Любовь Ивановна

фотография 1962 год, Любовь Ивановна Афанасьева. 37 лет. Родилась 25 сентября 1925 года.




Аграфена Павловна зажгла свечу и, коснувшись лбом половиц, начала шептать. Рассказала Богородице о своих делах и просила не оставить её, когда придёт срок.  На Спас родилась девочка. Иван прослезился: «За что нам такая благодать, Господи! Столько лет ничего, и вот, на тебе! Мать! Давай назовём её Любашей»!
– Хорошо, Ваня, – согласилась Аграфена Павловна, и по её бледному, измученному лицу потекли слёзы.
Шёл 1925 год. Двенадцатилетняя Верочка помогала нянчить  сестрёнку. На Покров Иван подозвал дочь, погладил по плечу и, пряча глаза, скороговоркой произнёс:
– Верушка! Походила в школу и будет. Работы по хозяйству много. Поля не управляется.

На Покров, Рождество, Пасху и Троицу приезжала  старшая  дочь Феня с дочками: Аришей, родившейся в 1926 году и Шурочкой, родившейся через год.  Муж Фени Павел Михайлович Машаров был старшим сыном зажиточного крестьянина Михайлы Матвеевича.

В 1929 году вторая дочь Поля вышла замуж за Косолапова Петра, а через год родила сына Витюшку. Полина и Пётр Косолаповы навещали родной дом чаще. Привозили гостинцы, обнимались, пили чай, вели разговоры об урожае, зимовке, рукоделии, врачевании.

Иван Степанович и Аграфена Павловна радовались, что у дочерей всё хорошо.
Витюшка – кудрявый и сдобный малыш – не отходил от Любочки, Ариши и Шурочки. Любочка рассказывала Витюшке и Шурочке про ёжика, лисичку, зайку и волка, с Аришей строили балаганчик, купались в корыте, пасли цыплят. Ехать домой Витюшка не хотел и всегда плакал. Любочка провожала его до ворот, обнимала, целовала в щёчки, и он успокаивался.

В 1932 году на Рождество нагрянули сваты и забрали красавицу Веру в соседнюю деревню Малиновку. Свадьбу сыграли скромную. Иван Степанович дал дочери шесть овец, прялку, маслобойку, набор ухватов и лопат. Аграфена Павловна добавила отрез льна на исподние рубахи, две кашемировые юбки, пять чугунков, сундук и икону Богородицы.

Любочка скучала по сестре и терпеливо ждала в гости.
Наступила весна. Ивана звали в коммуну, но он не торопился. Дела там шли не так, как задумывалось. Скотина за зиму пала, корма погнили, зерно проросло. Единоличников осталось немного – восемь или девять дворов. Активист Васька Косой грозился навести ревизию в хозяйствах «упырей», прячущих своё добро от трудового народа.
«Ну, какой я упырь», – думал Иван, попыхивая самокруткой. «Работников не держу, вся семья от зари до зари в работе. Лошадь одна. Корова одна. Овец, правда, больше… Лучше бы работал Косой, да меньше бегал по деревне! Может, и не был последним бедняком».

Пасти скотину помогала Любочка и собака Лыска. Любочка носила еду, посыпала солью доски, лила воду в колоды и разводила костерок, чтобы заварить листья смородины и чистотела. Под Троицу Иван Степанович подогнал отару к амбару, где лежало прошлогоднее зерно, нашёл председателя Фёдора Пантелеевича и попросился в коммуну. Подошедший учётчик переписал поголовье, а председатель пожал Ивану руку и сказал, что пасти овец будет кто-нибудь другой:
– Ты, Степаныч, пимы будешь катать. Вчера раскулачили твоего свата Машара, шерсти аж пять пудов взяли! –

Старшую дочь Феню схоронили в августе. Поболела немного и тихо умерла. Павел горевал, растил дочерей и много работал.
3 октября семьи раскулаченных решили отправить в Парфёново. Иван Степанович с Аграфеной Павловной пришли проститься с внучками, зятем и сватами. Девчушки уже сидели на подводе с бабой Машей. Михаил Матвеевич и Павел укладывали плотницкий инструмент, утварь, лопаты, вилы, сундук с одеждой. Иван Степанович подал Павлу узел с овчинами и отвёл в сторону свата Михайлу. Когда вернулись, тот достал из одеял Аришку с Шурой и отдал на руки Ивану Степановичу и Аграфене Павловне. Павел не понял, но отец сказал:
 – Так надо, сынок! Мы едем туда, откуда не возвращаются!
Племянницы были младше Любочки, и она заботилась о них также ответственно, как когда-то это делала Вера. Иван только головой крутил, глядя, как дочь занимается с внучками.

В ноябре Любочка пошла в первый класс. А через месяц её перевели во второй класс, потому что она знала всё, что полагалось знать первоклассникам.
К Рождеству Иван Степанович скатал всем валенки. Молясь на ночь, просил немного:
«Господи, милостивый! Позволь мне и Груне пожить ещё немного. Доверил нам зять Павел и ты, Господи, детей своих! Дай нам сил и здоровья вырастить их и отдать замуж, а после, Господи, забирай нас к себе!»
Слушая дедушку, Ариша с Шурочкой плакали и не хотели становиться большими. Любочка обнимала племянниц и ласково шептала:
«Не бойтесь! Они будут жить долго-долго!»

  В конце января 1933 года вернулась домой Вера. Худая и чёрная от горя. Её мужа Василия зверски убили, когда он охранял склад с зерном.  Вся семья горевала и долго молилась за душу Василия. На Пасху случилось ещё одно горе. Витюшка прыгнул с лавки на пол и опрокинул на себя кипящий самовар. Пётр и Полина повезли кричащего от боли малыша в райцентр Парфёново.
Врач и нянечки сделали всё, что было в их силах. Витюшка  поправился, бегал по коридорам, как ни в чём не бывало, и через месяц его привезли домой.  Иван Степанович радовался, что всё обошлось, и обещал летом катать  внука на самом добром коне.

Ровно через год, в сентябре, пришла весточка от Павла. Тот сообщал, что работает плотником на шахте в Кемерово, а отца с матерью отправили в Нарым. Просил написать о дочерях и передать сушёных ягод, чтобы лечить цингу и золотуху.
Иван сокрушался, что семью свата разбросало в разные места. Но что поделаешь, надо  продолжать жить и растить внучек.
Аграфена Павловна стала собирать гостинец: В льняной мешочек уложила лепёшки из мятой смородины, клубники, боярки,  черёмухи. Намяла тысячелистника, чистотела, хмеля. Ссыпала мешанку в холщовую сумку. Шматок солёного сала обернула рушником. Вера написала подробное письмо и приписала, что Ариша и Шурочка каждый день просят рассказывать про дедушку Мишу, бабушку Машу и про тятю Пашу. Всё сложили в сундучок и передали человеку, принёсшему письмо.

