Здесь можно увидеть больше фотографий: https://www.youtube.com/watch?v=v6CDmEjD5WE&t=32s
Сегодня, дорогой Джеймс, мне грустно: мы улетаем из Австралии. Неделя промчалась бешеным эму, оставив после себя хаос впечатлений и вихрь размышлений. И теперь, сидя в удобном кресле аэробуса, я пытаюсь сложить пёстрые кусочки калейдоскопа в единую картину.
Под крылом помелькал и скрылся из виду Сидней, а воспоминания вновь и вновь возвращают меня в город, по которому мы колесили на автобусе, добравшись до того места, где в январе 1788 года бросили якоря одиннадцать кораблей Первого флота под командованием Артура Филиппа. Капитан объявил о создании нового поселения, о том, что отныне он является губернатором Нового Южного Уэльса и первые 800 заключенных и 200 охраняющих их солдат сошли на берег. Посмотрели налево – вода, направо – вода, и построили дома, у которых нет ни одного окна, ни единого балкона с видом на море. Осточертело оно им за восемь месяцев плавания. Не то, что Вам, мистер Кук. Вы и сейчас со своего пьедестала взираете поверх парковых деревьев в сторону моря. И протягиваете к нему руку. Им Вашу любовь не понять. Они преступники. Раньше, до провозглашения США своей независимости, таких десятками тысяч переселяли на американский континент, теперь привезли сюда, в Австралию.
Сначала собирались назвать новое поселение Альбионом, но в последний момент передумали и дали ему имя лорда Сиднея, бывшего на тот момент министром британских колоний. Нет никаких доказательств того, что лорд «в рот не брал хмельного», зато точно известно, что «обожал подхалимаж». Потому что за Первым флотом последовали Второй, Третий… И все они занимались только транспортировкой заключенных во вновь образованную колонию. Вскоре после этого среди аборигенов, населявших местность, прилегающую к Сиднею, разразилась эпидемия оспы, в результате которой тысячи из них умерли. А тех, кто выжил, офицеры превратили в рабов, используя при расчетах за товары и услуги ром. Народ, доселе не знавший спиртного, очень быстро спивался и погибал. Я рассказывала Вам эту горькую историю в Хайдпарке.
Помните? Это было романтично: луна, звезды, парящий на тройном возвышении Вы, великий капитан Кук, и маленькая я у Вашего подножия. Вы были столь добры, что позволили мне обнять Вас. Точнее, «краеугольный» камень Вашего постамента. А выше я всё равно не смогла бы дотянуться. Потом я расположилась на скамеечке напротив и задушевная беседа потекла. Я помню её от слова до слова.
-- Понравился ли Сидней? – спросили Вы у меня.
-- О, да! Красивый, уютный город, – ответила я.
-- И удобный! Посмотрите, как мост через пролив Харбор удачно соединяет южную его часть с северной, – гордо заметили Вы. – Вы на нём побывали?
-- Ещё бы! Дошли до первого пилона. Поднялись на него. Полюбовались городом с высоты. Посмотрели в зале фильм о том, как строился мост, как его в 1932-ом году открыли. Можно было еще залезть на арку, но мы не рискнули – уж больно ветрено сегодня. Вместо этого посидели немного возле Круглой бухточки. Ели креветки, наблюдали, как прогулочные пароходики снуют туда-сюда, приветствуя друг друга весёлыми гудками. Потом поехали на пляж Бондай. Аборигены говорят, что именно с таким шумом волны набегают на берег: «Бон-дай! Бон-дай!» Я же слышала только визг резвящихся на песке ребятишек. Сейчас почти никто не купается. «Осень, – говорят, – холодно: всего 18 градусов». Но мы всё равно побродили по воде. Не могла же я пойти на встречу с Вами, не замочив ног (и закатанных до колена штанин) в Тихом океане.
-- А как вам опера? Наша гордость и символ?
-- Да, Джеймс, впечатляет. Она напоминает мне олимпийскую регату, когда натянутые тугими дугами паруса уносят яхты вдаль. Мы узнали и любопытнейшую историю строительства этого здания. Оказывается, до 20 апреля 1973 года в Сиднее вообще не было оперного театра. Но сначала дирижер сэр Юджин Гуссен заразил идеей строительства театра немало влиятельных людей Сиднея, нашел подходящее для него место и заручился поддержкой правительства, которое тут же объявило конкурс на лучший проект театра. Требования состояли в следующем: на ограниченной по размерам и окруженной с трех сторон водой площадке необходимо было возвести здание, включающее в себя два зала – большой и малый, гримерные, помещения для репетиций и хранения реквизита. Из двухсот присланных к рассмотрению работ большинство было отклонено по одной простой причине: выглядели они чересчур массивно и угнетающе. И только один устраивал по всем статьям: залы были поставлены вплотную друг к другу, декорации и реквизиты автор предлагал хранить в специальных углублениях, а проблема громоздкости снималась благодаря акцентированию внимания на белой в виде парусов крыше. Никто и никогда, правда, такой ещё не делал, но автор проекта Йорн Уотсон нашел способ её изготовления, придав каждой раковине треугольную форму, собрав её для этого из меньших изогнутых треугольников. Эта форма крыши породила проблему с акустикой, на решение которой потребовались дополнительные деньги. Оппозиция, сменившая на выборах партию лейбористов, дать их отказалась, вынудив Уотсона бросить работу и покинуть Сидней навсегда. Назначенный главным архитектором Холл хоть и окончил строительство, но, по мнению многих специалистов, лишь испортил вид здания, а интерьер и вовсе создал непримечательным. При этом на строительство вместо первоначально запланированных Уотсоном семи миллионов долларов было потрачено 102! И теперь приходится только гадать, как выглядела бы опера, если бы ее достроил автор.
