***
Непогода застала Томаса Роберта Флоу вечером, по дороге из кафе, где он часто любил посидеть один за бокалом бренди, думая о разном…
Город сиял многоцветными огнями – свет был повсюду: И в небе, и на зеркальных фасадах небоскрёбов, и под ногами – разноцветные огни отражались в лужах и в мокром асфальте.
Проливной дождь шумел, всюду текли бурные потоки, журчали в ливнёвках…
Томас Роберт Флоу, задумчивый седой старик в светло-сером деловом костюме, прикрываясь от ливня силовым зонтом, похожим на половинку мыльного пузыря, неторопливо шагал домой, обходя большие лужи.
Было свежо – даже в большом городе такой ливень смыл всю пыль, напоил воздух влагой и прохладой…
Навстречу не попалось ни одного пешехода, и даже старые добрые автомобили было встретить непросто – они ушли в прошлое, навсегда.
Теперь вместо машин были флаеры, воздушные катера и рапид-кары, способные разогнаться до пяти махов…
Стоит поднять голову вверх – и увидишь их. Искрящиеся, быстрые, многоцветные потоки, летящие сквозь голограммы реклам, среди зеркально-чёрных билдингов.
Томас посмотрел на свой наручный коммуникатор, и тотчас над его рукой развернулась голограмма, показывающая всё, что было нужно Томасу: 12 июня 2115 года, температура + 22, есть новые сообщения, и один вызов в домашней системе…
Кто мог мне звонить? – с лёгким удивлением подумал Томас, подходя к дому со ждущей внизу стеклянной кабиной внешнего лифта.
Уже лет сорок он жил один, в своей квартире на Айленд-Эйв, продолжая по привычке заниматься фрактальной геометрией и программированием сложных интеллектуальных систем.
Эти сорок лет он был одинок. Старость всегда одинока – он знал это…
Редкие весточки от детей и внуков его радовали…
Все они – и дети, и внуки, - жили в далёких городах, своей яркой молодой жизнью. Приятно, что они помнят его…
Иногда приходил старый приятель Марвел, и они, за бутылочкой доброго виски, расставляли шахматы на старинной деревянной доске…
Жизнь, тихая и размеренная, уже догорала – Томас давно ощущал это внутри. Порой накатывала тихая ностальгия, принося с собой тёплые волны воспоминаний детства.
В марте ему сравнялось 89 – не столь уж и большой возраст в ХХII веке. Многие доживали и до 130, поддерживая себя модной умной субстанцией, которая называется «Нано-Медика».
Но возраст брал своё – всё больше чувствовалась усталость, лёгкая грусть и одиночество.
… Томас вошёл в кабину – и силовой лифт быстро поднял его на 29 этаж.
Он выключил зонт, обтёр ботинки о чистящий пушистый белый коврик у двери – и приблизил к сенсору свою раскрытую ладонь.
Дверь послушно отъехала в сторону, в прихожей включился свет.
Тихая, одинокая квартира встречала своего хозяина.
Ожила домашняя система, приятным голосом известив о новых сообщениях, о пополнении продуктов и готовности к любым пожеланиям.
- Кто звонил? – спросил Томас.
На стене-экране отразилось слово «Отец». И время звонка.
- Покажи, - попросил Томас.
На экране возникло бледное, осунувшееся и сильно вдруг одряхлевшее лицо Роберта Джеймса Флоу.
- Сынок, прости, что беспокою. Зайди ко мне завтра, хорошо?
Запись закончилась.
Хм… Если отец просит зайти, значит хочет сказать мне что-то очень важное.
Не иначе – собрался умирать?.. – думал Томас, неторопливо снимая пиджак.
Семь лет назад отец совсем перестал общаться с ним.
Продал свою квартиру в Энтауне, и перебрался за город.
Купил себе целый вагон старых микросхем, и просил больше его не беспокоить. Они и раньше не особо часто виделись и даже просто общались – отец был всегда замкнут, и сам себе на уме…
Мамы нет уже давно. Она прекратила принимать «Медику», и сказала, что устала, и что отдаёт свою душу в руки Божии.
