Теплый ветерок слегка покачивал цветущие ветки вишни. Ударившие на звоннице колокола подняли голубиную стаю. По аллее, тяжело опираясь на костыль, шел Толик Штуцер,еще не привыкший к нормальной жизни рэцэдэ.. Утреннее солнце грело его изуродованную физиономию.
Штуцер остановился, поморщился и, чему-то усмехнувшись, направился к скамейке, где сидел священник. Густая борода с легкой проседью, скрывавшая половину лица, слегка колыхалась от дуновения ветра. Отец Михаил не служил в этом храме. Он приехал погостить в родные края, поправить могилки родителей перед Пасхой и повидаться со старыми друзьями. Вот после вчерашней встречи он и отходил на скамейке перед только построенной церковью, поправив чекушкой подорванное вчера здоровье.
- Здравствуйте, батюшка, - Толик протянул руку.
Поп взглянул на Штуцера, прищурил глаза, будто что-то вспоминая, но руки не подал.
-Спаси Христос! – кивнул священник в знак приветствия. Толик присел рядом.
- Вот, батюшка, креститься я хочу. К вере православной прибиться, - голос у него был слабый и фальцестистый, как у старика, хотя на вид было около пятидесяти.
- Зачем? – хмыкнул поп. В чем - в чем, а в собеседнике он сейчас не нуждался.
- Как это? Пожилой я уже, а не крещеный. Хочу покаятся, грехи отмолить, чтобы чистым перед Богом предстать. Сколько мне жить-то осталось? - Штуцер кивнул на костыль.
- Да? – отец Михаил вскинул густые брови. – Чистым? А раньше чего ж чистоту не блюл?
- Да судьба такая сложилась. Бывает…
- Значит, думаешь, покаялся, помолился и прямиком в рай?
- А как же? Ведь сказано, что Богу один раскаявшийся грешник дороже двух праведников.
- Это где ж такое сказано? – священник нервно почесал подбородок.
- Где-где... В писании. Я читал. У меня на зоне и библия была и другие божественные книжки.
- Какие? – отцу Михаилу вдруг захотелось пивка холодненького, да с лещиком, но уйти просто так он уже не мог. Надо было договорить. Надо…
- А вот, «Как жить вечно»…Или «Что делать, если вы все-таки умерли?».
- Господи, прости, - выдохнул поп. – Божественные книжки, ничего не скажешь.
- А разве нет? Мне батюшка их подарил в карцере, в прошлую Пасху.
- Слушай сюда! – отец Михаил резко повернулся к собеседнику, и Толику на миг показалось, что эти серые глаза он где-то видел. – Про одного раскаявшегося и двух праведников грешники придумали. Нельзя грехи отмолить, как будто скипидаром оттереться до чистоты.Это тебе не на свободу с чистой совестью после срока. Грех - язва на душе. Рана гниющая и убивающая душу. Покаянием и молитвою залечить её можно. Так, чтобы зажило всё. А шрам навсегда останется. Безобразный шрам после каждого греха. И сколько бы ты не молился, увидит Бог твою душонку такую же безобразную,как и твоя рожа. Какой уж тут тебе рай? Понял меня , Штуцер?
Священник резко поднялся и пошагал по аллее в сторону проспекта.
Толик несколько секунд смотрел на его широкую спину и вдруг вспомнил.
- Колыч, сука! Мент поганый!
В кабинете оперуполномоченного Колычева было дымно и шумно.
- Мишка, будь человеком! Дай нам с Толяном поговорить, - Саня Баланов затянулся и яростно вдавил сигарету в пепельницу.- Мы же десять лет в одном классе! Ты же нас знаешь, как облупленных.
- Ну, правда, Колыч,- вступил в разговор Вадька Артемов. – Ты же знаешь, нас три друга в школе было. Я, Балан и Толик. Пойми, мы этих пацанов-близняшек подкармливали всегда. Шмотки им покупали, игрушки…У них ведь ни отца, ни матери и бабка-алкашка. Они же, как щенята доверчивые были. А эта тварь их за еду насиловала. И пацаны нам ничего не говорили, Толика боялись. Дай нам хоть десять минут с ним пообщаться. Не убьем мы его, не бойся.
- Это дело чести, понимаешь! – Саня пыхнул очередной сигаретой.
- Хорошо. Уговорили. Только аккуратнее, мне до пенсии дослужить хочется, – капитан Колычев вышел из кабинета и крикнул в сторону дежурки,- Романенко в допросную!
Толик после разговора с друзьями едва не загнулся, за что Колычева выперли из органов. И слава Богу!