Есть на белом свете, в самой середине Молдавии, одна забавная местность, и я в ней потихонечку живу. Давно уже живу, научился узнавать людей и окрестности и запомнил даже некоторые имена и названия. Вон тот холм, например, называется Студенец. А вон тот – почему-то Палка. Люди здесь говорят на очень смешном языке, смеси украинского, русского и молдавского. Я этот язык понимаю, но говорить не могу, только восхищённо слушаю, влюбляясь в отдельные слова. В слово «какастрофа», к примеру. Или в слово «калаур». Это кричала одна бабулька , ругая инфернально бухого супруга своего. Я сначала подумал, что это она его обзывает. Дескать, негодяйщик ты, анкаголик, калаур паршивый. Потом только дошло, что бабуля на помощь звала, что «калаур» – это «караул».
Никогда, ах никогда не стать мне своим среди этих людей. Разве смог бы я так позвать на помощь? Увы… Навеки суждено мне остаться приезжим. А кот мой, кстати, местный. Он тут родился. И прекрасно, органично выговаривает слово «калаур».
Эта весна нелёгкой выдалась для кота. Девять кошек по соседству, и все они по очереди впадают в истерическую нежность. Бедный Яшка похудел вдвое. Только хвост остался в прежнем объёме. Был солидный гладенький пельмень, а теперь – тощая пыльная доска. Уши исцарапаны, шерсть частично выщипана конкурентами, очи светятся священной скорбию любви.
– Калаур! – вопит Яшка – калаууууррр! – и скачет по огородам, по клумбам, по крышам сараев, вдохновенно оттопыривая тестикулы и струйками помечая всё на своём пути.
Сегодня к нему на вопли вышла Муся, позапрошлая его подружка, так он и её пометил, прямо в нос. И убежала Муся прочь, чихая и тряся головою. А подлый Яшка всё орёт: «Ка-ла-уууур! Поможите, люди добрые! Выйди, выйди, кошка Ляля!»
Небо посмурнело, со стороны Башкирова озера доносится хриплое громыханье. Гроза идёт. Но до нас не доберётся. Все местные это знают, и даже я уже знаю. Потому что это не наш дождь. Наш дождь всегда приходит с юго-востока, с Палки, он там живёт. А за Башкировым живёт фурченский дождь, и он теперь полетел к селу Фурчены.