                * * *

 Коммунары собрали неплохой урожай пшеницы, овса, подсолнечника Корма заготовили хорошие: солома, сено, берёзовые ветки, жмых. Иван Степанович получил флягу масла, три мешка пшеницы, пять мешков овса и долго прикидывал, как прожить зиму.  Заканчивался 1933 год.  Аришка пошла в первый класс. Любочка в третий. Шурочка не понимала, почему ей нельзя идти в школу. Иван Степанович как мог, успокаивал внучку. Он гладил её по спине своими натруженными руками и приговаривал:
 – Ты ещё мала. Через год бабушка сошьёт тебе платье, Вера свяжет фартук, я куплю тебе сапожки и ты пойдёшь в школу.
 Год пролетел незаметно. Лето прошло в заботах: Аграфена Павловна и девочки ухаживали за огородом, собирали и сушили ягоды, грибы, травы. Иван Степанович  работал пастухом и домой приезжал затемно. Помогал по хозяйству, мылся в бане, а потом всю ночь разговаривал с Аграфеной Павловной о жизни.

В ноябре 1934 года в школу пошли все: Шура в первый класс, Ариша во второй, Любочка в четвёртый. Пришло ещё одно письмо от Павла. Он сообщал, что скоро приедет, потому что его неправильно раскулачили. Хорошие люди посоветовали написать письмо Калинину Михаилу Ивановичу. Через месяц пришёл ответ с постановлением правительства «о прекращении репрессий в отношении Машарова Павла Михайловича, не имеющего на момент раскулачивания единоличного хозяйства».  Письмо от Павла читала Вера. В тот же вечер Аграфена Павловна достала отрез сатина и скроила зятю рубаху. Шила Вера. Она радовалась, что отец её племянниц возвращается живой и здоровый: «Даст бог, найдёт хорошую, добрую женщину, женится и будет у Аришки с Шурочкой какая никакая мать».

Павел приехал через месяц. Привёз сундучок, доверху набитый подарками: Ивану Степановичу подал набор молотков. Аграфене Павловне накинул на плечи кашемировый платок. Дочерям – ботиночки, Любочке – книгу, Вере – шёлковую косынку.
На следующий день в дом Ивана Степановича пришли мужики. Рассказы Павла взволновали их. Особенно понравилось то, что шахтёрам за работу платят деньги. Разговаривали до темноты. Утром Павел помог управить скотину, наносил воды, затопил печь и удивил Аграфену Павловну тем, что взялся чистить картошку, потом накормил девчонок, проводил в школу и ещё много чего успел сделать.
Вечером ужин собирала Вера. Делала всё ловко и красиво. Девчонки прижимались к ней и весело щебетали.
«Пошла бы она за меня или нет? Ей чуток за двадцать, а мне за тридцать давно!» Мысли Павла напугали его самого. Это же сестра моей дорогой Фени, царство ей небесное!

 Он накинул фуфайку, взял вёдра и пошёл за водой. На обратном пути думал: «Колодец надо бы подправить! Иван Степанович уже в годах. Помощник ему нужен!» 
 Пожив у тестя неделю, Павел сделал новый сруб для колодца, починил крышу на бане, стянул рассохшиеся  капустные бочки и сходил на собрание коммунаров, где сказал, что знает работу по дереву и металлу.
Его спросили: «Верит ли он в победу пролетарской революции на всей земле, и не затаил ли обиду на тех, кто борется с пережитками прошлого и врагами Советской власти?» Павел ответил, что верит и не обижается, и его единогласно приняли в коммуну. Поставили помощником кузнеца. Работы было много. Ремонтировали косилки, сеялки, бороны, лопаты, вилы, тяпки. Кузня была просторная, светлая. Узелок с едой собирала Вера. Она всё больше и больше нравилась Павлу. Спокойная, рассудительная, красивая, высокая. Не раз уже он замечал, что и она глядит на него не так, как при первой встрече.
«Надо что-то делать. Сегодня же спрошу её согласия!» – Принятое решение радовало своей простотой и придавало уверенности.
 Вечером всё разрешилось. Вера, зардевшись от слов Павла, кивнула, а Иван Степанович с Аграфеной Павловной и не ждали такой милости от Бога. В декабре  сыграли свадьбу. На общем собрании коммуна выделила молодой семье шесть кубометров строительной древесины. Собрали помощь и за неделю поставили домик. Печь сложил Пётр.
Молодые зажили дружно. За три года Вера родила троих детей. Коля родился в октябре 1935 года и походил на своего деда Михайлу Машара.  Павел, лаская малыша, плакал от счастья. Зина родилась ровно через год. А еще через год появился Вася. Ариша с Шурочкой помогали маме Вере как могли. Любочка в свободное время  бежала к сестре и делала всё, что умела. Время летело незаметно.

                * * *

В 1938 году Любочка пошла в седьмой класс, Ариша в пятый, Шурочка в четвёртый, а племянник Витюшка пошёл в первый класс. Быстро научился читать и считать. А писать не мог. Обожжённую руку сводили судороги. Витюшка плакал и на перемене искал Любочку. Она разминала каждый пальчик, Витюшка успокаивался и шёл в свой класс. Учительница давала ему кусок белой глины, и все задания он выполнял на доске. На каникулах Пётр привёл сына к фельдшеру Макару Ерофеичу. Тот долго мял руку, потом долго думал и, наконец, посоветовал купить балалайку: «Будет струны перебирать, глядишь, и пройдёт болезнь!»
На удивление всем, к лету, Витюшка играл «Страдания», «Во саду ли, в огороде», «Перепёлочку» и делал это так ловко, что все дивились. Осенью он отказался идти в школу. Пётр сокрушался, что сын будет малограмотным, но мучить его не стал. Витюшка помогал родителям по хозяйству, а в свободное время читал книжки и играл на своей балалайке.

 Наступил 1941 год. Ивану Степановичу исполнилось шестьдесят шесть лет, а Аграфене Павловне шестьдесят три. На здоровье, слава Богу, они не жаловались, помогали Вере и Павлу растить детей, держали коровку, пару овечек и табунок курей.

Любочка сидела за учебниками – не за горами выпускные экзамены. Со второго полугодия ввели новый предмет – военное дело. Занимался с выпускниками Лука Егорыч – директор школы, солдат первой мировой войны. Учил стрелять, рыть окопы  и делать перевязки разных частей тела. Мальчишкам нравилось заниматься военкой. Почти всем давно исполнилось восемнадцать, и они знали, что после школы пойдут в армию. Девчонки не отставали. Особенно хорошо получалась у Любочки стрельба и перевязка головы.
Приближался выпускной вечер. Все экзамены Любочка сдала на пятёрки. Платье сшила сестра Полина. Сатин розового цвета, покрой простой – пышная юбка, талия чуть удлинённая, вырез под горлышко, рукав - фонарик. Туфельки из чёрной парусины, на каблучке, с бантиком подарили Вера и Павел.
Во время примерок Витюшка  наигрывал «Прощание славянки» и просился на выпускной вечер. Любочка соглашалась взять его, но при  условии: «Чтобы выучил вальс «Амурские волны»
– «Ты напой, я подберу», – племянник был готов на всё. Любочка, как могла, пропела куплет. На следующий день он играл её любимую мелодию, и она дала слово взять его на выпускной вечер.

