Все годы Лиза была хорошисткой. Сначала в школе, потом в жизни... Подруг у неё не было. Был молчаливый друг по имени "Дневник".
Толстая общая тетрадь в клетчатой, гладкой "под кожу" обложке. Писала она ровным, округлым почерком.
Начинала всегда одинаково, словно знала, "кому-нибудь, когда-нибудь попадут на глаза её проходящие, как дни, мысли и переживания.
Лиза начинала с просьбы простить....
"Извините...
Не для кого-то пишу.
Только для себя.
Просто не знаю, что надо делать и как дальше жить… Голова думать не хочет.
Пребывая в состоянии стопора, подхожу к шифоньеру и выгребаю все вещи.
Перебираю их. Зачем? Не знаю... Держу в руках каждую тряпицу. Его рубашки вешаю на одну сторону. Мои - на другую. Не хочу, чтобы они прикасались друг к другу. Попалась в руки моя фата, завернутая в его парадную форменную рубашку. Вот уж точное местонахождение. Вся жизнь, свернута в трубочку, как эта фата, и наглухо завернута в служение, в службу, без малейшей возможности высунуться наружу.
Фата… Когда-то тридцать пять лет назад, помню, красила её в голубой цвет. Все выходили замуж в белом. Выбирая свадебное платье, примеряла, наверно, штуки три или пять, не помню. И только в одном, немецком, голубом, кружевном с рукавами - фонариками у плеча и облегающими руку по всей остальной длине, почувствовала себя как-то иначе.
Королевой или принцессой? Нет, просто красивой. Воротничок - стоечка из собранного мелкого кружева. Зауженное на талии, с застёжкой-молнией сбоку, широким роскошным подолом «в пол» , с подкладом из голубого шёлка – платье смотрелось дивно.
На кружевной ткани выбиты голубые розочки – прелесть…. Не помню, как называется эта ткань… Память куда-то периодически улетучивается.
Фата изначально была белоснежной, как и положено. Длинная, до пят. Широкая сборка на голове напоминает шляпку или опять же большую распустившуюся розу...
Я работала в то время в микробиологической лаборатории. Красителей и прочих химикатов в моем распоряжении было множество: фуксин, квасцы, агар-агар... Бросила в таз с водой несколько кристаллов метиленовой синьки и опустила фату...
Кто-то может напридумывал бы разных примет про не белый цвет невестиного наряда. Может быть, и прав был бы, не знаю… Сама же невеста абсолютно не задумывалась над этим. Теперь удивляюсь своим смелости или безрассудству. Пожалуй, второго там было больше… Как ни странно, фата получилась в тон цвета платья. На ногах моих (опять же не белые, а серенькие) босоножки на высоком каблуке. "Бедно жить будете - столько дырочек в туфлях,"- вот про обувь именно так и говорили... Каблук хоть и высокий, но устойчивый, ремешок обвивал ногу крепко-накрепко у голени. Вот этим-то каблуком и разорвала при ходьбе низ фаты. Оттого она сегодняшняя, как говорила моя знакомая вологжанка Мира Сосырева - «дыровата» по низу. Некому одевать её, мою фату.
Она уже - реквизит, память – и только.
А вот форменную белую рубашку стоит поберечь. Скоро внук дорастет- оденет. Наверно, гордится будет боевым дедом.
А я от происходящего, не знаю, куда бы деться... Некуда.
Попались на глаза вещи свекрови. Рейтузы с огромными заплатами на коленях, шитые-перешитые не один раз. Свитерочки, переделанные из детских путем удлинения рукавов или низа. Совсем старенькая, еще бабушкина темно-зеленая трикотажная кофточка с выточками и пуговками, такие носили все в шестидесятые - пятидесятые годы. Рукав - три четверти, опять же удлинен простым серым ситцем.
Казалось, что в жизни у свекрови много добротных хороших вещей. Выглядела она всегда нарядно или ухожено. А как умерла - вот она бедность наша русская... Все вещи практически штопаны и кропаны... Но чисты, свежи и сложены аккуратными стопочками, причем, строго по группам: носки, рейтузы, майки, трусы... Свекровь умирала в нашем доме. Оттого и много в доме её одежды. Не осталось тяжелых воспоминаний от того нелёгкого времени ухаживания за смертельно больным человеком. И нет больше того страха, который одолел меня в ту секунду, когда я иглой от шприца проколола себе безымянный палец.
Свекровь болела гепатитом "С", болезнью, передающейся через кровь. Тридцать лет прошло на тот момент, как во время операции или при переливании крови после неё, произошло заражение. Со временем болезнь переросла в цирроз. Водянка - большой живот, болезненные паховые грыжи, жидкость в легких... Состояние тяжелейшее...
Вот и приходилось самостоятельно делать обезболивающие уколы.
