Я, как и основная масса мальчишек, улыбался, входя в кабинет физики и видя на стене портрет Ома. В переводе на таджикский язык получалось совсем не то, что было на картине. Глупо, конечно, но из песни слов не выкинешь.
Когда перед просмотром фильма в кабинете физики автоматически, со звуком наступающего танка, начинали задвигаться шторы, нам с Нариманом казалось, следом опустится потолок. Стол Валерия Александровича, преподавателя физики и нашего классного руководителя, располагался на возвышении, как трон. На нем находился пульт управления с различными выключателями и лампочками,— все это выглядело как в фильме про Фантомаса.
Все-таки кинопроектор не заменить никакими видео. Сама атмосфера кинозала, создавая уют в темном помещении, сближала нас. На кого-то она действовала усыпляюще, кто-то искоса поглядывал на девчонку, которая нравилась, или переписывался, бросая записки. Здесь можно было рассказать старый несмешной анекдот и посмеяться, в полглаза и в пол-уха следя за происходящим на экране.
В «цитадели» физики кинопроектор органично вписывался в общую физическую атмосферу. Сделан он был на самаркандском заводе КИНАП, о чем вещал медный шильдик. Ходили как-то вокруг этого завода с пацанами.
Забор огромный, сверху колючая проволока, не хватало только вышек и собак. Из увиденного запомнилась серая проходная и валявшийся рядом с ней здоровенный баклажан, на который какой-то юморист натянул презерватив. Как этот натюрморт был связан с заводом, мы только догадывались.
Видимо, уже тогда администрация предприятия боролась нетрадиционными методами с нерадивыми сотрудниками. Может, из-за них пленка на кинопроекторе иногда слетала с катушек, и нам приходилось имитировать свист, подгоняя «сапожника» к быстрому реагированию.
Валерий Александрович снисходительно терпел всех. Нас с Нариманом, вечно смеявшихся. Девчонок, сидевших за нами, и отвечавших на любой вопрос: «Я не готова». Сервера, дублирующего девочек тоненьким голоском: «Я не готова».
Лагутина Санька, пойманного на хлопке в конце рабочего дня с пустым фартуком и совравшего: «У нас там горы курака», а потом, при раскрывшемся вранье, Валерий Александрович, злой, как никогда, спрашивал у него: «Идиотина, где твой курак?».
Когда на хлопке, Валерий Александрович зашел в нашу комнату перед сном для своих нравоучений, нам, чтобы спокойно заснуть, пришлось выпроводить его безобразным образом: естественными звучными последствиями горохового супа, поданного на ужин. Со словами «Ну вы даете!» он ушел. Продолжая куражиться после его ухода, Камиль сжег свои спортивные трико, тужась и поджигая «последствия».
Мне он иногда делал поблажки, зная, что занимаюсь радиолюбительством. Правда, он не ведал, что все радиодетали на электрических схемах, которые я паял, находил на помойке. Разделение труда на улице было четким: кто-то с помойки питался, кто-то радиолы тащил. Наши интересы во дворе не пересекались. Иногда радиодетали приносил отец с работы.
Редко, но приходилось покупать их в магазине рядом с кинотеатром «Шарк Юлдузи».
Однажды в этом магазине я впервые увидел видеомагнитофон. Огромного размера черная коробка, с лифтом для кассеты, чем-то напоминавшая бобинный аудиомагнитофон; стоил он немереных денег.
Валерий Александрович мужик был видный. Хоть и иронизировали в школе над его единственной рубашкой и туфлями, выглядел он всегда на «отлично». Чистенький, опрятненький, выглаженный и выбритый. Рубашка, даже в жару была застегнута до последней пуговицы. Он сводил с ума не только Орлову, курившую с ним в его кабинтете на переменах, но и девчонок из старших классов.