Это - рукопись моего сокурсника, физика Александра Михайловича Блохина, сына нашего профессора РГУ Михаила Арнольдовича Блохина. И сына и отца уже нет в живых. Сын как бы выдал мне разрешение на публикацию этого материала. Тем более, что этот материал хорошо укладывается в тематику предложенной мною акции "Память поколений" или "Помню", которая может состояться, как рукописная версия акции "Бессмертный полк". Читайте! Материал Интересный!
"Люба! Ещё раз здравствуй!
Под влиянием разговора с тобой по телефону посылаю тебе кое-какие материалы даже не столько о себе, сколько о моих предках, поскольку, по крайней мере, о моём отце, я думаю, будет интересно узнать дополнительно кое-что к тому, что о нём знают его ученики (и ученицы!), т.к. он был не последним человеком на физфаке и не только на физфаке.
Но сначала немного о моей маме и её предках.
Она, как и я, москвичка, 1913 года рождения, стало быть, за год до 1-й мировой войны. В конце этого года её отец (мой дед Николай Ильич Бронштейн)), как член Московсого Общества Защитников (как тогда именовались адвокаты) и даже как его председатель, построил для этого общества многоквартирный дом, в котором и сам получил квартиру, в общем-то не малую даже по современным меркам - 6-комнатную. Правда, и семья была немалая: он сам, его жена (стало быть, моя бабушка), трое его детей (младшая - моя будущая мама), кто-то ещё из взрослых родичей, между прочим, впоследствии семьи каждого из уже взрослых детей. Так что слишком просторно даже в 6-комнатной квартире не было.
Между прочим, упомянутый дед, кроме того, что он был юристом (закончил университет в Киеве, где кстати и родился и откуда привёз в Москву жену), специалистом по жилищному законодательству, и вероятно лучшим юристом царской России, был ещё и членом партии Эсеров и предположительно не самым рядовым её членом. Чуть ли не самого Бориса Савинкова прятал у себя на квартире.
Как я уже упоминал выше, дед был одним из лучших, может быть, лучшим юристом России. Надо полагать, именно поэтому сам Ленин поручил ему разработать проект жилищного законодательства для молодой Советской России. Интересно, поручил ли бы деду сей высокопоставленный заказчик такую работу, если бы знал, что дел был в прошлом Эсер?! Ведь до революции Ленин блокировался с любыми противниками царского строя, а после революции, чтобы не делить с ними власть, он всех их - к своему большевистскому ногтю, и прежде всего, самых многочисленных и влиятельных, как он считал, конкурентов - эсеров. Тем не менее дед очень добросовестно отнёсся к данному ему поручению и разработал не менее ста (!) вариантов проекта закона о жилищном законодательстве. Почему не менее ста? Потому, что на сотый вариант проекта дед, человек литературно одарённый, сочинил сатирическую стихотворную оду, которая в архивах нашей семьи сохранилась, увы, в отличие от всех ста вариантов разрабатываемого проекта. У меня, кстати, возник вопрос, на который до сих пор нет ответа: а почему это ему пришлось не менее ста раз (а, может, и более?) переделывать проект закона? Что такое в проекте никак не устраивало высокопоставленного заказчика? И какой, (а также чей?) проект в конце концов был принят?
А вот как Советская власть отблагодарила лучшего юриста России за эту работу. Как я уже упоминал выше, революционную деятельность дед оставил ещё до революции и занимался себе адвокатской практикой. Далее 1-я мировая война, революция, гражданская война, сопутствующая всему этому разруха... Сколько народу в нашей стране из-за всего этого осталось вообще без крыши над головой! Молодая советская власть вместо того, чтобы строить для народа жильё, предпочла пойти по другому пути: стала заниматься уплотнением, то бишь, подселять ею же порождённых, выражаясь современным жаргоном, бомжей в квартиры тех, у кого они (квартиры) были. В конце концов вся немалая семья деда сгрудилась в одной комнате бывшей своей собственной 6-комнатной квартиры. Дед не протестовал, т.к. понимал, что у подселяемых вообще никакого жилья не было, да к тому же ссориться с новой властью ему, еврею, не было резона. Время от времени кто-нибудь из подселённых умудрялся улучшить свои жилищные условия и переселялся из “нашей” (увы, в кавычках!) квартиры, и тогда наша опять занимала одну из своих же бывших комнат, но потом подселяли опять кого-нибудь, и семья деда опять ютилась в одной комнате. И так продолжалось почти до 2-й мировой войны. Во время ВОВ семья была эвакуирована в Свердловск, где дед и умер. Как его хоронили, это отдельный рассказ.
