Очерк о настоящем пилоте
Фокину Владиславу Фаустовичу, прекрасному человеку и первоклассному пилоту, посвящается…
Все совпадения не являются случайными
***
Последний день апреля 1980-го года. Весна уже входит в свои права, и хотя сибирская земля кое-где ещё белеет от снега, почки на деревьях уже распустились навстречу яркому солнцу. Славное время: страна готовится встретить тридцать пятую годовщину Великой Победы, где-то далеко на западе прихорашивается Москва, готовясь принять Олимпийские Игры. Коммунизм, обещанный на этот год Никитой Сергеевичем Хрущёвым, так и не наступил, зато социализм, мощный и прекрасный в своей созидательной силе, широкой поступью шагает по стране. Растёт всё: намолот зерновых, надои молока, выплавка стали, производство товаров народного потребления. Великая держава, которую уважают в мире, дышит полной грудью, и полной грудью дышат её граждане – работают, отдыхают, творят, мечтают, любят, побеждают, грустят и веселятся – одним словом, живут полнокровной жизнью.
И не знают и не ведают несколько десятков советских граждан, что их счастливые и наполненные событиями жизни могут вот-вот оборваться – внезапно, без каких-либо предпосылок, и их души – праведные и грешные – могут внезапно вознестись к Богу, в то время как их тела, беспорядочно кувыркаясь, будут падать на землю с многокилометровой высоты из разорванных чудовищной силой самолётных фюзеляжей… Ошибка сапёра может убить самого сапёра, ошибка врача убивает пациента, а ошибка пилота или авиадиспетчера…порой имеет гораздо более высокую цену.
Но Господу Богу было угодно, чтобы трагедии не произошло. По Его воле в левом командирском кресле одного из самолётов сидел Владислав Фаустович Фокин, опытный пилот, в прошлом – лётчик-истребитель, знавший родной Як-40 как свои пять пальцев. Он и спас несколько десятков человеческих жизней. Но обо всём по порядку…
***
Як-40 под управлением Владислава Фаустовича Фокина вылетел из аэропорта «Северный» города Новосибирска и взял курс на Красноярск. Разбег, отрыв от полосы, уборка шасси, закрылков, разворот на полётный курс – всё прошло штатно, и командир, установив двигателям номинальный режим, включил автопилот, и маленький, но юркий самолётик, пронзив нижний слой облачности, сверкая плоскостями на солнце, медленно набирал высоту 5400 метров – именно этот эшелон ему было предписано занять диспетчером. Единственная стюардесса стала разносить пассажирам конфеты. Пассажиры – 29 человек, из них несколько детей школьного возраста, удобно устроившись в нешироких креслах (а кто летал на Як-40, тот наверняка помнит про довольно узкий салон этого первенца реактивной авиации на местных воздушных линиях, особенно в компоновке кресел 2+2) и занимались своими делами: кто-то читал «Известия», кто-то мечтательно глядел в иллюминатор на расстилающийся внизу белоснежный облачный ковёр. Немолодая женщина, преодолевшая, но не до конца, страх полётов, сейчас сидела в кресле у прохода, вцепившись руками в поручни и, стараясь не глядеть в иллюминатор, смотрела строго перед собой, на дверь пилотской кабины. Сорокалетний грузин с роскошными усами внимательно изучал стюардессу – молодую стройную женщину в аэрофлотовской форме. Сама стюардесса, привыкшая за годы работы к разным мужским взглядам, внимания на грузина не обращала и с улыбкой на лице продолжала делать свою работу – раздавала пассажирам конфеты. Кто-то попросил попить, на что стюардесса, продолжая улыбаться, ответила, что газировка будет немного попозже, когда самолёт выйдет на эшелон и исчезнет опасность «болтанки».