-- А ведь Уотсон хотел как лучше… -- печально сказали Вы.
-- Так же, как и Вы, Джеймс, выполняя секретное предписание короля «незамедлительно отправиться в южные широты на поиски Южного материка». Предполагали ли Вы, чем всё это обернется для аборигенов? – спросила я.
-- Но ни я, ни члены нашей команды не причинили им никакого вреда. Мы строго подчинялись приказу не применять насилия к местным жителям.
-- Вас, капитан, упрекнуть не в чем. А вот тех, кто пришел вслед за Вами и общался с коренным населением по стандартному сценарию, не считая их людьми, истребляя обезземеливанием и вытеснением в непригодные для жизни районы… А в 1909 году, когда численность аборигенов резко сократилась, они решили добить их до конца и 60 (шестьдесят) лет подряд изымали детей из их семей, проводя политику «отбеливания» местного населения, уничтожения их языков, традиций, обычаев и культуры.
-- Но зато европейцы принесли на этот материк цивилизацию. Без нас не было бы здесь городов, – выслушав меня, сказали Вы.
-- А разве их и без того на земле мало?
-- Не было бы этого моста.
-- А разве он нужен аборигенам, природе, этому заливу?
-- Не было бы дивного здания оперы, – парировали Вы.
-- Его бы построили на другом континенте.
-- Аборигены до сих пор были бы дикарями, – привели Вы последний аргумент.
-- Но они бы БЫЛИ Джеймс. БЫЛИ! – крикнула я Вам, заливаясь слезами. – И не нам с Вами судить об образе жизни и её смысловой наполненности народа, который за 50 тысяч лет своего существования не развязал ни одной войны. Это ещё большой вопрос: духовнее ли человек с айфоном аборигена с бумерангом…
Простите мне, дорогой Джеймс, мою несдержанность, излишние эмоции. Нет во мне привычной для Вас чопорной леди, а только русская душа, жаждущая справедливости, душа, которую вам, прагматичным англичанам, не понять.
Потом, Вы помните, меня позвал муж, сказав, что хватит уже размазывать слёзы по щекам, что мост и опера прекрасно освещены, и пора приступать к ночным съемкам. А на следующий день мы укатили в Голубые горы. Сначала, правда, они были совсем серыми из-за тумана, и мы просто бродили по узким тропинкам, рассматривали диковинные растения. Впервые увидели там чайное дерево. Ну да, то самое, из душистых листьев которого аборигены посоветовали Вам, капитан Кук, заваривать чай. Да они и сами использовали его для лечения кашля, простуды и кожных болезней. Вот и я теперь буду знать, на что годится масло чайного дерева. Просвещаюсь, дорогой Джеймс, и постоянно удивляюсь. Оказывается, и мёд манука это не что иное, как нектар, собранный пчёлами с цветов этого самого дерева. Говорят, значительно полезнее нашего липового или гречишного меда. Непременно проверю эмпирическим путем на своем родном кашле.
Еще собственными глазами увидели, как эвкалипты сами с себя «семь шкур спускают». Это ж надо: стоят «по пояс», а то и «по колено» обнаженные, а тонкие ошметки коры печально свисают и стелются вокруг по земле. И ладно бы пара эвкалиптов оголилась, а то ведь все как один. А их в Голубых горах сотни тысяч 525-ти видов. Я так себе раньше марсианские сады представляла. Те, что в песне собирались яблонями цвести. А гид сказала, что для эвкалиптов такое «раздевание» – обычное явление. Слишком быстро дерево толстеет, вот и вырастает из «одежки».