После войны семья с немалыми трудностями вернулась домой. Почему с немалыми? У моего отца, между прочим, чистокровного еврея, фамилия была вполне русскоподобная. (почему, то отдельный рассказ). Стало быть, русский? И он вернулся из эвакуации, кажется, ещё во время войны, в 1944 году. А моя мама, выйдя замуж, своей девичьей фамилии не меняла (это вообще не принято в нашем роду ни по мужской, ни по женской линии). А её девичья фамилия, как понятно, Бронштейн. А не родственница ли Троцкого!? И её из списков на реэвакуацию вычеркнули! А я, пятилетний, естественно, при маме. И мама была вынуждена месяцев восемь доказывать, что она не верблюд. Кажется, её старший брат, мой дядя, помог: добрался аж до Косыгина, и тот своей рукой восстановил мою маму в списках на возвращение из эвакуации. За что мама всю жизнь молча была благодарна Алексею Николаевичу. Уже после войны едем мы с Урала домой, в Москву. Поезд шёл несколько недель! Навстречу на восток шли бесконечные поезда, которые наш поезд всё пропускал и пропускал, отстаиваясь на разных станциях и полустанках, по несколько даже бывало суток... Одно из моих ранних воспоминаний вот эти самые бесконечные встречные поезда. Уже много после войн, будучи глубоко взрослым человеком, я понял, что это перегоняли советские войска, победившие Германию, на восток, выполнять союзнический долг, добивать Японию. И этим эшелонам естественно зелёная улица. Вот стоит наш поезд на каком-нибудь полустанке, пропуская эти воинские эшелоны. Мама выходит, пользуясь случаем, выходит из поезда, чтобы на полустанке набрать горячей воды, попить, меня помыть, самой напиться горячего кипяточку. Набрала воды в бутылку, идёт обратно, а в это время ей дорогу перерезает такой вот воинский эшелон, отрезая её от своего поезда, который тоже вот-вот тронется. Мама с бутылкой кипятка в руке, бросается под движущийся эшелон, успевает вынырнуть с другой стороны, где ей перерезает путь ещё какой-нибудь эшелон. И так много раз. Ничего, на родину вернулись!
На время эвакуации наша (тогда уже в очередной раз единственная) комната была бронирована (опечатана, чтобы её не заняли). Приезжаем, печати сорваны, соседи нашими книгами всю войну топили (обогревали) “свои” комнаты... И опять никто из нас ни словом не упрекнул соседей за это варварство; в конце концов, соседи таким образом спасали свои жизни от замерзания на смерть (а военные зимы были очень суровыми), не предъявлять же к ним претензии! Между прочим, сжигали они чужие (наши!) книги, а не свои, хотя свои у них были!
