Марша всю неделю переживала. Во-первых, из-за Женьки Бархина. Он так и не появился, не позвонил, просто исчез и все. Марша волновалась, вдруг нечаянно обидела его. Постоянно проигрывала ситуацию, которая произошла в выходные. Вроде он не особенно конкретно что-то сфабриковал про «поженимся», но и она ничего плохого не ответила по этому поводу.
Женька ей нравился. Он был самым настоящим, каким только может состояться мужчина. Деловой, веселый, обаятельный, чрезвычайно порядочный. Потрясающий, преданный друг, абсолютно лишенный корысти, щедрый, добрый, ответственный. Можно продолжать и продолжать. В нем, кажется, не присутствовало ни одной неприглядной черты, и такой человек был один, не имел жены, невесты, официальной подруги. Ему просто не повезло. Марша понимала, что виной тому первая, самая главная любовь его жизни – супруга Антона Круглова, Саша. Он так проникся и прикипел к ней, а теперь к семье Кругловых, что жил отчасти их интересами и проблемами. Комплекс отказника внутри не давал свободы, или же он просто пока не встретил своего человека.
Его девушкой, наверное, могла быть Марша, которая подходила ему по всем статьям. Они одного поколения, с похожими опорными точками по жизни, да еще были заочно знакомы на уровне семей. Марша считалась у него близкой, почти родной. Мало того, из-за разницы в возрасте в год он мог позволить вести себя с ней снисходительно, как с маленькой, что добавляло ему сколько-то баллов внутренней уверенности. Марша это понимала, возможно, все и сложилось бы у них с Женькой, пусть не сразу, а через год, два, но невольной помехой опять стал Антон.
Антон. Это была вторая причина переживаний Марши. Патовая ситуация на шахматной доске. Марша воспринимала Антона в двух обличиях. Первый, когда она устраивалась на работу. За время беседы у нее сформировался образ, основанный на его обаянии и авторитете. Марше это было важно, потому что первое впечатление, как она считала, самое истинное. И ей он сразу очень понравился. Второе впечатление оформилось, когда они исправляли ошибку в проекте, работали в экстремальных условиях, вместе поехали на совещание, где некстати Антона свалила болезнь. В этот день он показал себя каким-то естественным, живым, трогательным, короче, замечательным.
Антон отсутствовал практически третью неделю, проходя реабилитацию в санатории, за это время она невозможно накрутила себя, и теперь с ужасом представляла, как будет, когда он приедет. И что могло бы быть, если бы он не приехал. Она все понимала, знала, что у него семья. И не просто семья, его жена – ее коллега, соратница, уже практически подруга, сестра. Знала, что у них замечательная и удивительная маленькая дочка. Идеальный союз. И вот – с одной стороны ворон Бархин, стережет Сашу, с другой Марша, покушается на Антона.
Да нет, она ни на что не претендует, а если не претендует, тогда зачем все это? Может, надо здраво поразмыслить и, наконец, осчастливить друг друга с Евгением Леонидовичем?
Марша вспоминала суетной вечер воскресенья, когда они с Женькой, как дети, носились по усадьбе, проверяя освещенность площадки, жгли костер и пили чудесный кофе. При этом у Марши не исчезало ощущение ожидания. Потом поняла кого – Антона.
На этой неделе произошло еще одно событие. Антон позвонил на работу. Городской телефон стоял около Виталика, и он обычно первым брал трубку. На сей раз Виталика не было на месте. В отсутствие Антона он часть времени проводил в группе смежников, у своей только что наметившейся симпатии – Аллочки, которую консультировал по работе в Автокаде. Отличная отмазка для руководства, особенно если ты практически один дружишь с этой техникой. Виталик лелеял тайное желание устроиться по совместительству на должность системного администратора, ждал Антона, чтобы «добить» его своим предложением.
Антон звонил сказать, что в пятницу привезут компьютеры для всех. Он, видимо, настроился говорить об этом с Виталиком, хотел дать ему организационные поручения, и от того, что Марша подняла трубку, немного опешил. Случилась пауза, во время которой Марша как попугай алёкала, а Антон от неожиданности впал в ступор. Когда замешательство первых секунд прошло, Антон пытался объяснять ей суть, сбивался, начинал сначала. Она заметила, что голос его дрожит. На следующий день Антон позвонил снова и опять попал на Маршу. Они поговорили уже более вразумительно. Марша даже спросила, хорошо ли им отдыхается, как он себя чувствует и чем занята маленькая Лейла, передала приветы от сослуживцев и забрала от него.