Пока мы эвкалиптом восхищались, туман рассеялся, и горы предстали во всей своей голубой красе. Даже дальние вершины, те, что выше тысячи метров над уровнем моря, показались. Утверждают, что свое название горы получили тоже благодаря эвкалиптам. Дескать, огромное количество этих деревьев выделяют в воздух так много эфирного масла, что создается голубая дымка. Определить цвет воздуха на глаз нам не удалось, зато все почувствовали специфический свежий скипидарный аромат. А уж как легко там дышится! Рай для астматиков и аллергиков. Ну, и мы в этом раю погуляли. Полюбовались со смотровых площадок каньоном, который по живописности не уступает своим американским собратьям.
Рассказывают, что, несмотря на небольшую высоту, Голубые горы долгое время оставались непроходимыми. Ни одна из экспедиций не могла преодолеть отвесные скалы. И лишь продолжительная засуха в начале 19-го века вынудила колонистов сняться с насиженных мест и пойти не по долинам рек, как делали раньше, а по вершинам гор. Сейчас по этому маршруту пролегает автомобильное шоссе.
Самая главная достопримечательность Голубых гор – Три сестры, но не чеховские, а те, за которыми охотилось горное чудовище. Чего уж оно от них хотело, легенда скромно умалчивает, но добрый шаман решил спасти девушек, превратив их при помощи волшебной кости в скалы. На время. Когда чудовище погналось за шаманом, он обернулся в птичку и улетел. Правда по дороге потерял эту самую кость и по сей день не может ни себя, ни барышень обратить в исходное состояние. И стоят теперь три красавицы-скалы, и рассматривают их туристы то спереди, то сзади. А птичка-растяпа, говорят, до сих пор там летает. Интересно, которая из них: желтая мухоловка, прозелла Кримсона, рыжая веерохвостка, пещерная славка? А может и совсем другая – их тут великое множество. Чтобы посмотреть на всех разом, а заодно и на других австралийских животных, мы заехали в самый большой в Австралии частный зоопарк.
Вообще-то, я не любитель зоопарков. Сафари – дело другое. Но этот создан, как некое подобие заповедника, где зверей и птиц можно увидеть в их естественной среде обитания. Сегодня здесь их около 5 тысяч. Некоторых, Джеймс, Вы встречали и даже дали им имя. Я, разумеется, о кенгуру. Кстати, тот миф, что на одном из 200 языков аборигенов «кенгуру» значит «не понимаю», лингвистическими исследованиями не подтвердился. А вот на кууку-йимитирском наречии это животное, и в самом деле, называется «генгуру». Так что, дорогой капитан, Вы всё правильно расслышали и всё о них знаете. Я обмолвлюсь лишь о том, что меня поразило. Оказывается, всё-таки можно быть чуть-чуть беременной. У кенгуру спаривание происходит через день-два после рождения детёныша. После этого эмбрион остается в состоянии диапаузы ровно до того момента, как детёныш покинет сумку. А через 27-40 дней появляется на свет следующий малыш и практически тут же самка снова спаривается и опять на 6-8 месяцев становится слегка беременной. Короче, примерная мамаша-кенгуру либо вынашивает, либо кормит, а чаще занята и тем и другим одновременно.
Совсем другое дело казуар. Точнее – казауриха. Вот это характер! Самец, значит, выбирает участок, по-хозяйски приводит его в порядок (ну, там пропалывает, цветочками украшает, гнездо вьет). Приходит дама: любовь-морковь, но ровно до того момента, как она отложит от трёх до восьми яиц. И всё. Казуар садится на 7-8 недель на гнездо, потом еще девять месяцев заботится о птенцах, а казуариха отправляется к другому, наставлять рога первому. И попробуй любой из них рыпнись! Самки казуара больше самцов, ярче окрашены и шлемы у них крупнее.
И эму ведут себя так же. Это потому, что они не страусы, как думали раньше, а тоже из отряда казуарообразных. Только эму длинноногие – оттуда и сумасшедшая скорость. Эх, брали бы пример с милых малых пингвинов. Те всю жизнь сохраняют верность друг другу и даже на гнезде сидят по очереди: самка сидит – самец охотится. Потом наоборот. И птенцов кормят вместе, отрыгивая полупереваренную пищу им прямо в клювы. И не надо морщиться, Джеймс. В природе еще и не такое бывает. Вот коалы, которые на восточном побережье Вам не встретились, кормят 30-недельных детенышей своими полужидкими экскрементами. Таким путем в их пищеварительный тракт попадают микроорганизмы, необходимые для переваривания ядовитых листьев эвкалипта. Когда, как говорил герой Льва Кассиля, «дело идет о жизни и наоборот», и не то ещё съешь, и не то ещё сделаешь. Я тут вот что подумала, капитан: будь я Вашей женой, я поступила бы как та казуариха. Усадила бы Вас со всем нашим шестиголовым выводком дома, а сама бы вместо Вас отправилась открывать земли для британской короны. А по возвращении уведомила бы Георга III, что ничего новенького в южных широтах не приметила. И полмиллиона аборигенов остались бы живы. И Вы тоже, мой дорогой Джеймс.