Далее послевоенная история. Поскольку наш дом был в центре, точнее на Садовом кольце, этот район и, естественно, сам дом захотели “прихватизировать” властьимущие. И стали коммунистическим способом выживать из него всех его законнейших жильцов, даже тех, кого после революции подселяли сами. В частности, с нашей семьёй поступили так. Уже не деда, а моего отца, вызвали в органы, как они тогда назывались, вероятно, ещё не КГБ, а что-нибудь вроде НКВД, или ОГПУ, или как их ещё там. И предложили ему “стучать” на своих коллег-сотрудников. С одной стороны, как мой отец, кристально честный человек, мог на это согласиться? А с другой стороны, как отказать грозным органам? Короче говоря, он ни да, ни нет, тянул-тянул и, в конце концов, понял, что они от него не отстанут. Тогда он плюнул на всё и вообще от греха подальше уехал из Москвы. (Когда дом был очищен от прежних жильцов, его перестроили и отдали якобы под молодёжно-жилищный кооператив, а на самом деле в нём поселились сынки властной элиты). А отца пригласил в Ростов-на-Дону ректор РГУ Юрий Андреевич Жданов. Выпускники физфака знают, что отец организовал на физмате свою кафедру, защитил докторскую диссертацию, под него был построен Институт Физики, где он стал его первым директором, он также стал главой мировой научной школы рентгеноспектрального анализа и т.д. Вы, выпускники его кафедры, его ученики и ученики его учеников знаете всё это лучше меня, т.к. я, его сын, – выпускник другой кафедры, кафедры Михалевского. (Не путать с другим его сыном, моим старшим братом, Сергеем, тот - действительно прямой ученик нашего отца, как, между прочим, и его (старшего брата) дочери, правда, они скорее ученицы учеников отца)). В общем, отец не без основания считал, что у него в Ростове, жизнь сложилась, и он не жалел, что когда-то покинул Москву. Ему тем легче было об этом не жалеть, т.к. он сам - не москвич, а одессит. А вот мы с мамой - коренные москвичи (стало быть, я – столичная штучка!) и всю жизнь мечтали: может быть, когда-нибудь удастся вернуться на родину, ибо для меня Москва это прежде всего моя малая родина, а потом уже столица со всеми вытекающими из столичного образа жизни плюсами и огромным количеством минусов. Но мама не дождалась... Не дождусь и я...
Ещё немного о том же деде. Когда его с кем-нибудь знакомили, он обычно представлялся так:
– Николай, но не Романов,
Ильич, но не Ленин,
Бронштейн, но не Троцкий!
Эта его шутка была известна всей Москве.
Я упоминал, что хоронили его в Свердловске. И вот как это было. Некоторое время назад газета "Комсомольская правда" объявила конкурс на лучший рассказ о хлебе. Послал свой рассказик в газету и я. Поскольку рассказик имеет отношение к моему деду, то ниже я его привожу. (А от газеты ни ответа, ни привета!) Итак,
На объявленный “Комсомольской правдой” конкурс “Моя история о хлебе”
Похоронный хлебушек
Зима 1942-го года. К сожалению, не помню, зима начала года или конца года, не помню потому, что мне тогда было 1,5 или 2,5 годика, и знаю эту историю только по рассказу мамы. Наша семья - в эвакуации, в Свердловске. Умирает мой дедушка. Надо хоронить. Единственно, чем могла помочь городская администрация времён войны - это выделила на похороны 3 буханки чёрного хлеба. Хоронили деда за оградой городского парка. Могильщик - хилый парнишка - не смог продолбить замороженную в камень землю. Тогда он просто откинул снег, тело положили прямо на промёрзшую землю и снова засыпали снегом. (В ту зиму всех хоронили именно так. После суровейшей зимы была весна, бурное снеготаяние вплоть до наводнения, и все эти захоронения смыло полностью, т.е. даже могилы не осталось.) За эту помощь мама заплатила могильщику двумя из трёх выданных ей буханок хлеба. С третьей и последней буханкой хлеба мама пошла домой. Но по пути зашла на базар, чтобы обменять эту буханку на молоко для меня (напоминаю, мне около 2-х лет). Рынок, разумеется, типа “толчка”. Молоко “продаётся” в виде молочных “чечевиц”. Почему “продаётся” - в кавычках? А какие могли быть серьёзные деньги во время войны у простого населения? Тогда только меняли всё на всё. Вот мама и хотела обменять хлеб на молоко. Почему “чечевица”? Молоко наливали в миску и выставляли на мороз, ибо в ту зиму да ещё на Урале чего-чего, а мороза хватало. Молоко в миске замерзало, после чего получившуюся молочную чечевицу вынимали из неё и несли на “толчок” менять, например, на хлеб. Вот - бабка с вожделённой молочной “чечевицей”. Ну, мама сторговалась с бабкой, подаёт ей буханку. Бабка берёт, хочет дать маме "чечевицу" молока. Сию картину наблюдает молоденький милиционер. Бабка и мама замерли от ужаса. Сей бартер тогда квалифицировался, как спекуляция, со всеми вытекающими в сталинские да ещё военные времена последствиями. Нынешнему поколению не понять, старшему объяснять не надо. Милиционерчик подходит, молча забирает у бабки из-под мышки буханку, суёт её под свою мышку, также молча поворачивается и уходит (мальчик в милицейской форме тоже хочет кушать). Бабка остаётся без хлеба, естественно, не даёт маме молоко. Мама, естественно, остаётся и без молока, и без единого куска хлеба. Я, естественно, остаюсь без молока. Ничего, выжил и вот рассказываю вам эту “Мою историю о хлебе”.