Эти сепаратные, ну почти сепаратные, переговоры произвели на Маршу сильное впечатление. Она, конечно, не скрывала в комнате, что беседовала с Антоном, передавала поручения и приветы, но его голос, интонации остались между ними. В четверг звонка не было. Марша изошла от ожидания, она предпочитала довольствоваться малым, только бы ее не отлучили совсем, не лишали возможности энергетически подпитываться этим чувством.
Третьим пунктом переживаний Марши стала история Грэты. Судя по датам, Грэта отправила несколько писем подряд, в которых она предвосхищала будущую встречу с Генрихом, мечтала о ней. Потом шел длительный перерыв, около года. Что в это время происходило с героями, осталось неясным. Было ли молчание вызвано прибытием Грэты в Магнитогорск, состоялась ли их долгожданная встреча или, напротив, этот приезд расставил все на свои места, Грэта узнала об измене Генриха, или же часть писем потерялась. Марша близко к сердцу приняла судьбу Генриха Вульфа и Грэты. Она так за них переживала, будто от ее участия зависела их реальная жизнь.
Проведя первые четыре дня недели в этих страстях, Марша вышла из дома в пятницу позднее обычного. Сегодня должны подключать компьютеры. С вечера все разобрали столы, освободили место для новой техники. Работать в текущем режиме будет невозможно, а аппаратуру доставят к десяти. Сотрудники получили шанс хоть немного отоспаться.
Марша никак не могла закрыть калитку. После вечернего дождя дверца разбухла и не помещалась в проем. Оставлять усадьбу незапертой не хотелось, и Марша силилась захлопнуть мокрую деревяшку, упираясь в нее всем телом.
– Андрейка! Андрейка!
Марша обернулась на голос.
Недалеко от дома, около лужи, на корточках сидел крошечный мальчик и смотрел на нее снизу вверх. В руках он держал тонкий прутик, которым колотил по воде. Марша остановилась, не в силах отвести от него взгляд.
– Андрейка, иди же ко мне!
Марша увидела припаркованный к поребрику автомобиль. Из открытой двери машины, выставив на тротуар ногу в высоком сапоге, смотрела молодая женщина. Она не делала попыток выйти и забрать мальчика, а только время от времени звала его немного равнодушным и монотонным голосом.
Неожиданно малыш встал, подошел к Марше и взял ее за руку. Ладошка была холодной и мокрой. Марша испугалась, что он простудится, присела и стала растирать ему ручки. Мальчику стало щекотно, он рассмеялся и побежал к матери.
Марша не могла сдвинуться с места, застыла между лужей и открытой калиткой, не понимая, что ей делать. Немного успокоившись, кое-как закрутив дверцу проволокой, она медленно пошла в сторону работы. Ощущение замерзшей детской ручки вернуло ее на полтора года назад, когда она заливала горькими слезами холодные пальчики уже не живого ребенка. Вся тяжесть пережитого как-то сразу нахлынула, согнула ее, сковала, не давая выпрямиться и нормально дышать. Она купила в ближайшей аптеке «Корвалол» и попросила стакан воды. Немного придя в себя, попыталась разобраться, что это было.
На работе стоял гвалт, который в основном производил Виталик. Несколько неизвестных мужчин перемещались по комнате, протягивали провода. В уголке тихонько плакала Майя Михайловна. «Боже, что за день сегодня!» – подумала Марша и поспешила к расстроенной сослуживице.
Майя Михайловна, дорогая, что случилось? – Марша накапала ей в стаканчик «Корвалол», – успокойтесь и рассказывайте, кто посмел вас обидеть?
Майя Михайловна все еще вздрагивала, но потихоньку затихла, видимо, присутствие Марши ее ободрило.
– Мариша, чувствую, придется мне из профессии уходить. Разве же я осилю эти компьютеры. Двадцать пять лет оттрубила и никому теперь не нужна.
– Майя Михайловна, не плачьте, как же вы не нужны, ведь Антон Григорьевич вас уважает и ценит!
– Да, вот только Антоша и ценит, и жалеет. Он меня сюда забрал не потому, что я работник бесценный – от институтского нашего начальства спасал. Все недовольны, ведь я делаю медленно, скрупулезно, но я просто перепроверяю несколько раз, чтобы несостыковок не было. Я не отвлекаюсь, не филоню, но скоро не получается.
– Майя Михайловна, главное – без ошибок работать, кто потом вспомнит, что вы сделали быстро? Важно никого не подвести и себя не скомпрометировать. Любая деятельность требует определенного времени на исполнение, кому спешка в ущерб качеству нужна? Вообще-то качество априори. Антон Григорьевич на вас в этом смысле полагается, вы же и чужие промахи ловите. А про компьютер не беспокойтесь, я вот тоже расстроена немного, мне нравится руками чертить, душу вложить в линию, в шрифт, в размеры. Но прогресс не остановить. Все равно придется осваивать, и чем раньше, тем лучше, техника будет меняться, программы совершенствоваться, а мы с простого начнем переходить к сложному и брать из этой ситуации самое хорошее. Обещаю вас не бросать, преодолевать период обучения вместе, и у нас обязательно все получится. Вы вон, какая умница, ведь умница!
