Большой ладонью, похожей на кляксу, прикрывать впалые веки, уставшие и промёрзшие от увиденного.
Преодолевать пути на поездках в сотни километров, чтобы разделить луг снега. Один на двоих. Один на двоих. Поправлять каждую вмятинку на пальто, оставленную упрямыми ветвями.
Ее замершие пальцы царапают грудь. А я удивляюсь, почему так ждал тебя. Ждал тебя.
Вдыхать безопасности запах.
Для обозначения твоих мурашек по моей коже еще не придумали слова.
И вот снова, в тишине шепот рисует контуром робкое «Вскормись моей нежностью». Милая! Милая! Милая... Я бы ел ее, я бы умывался ей, я бы ее затолкал в потаенный карман пиджака, только где же она? Нет ее, потерялась в лесу среди пней, спутала крутые дороги и потонула на дне канала, а это, к слову, почти, как дно твоего бокала.
Крепко сжимая запястье во сне, можно прочувствовать реальность,
Если она не умещается в ладони, то ты все пропил, друг.
Ты вообще все всегда пропиваешь, заметил?
Ожидаешь. Встречаешь. Испытываешь. Вздрагиваешь. Скрываешь. Упускаешь. Вспоминаешь. Презираешь. Теряешь. Скучаешь. Пропиваешь. Устаешь. Забываешь. Лжешь.
Лжешь.
Лжешь.
Втирать с миндалем подушечками больших пальцев, вывернутыми ладонями спокойствие, надеясь забрать все страхи.
Мой далекий дом разросся жакарандой, а внутри щекочет молодая вишня, заставляющая плакать и чесать глаза. Душно. Так жарко, что зной заполз под коленные чашечки и щекочет, словно ребенок смеется над ухом.
Душно, мне бы окна открыть, а я, дурак, руками к тебе тянусь.
Ты меня вишней вскормила сладкой, а у меня на нее аллергия. Я чешусь и ем. Плачу и глотаю. Зубы стискиваю и улыбаюсь. Внутри жжет все, а я новую беру. Ягодку. Красную. Спелую. Из ладоней твоих. Беру и целую солнце в ладошке твоей маленькой.
Ты меня вишней вскормила, а у меня на нее
Аллергия.