Любопытен также нижеследующий материал, о моём деде, связанный с его революционным прошлым. Итак, внимание.
http://www.auditorium.ru/books/472/p_16.htm
Ниже следует выдержка с сайта: (упоминается Бронштейн Николай Ильич)
ПИСЬМО ЗАВЕДУЮЩЕГО НАРУЖНЫМ НАБЛЮДЕНИЕМ ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ Е.П.МЕДНИКОВА НАЧАЛЬНИКУ КИЕВСКОГО ОХРАННОГО ОТДЕЛЕНИЯ А.И.СПИРИДОВИЧУ О РАССЛЕДОВАНИИ УБИЙСТВА В.К. ПЛЕВЕ 4 августа 1904 г.
Здравствуйте дорогой Александра Иванович.
Что убийца министра оказался разыскиваемый д-том сын купца, бывш. студ. моск. университета, бежавший из Сибири, Егор Сергеев Сазонов1, проживавший с 20 апреля по 10 июня сего года в Белостоке, по Болотистой ул., в д. Островского, в квартире вдвоем с своим сообщником по убийству, тоже арестованным 15 июля на Неве, лодочником, во время выбрасывания бомбы в реку, мещанином м. Кнышны, Гродненской губернии, Шелилем Лейбой Вульфовым Сикорским, по ремеслу кожевник, с которым Сазонов проживал в названном доме, без прописки вида на жительство, более 6-ти недель, и выехали из Белостока около 15 июня. До 15 июля Сикорского установили, что он проживал несколько раз в Вильне и Острове, т.е. с 15 по 23 июня и со 2 по 7 июля в гостинице “Петербург”, и в “Саксонии” с 9 по 13 июля и 14 числа провел в Острове в гостинице “Москва”, вечером на 15 июля выехал в Петербург, а далее убийство и его арест на реке. Относительно Сазонова никаких сведений нет, где он проводил время с 10 июня по 15 июля сего года.
С Сазоновым и Сикорским еще находились в квартире два еврея, в которых одного по приметам признают за Наума Брумера, теперь будто живущего в Бердичеве по Толкучему пер., дом ? 16, и также бывают в Ерусалимской пекарне, по Старой Базарной ул. Эти два господина начало весны жили в Белостоке, где теперь выяснилось, что “Борис” есть Гершун-Бореля Брумер, интеллигентный человек, учился в Одессе в одном техническом училище, и после исчезновения из Белостока Сикорского с Сазоновым, то исчез и Брумер, которого разыскали в Одессе и 2 августа его заарестовали и, кажется, с большим химическим поличным; вероятно, он работал бомбы, живя в Белостоке, для Покотилова2 и для Сазонова с Сикорским. Ждем с нетерпением сего разъяснения. По этому делу в Белостоке, когда ваши непримиримые и одесские тоже были там, то Сикорский во всех сходках участвовал, и его на двух сходках установили, т.е. 18 и 22 мая сего года. Кажется, что дознание одесских непримиримых и белостокских, и виленских, и убийц министра соединят в одно дознание в Петербурге; посмотрим, что из этого будет.
