Самарканд. Глава 41. Парковая зона

Дмитрий Липатов
После восьмого класса, на летних каникулах, дабы я не слонялся без дела, отец оплатил мне трехмесячные курсы радиотелемастеров в местном ДОСААФе. Занятия проходили по вечерам, за исключением субботы, поэтому слоняться меньше я не стал.

Доезжая до остановки «Багишамал», шел мимо дорожного кольца, через улицу Гагарина и спускался в небольшую низину. Парковая зона с красивыми скамейками и детской площадкой, превратившая овраг в прохладный оазис, манила к себе по выходным, разные слои населения. Если учесть, что поливали и убирали чудо-оазис два старых и матерых бывших зэка, то и контингент был соответствующий. Часто вместо лекций слушал их рассказы.

Живописно стояло здание ДОСААФа. Снизу оно казалось небоскребом. Видел открытку с вечерним видом заведения. Неоновые лучи, исходившие из рекламного слогана «Партия КПСС – оплот Мира», установленного на крыше, освещали часть небосвода, приглашая горожан посмотреть на свое ослепительное величие.

Проезжая мимо комплекса не мог оценить по достоинству всю его красоту. Когда впервые встал на верхней ступеньке лестницы, ведущей вниз, обалдел, насколько яркая и красочная картина открывалась подо мной.

Весь парк, казалось, умещался на ладони. Аккуратные асфальтовые дорожки, ночные фонари, скамейки, деревья и кусты выглядели сказочными. Орлом, укрывавшим крыльями свое гнездо, возвышалось над игрушечным городком строение добровольного общества.

Когда взгляд остановился на самолете с серебристыми крыльями, забыл, зачем явился. Привыкнув впоследствии к контингенту и пейзажу, первое, что пришло мне в голову,— Экзюпери. Из-за поломки самолета, Антуан произвел вынужденную посадку в моем сказочном городке.

С ним не было ни механика, ни пассажиров. Он решил починить самолет сам. В первый вечер Экзюпери уснул перед самолетом. Вообразите же его удивление, когда на рассвете его разбудил чей-то голос: «Х*ли разлегся?». «А?» — спросил ас. «Х** на»,— ответил голос. «В смысле, чо?» — не понял Антуан.

 «Хр*н через плечо и в ухо, для проверки слуха»,— продолжил голос. Летчик помнил текст «Маленького принца», подумал, что он что-то не расслышал: «Что, барашка нарисовать?» — «Я те, бл*, щас нарисую»,— послышалось в ответ. Пилот вскочил, точно под ним грянул гром, протер глаза и увидел двух старых пида*асов, исколотых с головы до ног. Так появился в ДОСААФе новый преподаватель радиотелеграфной азбуки Морзе.

Если серьезно, то самолет был небольшой, мест на сорок; невозможно было пройти мимо и не залезть в него. Отсутствие отхожих мест сказалось на внутреннем облике воздушного судна. Но кабина была, видимо, святым местом. По крайней мере, неудобным и поэтому не «заминированным».

Судя по вывернутости приборов, каждый входящий старался вынести что-нибудь из салона на память. Охрана летательного аппарата лежала не плечах старых уркаганов, но в их понятиях функциям надсмотра места не находилось. Им было западло, поэтому всем начинающим вандалам загорелся зеленый свет: тащите, что хотите.

Иногда я поднимался в кабинет, и записывал лекции. Прислушиваясь к речи преподавателя, ловил себя на философских мыслях. Один из главных вопросов, который он задавал чаще всего: «Вот электрический ток,— водя указкой по схеме лампового телевизора,— идет отсюда и вот сюда, зачем?».

Действительно, думал я, зачем? Меня, например, на уроки батяня загнал, а его? Кто его гонит туда? У него родителей нет. Развивая эту тему, приходил к мысли о бренности существования и электрического тока. Это потом уже читал о подтверждении теории у Вернадского и Гумилева.
 
Пока, собрав денег на выпускной экзамен, переживал перед его сдачей.
Левее учебного сооружения находился заправочный пункт для поливальных машин города.

Однажды, сидел во дворе своего дома, окруженный делегацией армян, приехавших к Рубику. Слушал рассказ Уткура на узбекском языке о его родном городке в Пайарыкском районе. Периодически я ему поддакивал на русском, и он меня, как и я его, понимал. Армяне смотрели на меня, как завороженные.

Попросили пересказать содержание рассказа. Все, о чем вещал товарищ, сводилось к поливальным машинам. Размеры городов у него измерялись количеством поливалок. В его городе, например, их было всего две. Это был трогательный рассказ человека, лицо которого внушало страх людям, не знавшим его.

За тяжелым, немигающим взглядом, лысой головой и надорванным ухом скрывалась ранимая душа молодого человека. Он даже пересказывал душещипательные истории друзьям нашим четвероногим перед тем, как сделать из них хе.