Томас помнил её улыбку – так улыбаются люди, принявшие важное, светлое и доброе решение.
***
Наутро Томас вызвал флаер-такси, и скоро уже летел над городом, над сверкающими в рассветном солнце небоскрёбами.
Вокруг суетились тысячи разноцветных летающих машин – город жил своей бурной, кипящей жизнью, которая не замирала даже ночью.
Через 10 минут флаер опустился и завис над зелёной травой загородного участка отца.
Вокруг были пышные, кудрявые яблони, много цветов… Маленький, уютный пруд слева. И дом – небольшой, похожий на трейлер со стеклянной верандой.
Расплатившись, Томас вышел из такси, и пошёл, задумчиво улыбаясь, по вымощенной настоящим кирпичом дорожке, через пышные кущи лилий, флоксов и кустов жасмина.
Он оглядывался по сторонам, отмечая порядок, чистоту – отец любил свой сад, и ухаживал за ним каждый день.
Самого отца видно не было – наверное, он был в доме…
Какое чудесное место! – думал Томас. – Почему же я не сделал себе такой сад?.. Я привык к городу, я прожил там почти всю свою долгую, однообразную жизнь. Только 15 лет, первые свои 15 лет я жил у бабушки, в далёкой и забытой глубинке.
Там был сад, была река…
Там и прошло моё детство.
Какое это славное было время!..
… Зайдя в дом, Томас постучал в приоткрытую дверь комнаты.
Пахнуло старостью. Больше никакое слово не приходило на ум – так пахнет старость и тихий, застоявшийся покой.
- Отец? – позвал он.
Тишина.
- Отец?..
- Заходи, Томи… - ответил слабый старческий голос. – Заходи, сынок.
Томас толкнул дверь, и она долго и устало скрипнула, открывая взору скромную комнату, заваленную деталями от старых компьютеров. У стены кровать…
Отец лежал на спине, подложив себе под голову огромную белую подушку.
Он повернул голову; заморгал, разглядывая сына.
Боже, как же он плохо выглядит!.. – подумал Томас, присаживаясь рядом на никелированный стул.
- Здравствуй, пап…
- Да, Том… Спасибо, что смог приехать...
Щёки его запали, нос заострился. Глаза были красны и влажны от слёз.
Кожа была бледно-серой… Он очень похудел и ослаб.
Сколько он уже не принимает «Медику»? Неделю, две?..
- Я ухожу, Томи… - заговорил отец, часто моргая воспалёнными глазами, - сколько можно обманывать неизбежность… Господь уже давно ждёт меня, а я так привязался к своему саду… Но смерть – это не конец… И я хочу уйти – это моё решение, я ухожу. – Его тонкие бледные губы тронула слабая улыбка.
- Мы так давно виделись… И вот, уже прощаемся. – Тихо проговорил Томас, - ты позвонил Марии и Джейкобу?
- Нет. Я хотел видеть только тебя, Том… И я счастлив, что ты пришёл.
Завтра моё тело кремируют, я уже всё оплатил…
Прости, что так мало был с тобой последние 40 лет.
Я хотел покоя, и только покоя… Знаю, ты прекрасно понимаешь меня…
Роберт Джеймс Флоу приподнялся на кровати, слабыми дрожащими руками подоткнул подушку под спину.
- И ты уже не молод, - продолжал он, - а знаешь, о чём я вспоминал все эти годы? Ты прекрасно это знаешь, сынок…
- О детстве?..
- Да. Но я так и не смог ничего вспомнить, только ощущение радости, света и счастья… Да, я старый чудак, и всю жизнь был чудаком…
Но лишь об одном я не жалею – что подарил тебе жизнь.
А ещё – у меня есть кое-что для тебя. Это мой подарок, и он очень дорог мне… - Старик снова улыбнулся, бледно и слабо. –
А теперь – прощай, Томи.
Завтра загляни в ящик стола, там всё тебе…
Иди, сынок… Не хочу, чтобы ты видел мою смерть.
- Прощай, отец… - Томас взял его слабую, сухую ладонь с синими, выступающими переплетениями вен.