А в это время другой Як-40 Тувинского объединённого авиаотряда с бортовым номером 87410 начал снижение при подходе к аэропорту Новосибирска. Переведя РУДы в режим малого полётного газа, КВС этого борта внимательно изучал схему захода на посадку в аэропорту Новосибирск-Северный и не смотрел вперёд. Также с документами работал и его второй пилот. Стюардесса мелодичным голосом объявила, что через пятнадцать минут их борт произведёт посадку в аэропорту Новосибирска, и попросила пассажиров пристегнуть ремни. Тридцать пассажиров послушно выполнили команду, и теперь мысли их были заняты тем, из-за чего они, собственно, и летели в Новосибирск: командировочные думали о работе, дети, летевшие на майские праздники к родственникам – о встрече с бабушками, один молодой, одетый в костюм, мужчина волновался перед первой встречей с невестой, с которой познакомился по переписке. Все конфеты были съедены, газировка выпита, обёртки и использованные стаканчики собраны стюардессой в пакет для мусора. Один из пассажиров, слегка перебравший с газировкой, решил не дожидаться посадки и поспешил в туалет, находящийся в конце салона по левому борту. Увиденное им через пару минут в прямоугольное окошко над унитазом заставило атеиста и члена КПСС с десятилетним стажем навсегда уверовать в Бога…
Высота 4800, второй пилот заполняет документацию, Владислав Фаустович наблюдает за приборами, поднимает взгляд – а навстречу ему несётся реактивный самолёт. В первое мгновение Фокину показалось, что навстречу ему летит «аврора» - так пилоты называли основной самолёт гражданской авиации Ту-154. Действительно, при взгляде анфас маленький Як-40 чем-то напоминает магистральный Туполев – у обоих три двигателя в хвостовой части фюзеляжа. Видимо, самолёты были так близки, что маленький Як показался большой машиной, да и скорость сближения – порядка двухсот метров в секунду.
Одновременно с командиром несущийся навстречу лайнер заметил и бортмеханик Вова Костин. «А-а-а-а!» - закрыв лицо руками, дико заорал паренёк, но в эту же секунду Фокин, схватив руками штурвал, сорвал его с автопилота и что было сил крутанул вправо до упора. Як-40, заложив, словно истребитель, крутой вираж, с креном в восемьдесят градусов ушёл со смертельного курса, и через полторы секунды где-то вверху и слева мелькнула тень самолёта и стала удаляться.
Выровняв машину, командир минуты полторы не мог вымолвить ни слова. Кровь бешено стучала в висках, сердце колотилось. Второй пилот судорожно озирался, пытаясь найти планшет с полётной документацией, которую он только что заполнял: в момент выполнения манёвра тот куда-то улетел вместе с ручкой. Встречного борта, который мог стать его судьбой, второй пилот так и не увидел, поскольку сосредоточенно смотрел на бумаги вплоть до того самого момента, как оказался почти лежащим на правом боку. Бортмеханика Костина била крупная дрожь.
А в это время в салоне творилось нечто невероятное: сумки и чемоданы, лежавшие в правом ряду полок, в момент входа в вираж центробежной силой сорвало со своих мест и бросило на головы пассажиров. Туда же пару секунд спустя, когда крутизна разворота начала уменьшаться, полетела ручная кладь с левого ряда полок. Все пассажиры, впрочем, остались на своих местах, ибо были пристёгнуты. Стюардесса, потеряв равновесие, рухнула на усатого грузина, который к такому повороту событий явно не был готов и даже не успел выставить вперёд руки. Поднос с конфетами ударился в потолок, который на несколько мгновений превратился в правую стенку. Дамы завизжали, мужики заматерились, причём, когда самолёт наконец выровнялся, поток возмущений и ругательств не только не ослабел, но даже усилился.
