Перемен требуют наши сердца

Ааабэлла
«Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это -- новое"; но это было уже в веках, бывших прежде нас."
Экклезиаст: 1:9,10


Мудрый хуже того, кого по уму не считает себе ровней, - утверждает молва, - Спесив, значит. Опасайтесь умников! Проведут.
Что делать мудрецу, коль им родился? Прикидываться глупцом? Или просто молчать, не выдавая себя? Ведь говорят, что молчание – хитрость мудрецов.
Но та же молва уверяет, что особо умных и нет. Поскольку на каждого мудреца довольно простоты.
Давным-давно срифмовал всем известный мудрец и поэт: «Умник будет в убытке наверняка! В наше время доходней валять дурака, ибо разум сегодня в цене чеснока».
А что поменялось?

Мен, подвергавший сомнению даже мудрость признанных авторитетов, наконец, дошёл до того, что стал провозглашать совершенно безумные мысли.
Он заявил: лишь тот достиг высот мудрости, кто понял, что она в мире никому не нужна.
- Никому? – удивился слушавший его.
- Никому, - с хитрой улыбкой подтвердил Мен, - кроме… самих мудрецов. Они ведь живут ей, зарабатывая на учениках.
Это возмутило учителей, которые действительно существовали за счёт своего искусства.
Но Мен пошёл дальше, сказав, что и мудрецов нет. А те, кто ими прикидываются, в своих интересах просто дурачат остальных.
Мудрецы предпочли сделать вид, что «эта болтовня» их не трогает. Предыдущие попытки дискуссий с Меном оказались безуспешны. Поэтому они избрали иную тактику, отвечая:
- Выскочка хочет, чтоб о нём говорили. Он, по собственному признанию, сомневается во всём. Включая то, что он -- сын своих родителей. Стоит ли обращать внимание, если такой что-то скажет? Никто не вспомнит о нём завтра.
Это был сильный ответный ход, и он бы сработал, когда б среди противников Мена не нашлись те, кто затаил злобу на ниспровергателя. Ведь они из любви к постижению высших и мирских законов жертвовали множеством простых радостей, которые и составляют человеческое существование. А сей шутник желал обесценить их усилия, объяснив это всего лишь корыстью и объявив обманом!

Два таких оскорблённых, давние знакомцы: Отан и Дэнге встретились и обменялись мыслями.
-  Он уничижает наши труды и саму жизнь, положенную на приближение к истине, - сказал Отан, - И это в то время, когда и так «мудрость в цене чеснока»…
Дэнге поправил:
- Хуже. Он – смутьян, ставящий под сомнение наши ценности.
Отан удивился:
- Ты полагаешь, нынешняя власть уважает традиции?
Дэнге в ответ только вздохнул. Донос не имел смысла – правитель сам попирал любые законы, не слушая разумных советов, а перепалка Мена с учителями мудрости лишь забавляла его. От властителя-самодура неизвестно было чего ожидать, как и от его приспешников.
Отан предложил утешиться старой мудростью:
- Тогда нужно ли переживать? Когда вопрос можно решить -- не стоит о нём беспокоиться, если решить нельзя -- беспокоиться бесполезно.
- Да, - усмехнулся Дэнге, - с ним приходится жить.
Отан сказал, пытаясь успокоить друга:
«Кто желает дарить всем свет знания должен помнить, что солнце не знает правых и неправых. Солнце светит без цели кого-то согреть. Нашедший себя подобен солнцу. А если он не таков, значит, ещё не нашёл себя…»
Дэнге фыркнул:
- И на солнце бывают пятна, и даже затмения. Видно, трудно бесстрастно взирать с высоты на людскую глупость…
Тут Отану пришла в голову странная идея:
- А что если натравить на Мена того, кого именуют «солнцем мудрости»?
- Аму? – удивился Дэнге, - Он, конечно, уничтожит любого – стоит его разозлить. Однако они же, как будто дружны…
- Но у Аму есть ученики, и уж себя-то он мудрецом и обладателем мудрости точно считает. Всё зависит от того, как подать ему слова Мена…
- Да, - воодушевился Дэнге, - некогда ж имела место и с ним похожая история!
Традиция в те времена, большей частью, передавалась устно, и учителя запоминали огромное количество текстов дословно.

