Летом 1944 года отец забрал Зину и Илью из Знаменского детского дома. Он объяснил им, что женился, что у них теперь будет мать, хотя и не родная, что его жена добрая женщина и им будет легче жить. Всё это не укладывалось в голове у детей, так как они привыкли к своему семейному кругу вчетвером, а после того как Настю оставили в Голубовке, — втроём. Они спросили, как выглядит «мать», сколько ей лет, где они будут жить.
Илья работал счетоводом в деревне Ольшанке, которая была разбросана по большой округе.
Будующая жена Ильи Никитовича работала в колхозе. Их свели колхозники. Звали женщину Нюрой. Она была очень маленького роста, светловолосая, сероглазая, с маленьким носиком, тонкими поджатыми губами. Весёлая, с юмором, общительная, она уже была когда-то замужем, но муж ушёл на фронт и не вернулся. Неизвестно, погиб ли он или бросил её. Когда ей представили Илью Никитовича, страшного и косоглазого, она сразу же решила дать ему отставку, но он зачастил к ней, она привыкла к нему и не стала обращать внимания на его внешность, даже косоглазие не вызывало у неё отвращения. Их поженили всем сельсоветом, и Илья перешёл жить в её мазанку, маленький дом из самана под соломенной крышей с двумя крошечными окнами и с глинобитным полом.
Когда Илья Никитович вёл детей к Нюре из детского дома, она подбежала к ним, по очереди расцеловала их и заплакала, увидев худеньких и идущих к не родной матери, а к мачехе девочку и мальчика. Нюра оказалась женщиной доброй, детей не обижала, и отношения между ней и детьми установились хорошие.
После работы Илья-старший приходил домой часто пьяным, дебоширил, скандалил, но Нюра, хотя и была маленькой женщиной, в обиду себя не давала. У них родилась девочка, назвали её Валей. Илья маленький был свидетелем родов, которые фельдшер принимал на дому. Мальчик сидел на русской печке в темноте и слышал душераздирающие крики рожавшей женщины, фельдшер давал ей инструкции, как дышать, как держаться, и вот раздаётся писк младенца. Всё позади, Илья очень рад, что у него появилась ещё сестричка. Он любовался ею, она была как куколка, голубоглазая, чистенькая. Но радость мальчика была недолгой. Девочка заболела, как выразился отец, «младенческой», и её лицо дёргалось в конвульсиях. Она вся дрожала, глаза закатывались, потом наступало как бы облегчение, а через несколько минут всё снова повторялось. Младенец лежал на печке, и Илья, глядя на неё, испытывал мучительные душевные страдания, плакал, видя муки сестрички. Он молил Бога помочь ей, отогнать от неё боль, он надеялся на чудо, но чудо не произошло: Валя умерла. Илья не помнил роли и участия взрослых, он только помнил, как отец морозной зимой принёс маленький гробик, в который положил Валю, и отнёс гробик на кладбище, похоронив дочь.
Илья уже умел писать, неизвестно, кто его научил этому, но он уже хорошо читал и считал. Он написал письмо Насте, и когда взрослые прочитали трогательные строки об умирающей Вале, то все заплакали, а мачеха зарыдала и судорожно стала обнимать и целовать мальчика. Илья и Зина спали на русской печке. Отец с мачехой на кровати. Илья просыпался рано и с печки обозревал хату. Однажды его внимание привлекло быстрое движение взрослых на кровати под одеялом. Зина проснулась и дёрнула его за руку: "Что ты уставился туда?" — сердито спросила она и оттащила его в дальний угол печи.
Зиму все прокоротали в саманной мазанке Нюры. Весной в Ольшанке началась эпидемия туляремии, которая косила всех подряд. Добралась она и до маленького Ильи. Никто в семье, кроме него, не заболел. А случилось это так: он очень любил котят и непременно хотел иметь свою кошку. Сначала у него был рыженький котёнок, но он убежал из дома. Илье подарили дымчатого котёнка, которого он бережно хранил и не спускал с него глаз на улице. Котёнок быстро рос и превратился в прекрасную кошечку, которая весной заболела туляремией и сдохла. Мальчик, поплакав, решил с почестями похоронить её. Вырыл могилку, положил кошечку в тряпочках в ямку, бросил несколько весенних цветов и распускающихся листиков и зарыл могилку. Буквально через день-два у него началась высокая температура, в жару и бреду он метался по кровати. Приходил тот же фельдшер, что принимал роды, отметил кризисное состояние ребёнка, выражая надежду на его выздоровление. Илья действительно выздоровел. Через две недели после выздоровления Ильи Нюра, работая на колхозном поле, попала правой ногой под плуг, который она лопатой чистила от налипшей весенней почвы. Ей сломало ногу. На телеге её привезли домой, а из дома на грузовой машине отправили в областную больницу города Тамбова. После операции и поправки Нюра прихрамывала на правую ногу, так как она стала немного короче левой.