Отпустил… Встал со стула…
И пошёл, не оглядываясь, мимо стола, через стеклянную веранду, мимо зелени тихого сада, вытирая рукой непрошеные старческие слёзы.
… Он так мало сказал…
И так много. И я по-прежнему люблю его, и буду любить…
Да, он был чудаком – но он был Гением! Даже «Медика», способная продлевать жизнь, - это часть его труда…
Да, старость одинока. Она хочет покоя. Она просит тишины…
И сейчас Томас прекрасно понимал своего отца, да и всех стариков, которые на склоне лет становились одинокими отшельниками.
И он сам – не исключение.
… Он вызвал флаер, и долго стоял в саду, любуясь яркой и густой зеленью, спокойной гладью маленького пруда; наслаждаясь тишиной…
И он хотел себе такой же сад.
***
Когда Томас прилетел в дом отца на следующий день, его встретила полная, одинокая тишина.
Старый сад покачивал ветками яблонь, трепетали от лёгкого ветерка листья…
Дверь дома оказалась открыта, словно приглашая его войти.
Он вошёл. Кровать отца была аккуратно застелена светло-зелёным кружевным покрывалом; кто-то прибрал здесь – исчезла вся электронная рухлядь, пол сиял чистотой… А на старом дубовом столе Томас увидел маленький ключ.
Помня слова отца, он открыл этим ключом ящик стола, потянул ручку…
В ящике лежал большой серебряный пенал и лист пэйпласта, на котором был текст.
Томас взял лист, потом сел на стул у окна, и начал читать:
«Дорогой Том! Вижу, что наше прощание будет недолгим, знаешь, я не люблю этих прощальных слов. Просто знай, что я ухожу туда, куда все мы уходим.
Я не хочу больше обманывать время.
Завещаю тебе этот дом и сад. Береги его. Скоро тебе доставят урну с моим прахом – хочу, чтобы ты развеял его над океаном, прямо с Энтаунского моста. Знаю, ты сделаешь это.
Теперь о моём тебе подарке:
В серебряном пенале ты найдёшь микрокристаллы. Они все пронумерованы, от 1 до 15. Береги их, я тебя прошу.
Когда тебе исполнился первый год, я первый раз прикрепил на твою одежду маленькую нанокамеру – она снимала твой каждый шаг, записывала каждое твоё слово…
Она записала всё, что ты видел, всё, что ты делал, всё, что ты слышал вокруг…
Там записаны все твои эмоции. Я смог сделать и это.
Запахи ты тоже будешь чувствовать, и именно ТЕ, из далёких времён.
Я чутко следил, чтобы она всегда была с тобой. Все 15 лет.
На один кристалл я помещал год, хотя можно и больше.
Знаешь, сынок, - я всегда вспоминал своё детство – это было такое волшебное, особое время! Но память наша сохраняет лишь самые глубокие, яркие впечатления… Увы, нам оставляют мало.
Я дарю тебе твоё Детство, Томми.
Я почти не помню свои детские годы, но я сохранил твои.
Твои 15 лет.
Прости меня за всё, и пойми. А я ухожу.
Думаю, мы ещё встретимся в лучшем мире.
Прощай, Томи.
Твой Старый Чудак.»
… Томас Роберт Флоу сидел у окна и плакал…
Не стесняясь слёз, которые капали на лист, скатывались на пол.
Но в этих слезах было больше счастья, радости и чистого, искреннего удивления.
Да, старики – они как дети. Такие же слабые, наивные, ранимые и беззащитные… Томас плакал, потому что его переполняли непередаваемые, противоречивые чувства…
Как в детстве.
Теперь у него есть 15 лет.
Его детство! Оно снова, чудесным, непостижимым образом, вернулось к нему. Почему бы не возвратиться, не окунуться туда снова, если ему подарена такая возможность?!
- Следующие 15 лет я буду счастливейшим из стариков! – думал он, выходя из дома в сад. В руке он бережно держал пенал отца.
Он высоко поднял голову, пытаясь охватить взглядом прозрачную лазурь неба с белыми барашками облаков…
И ему показалось, что отец помахал ему рукой и улыбнулся.
29.05.14
Иллюстрация из Интернета.