"Советский человек идет к зубному врачу, когда боль становится нестерпимой" - это относится к большинству. Но есть еще две малочисленные группы, располагающиеся слева и справа от пика статистической закономерности. Слева - обладатели голливудских улыбок, спешащие под сверло при любом удобном случае. Эти люди либо мазохисты, либо нечувствительны к боли. Справа - те, кого зубная боль не гонит к врачу, а наоборот, еще больше отпугивает от зубного кабинета. По крайней мере, до лучших времен. "Лучшие времена" наступают - и слава Богу, с какой стати мучить сверлом и без того истерзанный организм. Я отношу себя к последней категории пациентов. Точнее, к категории людей, для которых посещение кабного зубинета исключено в принципе.
Я возвращался с Кавказа в Питер на попутках через поволжские степи, имея при себе рюкзак с нехитрыми походными шмотками, несколько больных зубов и остатки анальгина для успокоения зубной боли. Зубы в ту пору меня не особенно беспокоили, но один из них как-то ночью проснулся, подобно Везувию перед извержением, заставив проснуться и меня самого. Я съел пару таблеток анальгина - не помогло. И в прошлом мало помогало - вероятно, по той причине, что зубы мои давно адаптировались к данному расхожему анальгетику, как подвальные крысы к определенному виду яда. Боль быстро усиливалась. Из глубин мешка я достал крайнее средство - боралгин (простите — баралгин, ошибку я сделал из-за навязчивой мысли про БОР), разжевал таблетку, съел и запил несколькими глотками воды. Наступило некоторое облегчение, но через минуту боль вернулась. Повторив эксперимент несколько раз, я понял, что помогает вовсе не баралгин, а полоскание рта прохладной водой.
Наутро, прежде чем отправиться в путь, я затарился канистрой холодной воды и тщательно изолировал ее от среды спальным мешком, чтобы вода как можно дольше сохраняла прохладу. Я плелся вдоль дороги, сигналил попуткам и каждые пять минут останавливался, чтобы прополоскать рот и унять боль. К полудню канистра почти опустела и меня охватила паника, ибо вокруг расстилалась жаркая полумертвая степь и пополнить запас воды было негде. А вода, булькающая на дне канистры, изрядно нагрелась и помогала плохо.
Всю следующую ночь я то и дело просыпался от резкой боли в "выросшем"зубе - стоило нечаянно сомкнуть челюсти, как проклятый зуб тотчас отзывался мощным электрическим ударом, разламывающим на мою голову на множество мелких осколков. Некоторое облегчение я почувствовал, когда догадался зажать в зубах карандаш в качестве распорки. Но карандаш то и дело выпадал. Пришлось обмотать концы спасительного средства шнурком от ботинка, а шнурок затянуть за шеей. С таким нехитрым приспособлением мне удалось под утро поспать целый час, что было для меня даром божьим.
Боль приобрела пульсирующий характер и распространилась на всю левую половину головы. С тревогой я обнаружил, что болит и нижняя челюсть. Это мне показалось странным - боли там делать было явно нечего ввиду отсутствия кариозных зубов (впрочем, и здоровых тоже). Вид моей нижней челюсти слегка разнообразили лишь редкие корешки от объектов, являвшихся в давнюю пору зубами.
Левая половина лица сильно опухла. Моя богатая зубная практика подсказывала, что процесс распухания лица идет как-то не так, вопреки установленным природой правилам. Обычно, когда болят верхние зубы, припухлость образуется в районе щеки и скулы, а когда нижние - в области подбородка. Но мою физиономию равномерно разбарабанило от глаза до кадыка. Половина нижней челюсти, щека, скула, висок были раздуты так, будто их старательно накачали воздушным компрессором.
На следующее утро болезнь преподнесла мне даже не один сюрприз, а целых два. Со страшной силой заболел левый глаз и напрочь перестал открываться. Казалось, что в глазнице черти устроили кузницу, настолько страшной и болезненной была в ней пульсация крови. Глазное яблоко потеряло способность естественным образом вращаться, и посмотреть в сторону я мог бы лишь повернув шею. Но шея - а это второй сюрприз - тоже не вращалась. Припухлость расползлась от челюсти через всю шею аж до ключицы и действовала как шина, которую медики накладывают на сломанные конечности для ограничения ихней подвижности. Поэтому, чтобы увидеть что-то сбоку здоровым (правым) глазом, я вынужден был поворачиваться всем корпусом. Сказать "как танк" было бы неверно - у танка башня вращается, а я голову повернуть не мог. Я поворачивался вокруг оси как тонущий пароход с разбитым рулем. Пульсирующая боль растеклась по верхней части моего тела вместе с опухолью, а центр этой боли помещался уже не в зубе, а в глазу.
