить с рельсов весело тарахтящие мимо электрички.

Там, где вдоль берега не пробиться ни человеку, ни травинке через пластиковое болото мусора и грунтовых вод, ставших грязью.

Там, где утренний туман состоит из половины элементов таблицы Менделеева, а бегущие на работу граждане - из другой половины.

Там стоит гаражный кооператив №28. Мужской рай и пристанище усталых душ. Каменный лабиринт бетонных плит и ворот. Двери-двери-двери… Бесконечные вереницы замков-петель-железных листов и потёков ржавчины. В этом лабиринте мог бы заплутать мифический Минотавр, и не умер бы, прокармливаясь по посиделкам.

Гараж. Логово. Берлога настоящего зверя. Мужская территория, где загнанные волки двадцать первого столетия сбиваются в стаи и говорят друг с другом о том, что не расскажешь жене. У баб свои посиделки, секретики, разговорчики, юбочки, чёлочки, кремчики… Нет. Ничего общего! Ведь женщины пьют вино, а мужики - водку. Да и не кафе то, а гараж! В-общем, никаких сцепок.

Разве что секретики похожие.

И летит басовитым говором очередная посиделка. У Иваныча кредит свежевзятый - дочу замуж в третий раз выдал, да каждый раз ей по свадьбе делай. У Михалыча, родича новоиспечённого, ещё за предыдущую невестку ипотека не плачена. И сидят они в гараже, курят «Золотую Яву», да рассуждают, как жить. Не морды же бить другу - любовь у молодых. Не первая, но и не последняя, что тоже в чём-то хорошо. Живые, значит. Только мёртвые не любят.

 - А я свою в узде-то держу. - Иваныч уже вторую засмаливает, да водкой горло смачивается, шоб раковые клетки попередохли. Не то, что бы они и впрямь помрут, но хочется верить. - Вона, читал в Интернетах, что баба - животина тупая. Не умеет мозгами она думати. Её надо как кошку - кормить, гладить и пинать, ежели мешает.
 - Вот это дело! - Михалыч подтверждает, степенно нарезая сало старым, но ещё острым ножом. Лезвие стукает по жёлтой закорузлой газетке с портретом какой-то международной шишки, прямо по лбу. - А то вона, пораспустятся, как мимозы, ёп их в козюлю, весь мозг выжрала доча твоя.
 - Суровее надо Олежке твоему. - Фыркает Иваныч. - Суровее! По жопе ей наподдать. А то привыкла фифу из себя строить… Вырастил тряпку, дак не ной.
 - Это Олежа-то тряпка? - Михалыч сурово лезвием стучит по газете. Аж международная шишка с фото подприжухла и вроде как пожалобнее стала смотреть. - Воспитал тут Богиню и хрен выбьешь с неё что.
 - За молодых!
 - За молодых!

И несётся над кооперативом №28 жизнерадостное бульканье. Это можно, пока бабы не видят. Нужно же где-то пар выпускать. А то дома без «солнышко», да «пусечка моя» долго не пробегаешь - кулаками жёны махать не горазды, но у них похитрее оружие есть. В самый мозг бьёт, по самой мякотке.

А бабы в то же время на кухне расположились, да строго глядя, как трижды молодая режет салат, о своём рассуждают. Солнце бьётся на жёлтые лучики белоснежным кружевом занавески, на пластиковой разноцветной подложке-скатерти дымят сероватые керамические кружки с чаем. Мисочка с конфетами, да пакет с печеньем. Блестящие ложки - призовые, - из кофейной баночки, ведомые наманикюренными пальчиками, ловко загребают мелкие кристаллы сахара. Он прозрачно подсвечивается на солнце, как мелкие бриллиантики, радуя глаз и душу.

 - И опять кредит взял… Ни заработать не может, ни остальное выплатить. Тряпка. Всё бы семью в долговую яму вогнать. - Рассуждает новоиспечённая свекровь. - А у меня морщины полезли везде, а даже на крем денег нет.
 - Да все они такие. - Вздыхает свежеоформившаяся тёща, разглаживая складочки на застиранном халате. - Ты ему красоту подавай, а он за ету красоту горы свернёт. А на красоту-то, гад, и сам не заработал, и мне не дал!
 - Козлячья натура. Ещё и блеять будет потом, что раскабанела. - Вздыхает свекровь.
 - Ага. Хоть в лесбиянки иди, да возраст уже не тот. - Слегка подрумянившись хихикает тёща.
 - Ну за козлинушек наших.
 - Куда ж мы от них…
 - За любовь!
 - За любовь!

Солнечный свет бьёт в окна, жарко пыхая летним зноем. Бодро стучат ножи, разрезая салат в доме и сало в гаражах. Скоро мужики придут домой, навернут ужина, крепко поцелуют жён и даже не вспомнят о том, про что говорили в лабиринте своих мужских логовищ. А жёны и сами о своём не обмолвятся, терпеливо потреплют мужей по затылкам и обнимут крепко, по-нашему.

Ничего общего. Только любовь одна на всех.