Вам в декабре прошлого года Герасимов3 телеграфировал, что киевский комитет с.-р. устраивает покушение на министра. Мы вам выслали карточки Егора Сазонова, и весной ваш “Феодосий” ездил в Уфу с поручением от центра, неужели все это вам не дало возможности хотя приблизительно определить, кто сей “Феодосий”, там еще говорилось и о приметах, и на эту бумажку до сих пор у нас ответа, кажется, нет. Кто же этот солидный господин? Ведь у вас был в конце апреля или начале мая брат убийцы Изот Сазонов, приезжавший за справкой в Киев, кто убит в Северной гостинице; брат Егора Сазонова думал, что погиб именно его брат. Есть очень много данных, что Николай Ильич Бронштейн бывал на свиданиях с группой, а вернее, с Егором Сазоновым, где-нибудь на нейтральной почве, а может быть, и в Вильне или Одессе. Проверены ли Бронштейна отлучки из Киева за период нынешнего года по день убийства? Карточки Сазонова и Сикорского при сем прилагаю, так как по карточкам Сазонова и Сикорского видавшие ранее их сразу узнают в них Сикорского и Сазонова. Может быть, вы теперь все сообразите по данным разных партий, в особенности непримиримых, которые здесь играли первенствующую роль; теперь мы на пути к выяснению группы делателей и метальщиков, но очень далеки от распорядителей4, может быть, вам с прекрасной агентурой доставит случай что-нибудь, на счастье, сделать по этому очень серьезному делу. Если что-нибудь у вас будет клевать, пишите больше и подробнее. Может быть, что-нибудь дадите нам - нити для дальнейшего розыска. Во время пребывания у вас в Киеве “Попика”, которого вы приняли как съездника, не было ли это собрание лиц участников Боевой организации, из лиц, участвующих в убийстве министра? Пишите по этому делу больше. Целую крепко, обнимаю дорогого киевлянина.;;;;;;;;;;;;;;;;;; Весь ваш Е.Медников.
Печатается по: “Красный Архив”, 1926, т. 4(17), сс. 209-210.
1 Сазонов (Созонов) Егор Сергеевич (1879-1910) - в 1901 г. за участие в студенческих волнениях был исключен из Московского университета. В 1902 г. примкнул к эсерам, вскоре был арестован; в 1903 г. выслан в Сибирь, бежал, выехал за границу. Вступил в БО ПСР. 15 июля 1904 совершил покушение на министра внутренних дел В.К.Плеве. Осужден на бессрочную каторгу. 27 ноября 1910 г., протестуя против наказания заключенных розгами, покончил жизнь самоубийством.
2 Покотилов Алексей Дмитриевич - член БО ПСР; входил в отряд, готовивший покушение на В.К.Плеве, которое было назначено на 1 апреля 1904. Погиб накануне, во время снаряжения бомб, при взрыве в “Северной Гостинице” (см. д-т ? 52).
3 Герасимов Александр Васильевич (р. 1861) - генерал; служил в харьковском жандармском управлении; с февраля 1905 по 1909 являлся начальником Петербургского Охранного Отделения.
4 В подготовке этого теракта принимали участие И.Каляев и Д.Боришанский (метальщики), М.Швейцер (снаряжал бомбы), Е.Дулебов (извозчик), И.Мациевский и Б.Савинков. Организатором операции был Е.Азеф.
Любопытна также автобиография этого моего деда, привожу и её.
КРАТКАЯ АВТОБИОГРАФИЯ
ЧКЗ* БРОНШТЕЙНА Николая Ильича
Я родился в 1877 г. в. г.Киеве. Отец мой был врачем.** С 1799 г. он жил и работал в местечке Теленсштах Бессарабской губ. в качестве земского врача и заведующего основанной им еврейской больницей. Там же он умер в 1901 году, надорвав здоровье тяжелым трудом***.
С 1887 г. я обучался в Кишеневской I-й Классической гимназии, которую окончил в 1897 году с золотой медалью. В том же 1897 году поступил в Киевский Университет, на юридический факультет, который окончил в 1904 году. Жил на заработки от уроков и литературных работ.
За участие в студенческих беспорядках в 1899 году я был исключен из университета и выслан из Киева, но не уехал, а проживал нелегально, работая в боевой организации тогда еще революционной партии С-Р-ов. В 1901 году был снова принят в университет, который окончил в 1904 году.