 Подошла долгожданная суббота. Иван Степанович сидел на брёвнышке и терпеливо ждал, когда Любочка оденется и выйдет во двор. Тут же, на лавочке сидели Ариша и Шурочка. Вера делала букет из маков.
Аграфена Павловна помогла дочери одеться, затем достала из сундука иконку и прошептала несколько слов. Затем подтолкнула дочь к двери и заплакала.  Доходили вести, что немцы стоят на западных границах матушки России. Только чудо могло отвести беду, но в чудеса Аграфена Павловна давно не верила.

 Торжественная часть выпускного вечера длилась долго, но никого не утомила. Своё напутствие высказали почти все учителя. Выпускники тоже не лезли за словом в карман. Парни обещали слушаться в армии своих командиров и зорко стеречь границы Родины. Девушки обещали ждать ребят и работать в коммуне. А Любочке вручили направление на учёбу в Томский политехнический институт.

                * * *

23 июня, во второй половине дня около сельсовета собрались жители Боровского, чтобы послушать важное правительственное сообщение:

 «22 июня, в четыре часа утра войска гитлеровской Германии вероломно нарушили границу Союза Советских Социалистических Республик».

Слушая репродуктор, вещавший о начале войны, женщины плакали, а мужчины сжимали кулаки.  Через месяц началась мобилизация. Почти все одноклассники Любочки были призваны в действующую армию. Пётр и Павел тоже пошли в сельсовет. Комиссия занимала кабинет председателя.
Фельдшер Ерофеич осматривал добровольцев и удовлетворённо чертил свою роспись после короткого слова: «здоров».
Вера с Полиной собирали мужьям вещмешки. Аграфена Павловна пекла в дорогу хлеб. Отправка в Парфёново намечалась первого августа. Иван Степанович ходил на призывной пункт вместе с зятьями, но ему сказали, что мужики нужны не только на войне.
 
 Всё  село провожало земляков. На этот раз слёз не было. Все были уверены в скорой победе.  Гармонист Андрюха без устали играл «Там вдали, за рекой». Председатель коммуны Фёдор Пантелеевич давал наказ не жалеть сил и гнать фашистов к чёртовой матери и дальше…  Девчонки провожали своих мальчишек.
Тут же стояли учителя и директор школы Лука Егорыч. Каждому подарили по химическому карандашу и тетрадке. Пацаны, завидуя будущим защитникам Родины, были необычайно серьёзны.
Павел сидел на подводе и держал за руки Зиночку, Васю и Колю. Вера гладила мужа по голове и просила беречь себя.

Витюшка и Поля не отходили от Петра. Наконец дали команду: «Поехали!».
Пётр крепко обнял и поцеловал жену, а сына попросил сыграть. Витюшка сорвал с плеча балалайку и заиграл «Прощание славянки». Народ притих. Несколько минут все слушали, нежный и необыкновенно трогательный марш, а потом началось…
Женщины и ребятишки заревели и уцепились за телеги. В это мгновение Любочка поняла: может случиться, что она больше не увидит Петра и Павла,  одноклассников. Она схватила за руку Ваську Колышкина, который постоянно её обижал, и обещала писать ему письма, пока он не вернётся с войны.  Васька размазывал по щекам слёзы и просил, чтобы она ждала его, потому что он её любит…

                * * *

Прошёл месяц. Пришло письмо от Василия. Он писал, что его с Иваном  Саниным учат на танкистов. Остальных взяли в пехоту. Через месяц отправят в действующую армию. Просил не тянуть с ответом и обещал бить врагов не жалея жизни.
Любочка написала и отправила письмо в тот же день. Сообщила, что в конце сентября поедет в Томск. Война войной, а специалисты стране нужны в любое время. Ещё сообщила, что занимается с племянником Витюшкой, чтобы он сам писал отцу на фронт. Дело продвигается с трудом, потому что пальцы сводит судорога. Передала приветы от Клавы Лихих, Маруси Азаровой и других девчонок. Почти все были приняты в коммуну. Работали с утра до вечера. Близилась уборка. Готовили ток, вязали мётлы, шили мешки и палатки. В конце письма Любочка просила Ваську слушаться командиров и постараться как можно быстрее очистить родную землю от коричневой чумы.
 
 Аграфена Павловна, глядя на мытарства дочери и внука, причитала: «Господи! Дай им терпения и сил! Пожалей, Господи, внучонка – несмышлёныша! Без грамоты пропадёт! Весточки о себе не сможет подать, ежели занесёт его судьба далеко от родного гнезда!»
Любочка с Витюшкой то плакали, то ссорились, то мирились, но он снова и снова пытался писать трудные, но жизненно необходимые слова.
– Отец обрадуется, когда получит от тебя письмо! – подбадривала племянника Любочка.
– Буду терпеть! – давал обещание Витюшка, карябая очередное предложение.
Любочка пыталась придумать что-нибудь для облегчения его страданий и, наконец, придумала. Она вспомнила, что зимой Витюшка редко жаловался на судороги.
На следующий день не успел племянник переступить порог, она надела на его руки тоненькие шерстяные перчатки, связанные Аграфеной Павловной для будущей студентки.
Ученик не сопротивлялся. Желание самому написать отцу на фронт пересилило всё. После занятий Витюшка с удивлением отметил, что судорог не было. Любочка не верила в такое простое средство. Племянник не хотел верить, что совсем скоро тётя уедет в город Томск и вряд ли вернётся.

* * *
 Двадцать восьмого  сентября 1941 года к общежитию № 2 Томского политехнического института подошла невысокая девушка с деревянным чемоданчиком и холщовым мешком за плечами. Это была Любочка. Она показала пропуск, выписанный в отделе кадров института, и поселилась в 223 комнате. Утром в приёмной комиссии ознакомились с её аттестатом, зачислили на химико-технологический факультет и рассказали, что делать дальше. Любочка спросила, где можно купить чернила, ручку и тетради. Ей ответили, что это всё выдадут.
Когда Любочка вернулась в общежитие, в комнате хлопотали две девушки. Они приехали из шахтёрского города Кемерово. Их зачислили на машиностроительный факультет.

 На первое занятие оделись строго. Белая блузка, чёрная юбка, волосы заплетены в косы и красиво уложены на затылке.  Начиналась студенческая жизнь – лекции, лабораторные работы, семинары, экзамены. А вместе с ними – голод, холод, болезни, выбивавшие из рядов то одного, то другого студента.
От Васьки  пришло два письма. Он сообщал, сколько вражеских танков подбил, кто из артистов приезжал на передовую, кто ранен, кто награждён. В тот же день Любочка писала ответ. Рассказывала о себе, подругах, преподавателях и экзаменах.

 Вначале декабря пришло письмо. Чужим почерком было написано, что Василий Егорович Колышкин лежит в госпитале с сильными ожогами и писать не может, но передаёт привет. Любочка написала большое письмо и просила Василия слушаться врачей, медсестёр и санитарок. Через два месяца пришло письмо, в котором сообщалось, что Василий Егорович умер 21 декабря 1942 года в 6-00 утра от многочисленных ожогов и посмертно награждён Медалью за Отвагу. Любочка не плакала, хотя её сердце разрывалось от горя.
 
