(cверлибр) (Проза (рассказы)) - 2002-02-20
Заболел зуб. Но натура моя такова, что чем больше болит зуб, тем страшнее идти к врачу по элементарной аристотелевой логике, ибо чем сильнее изначальная боль – тем больнее лечить. И как правило, выйти из этого порочного круга я не могу. Обычно жду, пока боль сама по себе утихнет – а потом, конечно, забываю про стоматологический кабинет и не даю себе труда вспомнить, на каких грядках это растет и часто ли это надо удобрять и поливать.
Но зуб заболел с такой страшнейшей силой, что мне стало не по себе. Я не мог ни сидеть, ни стоять, ни лежать, мог только вибрировать от боли на полу, скрючившись и зажав голову меж коленок. Но через три дня я не мог находиться уже и в такой позе. Зуб мой торжествовал: - Ух, сволочь, ну ты у меня сейчас и попрыгаешь!
Я прыгал на потолок, тараканом бегал по стенкам, крючился, орал благим матом, метался, вертелся волчком, вставал на голову, но спасения не было. И тогда, нарушив свое обычное правило, я устремился к зубному врачу – уж точно, хуже не будет!!
Врачиха оказалась грозной худой женщиной с грубым голосом и волосатыми руками. Ткнула пальцем в кресло – садись, мол. Я сажусь с надеждой, что страх перед сверлом (как иногда бывало) отвлечет мое сознание и угомонит зубную боль, а тогда я выпрыгну и благополучно убегу. Но не тут-то было: проклятый зуб продолжал болеть с нарастающей силой, а баба профессионально преградила мне дорогу к спасению.
Когда сверло вонзилось мне в зуб, я понял, насколько был легкомыслен в своем решении обратиться за помощью к советской медицине - вспомнил о своих пятидневных страданиях со слезами умиления, как о самом счастливом периоде моей жизни. Но удрать уже не мог: врачиха с дрелью в руке навалилась на меня всей тяжестью своих костей, похожих на железные прутья, которыми армируют бетон на строительстве сибирских гидроэлектростанций.
А потом я отключился. Прихожу в себя от вони эфира и нашатырного спирта. Врачиха орет: - А ну, истеричка бородатая, слюнтяй чертов, возьми себя в руки! Нечего тут в обмороки падать, видала я тут таких слабонервных! Живо подставляй свой поганый зуб!
И снова за сверло! Я уж терплю не на пределе, а далеко за пределами своих угасающих сил. И тут эта костлявая сволочь и изрекает такую вот фразу (довольно дружелюбным тоном): - Ну ладно, милок, а теперь потерпи - будет немножко больно!
Стерва ты такая! – это я, значит, не терпел и мне было совсем не больно, я только райское блаженство испытывал и кайф ловил, а вот теперь мне будет больно!! И снова отрубился. Не знаю от чего – от боли или от ужаса.
Очухиваюсь и ничего не могу понять. Рук у меня нету. А из подмышек торчат чьи-то чужие передние конечности и мертвой хваткой держат врачиху за запястья, аж капельки крови из-под ногтей выступили! Баба вырывается и орет: - Вон из кабинета (мать… перемать…), отпусти мои руки, хулиган, на свою голову я тебя в кресло посадила! Оборачиваюсь – никого за спиной нет! И с трудом начинаю соображать, что руки-то вовсе не чужие, а мои собственные. Но я их не чувствую!
А вокруг – уже толпа коновалов. Суетятся, вопят, пытаются отодрать мои альпинистские клешни от врачихиных костей. С треском хлопает дверь, врывается какой-то Иван Захарьевич (по репликам понял, что хирург) – небось начнет мне руки бензопилой отпиливать?? Но это на фоне пережитого совершенно меня не пугало. Тем более, что руки были под великолепной анестезией – они были не мои, я их не ощущал и сознанию моему они не подчинялись.
Потом возникла дикая боль, хуже зубной, и медленно так поползла от плеч к локтям, потом к моим судорожно скрюченным пальцам. Одну руку Иван Захарьевич не без труда отодрал от запястья врачихи. Другую я уже сам помогал ему отковыривать освободившейся конечностью.
Все хором орут, а особенно усердствует врачиха: - Вон из кабинета! Баба в штанах, потерпеть немножко не может, обмороки закатывает, ногами дерется, за руки хватается! Чтоб больше я никогда тут тебя не видела!! Вон!!!
Голова у меня, помню, была мутная. Ухожу, говорю, мол – извините, и брык…
Ощущение было такое, будто я сохраняю вертикальное положение, а весь мир ускоренно поворачивается относительно моих ступней на девяносто градусов, и повернувшаяся земля, уже вертикальная, с размаху наносит мне удар по лицу. А через миг я вдруг обнаруживаю свое полуживое тело в горизонтальном виде на кушетке. Произошла какая-то мгновенная и не поддающаяся осмыслению смена кадров. Те же вертикальные белые халаты, но никакой ругани, никаких воплей - полный молчок. А я лежу полуголый, обмотанный и облепленный непонятными шнурами, нашлепками, а отовсюду из меня торчат иголки с какими-то дурацкими трубками. Ни черта понять не могу!!
И тут раздается вкрадчивый голос: - Ну, как вы себя чувствуете, пациент?..
Пытаюсь ответить и тут же закатываюсь кашлем – из горла тоже торчит трубка.
В общем, отвязывают меня ото всей этой шмути и тащат на носилках вниз, в скорую, а потом везут в 26-ю Объединенную больницу города Ленинграда в реанимационное отделение, где я пару суток успешно провалялся без связи с внешним миром, почти без жратвы и абсолютно без сигарет.
Проклятый зуб с огромной рассверленной дырой был на месте, но не болел.
Как говорят следователи: “согласно свидетельских показаний” (а может, по показаниям очевидцев?), в том зубоврачебном кабинете я провалялся на кушетке не секунду (как мне показалось), а порядка сорока минут. За это время “зубные халаты” успели вызвать скорую и сделать мне искусственное дыхание плюс непрямой массаж сердца. Эффекта не было, но тут ворвались реаниматоры-коновалы со своими дефибрилляторами, вилками и ножиками, и давай готовить мой сдохший мотор к прямому массажу, то бишь натурально меня вскрывать и в моих потрохах напрямую копаться – мол, “вскрытие покажет”… Слава Богу, что тут я сам очухался и до вскрытия трупа дело не дошло.
Эх, много было зубных эпизодов в моей жизни. Долбили как-то челюсть железным зубилом и резиновой кувалдой. Не догадались привязать мне ноги к креслу. В такт ударам моя правая нога взлетала до потолка, в конце концов с нее слетел ботинок и упал на рабочий стол врачихи. Но это тема уже другого рассказа...
Заканчивая рассказ, хочу поблагодарить наш передовой советский зубной сервис, что повезли меня не прямой наводкой в морг, а лишь в реанимацию.