Времени было девять вечера. Уставшая за день, торопилась сделать многое до приезда гостей. Муж уехал встречать с ночного поезда дочь и внука. Нужно было приготовить стол - перекусить с дороги и наладить всем постели. Свекровь попросила сделать укол. Быстренько набрав в шприц лекарство, сделала укольчик, а вот обратно воткнуть иглу в пластмассовую трубочку дрожащими пальцами не удавалось. Сунула иглу в футляр, а попала в свой палец. В ту же секунду меня охватил панический ужас. Вот - умирающий человек, и я сама обрекла себя на тот же конец по собственной неосторожности. Мысли бились лихорадочно - что делать: выдавить кровь или прижечь рану?
В прошлом - медик, оттого все реалии от случившегося проявляются в сознании молниеносно. Выдавив кровь из раны, прижгла спиртом и зелёнкой, йода под рукой не оказалось. Свекровь заснула после инъекции, ничего не заметив. Точно помню дату – двадцать шестое мая. Присев на крыльцо, пыталась успокоиться. Почти летняя белая ночь не радовала. Чувство счастливого ожидания приезда дорогих гостей подавилась горечью произошедшего. "Не скажу никому!"- думала я.
"Ладно," - успокаивала сама себя. -"Прожила свекровь тридцать лет с гепатитом. Этого и мне хватит..."
Конечно, я рассказала и дочери и мужу о случившемся. Они поддержали меня надеждой, что, скорее всего, всё обошлось.
Муж запретил мне самой делать уколы. И во все последующие дни привозил домой процедурную медсестру. Медики не отказывали в помощи в любую минуту дня и ночи.
Мне пришлось съездить на проверку, на прививку. Много-много беспокойных дней еще ждало впереди. Полгода, до декабря, пришлось наблюдаться в СПИД - центре.
Свекровь умерла через месяц после приезда дочери и внука и после трагического случая с возможным инфицированием.
Двадцать четвертого июня. Сидела на диване, а потом вдруг начала медленно падать, как бы сползать набок… Мужа в ту минуту рядом не было. Сестра свекрови буквально через десять минут зашла в дверь - было уже поздно. Потом пришел батюшка. Отслужил литию по усопшей. Истинно верующая свекровь ушла в день празднования дня Пресвятой Богородицы – Достойно Есть.
Отпевание происходило в местном Храме. Запомнились слова заключительной молитвы – «последнее целование». Так было принято. Отпевание в церкви, последнее целование в уста, закрывание гроба и опускание в могилу – весь ритуал прощания. Но по согласованию с батюшкой ритуал был немного нарушен.
После отпевания, уже на улице, смогли проститься все, кто не был в церкви, и те, кто не планировал ехать на кладбище. Прошел обычный траурный митинг с трогательным словами прощания и шествие односельчан до конца посёлка. У нас принято говорить прощальные слова. Не по шаблону, а от души, сказать может каждый желающий. Слова эти нужны несомненно живым. Так много было сделано фотографий… Но смотреть их нет сил.
На сороковой день мы с мужем раздавали платки, (по-пинежски- шалЮшки,) из ее гардероба родственницам и подругам - в память об умершей. Красивые, разноцветные, шелковые и шерстяные, ситцевые и газовые косыночки – вот где было настоящее богатство! Ярко – желтые цветастые, бордовые, цвета свекольного сока, ослепительно розовые и несколько зелёненьких с серебристой ниткой люрекса и без. Даже просто перебирать эту красоту руками и любоваться – словно картинки из жизни видеть. А уж одеть на головушку – тут и вовсе праздник! По платкам и помню её. В бордовом - в храм ходила, в зеленом – на могилы. Синий она завязывала сзади, обернув вокруг шеи. Любила тепло! Самые тёплые - шерстяные шали, а самые нарядные платочки - белые.
Новый платок – всегда праздник.
…А праздники, на самом деле, я давно не люблю.
Потому что это алкоголь. Это эмоции. Страсти. Ушли из моей жизни настоящие праздники, где радость и веселье. Ушли, как только на смену им пришли послепраздничные или в процессе оного – разборки.
Вот и мучаюсь до сих пор. Действительно ли я такая плохая… Такая вот выпавшая на долю моему мужу вредная баба. Или что-то в этом есть иное…
Хорошо, что праздников не так много.
Да и хватит о грустном. Радости-то в жизни, куда больше!
Буду искать радость!
P.S. Ткань кружевная - гипюр, вспомнила.
Да, и любимую свою мужнину рубашку повесила в центр шифоньера. Как она приятно пахнет мужем...
Открылась весенняя охота. Он на реке. Сплавляется на резиновой лодке. Один.
Помоги ему, Господи... Кто ещё, если не Ты?!"
Лиза закрывала тетрадь, а с ней тему ...
До следующего "извините".