Заводы забрасывали ректора запросами с просьбами о распределении выпускников. На Учёном Совете был утверждён спецкурс, предполагавший, в связи с военным положением, ускоренный выпуск специалистов. Любочка подала заявление, и её перевели в спецгруппу. Занятия проходили на заводе. День – лекции, день – практика. Через месяц студенты экспериментальной группы могли выполнять работу мастеров. Директор был доволен, а ректор восхищён  студентами-срочниками. Однако не всё было хорошо. У одних началась цинга, у других стало пропадать зрение. Военный комиссариат выделил студентам талоны на питание в заводской столовой. Слепнущим были заказаны очки…

 Родители посылали Любочке сухари, сало, сушёные ягоды, травы, одежду, обувь. Помощь была невелика, но без неё было бы ещё труднее. Приближалось лето 1944 г. На 27 июля была назначена защита дипломной работы. Любочка волновалась. Тема была важной и перспективной.
«Производство синтетических полимеров с использованием алюминия хлорида». Около года завод бился над этой проблемой. Любочка входила в группу разработчиков, и именно её теоретические исследования дали хорошие практические результаты.

Утром 27 июля Любочку поздравляло всё общежитие. Ей исполнилось девятнадцать лет, но выглядела она ещё моложе. Тоненькая, маленькая девочка с огромными зелёными глазами.
Члены комиссии, слушая аргументированные и точные ответы, единогласно поставили Афанасьевой Любовь Ивановне отлично, поздравили с Днём рождения и вручили диплом с направлением на родной завод N ххх. Приступить к работе надо было первого августа. Но директор и военком подписали приказ об отпуске, выдали подъёмные в размере 350 рублей и велели ехать домой, чтобы повидать родителей и немного отдохнуть, впервые за три года непрерывной учёбы.

                * * *
 
Пять дней и ночей Любочка добиралась до родного села. Первой её увидел Иван Степанович. Он строгал топорище. Услышав скрип ворот, поднял голову и выронил тесак. Любочка бросилась к отцу, упала, хотела подняться, но не смогла. Когда сознание вернулось, она увидела кучерявого паренька, который смущённо улыбался и гладил её руку. «Это Витюшка», – подумала она и улыбнулась. Подошла Аграфена Павловна и стала поить дочь отваром ромашки. К вечеру Любочке стало хуже.

Позвали Ерофеича. Он долго слушал, щупал её и, наконец, поставил диагноз: Болезнь лёгких, вызванная непосильной учёбой. Надо срочно везти в Парфёново, иначе… 
Что будет «иначе» Ерофеич не сказал, но все поняли, что ничего хорошего не будет.
Рано утром Иван Степанович запряг Рыску и повёз дочь в районную больницу. На место приехали поздно вечером.
Любочку положили в палату, дали покушать и вызвали врача. Пришла женщина, лет сорока, полная и красивая. Долго слушала, измеряла температуру, заставляла кашлять и глубоко дышать. Любочка всё делала из последних сил. После осмотра врач долго писала, а когда вышла к Ивану Степанычу, в глазах было сочувствие:
– Больны лёгкие. Месяц, а возможно и дольше будем лечить вашу красавицу.
 Иван Степаныч восхитился Ерофеичем и попросил разрешение остаться до утра. Докторша позвала санитарку и велела устроить на ночь. Девушка привела его в пристройку, дала одеяло, подушку и ушла, напевая про какой-то синий платочек. Иван Степаныч распряг лошадь, привязал поводья к столбу, бросил охапку сена и сел на крылечко. Рыска лениво жевала чуть подсохшую траву и отмахивалась от комаров. Иван достал кисет, подаренный дочерью и начал ладить самокрутку. Закурил. Неожиданно вспомнился день, когда Любочка появилась на свет. Показалось, что девятнадцать лет проскочили, как одно мгновение. На глаза навернулись слёзы. Иван утёрся рукавом, потом выплюнул самокрутку и перекрестился.
– Вон оно как! Не только с фронта идёт беда! Господи прости!
Потом зашёл в пристройку, улёгся, долго ворочался, вздыхал и, наконец, уснул.
Рано утром его разбудила санитарка и велела идти за ней. Иван не стал расспрашивать, молча собрался и пошёл. Думы были разные, сердце колотилось, но он крепился. Ему велели разуться, надеть тапочки, затем накинули на плечи халат и повели к Любочке. Дочь лежала с закрытыми глазами. Иван Степанович взял её за руку и зашептал «Отче наш».

В конце молитвы голос начал срываться. Губы дрожали, слова путались, и ему казалось, что только от него зависит: оздоровит ли Любочка – его ягодка, его ласточка – или нет.
Санитарка строгим голосом велела прекратить причитания. Иван Степанович послушался, поцеловал дочь, быстро вышел, запряг Рыску и уже после полудня был дома.

Его ждали. Иван молча слез с телеги, потрепал Рыске гриву, потоптался,   сел на чурочку, начал рассказывать.. Аришка, Шурочка и Зина плакали. Аграфена Павловна перекрестилась. Осенили себя Поля и Вера. Они верили, что бог, врачи и санитарки не позволят сестрёнке покинуть их. Коля и Вася, поняв, что у Любочки есть надежда на выздоровление, засвистели. От их трелей звенело в ушах, но никто не ругался.

 Прошёл месяц. Главврач районной больницы написал на завод письмо, в котором сообщил о состоянии здоровья Афанасьевой Любови Ивановны. Через две недели пришёл ответ. Директор лично писал, что все желают полного её выздоровления и ждут с нетерпением. Любочка была рада, что её не забыли. К этому времени Иван Степаныч привёз дочь домой.

Днём она читала толстые книги по химии, а после обеда помогала делать уроки Витюшке, Коле, Васе и Зине. Вера, Ариша и Шурочка шили мешки для будущего урожая. Вечером они заходили навестить Любочку и забрать учеников. Сидели долго. Слушали её рассказы о прекрасном городе Томске, о подругах, о планах на будущее. Потом читали письма с фронта и мечтали о мирной и счастливой жизни после войны.

 
 В конце сентября на Алейск отправлялся хлебный обоз. Иван Степаныч договорился с начальником обоза, чтобы он помог Любочке сесть на поезд. Узлов набралось много: зимние вещи, стёганое одеяло, мешок сушёных ягод, туесок топлёного сала, сундучок с травами и настойками. Обоз провожало всё село. Аграфена Павловна прижала дочь к груди, долго гладила по голове, щекам, затем перекрестила и тихонько шепнула: «С Богом, Любушка!» Сёстры беззвучно плакали, Ариша с Шурочкой просили присылать открытки. Коля, Зина и Вася держали тётю за руки, Витюшки не было, и это тревожило Любочку. 