По окончании университета в том же 1904 году я был арестован в Киеве, доставлен в кандалах в Петербург и заключен в Петропавловскую крепость по обвинению в убийстве министра внутренних дел Плеве. Обвинение доказано не было, и я был освобожден****.
Дальнейшее проживание в Киеве после ареста стало невозможным, и я переселился в Одессу, где заведывал местным отделением С-Р-овской газеты “Сын отечества” с начала 1905 года. Но к концу лета того же года, в связи с вооруженным восстанием матросов на броненосце “Потемкин” вынужден был уехать из Одессы и переселился в Москву, где безвыездно проживаю до настоящего времени. Состоял в сословии присяжных поверенных, но адвокатской практикой не занимался, работал в разных издательствах и давал уроки. В 1906 г. был арестован за участие в революционных изданиях.
Сначала***** Октябрьской революции я из партии С-Р-ов вышел и с тех пор никакого отношения к ней не имел. Служил в советских учреждениях и кооперативных организациях. Со времени организации коллегии защитников - состою членом ее. С 1918 года состою членом профсоюза, а с 1920 г. - членом секции научных работников. С 1932 по 1938 г состоял на службе в Наркомхозе РСФСР (жилищно-правовой сектор).
Являюсь специалистом в области Советского жилищного права.
17/11-39 (подпись) _____________________________________________
* (член коллегии защитников) Примечание моё - (Н.Блохин)
** Так написано: не “врачом”, а “врачем”. Видно, так писали - (Н.Блохин)
*** Это, стало быть, о моём прадеде. Обратите внимание, одногодок Пушкина (1799 год) и умудрился, пережив полностью XIX-й век, дожить до XX-го! Не слaбо!
**** Читатели, заметьте, обвинение доказано не было, это ещё не значит, что он не принимал участия в покушении, глухо говорит, что всего лишь не доказано.
***** Так написано - слитно, а не раздельно, как сейчас пишут - (Н.Блохин)
Несколько слов о другом моём деде со стороны отца. Он тоже был юристом, но специалистом не по жилищному праву, как вышеупомянутый дед, а по гражданскому. От него известна любопытная легенда о происхождении нашей фамилии Блохины. Ранее наша фамилия была Блох. Вполне еврейская фамилия. Один мой знакомый по фамилии тоже Блох утверждал, что все Блоки, Блохи, Блохины между собой в той или иной мере родственники. Очень может быть! Так вот некий наш предок по фамилии Блох служил в царской армии. Однажды полк, в котором он служил, находился на марше. Полк сопровождал полковой обоз. Одна из обозных коров провалилась в яму. Этот самый мой предок спустился в яму, обвязал корову верёвками, вылез из ямы, ухватился за верёвку не руками, а зубами и вытащил живую корову из ямы! Проезжал как-то через Одессу царь Александр. Новороссийский губернатор (а Одесса тогда входила в Новороссийскую губернию) рассказывает царю об этом достойном внимания случае. Царь Александр вызывает к себе моего предка (напоминаю, по фамилии Блох) и говорит ему, мол, за такой твой богатырский поступок проси у меня что хочешь: хочешь – орден, хочешь – деньги. Тут предок и говорит, мол, спасибо, Ваше Величество (или, там, Высочество), не надо мне денег, спасибо, Ваше Высочество (или, там, Величество), не надо мне ордена, а дайте мне “ИН”!. И стали мы не Блохи, а Блохины. Можно понять моего предка: евреям всегда на Руси жилось не сладко, вот он и русифицировал свою фамилию. Что, кстати, и помогло, может быть, век спустя, моему отцу вернуться из эвакуации в конце ВОВ, как человеку с вполне русскоподобной фамилией (о чём я уже выше рассказывал). Путём логических рассуждений я вычислил, что это мог быть скорее всего Александр 2-й. При 1-м евреи ещё не служили в армии. Их в армию стал забривать с 1927-го года Николай 1-й. А Александр 2-й опять по крайней мере формально отменил службу евреев в армии. (Хотя фактически евреи продолжали служить в армии вплоть до революции).