Летом Зину постигла беда. Она гонялась за курицей, которая неслась не у себя на чердаке, а в соседнем доме, наступила на колючую проволоку, и у неё на пятке образовался огромнейший нарыв. Зина не могла наступить на ногу и передвигалась по комнате с табуреткой. К пятке прикладывали тёртый картофель, мякиши хлеба с солью, подорожник. Всё закончилось благополучно.
Илье очень хотелось учиться. Он мечтал о школе, он умел читать, писать, считать. Ему так хотелось ходить в школу, что однажды в солнечный зимний день мальчик босиком побежал в школу. Ступни ног обжигало снегом и морозом, он прибежал в школу, учительница спросила: «Что с тобой? Почему ты прибежал босиком?». «Я хочу учиться!» — ответил Илья. «Тогда садись за парту». Илья с гордостью сел за парту и урок просидел в классе, потом его, укутав, отвезли на санях домой.
Когда он бежал в школу, встречная старушка произнесла: «У вас холодно, а у нас жарко». Что она имела в виду, Илья не мог понять, возможно, она с иронией произнесла это , глядя на босоногого мальчика, а может быть, она была из жарких краёв. Илье она показалась очень загадочной, он принял её за колдунью и долго всем рассказывал о встретившейся ему по дороге в школу колдунье.
Семья очень бедно жила, скорее существовала, весной маленький Илья с Зиной собирали в грязном поле мёрзлый прошлогодний картофель, оставленный в земле. Приносили домой мягкие липкие клубни, которые мачеха раздавливала и пекла из них оладьи. Летом Илья ходил собирать колоски злаков, которые были ещё зелёные. Он рвал их и наполнял ими пазуху. Они кололи тело. Часто поле охранялось объезчиком, жгучий хлёст кнутом которого маленький Илья испытал на своей спине. Объезчик не только стеганул его кнутом, но и вынул все колоски из-за пазухи. Мачеха варила кисель из зелёных колосков, он был почти как овсяный, только не белый, а зелёный.
Голодные дни в Ольшанке иногда скрашивали радостные события, например, приглашение обсасывать соты. Соседский мальчик пригласил маленького Илью к своему дедушке, который летним днём гнал мёд. Мальчики пришли в дом на пригорке. Взрослые занимались ульями, сотами, на их лицах были металлические сетки. Дети сидели в сторонке и обсасывали соты. Для Ильи это был сказочный день. В конце работы дедушка дал мальчикам по полстакана мёду, который те съели. В желудке Ильи чувствовалась тяжесть. В перевалку мальчишки отправились домой, они катились вниз по пригорку, притворившись, что они не в состоянии идти. Бедность и нищета была свойственна почти всем семьям в округе. Тем не менее некоторые матери старались казаться зажиточными. Вечером, когда они звали детей домой, можно было услышать такое: «Витька! Иди скорее домой! На столе стынет каша манная с молоком!» Услышав такой призыв, другие дети только облизывались, завидуя Витьке.
Илья очень хотел научиться плавать летом в речке. Он постоянно просил отца взять его к речке. Речка в Ольшанке была очень узкая, но глубокая и быстрая, это скорее был ручей с холодной водой. Илья хотел показать, как он умеет плавать «тихой волной». «Ну, сын, покажи, как ты плаваешь «тихой волной», — смеясь, произнёс отец, бросив Илью с рук в воду и стоя возле него. Илья топором пошёл ко дну. Он стал карабкаться по телу отца вверх и уже над водой лез ещё выше. Отец хохотал: «Ну, где же твоя «тихая волна?» Долго после этого Илья был предметом насмешек отца.
Илье очень нравилось кататься на телеге, будь то на облучке или на перекладине. Но перекладина однажды обломилась, и он оказался под телегой; хорошо что ещё между колёсами, отделавшись только широкой ссадиной на щеке, за что он дома получил от мачехи подзатыльник: она рассердилась, что Илья без спросу ушёл гулять и мог бы погибнуть под колёсами тяжёлой телеги.
Бедность, голод, нищета всё больше и больше вносили разлад в семью Нюры и Ильи. Нюра считала мужа лентяем и неудачником, она не видела никаких перспектив в их жизни. Зимой он постепенно спалил в печке всю солому с крыши. Когда лили дожди, с потолка текла вода, и всем приходилось укрываться от дождя под печкой.
Русская печь! Она обогревает дом, на ней можно спать, в ней варят пищу и пекут хлеб, парятся, под ней держат кухонную утварь и ухваты (которые мачеха называла рогачами). Сколько пользы и добра от неё!
Победу над гитлеровской Германией семья встречала в Ольшанке. Эта была великая радость несмотря на голод и нищету.
Жить в хате без крыши было невозможно. В конце лета отец забрал детей и тайно убежал от Нюры. Он перебрался с семьёй в Кузьминку, огромное село, недалеко от Котовска. Семья заняла пустовавший деревянный дом под железной крышей. Отец пропадал целыми днями якобы в поисках работы, Зины тоже часто не было дома, так что маленький Илья, которому шёл уже десятый год, был предоставлен самому себе.