Иван Степаныч подсадил дочь на телегу и долго шёл рядом, держа в своей шершавой руке исхудавшую, почти детскую ладошку.   По пути следования к обозу присоединялись телеги из других сёл, и к Алейску их подошло более сотни. Поезд   Ташкент - Томск прибывал  ночью. Рабочие – женщины и подростки грузили зерно в товарные вагоны.  К  трём утра перрон был свободен.   
* * *

На каждой станции к составу цепляли вагоны. Поезд шёл медленно и выбивался из графика. Подолгу стоял на разъездах.  Трое суток пути утомили Любочку. Не было сил выйти на перрон долгожданного города Томска. Проводник помог вынести вещи. Кругом сновали подростки лет 12-15 и предлагали незамысловатые услуги. Неожиданно подошёл парень на костылях, в солдатской шинели, с цигаркой в зубах. Взглянув на растерянную девушку, свистнул, и через минуту подъехала тележка, запряжённая мальчишкой:
– Не трусь! Докачу с ветерком, – важно пообещал он.  Солдатик подсадил её на тележку, затем аккуратно уложил узлы и довольный, что всё вошло, скомандовал: «Пошёл»! 

Через полчаса вещи были в комнате, а возница пил чай, заваренный смородиновым листом. Смущаясь, Любочка положила рядом с его кружкой пять лепёшек смородины,  клубники, кусочек солёного сала и попросила подождать, пока она найдёт ему шерстяные носки.  Они попрощались и Любочка, наконец, сняла пальто.
 
Комнатка как будто ждала её. Аккуратно заправленная кровать выделялась необыкновенным покрывалом. Оно было кремового цвета с зелёным орнаментом и золотистыми кистями. Откуда такая красота? Неужели в такое страшное время есть люди, которые ткут такие необыкновенные вещи? Задавая вопросы, Любочка мысленно отвечала: «Жизнь продолжается! Надо всё делать хорошо! Нельзя отчаиваться! Надо жить и верить в Победу!»

Первая рабочая неделя пролетела быстро. Руководитель группы сразу озадачил Любовь Ивановну проблемой промышленного получения вещества с грифом АС. Ознакомившись с документацией, Любочка обрадовалась. Именно этот продукт был получен ею во время работы над дипломом. Серия лабораторных опытов была короткой и не давала однозначных ответов на возможность промышленного производства АС, так необходимого фронту.
 
К 27 годовщине Великой Октябрьской Революции продукт получил техническую аттестацию. С десятого ноября было начато производство в объёме, необходимом для дезактивации местности после наступательных действий Красной Армии. Директор завода поздравил группу и дал два дня отпуска. Первым делом - Любочка сходила в парикмахерскую и отрезала косы. Затем наведалась в заводской здравпункт и попросила лекарство от головокружения.
Старенький, но необыкновенно проворный доктор Константин Михайлович предложил ей раздеться. Послушал дыхание, измерил пульс, давление, температуру, проверил зрение и настоятельно велел хорошо кушать и побольше отдыхать. Выписал рецепт на очки и рассказал, где можно их заказать.
 
Он выдал бойкой девчонке несколько пакетиков с дрожжевыми таблетками, несколько порошков с лимонной кислотой и когда девушка была уже за дверью, выкрикнул: «Спать надо не меньше семи часов»!

 Было холодно. Любочка пришла в общежитие, затопила в комнате буржуйку и поставила чайник. Вода закипела быстро. Заварив сухари и смородину, с удовольствием поела. После ужина села писать письмо родителям, сестре Вере, племянницам Арише и Шуре. Рассказала обо всём понемногу, просила не переживать, потому что у неё всё хорошо. Ещё просила писать обо всех новостях: нашёлся ли Витюшка и кто как воюет. Передала привет Поле, племянникам Коле и Васе и Зине. Письмо получилось короткое, и какое-то грустное. В конце письма Любочка написала несколько строчек из песни, запомнившейся во время концерта, посвящённого 7 ноября:

Вставай страна огромная, вставай на смертный бой!
С фашистской силой тёмною, с проклятою ордой!
Пусть ярость благородная вскипает, как волна!
Идёт война народная, священная война!

 Чем заняться Любочка знала. Мысли о возможном использовании электролизных процессов для защиты металлов от коррозии, приходили давно. Можно на годы продлевать срок службы изделий из сплавов, если покрывать тонким слоем хрома, никеля, серебра, золота. Прикрыв глаза, Любочка представила себя в Москве на Выставке Достижений Народного Хозяйства, проводящей экскурсию в павильоне Современных Химических Технологий…   

 Воскресным утром,  быстро перекусив всё теми же сухариками, помчалась на завод. На проходной её долго не пропускали, ссылаясь на распоряжение директора: 
– Велели отдыхать, выполняйте приказ! Руки что ли чешутся? Состирнула бы чего, или прибралась в комнатёшке! Вот ведь наказание! –
Начальник цеха, вызванный бдительным охранником, посмотрел на Любочку, тяжело вздохнул и, взяв ответственность на себя, велел пропустить чуть не плачущего старшего технолога на законное рабочее место. В лаборатории  было тихо и пусто. Все, как положено, отдыхали. Сделав запись о назначении предстоящих опытов и количестве необходимых реактивов, Любочка начала «колдовать».  Вытяжной шкаф тихонько гудел, время летело незаметно, данные проведённых опытов радовали…  Неожиданно закружилась голова. что было дальше она не помнила...
            
 Сознание вернулось через сутки. Забота медсестры и нянечки смущала её. Доктор приходил через день в сопровождении старшего лейтенанта, который внимательно слушал, а иногда и записывал что-то в небольшой блокнотик. Любочка ни о чём не спрашивала, понимая, что время военное и что она подводит сотрудников лаборатории своим длительным отсутствием.
 
В субботу её навестил руководитель группы Пётр Иванович и передал привет от всех, включая начальника охраны, нашедшего её на полу лаборатории, и директора завода. Ещё он передал письма из дома и рассказал о хороших результатах, полученных при использовании их продукта при очистке территорий, освобождённых от фашистов.

Любочка закрыла глаза. Она была счастлива. Разве это не Победа?! Потом стала читать письма. Писала Ариша. Новости были плохие. Витюшка убежал на фронт. Нашли записку с его каракулями, кое-как разобрали и поняли, что он уехал с тем же обозом, что и Любочка. Поля искала его через военкомат, но никаких известий пока не получила. Её муж Пётр был ранен при форсировании Днепра и лежал в госпитале. Потом Ариша перечисляла, кто погиб. В списке были все те, кого Любочка знала с детства и с кем училась в школе. Слёзы текли по её худеньким щекам, она смахивала их и шептала: «Что с вами сделала война, мои дорогие мальчишки»!
   
Наступил 1945 год. Советские войска громили фашистов на территории Польши, Чехословакии, Югославии. Завод работал в три смены.