А борт 87410 даже не подумал менять курс: как ни в чём не бывало, лайнер продолжил снижение. Экипаж даже не заметил несущийся навстречу самолёт, а короткому всплеску шума реактивных двигателей в момент расхождения бортов командир, думая о своём, не придал никакого значения. И только мужчина, справлявший малую нужду в туалете и от нечего делать разглядывавший в маленькое прямоугольное окошко небо, вздрогнул и отшатнулся, когда буквально перед самыми глазами у него мелькнул силуэт самолёта…
Оправившись от шока, Фокин щёлкнул тумблером радиосвязи и произнёс в эфир:
- В наборе высоты 5400 на высоте 4800 мы только что за счёт резкого манёвра ушли от столкновения со встречным бортом. Объясните, как и почему он здесь оказался?
Повисла пауза. В такие минуты у авиадиспетчеров появляются седые волосы. Постепенно эфир стал наполняться голосами пилотов летевших в Новосибирской воздушной зоне лайнеров, и в этих голосах звучали самые разнообразные эмоции – от негодования до восхищения. Ещё не зная картины произошедшего, все понимали: только что удалось избежать великой беды, и избежать благодаря мастерству и быстроте реакции их коллеги.
- Борт 87410, перейдите на частоту сто восемнадцать и один – донёсся в ларингофонах голос диспетчера. Владислав Фаустович, к тому моменту вполне пришедший в себя, тут же переключил и свою радиостанцию на данную частоту и услышал:
- Борт 87410, я вам куда, бл..ь, дал снижение? – диспетчер не посчитал нужным в приватном диалоге сдерживать эмоции. А вы куда попёрлись?
КВС 87410 виновато молчал.
- Вы грубо нарушили схему снижения и едва не столкнулись со встречным бортом! После посадки весь экипаж – к руководителю полётов! - в голосе диспетчера звучал металл.
- Есть к руководителю полётов – вяло донеслось в ответ.
В пилотскую кабину вошла стюардесса. Вид у неё был ещё тот: на лбу – ссадина, на левой скуле расплывался синяк, форменная блузка измазана шоколадом.
- Что у вас тут произошло? – первое, что спросила она.
За командира ответил второй пилот:
- Фаустович уходил от столкновения со встречным бортом. Диспетчеры вообще нюх потеряли, св…чи, прямо в лоб нам вывели такой же Як-40, но командир молодец, успел среагировать.
- Ты вот что, - не отрывая взгляда от лобового стекла, вмешался в разговор командир, - ты пассажиров успокой, скажи, что ушли от столкновения, и пусть там порядок наведут, что попадало, пособирают, а я сейчас ровно буду курс держать. Если кому первая медицинская помощь понадобится – окажи, аптечка знаешь где находится. Манёвр-то мы совершили нестандартный, мягко говоря, мало ли чего – вдруг что в самолёте поломалось, поэтому нам сейчас надо тихонечко дотянуть до Красноярска и аккуратно сесть, и истеричные пассажиры мне здесь в кабине вообще не нужны.
Стюардесса удалилась и, похоже, с поставленной задачей успокоить пассажиров справилась. Самолёт продолжил полёт, как ни в чём не бывало. Лишь при входе в зону ответственности Красноярского узла УВД диспетчер приказал Фокину после посадки зайти к РП.
Заход на посадку и сама посадка прошли штатно, зарулили на стоянку, заглушили двигатели, и как только открылась дверь пилотской кабины и экипаж вышел в салон, раздались аплодисменты. Да, в нашей стране так принято: благодарить лётчиков аплодисментами за удачный полёт. Не всем пилотам это нравится, особенно если полёт был ординарный, но не обидишь же людей, не скажешь: «Эй, вы, не хлопайте там!». Поэтому выслушивают – кто равнодушно, кто с улыбкой на лице, пока проходят к выходу. Но сегодняшние аплодисменты были не обычными, а особенными: люди, скорее по привычке хлопнув в ладоши, стремились посмотреть в глаза капитану, который только что спас им жизнь, многие тянули ладони для рукопожатия, произносили слова благодарности. И хотя на некоторых лицах читались вполне себе явственные следы падения на них предметов, но и эти лица светились благодарностью. Владислав Фаустович кивал в ответ, пожимал протянутые ладони, но на душе у него было смурно в ожидании разбора полётов.
