Физику нам преподавал на первых двух курсах доцент Кобушкин и считал свое занятие пустой тратой времени.
- Вот ты, голуба, - тыкал он пальцем в первую попавшуюся студентку, - как ты представляешь себе ВПУКЛЫЙ круг?
Девочка вздрагивала от ужаса и бормотала что-то несуразное о различии восприятий при взгляде снаружи и изнутри.
- Еще рассуждает, - орал Кобушкин, - анализировать пытается, а мозги-то – куриные!! Химики никогда не смогут освоить даже элементарную физику!! Объективно и безотносительно ко всяким там точкам зрения круг есть то, что находится внутри ограничивающей его окружности – будь то подставка для сковородки или дыра, просверленная в данной подставке. Круг сам по себе выпукл, и это качество присуще данному объекту внутренне. Подчеркиваю – внутренне, откуда бы вы на этот круг ни смотрели!! Так вот, голуба, - продолжал Кобушкин, - можешь ли ты в принципе представить себе ВПУКЛЫЙ круг?..
Иногда жертва что-то мямлила в ответ, но чаще всего доставала из сумочки платок и начинала рыдать. А доцент Кобушкин, обращаясь уже ко всей аудитории, орал:
- Ну и учи после этого вас физике! Будь проклят день, когда я попал в преподаватели к вам, к хи-ми-кам (слово это он презрительно растягивал), на вашу химическую кухню! Ученых будущих из себя строят, а сами – даже впуклого круга вообразить не способные! Где же ваше абстрактное мышление и присутствует ли оно, мышление, вообще?
С семинаров по физике я уходил обычно раздосадованный и терзаемый комплексами по поводу недостатка ума. Масла в огонь подливали математики – не столько профессор Николай Алексеевич Сахарников, читавший нам лекции чинно и с достоинством, сколько молодые аспиранты с матмеха, которые возились с нами, олухами, на практических занятиях за свои кровные полставки.
- Вот одномерный объект, проще некуда – прямая линия, - вещал ассистент Новиков, — а вот объект чуть посложнее, двумерный – обычная плоскость. Ну, к примеру, поверхность оконного стекла. Если прямой линией проткнуть плоскость, что получится в пересечении?
- Точка, - торопился я ответить в надежде, что более сложный вопрос достанется следующему студенту.
Новиков от меня не отставал.
- А вот пример более заковыристый: имеем куб, как трехмерный объект, у которого, стало быть, есть диагональ. Одномерная. Одна из четырех. И берем ту плоскость, которую только что потрогали за краешек. И плоскостью этой пересекаем куб, держа ее перпендикулярно диагонали и постепенно продвигая от одной вершинки куба к противоположной. Вопрос: чего там будет образовываться в пересечениях по ходу такого движения?
Покрываясь испариной и натужно морщась, я отвечал:
- Вроде, треугольники какие-то! Равносторонние, похоже.
- Да, но это только часть ответа. А что получится, когда плоскость займет строго симметричное положение по отношению к диагонали??
- Правильный шестиугольничек, - радостно выкрикнула Ирочка Фролова, чем спасла меня от позора и моральной гибели. – А на участке от одной трети до двух третей диагонали будут треугольнички, но с обкусанными вершинками!
- Ага-а-а, - вместо того, чтобы поощрить умную студентку за исчерпывающий ответ, ассистент злорадно потер руки и уставился на нее сверлящим взглядом. – Что это там такое на шее у вас висит?
- Паук, - растерянно округлила глаза Ирочка, трогая пальчиком золотистый предмет в виде паучка, который висел у нее на шее на цепочке.
- Представьте себе, что этот паук четырехмерный и что он вбегает в вашу комнату, которая, как всем понятно, трехмерна. Пусть для простоты комната имеет форму куба. Подсказка: при пересечении четырехмерного пространства с трехмерным будут образовываться трехмерные фигуры. Вопрос: какие именно в случае вашего паука?
Вместо ответа Ирочка достала платок с кружевной каемочкой и давай рыдать.
Но это примеры лишь индивидуального насилия университетских умников над бедными студентами-химиками. Совершенно жуткую и нескрываемо массовую экзекуцию учинил над нами профессор Вукс при самом первом знакомстве с нами, второкурсниками. Для полноты картины необходимо охарактеризовать самого Вукса. Это был безобидный и очень рассеянный старичишко с плохой дикцией, которая восполнялась, правда, каллиграфическим талантом деда – все формулы и выкладки он писал мелом на доске с немыслимой для человека типографской четкостью. А еще надо сказать, что тогда, в начале второго курса, мы едва-едва получили представление о том, что такое есть двойной интеграл. О термодинамике, которую собирался читать нам профессор Вукс, мы вообще никакого понятия еще не имели, равно как и о личности самого профессора - его мы увидели на той лекции впервые.
Первый час пары поверг всех нас в замешательство. Лектор вовсю использовал понятия и словечки, о коих каждый из нас ранее слыхал только краем уха, да и то если активно интересовался внепрограммными дисциплинами. Всякими там разными статистическими ансамблями, частными производными по координатам гиперпространств, пересечениями абелевых подмножеств в смысле Римана, вариациями многомерных функционалов и ихними разложениями в ряд по функциям Бесселя профессор жонглировал, как бутылками в цирке в уверенности, что все эти вещи нам известны не хуже таблицы умножения.
- А теперь, - говорит Вукс на втором часу, - рассмотрим интеграл кратности N, где N - число Авогадро…
(Для справки: число Авогадро намного больше двух и тем более единицы – и вообще, оно такое здоровенное, что в голове не укладывается. А мы, повторяю, имели смутное представление разве что о двукратных интегралах).
- Извините, - пропищал тоненький голосок с переднего ряда, - а разве интегралы кратностью больше двух бывают?
- Вот те на, - удивился старикашка – как же это вы сдали математику два года назад, если такие вопросы задаете?
Выяснилось недоразумение: вместо общей термодинамики профессор читал нам статистическую, по рассеянности приняв нас за студентов четвертого курса…
…Потом были немыслимо страшные пятьсот часов органической химии, чудовищная теория растворов, заумная теоретическая спектроскопия, бредовая квантовая химия – разделавшись с последней, я свято уверовал в Господа, ибо триединство Божие куда проще осознается и принимается, нежели дуализм микрочастицы. Мы, химики, народ крепкий, все препятствия одолевали с юмором и без ущерба для здоровья. Но я хорошо помню, как по общаге носился физик, которому до диплома оставались считанные недели (а медики скорой психпомощи отлавливали беднягу по всем углам), и орал: “Пространство кривое! Время неравномерное!”
Слава тебе, о Боже святый, что избавил мя от поступления на физический факультет :)