В Шереметьево Михаил с Машкой приехал за 4 часа до отлета. Купил дочке мороженое. Наталья от угощения отказалась, сидела на чемодане, поджав губы. Заняли очередь на проверку багажа. Подъехал Саша Иванов, вольный реставратор, напугав своим хиповым прикидом местных ментов. Евреи в очереди и провожатые тоже, с интересом разглядывали Сашку. Особенно обращал их внимание, приличных размеров, крест на тощей шее реставратора. Приехал Володя, зачем то привез бутылку водки.
- Ты зачем бутылку притащил, - спросил Михаил.
- Так с пустыми руками, вроде, неудобно.
- Ты, что на день рождение пришел? Наивный чукотский мальчик!
- Не ори, и так херово.
То, что Вова прав было и без него ясно. В очереди Михаил заметил знакомых по курсу английского. Во время учебы все как один на конкретный вопрос, - зачем они учат английский, уклонялись от ответа.
Объявили таможенный досмотр. Очередь двигалась медленно. Все устали. Когда подошла очередь Михаила с Машкой, около таможенников нарисовались двое в штатском. "Никогда еще Щтирлиц не был так близок к провалу.. " - подумал Михаил.
- Это привет от Ивана Михайловича? – опер в кепке незаметно кивнул.
Этот "привет" дорого обошелся Михаилу. В течение часа таможенники с операми рассматривали и обнюхивали каждую вещь. Затем был личный досмотр. Таможенник тихо, с уважением спросил Михаила:
- За что такая любовь и счастье?
- Сынок набедокурил.
- А! Года два назад Вас вообще бы не выпустили. Везунчик!
Таможенный досмотр обнаружил одну советскую марку, не подлежащую к вывозу. И на том спасибо.
Сашка вопил вслед уходящему Михаилу:
- Всех не перестреляешь! Как прилетишь, позвони, - и перекрестил его. Вова кричал:
- Найдешь халтуру, я прилечу, как договорились. Не пропадай!
В дьютифри Машка опять потребовала мороженное но уже за 2$ . Доллар тогда стоил 25 рублей. 50 рублей за пломбир! Это было слишком, но Михаил взял в себя в руки и, скрипя зубами, купил ребенку пачку пломбира. Надо было привыкать жить по заграничному.
В самолете не было свободных мест. Машка слонялась по проходу, ища компанию.
У окна устроился мужчина лет 35, в строгом костюме и гладко причесанный, он нервно каждые 10 минут проверял наличие своих документов.
- Борис, то есть Барух,– представился мужчина.
- Михаил, а это дочка, Машей зовут. – Барух поморщился, - В Израиле таких имен нет. Лучше меняйте сразу на Мойше и Мириам.
- Вы думаете?
- И думать нечего! А иврит Вы знаете?
- Только два слова – шалом и аватиах (мир и арбуз).
- Не густо, не густо, а, к какому движению в иудаизме вы примыкаете? К ХАБАДу или к литовцам?
Михаил не знал, что и ответить, он ни к какому движению не примыкал. В детстве не хотел быть евреем - дразнили пацаны на улице. Говорил, что он москвич. Насчет религии, вовсе был профан и, как читатель уже знает, в Б-га не верил. Помнил, что его посылала в булочную бабка за мацой. Маца была в пакетах по 2 килограмма. Пакеты стояли рядом с пасхальными куличами. Около куличей висел ценник. На нем было написано - "Кекс весенний". Такой вот, фиговый листочек.
Сели в Будапеште. Самолет на стоянке окружили венгерские солдаты, видно, власти боялись, что евреи разбегутся по Венгрии. Потом лови их!
При подлете к Тель Авиву Машка начала плакать. Она ревела и тыкала пальцем в карту Израиля.
- Смотри, какой он маленький, как самолет сядет на него. Мы же все разобьемся!
Барух завидев на горизонте израильскую береговую линию, вытащил из кармана кипу, на которой в круговую было написано " Я еврей ", и надел ее на голову.
-