Интуиция командира не обманула. Едва переступив порог кабинета руководителя полётов в Красноярске, он услышал: «Что это там у Вас случилось?»
«Это не у меня, это у них случилось!» - с вызовом в голосе ответил Владислав Фаустович и вкратце рассказал ситуацию. Впрочем, РП Красноярска об ошибке новосибирского диспетчера, задавшего снижающемуся лайнеру неверный маршрут, уже знал, и, поскольку ничего трагического не произошло, собрался замять дело. А что удивительного? Такое лётное происшествие неизбежно должно повлечь наказание не только диспетчера, но и других должностных лиц управления воздушным движением. Более того, оно в негативном плане повлияет и на показатели работы авиапредприятия в целом, а это премии, переходящее красное знамя, карьерные перспективы и прочая, прочая… Свою идею спустить дело на тормозах РП прямо высказал Фокину, но пилот с этим не согласился, заявив, что и на бортовых самописцах, и в эфире следы авиационного происшествия остались, и поэтому он будет писать рапорт.
Тогда руководитель полётов пошёл на хитрость: он предложил Фокину снять бортовые самописцы и заночевать в Красноярске, так как запасных бортовых самописцев-де в аэропорту нет, а ночь нужна для того, чтобы инженеры лётного отряда переписали информацию. А правила полётов строго-настрого запрещают вылет воздушного судна без бортового самописца. Владислав Фаустович, у которого впереди было запланировано ещё несколько рейсов, на каждый из которых пассажиры уже приобрели билеты, эту хитрость РП легко просчитал и пообещал позвонить в Центральную диспетчерскую службу гражданской авиации в Москве, после чего запасные «чёрные ящики» немедленно нашлись, старые сняли, новые поставили, и Як-40 Фокина улетел сначала в Ленск, затем в Олекминск и далее – в Якутск.
По прилёту в Якутск на дежурство заступил инспектор службы движения якутского управления. После того, как ему доложили об авиапроисшествии, он дал телеграмму в Новосибирск-Северный опломбировать переговоры. Но было поздно: новосибирцы записи переговоров к тому времени уничтожили, а без улик дело вскорости было замято.
Впрочем, Владислава Фокина награда нашла: за спасение свыше шести десятков жизней ему…объявили благодарность с занесением в личное дело.
***
С той поры минуло уже тридцать шесть лет. Нет больше Як-40 с бортовым номером 87410 – по выработке ресурса его порезали на металлолом. Скорее всего, такая же судьба постигла и самолёт, за штурвалом которого сидел в тот весенний день Владислав Фаустович. А сам он – высокий, стройный, с задорным огоньком в глазах – сидит передо мной, листает лётную книжку и вспоминает события того дня. А я смотрю на руки – руки Лётчика, сейчас уже покрытые морщинами, а тогда – тогда подарившие десяткам людей самое ценное – жизнь. И пусть этот подвиг не отмечен орденом и не вошёл в историю отечественной гражданской авиации, но он – был! Мы не знаем судьбу тех шестидесяти с лишним человек, которые находились в двух самолётах – возможно, кого-то из них уже нет в живых, у многих родились дети и даже внуки, а может, и правнуки. Но и выжившие, и их потомки помнят: не было бы НИЧЕГО, если бы тогда КВС В.Ф.Фокин не поднял бы взгляд и не крутанул бы вправо до упора штурвал. Был бы суд, пятнадцатилетний срок диспетчеру, поснимали бы с должностей и РП, и многих других авиационных начальников, стоял бы под Новосибирском памятник, такой же, как стоит у Боденского озера или под Днепропетровском. Сейчас памятника, слава Богу, нет, зато есть люди, и у этих людей есть Память, и в этой памяти – подвиг простого советского пилота Владислава Фаустовича Фокина…