– Я МАРХИ заканчивала, у меня красный диплом мог бы быть, да я четверочный экзамен по истории архитектуры не стала пересдавать, больно предмет объемный. И никогда не думала, что до пенсии не доработаю.
Майя Михайловна снова попыталась всплакнуть, но в дверь заглянул Виталик:
– Мариша, тут тебя поджидают.
У Марши все перевернулось внутри. Маришей ее называли только Майя Михайловна и еще один человек. Она вышла в коридор. Возле окошка стоял Спутник Андрей.
«Сегодня же не тринадцатое, хоть и пятница!» – подумала Марша.
– Привет! Ты как меня нашел? Не поверю, что у мамы адрес выпросил.
– Вот тебе раз, ты не рада? Я вообще-то за тобой или к тебе, как скажешь.
– Зачем? Все в прошлом, Андрей!
– Как это в прошлом, кто так решил?
– Это я так решила.
– Мария, я не виновен, оправдали ведь, вернее, ничего им не удалось на меня навесить. Ну, послушай, ты же знаешь, я не вор, не убийца и не подлец, я – предприниматель. Я твой муж, между прочим.
– Ну, муж ты мне, слава богу, никакой.
– Это все слова, Мариша, мы столько лет вместе, конечно муж, а ты мне жена, да и не нужен мне больше никто. Я всегда был тебе верен. Разве мы с тобой плохо жили, разве я обижал, унижал, что-то для тебя жалел. Все прихоти исполнял, по первому слову.
– Прихотью, это ты учебу называешь?
– Да ладно, не придирайся. Все понятно, ученье – свет. Слушай, давай мы куда-нибудь свалим, пройдемся. Или, может, к тебе, мне бы хоть душ какой после длинной дороги не помешал, да перекусить. Вон, только ленивый не выглянул на нас посмотреть. Ты тут звезда, по всей видимости, неподдельный интерес к моей персоне проснулся у работников.
Марша тоже заметила в коридоре много народу, но она объясняла это тем, что компьютерщики согнали проектировщиков с рабочих мест и они порхают из комнаты в комнату. До кучи Саша прошла мимо, в плаще нараспашку, кивнув Марше, не прерывая разговор с прорабом.
– Ладно, я сейчас отпрошусь, ты, я вижу, с вещами, – указала Марша в сторону дорожной сумки.
Марша вернулась в рабочую комнату.
– Антон Григорьевич звонил, тебя спрашивал, сообщила Марше успокоенная Виталиком Майя Михайловна. Ее дружок вился поблизости, подкупая расстроившуюся коллегу ярким ковриком для мышки.
Почти всю дорогу они шли молча. Марша не знала, о чем говорить. Вспомнилась опять утренняя душераздирающая встреча с Андрейкой. Надо же, все совпало, прямо знак свыше.
Спутник, как бы подслушав ее мысли, сказал:
– Я на кладбище был… Андреем нарекла, спасибо. Андрей Шаров, значит, фамилию свою дала.
– Это папа оформлял. И назвал его Андреем, тоже папа. Он решил, что так правильно. Твое имя, моя фамилия. Он всегда к тебе относился с пониманием.
– А я ведь не видел его, сына, на кого он похож?
– Слушай, прекрати, я не способна на данную тему говорить. Существовать не смогу, если об этом буду думать, тебя видеть, понимаешь, если жить приходится, то надо сделать эту жизнь выносимой. Цепляться за мельчайшие ниточки и соломинки, чтобы выплыть, а не наваливать на себя кирпичи из воспоминаний.
– Вот значит как, перечеркнула прошлое? Меня не искала, не навещала, просто так бросила и ушла. Живет и радуется. Наверное, уже замену подыскала?
– Андрей, не надо. Я все помню, мне просто очень тяжело об этом говорить.
Понимаешь, я случившееся пе-ре-жи-ла. Ты слишком горькое воспоминание. Я больше не могу оставаться с тобой. Ты навсегда связан для меня с этой трагедией. И я больше не хочу от тебя детей. Потому, что я постоянно буду думать об Андрейке, – она впервые назвала ребенка по имени.
Около дома стоял автомобиль цвета баклажан. Марша узнала «четверку» Женьки Бархина. Дверцы были захлопнуты. Марша и Спутник вошли в калитку. Подходя к крыльцу, Марша услышала, как взревел мотор отъезжающей машины.
Продолжение (глава 18):http://www.proza.ru/2013/04/24/510