Утро 9 мая в сибирском селе начиналось всегда буднично. Впрочем, наверняка оно так начиналось по всей стране. Накануне деды шли в баню, где был ветеранский день. Непременно вели с собой внуков, пить самый вкусный лимонад. Несли с собой «особые» веники. В такие дни в банной раздевалке пахло гуталином, кожей, табаком... армией пахло. Наши деды в голом виде часто представляли собой довольно жуткое зрелище. Война прошлась по ним жесткой «бороной», испятнав ожогами, рваными шрамами, отметившись культями после ампутаций. Помню изображенного на чьем-то предплечье кита, "разваленного" на две части старым рубцом.
- Видишь, парень, - шутил ветеран, - убили моего Иону.
Особенно бывшие танкисты легко узнаваемы (как леопарды). Но, с другой стороны, мы (мелочь школьная) как-то даже гордились их шрамами. Незаметно кивали друг другу, мол, и мой не хуже других. А впервые увидев дедов в неглиже, внуки ревели от жалости к ним. Ненависть - взрослое чувство и приходит позднее. Однако, кто видел такие тела, с детства начинал испытывать сильнейшую нелюбовь к темной, нам не известной и явно подлой силе, что оставила на наших пращурах страшные отметины. А они шутили, гремели шайками под медными кранами, лезли на недоступной высоты полок, в сизое марево жуткого пара. Потом сидели на скамейках, тискали в ладонях «кулачные» кружки, вяло пикируясь с банщиком. И очень нам нравилось белоснежное, хрустящее белье, которое одевали деды. Оно было явно серьезней всех наших маек и футболок. Две мечты было тогда у нас с приятелем - чтобы штаны с ширинкой купили и белье «солдатское». Надо сказать, что штаны мне купил дед Авксентий, а вторую мечту исполнило Министерство обороны СССР. В этот день никто крепкого не пил…
Рано утром дед Сергей ставил на кухонный стол зеркало и доставал с полки большую алюминиевую банку. По сути, это был единственный трофей, привезенный им с войны. Немецкие солдаты хранили в ней бритвенные принадлежности. Там была "безопаска" с рифленым покрытием, серебряная чашка и помазок с такой же ручкой. Ровно такой набор был и у деда Авксентия. Единственно, что бритва «опасная», с темным лезвием и костяными накладками. Ее правили на широком кожаном ремне, и то искусство бритья, по сути, ушло с их поколением. Деды неспешно брились, скрипя жизнью продублённой кожей. Казалось, что крепостью своей она уступала лишь их мозолистым ладоням, которыми (при желании) можно было полировать латунные «бляхи». Закончив скоблить седую щетину, дед наливал в горсть одеколона и… довольно «шипел» своему отражению: «Как новый сапог!» Рубашку бабка гладила еще с вечера. «Парадная форма» состояла из «выходного» пиджака с двумя темными медалями и орденом. А также повседневных яловых сапог, доведенных шеткой и сукном до зеркального состояния. В первый год войны наградами не баловали. Дед Сергей был пулеметчиком и в 42-м году попал в плен под Котельниково. Их дивизия, курсанты и морская пехота почти все полегли в степи. Собрали немцы по окопам и медсанбатам тех, кто мог ходить. Кто не встал, тем вечная память. До Цимлянска дошла едва треть. Оттуда бежал первый раз…
Ближе к десяти утра село начинало выходить за ворота. Собирались семьи у палисадников, на скамьях и бревнах. Мужики курили. Женщины выносили на улицу графинчики, немудреные соленья. Присоединялись знакомые, подошедшие с дальних улиц. Приподнимали кепки, вежливо приветствовали друг друга, принимали подношение. Смешно было смотреть, как взявшись за штофную рюмку, некоторые ветераны крестились в сторону реки (где раньше стояла церковь) и лишь потом прикладывались. Нам хотелось послушать что-нибудь о войне, а они говорили о погоде, о видах на урожай, о новом комбайне или сколько кабанчиков держать. Празднично одетая молодежь сбивалась в стайки, где шли уже свои разговоры. Где служат братья, кому идти в этот год. И уже появилось новое слово - Афган…
Над селом, набирая силу, неслась бравурная музыка. Из соседнего двора выскакивал сосед - военкоматский старлей и, придерживая новенькую фуражку, бежал к месту сбора. За ним начинала тянуться и улица. Мужчины выходили на асфальт и как бы отделялись от своих семей. Мерный лязг подков и наград. Они шли по всей ширине дороги абсолютно не в ногу, не строем, но не создавали впечатление толпы. И одинокие бабки, стоящие у калиток, вдруг начинали тихо рыдать в платки, отворачиваясь от людей. Вдовы. Видимо, так уходили когда-то и их мужья, разом отделенные кромкой дороги от мирной жизни.
На призывной пункт приводили нам деда. Помню, медалей у него тоже было негусто. «За отвагу» пара, Ушакова, за взятие городов и победу над Германией. Звездочка была с отколотой эмалью. И был он совершенно не героический ветеран… морской пехоты Черноморского флота. Вынесший битву за Севастополь, потопление госпитального судна, десант под Новороссийск и поход в Румынию. Спокойно рассказывал молодым парням, как «кайлят» в камне траншеи, как на раскаленных скалах хочется воды, а ночью холодно. Как ползают к румынам и немцам за патронами, а после таких вылазок даже опытные краснофлотцы, бывает, сходят с ума. А опытным ты считаешься уже через пару боев. И нет тебе поблажек, да и никому нет. И склоняются бритые головы от такого спокойного рассказа…
В центре села, в небольшом парке стоит обелиск. Горит огонь. На обелиске фамилии погибших солдат. Они идут парами, пятерками, есть и под десяток. В некоторые семьи ни кто не вернулся из ушедших мужчин. Фронтовики становятся отдельным строем. Их тогда много было, в несколько шеренг стояли. Среди выцветших колодок попадаются новенькие. Тогда популярна была фраза «Награда нашла героя». Видимо, дошли руки до архивов, и военкоматы массово вручали фронтовикам нежданные негаданные уже медали и ордена. В этот день первым всегда говорил военком. Начинал он с перечисления фамилий и имен фронтовиков, не доживших до этого дня. И молчали люди, вспоминая тех, кого догнала война…
А вечером село гуляло. Гуляло так, как будто деды и отцы только вчера пришли с эшелона. За четыре сотни лет существования села не было эпох, чтоб с этих улиц не уходили парни воевать. Густо засеяны поля Европы костями сибирских стрелков и казаков. Хотя почему сибирских? Русский солдат, стоящий на защите своего Отечества, всегда многолик, многоконфессионален и разноязычен. Христиане и мусульмане. Буддисты и иудеи. Русские и украинцы, буряты и армяне, чеченцы и татары, якуты и мордва, башкиры и… сотни этносов и народов. И все в этот день приходят к Вечному огню, к плитам, на которых имена предков. Идут к скромным обелискам и величественным монументам. Есть такая у нас народная потребность.