 В конце февраля поступил  заказ из Ленинградской области на большую партию хлоросодержащего  вещества для дезинфекции гидросооружений, озёр, рек и мест массовых захоронений. Было решено отправить в город Пушкин компоненты для производства хлорамина-Т, а также  специалистов: химика - технолога Афанасьеву Любовь Ивановну, лаборанта Семёнову Нину Тимофеевну, лаборанта Веселову Екатерину Петровну и гидрогеолога Рыбкина Евгения Ивановича.  Перед ними была поставлена задача: в кратчайшие сроки организовать производство на базе чудом уцелевших лабораторий сельскохозяйственного института. Через двое суток вагон с необходимым оборудованием и реактивами был опечатан и прицеплен к продовольственному составу  Томск - Ленинград, отправлявшемуся  3 марта. Неделя в пути прошла незаметно: изучали карты боёв с 1941г. по 1944г. и гидрогеологические карты области.
 *** 
 
Одиннадцатого  марта  благополучно прибыли в город Пушкин. Евгений Иванович пошёл искать военного коменданта города. К вечеру следующего дня груз был доставлен к двухэтажному зданию, в подвале которого находились лаборатории факультета почвоведения.  Через три дня привезённое оборудование было установлено и проверено. Агро и гидрогеологические карты Ленинградской области  совмещены с картой военных действий и захоронений. А вечером 16 марта первые килограммы АС были переданы курьеру спецподразделения, проводящего химическую и бактериологическую зачистку Ленинградской области.
Приезжала полуторка, и девчата дружно сгружали полевую кухню, фляги с водой, дрова, почту, а затем быстро загружали кузов контейнерами АС. Сопроводительные документы получал под роспись шофёр Сан Саныч, искренне удивлявшийся и с чувством повторявший одну и ту же фразу: - «На такое способны только сибиряки!»
 ***

 Выходным днём определили субботу. Стирали бельё, мылись и писали письма. Любочка сообщала родителям, что кормят хорошо, работа интересная, люди замечательные и просила не волноваться.  В начале апреля лабораторию подтопило. Евгений Иванович набросал доски, но это не помогло. Любочка предложила перебраться в другое помещение, девочки поддержали её, а Евгений Иванович напомнил, что переезд повлияет на сроки и объёмы выпуска продукции и что лучше найти причину – то есть определить, откуда поступает вода.
 ***

На следующий день, захватив фонарь и планшетку, чтобы набросать план подвала и возможных тоннелей, Евгений Иванович спустился в лабиринт. Работа шла медленно. Через несколько часов стало ясно, откуда сочится вода. Осталось обследовать северное крыло и тоннель, ведущий неизвестно куда. Передохнув, Евгений Иванович зажёг фонарь, сверил по компасу своё местонахождение и начал осторожно продвигаться вперёд. Вдруг ему послышался вздох, а может стон и снова какой-то неясный звук. Выкрутив до отказа фитиль и подняв лампу над головой, Евгений Иванович начал тщательно осматривать помещение. Звуков больше не было. В углу лежали огромные снопы пшеницы. Он подошёл поближе, разворошил их, удивился величине зёрен, упавших на пол, наклонился, чтобы поднять  и наткнулся на руку человека. Евгений Иванович разбросал снопы и то, что он увидел, потрясло его.  Он, коммунист с 1935 года, неожиданно для себя вспомнил и бога и чёрта.
 ***

  На снопах лежал человек. Тело, прикрытое тряпьём и соломой, показалось почти детским.  «Надо поискать документы и если это наш, срочно отправить в госпиталь, если немец, то… пристрелить и делу конец!» - Евгений Иванович тщательно проверил «одежду» и нашёл обгоревший кусок плотной бумаги, на которой было что-то написано на немецком языке.
Сделать то, о чём подумал, Евгений Иванович не решился: а вдруг это всё-таки наш...
 ***
               
Поднявшись из тоннеля, он подозвал Любовь Ивановну и без предисловий сообщил, что  в подвале здания скрывается человек, возможно солдат немецкой армии, и их долг доставить его куда следует. Любочка предложила помыть неизвестного и оказать медицинскую помощь, иначе солдат может умереть и не рассказать, как он оказался в глубоком тылу. Евгений Иванович согласился, и они начали готовиться к «эвакуации немчуры». Подогрели ведро с водой, взяли фонарь, палатку, одежду, бинты, спирт, инструменты и спустились в подвал. Когда Евгений Иванович снял  лохмотья, перед ними оказался худенький юноша, почти мальчик. Любовь Ивановна остригла волосы, вымыла голову, тело, особенно долго возилась с руками и ногами. Евгений Иванович обработал спиртом болячки, потом надели всё, что полагается, уложили на палатку, и через час найдёныш уже лежал в кровати.
 ***

Почти неделю вся группа ухаживала за солдатом. Сообщать  в соответствующие органы пока не стали.
               
 «На фронт Иоганн Риттербах был призван в конце декабря 1943 года в возрасте двадцати лет. С 1940 года учился в Гёттингенском университете на медицинском факультете. Специализировался в области хирургии полостных органов. Он не разделял идеи фюрера о всемирном господстве, но отказаться от участия в восточной кампании не мог под страхом физического уничтожения. В январе 1944 года в составе фельдшерской бригады был направлен в район города Ораниенбаума. Во время налёта английской эскадрильи, полевой госпиталь был разбомблен, он контужен, а когда пришёл в себя никого вокруг, кроме убитых не было. Иоганн несколько дней шёл по полям, обморозился, а когда увидел полуразрушенное здание, решил укрыться от холода. Нашёл еду. Сначала считал дни, потом сбился и молил Бога о конце войны и сохранении жизни».
 Любовь Ивановна  записала всё, что смогла понять, потом добавила: кем и где был обнаружен немец, поставила свою фамилию, имя, отчество, роспись, должность и дала прочитать Евгению Ивановичу. Тот внимательно просмотрел запись и спросил, сколько русских солдат убил Иоганн. Любовь Ивановна перевела вопрос. Иоганн ответил, что это не его специальность. За две недели работы в полевом госпитале видел только одного русского офицера. Ему была оказана медицинская помощь, а потом офицера отправили в штаб армии. Евгений Иванович дописал сказанное, завизировал документ и попросил фельдшера осмотреть левую ногу, на которую он с трудом наступал. Буквально за четверть часа Иоганн сделал всё, что надо. Любочка смотрела на его уверенные движения и думала о том, что вряд ли ему придётся вернуться на родину и окончить университет...
 ***

  За неделю рана затянулась, и Евгений Иванович опять начал думать о том, что делать с немцем и как помочь ему в том смысле, чтобы он остался жив и лечил людей. Иоганн всё это время работал вместе с девушками.  Химию он знал прекрасно, и ему не надо было объяснять, чем занимаются люди, спасшие его от смерти. Как-то, беседуя с Любовь Ивановной, Иоганн обратил внимание на её кашель и яркий румянец.  Ничего не говоря, он взял конусообразную реторту, осторожно отбил донышко, заклеил острые края полоской бумаги и приложил к спине девушки. Долго слушал дыхание, измерял пульс, заставлял приседать, делать наклоны вперёд-назад и снова слушал дыхание и считал удары сердца. Затем пощупал губами лоб, убедился в отсутствии температуры и в наличии крупных капелек пота и с волнением в голосе сказал, что её болезнь называется «tuberculum». Она попросила его всё подробно написать ей в тетрадь и заверила,  что по возвращению в Томск обязательно сходит в больницу.
Иоганн очень долго писал, а потом сказал, чтобы она ежедневно съедала пятьдесят граммов сливочного масла, двадцать граммов толчёного мела, выпивала на ночь стакан кипячёного и немного подсоленного молока, а главное – держала ноги в тепле.
 ***