Он пускался в путешествия к племяннице Нюры, Шуре, жившей в Котовске. Она работала на заводе и жила в общежитии для незамужних женщин. Общежитие представляло собой огромный барак на триста или четыреста коек, возле каждой койки была тумбочка. Илья ходил к Шуре пешком через мостик в виде двух широких досок. Ему было так страшно идти по этому мосту: в глазах рябило от мелких волн, которые плескались под мостом, но тем не менее он продолжал ходить к Шуре. Возвращался поздно. В то время отец с Зиной уехали к мачехе просить её перебраться к ним. Возвращаясь в очередной раз поздно домой, Илье показалось, что на крыльце стоит мужчина. Стало не по себе. Илья долго всматривался в крыльцо; наконец, решился пойти к крыльцу. Когда он поднялся на крыльцо, то обнаружил на крыльце развешанное бельё, а чёрную рубаху он принял за ожидавшего его мужчину.
В доме было тоже жутко. Темь кромешная в коридоре и в комнатах, спичек не найти, кремня и ваты, с помощью которых добывали огонь при отсутствии спичек, на месте не оказалось. Голодный Илья лёг спать. На утро опять никого нет. И так в течении нескольких дней. Илья ходил по Кузьминке и просил милостыню.
Некая старушка предложила ему сделку: она кормит его, а он утром забирает из хлева её корову и гонит её в стадо, вечером забирает корову из стада и приводит её домой, кормит и поит на выгоне телёнка, сторожит её дом. У старушки есть внук, который связался с дурной компанией и часто совершает налёты на дом, когда старушка уходит в церковь. Илья обещает ей поговорить с отцом и дать ответ на следующий день. Дома отец и Зина отпускают его, предварительно узнав адрес старушки. И вот начинаются дни маленького труженика. Всё идёт по расписанию. Подъём, выгон коровы из хлева к пастуху, в стадо, выгон телёнка в поле, поение телёнка, охрана дома. Вечером Илья забирает корову из стада, до этого он отвязывает телёнка и ставит его в хлев. Старушка довольна мальчиком. Он живёт у неё два дня, спит на матраце. В первое воскресенье недели старушка собирается в церковь. Она даёт Илье должные инструкции, как закрыть дверь изнутри, чтобы внук с друзьями не могли проникнуть в дом. Она уходит утром. Илья играет на полу. Вдруг в дверь раздался стук. Мальчик вздрагивает и выбегает в сени. За дверью слышатся голоса, дверь ходит ходуном под натиском парней снаружи. Илья поправляет засов, пригнувшись вбегает в хату и встаёт в простенок. «Там кто-то есть! Открывай!», — раздалась команда. Он забирается на печку и калачиком сжимается там. Через минуту дверь выломана, и ватага парней вваливается в комнату. Они находят Илью на печи и спрашивают, почему он им не открывал, он отвечает, что ему велено никому не открывать. Ребята настроены к нему мирно, они понимающе одобряют его и, вытащив всё из погреба и печи, даже предлагают поесть с ними, но Илья отказывается и продолжает лежать на печи. «Что-то топлёное молоко синеватого цвета, ты не видел, не сыпала ли старуха в него какой-нибудь порошок?» — задаёт Илье вопрос голубоглазый подросток, видимо, внук старушки. Дабы как-то уберечь старушкино добро, Илья пускается на ложь: «Да, она что-то сыпала в молоко!» Мальчишки ухмыляются, подносят ему на печь стакан топлёного молока и заставляют его выпить молоко. Илья пьёт молоко и больше ничего не помнит. Он очнулся только тогда, когда услышал ворчание старушки: «Не было сторожа, и этот не сторож». Свежий воздух привёл Илью в сознание. Налётчики, разворошив угли в печке, напустили в дом угарного газа. Илья угорел и лежал на печи без сознания, пока не пришла старушка и не открыла двери. Когда она увидела, что он не спит, а лежит на печи без сознания, она поняла, что он угорел, и распахнула окна, а возможно, старушка не хотела сама находится в угарном помещении. Хозяйка послала Илью за коровой. У него стучало в голове и колотилось сердце. Он пригнал корову и в тот же вечер был отправлен восвояси.
В октябре месяце отец, захватив Зину, решил отправиться пешком с тележкой за картофелем в Ольшанку и заодно встретиться с Нюрой. Они пришли из Ольшанки в Кузьминку вместе, запряжённые в тележку с мешками картофеля. Когда Илья посмотрел на отца, то удивился, почему он смеётся. Но отец не смеялся, у него от холода и дождя дрожало всё тело, и он лязгал зубами. Илья Никитович не мог попасть зуб на зуб, у него был открыт рот, судорожно тряслись губы, и издали Илье показалось, что он смеётся. Нюра и Зина держались крепче. Тут же отец дал сыну деньги и отправил его за водкой, для согревания тела.