Отан понял его. Однажды Аму, явно желая подразнить соперников, заявил: знание мудрецов – ничто, и он один знает, являясь солнцем мудрости. Возможно, при передаче его слова приукрасили и «солнцем мудрости» Аму себя не называл. Но с тех пор прозвище пристало к нему. Причём, одни произносили это с иронией, а другие с пиететом.  Тогда Анг выразил общее мнение, язвительно спросив:
- Что может знать мудрый? В лучшем случае, то, что ничего не знает. Этим хвастает гордец? Если говорит всерьёз, то – не от большого ума, если нет, то шутки – не его стезя. Боюсь, в его случае это – затмение «солнца мудрости»…
- Анг был бы даже лучше, но давно покинул этот мир, - с сожалением сказал Отан.
- Погоди, - повторил Дэнге, - некогда именно с Аму случилась история, которую теперь повторяет Мен. «Солнце мудрости» первым провозгласил: «Мудрецов нет. Ибо каждый знает, что… не глупее других».
- Да-да, подхватил Отан, - а когда ему возразили: «Как же так?.. ведь спрашивают совета у тех, кого почитают. И ты – из их числа…», то Аму, передают, ответил: «Спрашивают. Но как следуют ему? Если следуют… Любой истолковывает совет в меру понимания. Ведь каждый сам себе мудрец. И мудрец такой, что другие мудрее быть не могут. Поэтому сами рассудите: есть ли мудрецы?»
- В данных словах явное сожаление о том, что люди не способны оценить мудрость… пусть и его, - сказал Дэнге, А это то, что нам нужно.
Отан продолжил:
- Известно также, однажды Аму кто-то заявил, что в мудрости мало смысла. Мол, она лишь приносит печаль -- спутницу бед и смерти. А жить надо ради приятностей, даримых нам жизнью. Ради самых сильных её впечатлений… На что Аму заметил: «Не служи я мудрости, наверное, тоже искал бы одних развлечений, пытаясь познать, а потом передать, хвастая, свои ощущения».
Дэнге закончил цитату:
«Но мудрость подсказывает мне, - завершил Аму, - что самые-самые впечатления невыразимы: так, о своём первом, самом сильном впечатлении – появлении на свет – мы ещё не можем рассказать, а о последнем – уже…»

- Вернёмся к нашим баранам, - предложил Отан.
- Барану, - уточнил Дэнге, - Мену.
- Нет к обоим, если получится их стравить, - прозвучало возражение.
- Пусть будет к баранам…
- Предлагаю распространить слух о новых словах Мена, которые вполне в его духе. Будто в ответ на вопрос: «Считает ли он исключением из ряда глупцов Аму?» Мен изрёк: «Если вы верите, что существует истина, то разве возможны из неё исключения на любой вкус? Останется ли она после этого истиной? Поэтому повторю: Мало того, что мудрецов нет, так и те, кто считаются таковыми, не всегда приходят даже к тому, что их знание никому не нужно. А ведь это, в отличие от них, известно и последним глупцам, живущим себе безо всякой мудрости. То есть, мудрецы глупее всех».
Дэнге слова понравились.
Друзья обсудили как лучше, через кого запустить эту весть, чтобы она дошла до Аму и расстались.

Эти слова, в качестве слов Мена, остались в истории, как и ответ Аму на них. Ничего из учений Отана и Дэнге не сохранилось. Лишь специалистам ныне известны их имена, но не то, к чему пришли эти учителя или их ученики.
Аму же, услышав о «словах Мена», заявил:
- Верно сказано. Если верить, что истина одна. Но сдаётся мне, Мен никогда не утверждал подобного, сомневаясь в любой истине. Помнится, он полагает, что истин столько, сколько и людей.
Со своей стороны, замечу, что знание действительно мало кому нужно. Но так было всегда, а раз этот мир таким создали Небеса, значит, менять не собираются. Люди ж иначе устроить его не в состоянии… Ведь и те, кого они почитают мудрыми, вещают, будто изменить ничего нельзя, коль в мире сём «разум в цене чеснока».
И чуть помолчав, добавил:
- Да, мудрые не меняют мир, зная его неизменность. Потому, скажут когда-нибудь, мир способны менять лишь не ведающие, что изменить ничего нельзя.

Он оказался прав. Как в том, что мир не меняется в главном, так и в том, что его изменяют не мудрые.