 На неделе Евгений Иванович отвёз докладную о происшествии в комендатуру, и девчата стали собирать Иоганна в дорогу. Положили смену белья, кусок мыла, полотенце и сухой паёк.  Рассуждая о судьбе Иоганна, они неожиданно поняли,  что в  страшной войне страдают не только  советские люди, но и простой народ Германии.  Немцы тоже хотели жить, работать, растить детей, а самые талантливые создавать шедевры в литературе, живописи, музыке, как их великие предки. Но  Гитлер и его последователи лишили их этого права и погнали на войну во имя бредовой идеи мирового господства третьего рейха. 
Вечером приехал военный комендант. Привёз бумаги на крупный заказ и замечательную новость: Наша армия ведёт бои в логове фашистов – городе Берлине, и война может закончиться в любой момент.  Затем  долго допрашивал Иоганна, после спустился с Евгением Ивановичем в подвал и осмотрел место, где был найден немец. Наконец, сказал, что будет ходатайствовать перед трибуналом о сохранении жизни пленника, как непричастного к военным действиям.
 ***

Провожая Иоганна, все были уверены, что в его деле разберутся, и что он доучится на хирурга и вылечит ещё много, много больных.
После их отъезда Евгений Иванович ознакомился с заказом. Объём работ предстоял большой, и на следующий день с Сан Санычем была передана бумага с просьбой: «…командировать пять человек для исполнения работы в срок…» Утром специальным рейсом прибыли помощники.
– Встречайте стахановцев! – Сан Саныч завёл в лабораторию группу из трёх человек, получил роспись Евгения Ивановича в путевом листе и, насвистывая весёлый мотивчик, удалился. Неопределённого возраста пареньки сообщили, что прибыли для выполнения задания государственной важности. Нина и Катя накормили ребят, выдали спецодежду, проводили в большую комнату и помогли заправить кровати. Потом Евгений Иванович рассказал о технологическом процессе получения дезактивирующего вещества, о его свойствах и назначении, а главное – об отравлении при несоблюдении правил безопасности. Затем представил мальчишкам Любовь Ивановну, которая «научит всему за короткий срок». Потом ребята рассказали о себе, о родителях и о том, как жили три страшных блокадных года. Все слушали и утирали слёзы.
 ***

 Несколько дней Любовь Ивановна занималась с мальчишками. О химии они «слышали», потому что закончили по шесть классов средней школы. Старательно писали уравнения реакций, учились рассчитывать концентрацию растворов, усердно проводили опыты и испытания на местности. Вечером помогали разгружать полевую кухню и грузить контейнеры АС.
 ***               
«9 мая фельдмаршал Кейтель и маршал Жуков подписали акт безоговорочной капитуляции немецкой армии. Эту радостную новость 11 мая привёз Сан Саныч. Евгений Иванович позвал всех и предложил выпить за Победу,  за Сталина и Жукова. За всех живых и за тех, кто отдал свою жизнь за мир на всей Земле.
Май прошёл незаметно. Ребята освоили работу, окрепли, стали улыбаться и даже шутить. Евгений Иванович был доволен ими, и частенько вёл беседы о будущем. Мишка и Толик переглядывались и заявляли, что «хотят стать военными, чтобы ни одна сволочь не смогла даже приблизиться к их родному городу Ленинграду». Альберт смущённо оглядывал всех и тихо говорил: – Люблю петь и читать стихи. Если получится, буду артистом! Он говорил так убедительно, что ни у кого не возникало сомнений в исполнении его мечты.  Неожиданно пришёл приказ: «В срок до 10 июля передать остатки реактивов в распоряжение военного коменданта города Пушкин и отбыть в г. Томск»  12 июля Альберт, Миша и Толик провожали сибиряков домой. Девчонки плакали. Евгений Иванович обнял мальчишек и сказал только два слова: держитесь в седле!  Это пожелание с честью было выполнено.  Миша Иванов стал микробиологом. Толик Кузнецов химиком. Альберт Борисов актёром. Мишу и Толика Любовь Ивановна никогда больше не видела, но изредка получала поздравления, которые приходили в родное село Боровское  многие годы. А фильмы с участием  Альберта Борисова смотрела с восхищением, потому что худенький мальчик с печальными тёмными глазами добился того, о чём мечтал в редкие минуты отдыха.
 ***               

До сентября 1945 года Любовь Ивановна пролежала в  больнице. Иоганн поставил точный диагноз. Написал всё на латыни, и заведующий инфекционным отделением долго удивлялся его профессионализму и назначениям. В начале октября Любочке стало лучше, и по рекомендации врачей она навсегда уехала из города Томска в родное село Боровское.  Дома она узнала, что мужья её сестёр Петр и Павел геройски погибли при форсировании Эльбы и посмертно награждены орденами Славы третьей степени, что от племянника Витюшки, сбежавшего на фронт до сих пор нет известий, а племянники Коля, Зиночка и Вася умерли от тифа. Из одноклассников с войны вернулся только Иван Санин.

Наперекор всему жизнь продолжалась. Мама кормила Любочку барсучьим мясом и поила составом, настоянным на почках берёзы и сосны. Соседка приносила козье молоко. Кашель становился мягче, без спазмов и кровяных сгустков. Фельдшер Ерофеич исправно выдавал флакон спирта и радостно потирал руки, когда видел улучшение здоровья девушки. Приходил Иван Санин и рассказывал всякие истории о сражениях, подвигах однополчан, о врачах и медсёстрах. 
В сентябре 1946г. Директор школы Лука Егорыч  попросил  Любочку  вести уроки химии в шестом и седьмом классах.
 
Найденные в шкафу пробирки и реторты были отмыты до блеска. Спиртовка заправлена «горючим», оторванным Ерофеичем от сердца. Оставшиеся с довоенных времён реактивы рассортированы и ссыпаны в стеклянные баночки. Для каждого урока Любовь Ивановна писала подробный план и строго следовала ему. На её уроках частенько присутствовал директор. Ему нравилась активность учеников и их интерес к предмету. Он шутил, что тоже может вести уроки, потому что вспомнил почти всё и узнал много нового. Учебный год прошёл быстро. 24 мая директор школы пожелал всем счастья, здоровья и мира во всём мире.
 
В начале июня пришло письмо от Евгения Ивановича. Он сообщал, что Иоганн амнистирован и работает в городе Константиновка Донецкой области. Лечит военнопленных, работающих на металлургическом комбинате. Это известие и адрес прислал ему военный комендант города Пушкина. Ещё Евгений Иванович просил Любовь Ивановну написать Иоганну.  В тот же день Любочка написала письмо. Ответ пришёл спустя два месяца. Иоганн благодарил за участие в его судьбе и выразил надежду, что наступит время, и они увидятся…

К концу августа Любовь Ивановна добралась до Константиновки и добилась приёма у директора комбината. Он встретил её хорошо. Посмотрел диплом, трудовую книжку, расспросил о прежнем месте работы и пообещал после соответствующих запросов в Томск принять её на работу. Ответ из Томска пришёл быстро и с хорошим отзывом.
 