Между прочим, как-то в Донской публичной библиотеке (бывшей Библиотеке Карла Маркса) попалась мне на глаза книга какого-то англичанина “Русские фамилии”. Я естественно засунул в неё нос на предмет поиска своей фамилии “Блохин”. А там два разных объяснения происхождения этой фамилии. На одной из страниц утверждается, что эта фамилия происходит от названия известного насекомого, во что я тут же не поверил. А вот в другом месте гораздо более правдоподобная версия. Дело в том, что у евреев широко приняты аббревиатуроподобные сокращения. Так вот, все Блохи, Блоки, Блохины восходят к выражению “Бен Лейб коген”. То-есть, сын какого-то Лейба (Льва) когена. То-есть, сын некоего когена (раввина) Лейба. Стало быть, я – из колена Левиев, восходящего к самому Аарону, старшему брату опять же самого Моисея! И, стало быть, сам в принципе имею право стать раввином! (Хотя и не собираюсь, но наследственное право имею! Так то!) Вот так я узнал, что я не просто еврей-ашкенази, а именно из колена Левия. Этого наверняка не знал мой отец, совершенный атеист.
Ещё немного о моём отце. Он начинал свою трудовую жизнь не как физик, а как астроном. Под Одессой была (впрочем, и сейчас есть) километрах в 60-и обсерватория под названием “Маяки” (с ударением на 2-м слоге). После революции – “Красные Маяки”. Вот там он и работал после окончания одесской гимназии (а, может, ещё и до). Специализировался на наблюдениях переменных звёзд. Сам мастерил телескопы, шлифовал для них линзы. У нас в семье долгие десятилетия хранилась самодельная труба от созданного им самостоятельно телескопа и коробка с линзами. Был членом кружка молодых мироведов, созданного знаменитым революционером Николаем Морозовым, почти 19 лет сидевшим в одиночной камере Шлиссельбуржской крепости. Освободила Морозова революция. Морозов организовал в Петербурге Общество любителей мироведения, ездил по всей стране, организовывал его филиалы. Вот и в Одессе был председателем такого филиала, и в заместителях у него был мой будущий отец. А после того, как Морозов покинул Одессу, отец стал и председателем. Их было трое друзей; почти одногодков: отец, Витька Цесевич, ставший впоследствии директором той самой обсерватории, и Валька Глушко, ставший впоследствии жутко засекреченным ракетчиком, Героем Советского Союза. Между прочим, вся троица переписывалась с Константиновичем Эдуардовичем Циолковским. И именно под влиянием Циолковского Валька Глушко стал ракетчиком. Года два мой отец поработал на этой обсерватории, а потом уехал в Петроград, пардон, уже в Ленинград, учился в Электротехническом институте. С астрономии на физику, и более того, именно на рентгеновское приборостроение его переключил Абрам Фёдорович Иоффе, за что отец был ему всю жизнь благодарен. Но любовь к астрономии отец сохранил на всю жизнь, и под его влиянием я – тоже. (Телескопов, правда, я не мастерил, хотя идею телескопа своей собственной конструкции придумал!)
Выше я обещал несколько слов о маме. Мама – тоже физик, училась в МГУ по специальности теплофизик. Слушала лекции Игоря Евгеньевича Тамма. Работала под руководством Сергея Вавилова. Тот разработал схему эксперимента обнаружения отдельных фотонов непосредственно человеческим глазом, а выполняла этот эксперимент под его руководством как раз моя будущая мама! Могу гордиться и таки горжусь!
Ой, Люба! Что-то я развоспоминался! Прервусь. Если тебе (а, может, и всем нашим сокурсникам!) всё это интересно, можно будет вспомнить ещё что-нибудь. Твои впечатления от этой болтовни? Как я понял задним числом, почитав личные странички наших сокурсников, всё, что я тебе сейчас наболтал, нужно было своевременно отправить Вите Малому. Тогда и моя личная страничка выглядела бы солиднее. Осенью, где-то в октябре-ноябре будет отмечаться 90-летие РГУ. Так, может, ещё не поздно всё это пристроить куда-нибудь туда?
Ну, с приветом, Саша Блохин."