 Комбинат был восстановлен частично. На полную мощность работали три цеха: аффинажный, по производству аккумуляторных пластин и гальванический. Складских помещений не было, поэтому продукция отгружалась ежедневно. Пленные немцы были основной рабочей силой и в цехах и на погрузке. «Гегемоны» - так их называли вольнонаёмные, работали по четырнадцать часов в сутки. Семь часов отводилось на сон и три часа на личные нужды. На территории комбината, в деревянном домике разместился здравпункт. Доктор Иоганн жил в маленькой комнатке, а в большой вёл приём соотечественников, медленно умиравших у него на глазах от ран и вредных условий  работы.
 
Первого сентября 1947 года на металлургическом комбинате, в лаборатории сплавов появился химик-технолог Афанасьева Любовь Ивановна. Коллектив лаборатории в составе шести человек работал вместе полгода. Бригадир, которого все называли дядя Петя, и ещё пятеро лаборантов-мальчишек. Работы было много. Количество проб за смену доходило до пятидесяти. Каждая проба проходила аттестацию, то есть, оформлялся документ, в котором отмечалось всё: дата, время, вес, чистота, номер установки, номер бригады и ещё много какой информации. Первая рабочая неделя прошла быстро. В субботу, после обеда Любовь Ивановна пошла в здравпункт, поставив в известность начальника ВОХР. Тот запросил отдел кадров о состоянии здоровья вновь принятого специалиста Афанасьевой Любови Ивановны. Ему прислали ответ, где коротко и красноречиво было написано: « … туберкулёз лёгких в закрытой форме…»

Когда Любочка подошла к здравпункту, было восемь часов вечера. На скамеечке сидело несколько немцев. Они негромко переговаривались, и на её приветствие: Guten Abend! Дружно ответили: Guten Abend, Fraulein! Она зашла в домик и заглянула в приоткрытую дверь. На самодельных полочках стояли флакончики, баночки, коробочки. В застеклённом шкафу на белоснежных марлевых салфетках лежали хирургические инструменты. На кушетке лежал пациент. Иоганн, склонившись над ним, обрабатывал рану и тихонько говорил: Alles, alles, wenig Ausdauer, bitte! Услышав шаги, он обернулся и сказал: - «Прошу Вас ждать пять минут»! «Gut! Ich wurde  funf  minuten erwarten»! –  ответила Любовь Ивановна.  Иоганн, всё ещё не понимая, кто стоит перед ним, подошёл посетительнице…

Почти шесть лет, обожжённые войной, пленом, болезнями, но не потерявшие способности любить, Иоганн и Любочка находили мгновения, чтобы быть рядом. Он лечил её от страшной болезни – чахотки, она поддерживала его веру в то, что придет время, он вернётся в Германию, продолжит учёбу в университете, найдёт родных и будет счастлив.
 ***               
 
Пятого марта 1953 года умер Сталин. Везде были вывешены портреты с траурными лентами. Люди старались меньше общаться. Говорить о смерти Вождя никто не решался. Даже пленные были задумчивы. Кто знает, что придумает новый руководитель Советов? Расстреляют и весь разговор! В конце марта Верховным Советом СССР было принято решение о репатриации. Полторы тысячи военнопленных готовились к отъезду из Константиновки. Иоганн решил остаться на комбинате, но Любочка убедила его вернуться на Родину. Прощались с надеждой на встречу, без слёз и клятв. Прощались два человека, соединённых войной и разлучённые мирным политическим решением.

Эшелон отправлялся 1 апреля, глубокой ночью. Пленных разместили быстро. Маршрут следования и дата прибытия эшелона в конечный пункт были засекречены. Однако почти все жители пограничного города Франкфурта знали, когда прибудут соотечественники. Сотни мужчин и женщин пришли на вокзал с цветами, корзинами с едой и одеждой, но никого не пропустили на перрон, принявший бывших солдат третьего рейха. 

Изучив документы, председатель комиссии по восстановлению гражданства предложил Иоганну Риттербаху продолжить образование в Берлинском университете. Иоганн без колебаний согласился.  В начале сентября 1953 года на факультет полостной хирургии прибыл новый студент – худенький тридцатилетний мужчина, переживший войну, плен, счастье и разлуку с любимой женщиной, но не потерявший желания  быть нужным своей стране.  Об этом Любовь Ивановна узнала спустя много лет от  Вельк  Ольги Вильгельмовны – учителя немецкого языка Мамонтовской средней школы,  выехавшей на постоянное место жительства в Германию в 1993 году и нашедшей Иоганна Риттербаха.   

После отъезда немцев комбинат стал работать в одну смену. Работы было мало, и Любовь Ивановна написала заявление на увольнение. Директор без проволочек подписал приказ. В отделе кадров тоже всё быстро оформили. В бухгалтерии выдали расчёт и сердечно попрощались с химиком-технологом Любовь Ивановной. Дядя Петя сказал напутственное слово: «Беречь себя, а главное – найти хорошего человека и создать с ним крепкую советскую семью». 

В середине августа Любочка приехала в село Мамонтово, раскинувшееся среди озёр в сорока километрах от родного села Боровского. Остановилась у подруги Клавы. Её муж работал директором вечерней школы и предложил вести занятия по математике.  Занятия начались в октябре. Почти все ученики были взрослые люди. На первом уроке Любовь Ивановна выяснила уровень подготовки.

 Математика почти для всех оказалась китайской грамотой. И тогда она придумала задачи,  максимально приближенные к жизни, а также оценила их сложность  в килограммах. Чем сложнее задача, тем больший  вес. Самым «сильным» ученикам присваивались звания: «Илья Муромец», «Добрыня Никитич», «Алёша Попович». Стремление стать «богатырями» было у всех…               

Летом 1957 года умер Иван Степанович. Ему было восемьдесят два года. Он успел поговорить со всеми, дал напутствие, просил не плакать, а благодарить Бога за долгую и счастливую жизнь. Аграфена Павловна долго держала руку Ивана Степановича, и когда он отошёл в мир иной, прикрыла его лицо рушником, вышитым ею шестьдесят лет назад для поднесения его родителям хлеба и соли во время сватовства. Через пять лет Аграфена Павловна тихо ушла к своему дорогому Ивану Степановичу.
 
Почти тридцать четыре года Любовь Ивановна отдала школе. В 1953 году родила дочь. Назвала Ириной. Дочь окончила школу, электротехнический институт,  вышла замуж, родила сыновей Евгения и Константина.

В 1984 году в декабре умерла Вера Ивановна. Она жила у дочери Надежды, родившейся в 1953 году от поздней любви к никому не известному мужчине. Проводить в последний путь сестру и тётю приехали все.
 
Свой последний день  22 июля 2001 года Любовь Ивановна провела с Ириной Павловной – Аришей, Александрой Павловной - Шурочкой и дочерью Ириной. Вспоминали прожитые годы. В эту ночь мама рассказала мне историю любви к немецкому юноше. А через несколько часов её сердце остановилось навсегда.
 Почти всё село пришло проводить в последний путь свою любимую учительницу, тайну которой знал лишь один человек: Вельк Ольга Вильгельмовна