Боль в глазу усилилась и стала рвущей - адова сила, вцепившись железными когтями в мое глазное яблоко, пыталась если не вырвать его напрочь, то определенно смять, растерзать, раздавить внутри моего черепа. Боль бульдожьей хваткой впилась мне в висок и внутреннюю часть уха. Череп гудел как пожарный колокол. Блямба, раздутая до предела безобразия, на верхнем фронте поднялась выше уха, а снизу, перейдя рубеж ключицы, принялась раздувать плечо. Сильно заболела подмышка, левая рука утратила подвижность.
Глянув в зеркало еще видящим правым глазом, я заметил, что нос у меня смещен вправо, а левый глаз вообще выпал из обозримости, со всех сторон обложенный вздутым валом припухлости. Челюсти потеряли способность раскрываться и есть я уже не мог. Пил с огромным трудом, не только из-за невозможности открыть рот, а еще потому, что глотательный рефлекс тоже был нарушен. Я благодарил Господа, когда удавалось протолкнуть несколько капель влаги через мой полусомкнутый зубной частокол. Чтобы "электрический" зуб не донимал меня рвущей болью при накусывании, я вынужден был слегка оттягивать челюсть ногтями - спасительный карандаш между зубов уже не помещался.
Общее мое самочувствие было хуже некуда. По законам теплофизики, я должен был если не обуглиться, то по крайней мере задымиться от жара, генерируемого моим собственным телом. Несмотря на жаркую погоду, меня тряс озноб, ломило все мышцы и суставы - я представлял собой уже не человека, а сгусток боли, плетущийся вдоль дороги в надежде поймать попутную машину. Болело все - челюсти, лицо, ухо, шея, нос, а концентрировалась эта жуткая боль в левом глазу. Черти жарили из моего глаза яичницу. Чтобы унять боль, я пытался прикладывать к лицу мокрую тряпицу, но боль от этого только усиливалась. Силы почти оставили меня. То и дело я присаживался на обочине, дабы хоть немного прийти в себя и набраться сил для нового десятка шагов. Рюкзак я нес на правом плече, так как левого в привычном понимании уже не существовало - огромная, безобразная опухоль стерла и выровняла все детали между моим левым ухом и плечевым суставом. Я стал похож на недоделанного ритуального идола, которому скульптор-туземец забыл обтесать плечо, шею и голову.
В какой-то момент, очнувшись в полубреду лежащим на обочине, я увидел склонившегося надо мной пожилого мужчину. Неподалеку стоял запыленный Жигуль с распахнутой водительской дверью и с багажником на крыше, загроможденным такими же пыльными тюками и чемоданами - вероятно, мужчина ехал издалека. Смотрел он на меня с тревогой.
- Молодой человек, я полагаю, вам нужна срочная медицинская помощь?
О, господи! "Медицинская помощь". Не было для меня в тот момент ничего страшнее, чем Медицинская Помощь. Понятно: разрежут во многих местах, в разрезы натолкают турунд и дренажных трубок, напичкают антибиотиками, положат под капельницу, это все в порядке вещей и не вызывает ужаса. И я с радостью согласился бы на все эти хирургические манипуляции при гарантии, что медики не доберутся до главной причины моей болезни - Больного Зуба, не начнут его ковырять, сверлить, пилить, долбить и по кусочкам выламывать без анестезии (а такое со мной уже было). О Господи - что угодно, только не Зуб!!!
- Нет, - хотел я протолкнуть фразу сквозь узкую щель между челюстями, - спасибо, я чувствую себя неплохо. Но вместо фразы вырвалось хриплое неразборчивое мычание и стон от нового рвущего болевого приступа. По-видимому, иного ответа собеседник от меня и не ждал.
- Я врач-отоларинголог, - продолжал мужчина, - по признакам, которые я наблюдаю, ваше состояние перешло грань катастрофы. У вас чудовищная флегмона верхней челюсти и множество осложнений за счет прорыва экссудата - у вас поражены нижняя челюсть, орбита, шея, височная область. Как минимум. Каждое из этих заболеваний требует экстренной операции, и без лечения вам грозит смерть. Уверен - у вас начался сепсис. Как вы еще живете до сих пор, совершенно непонятно. Срочно, срочно оперироваться!
"Оперироваться. Но они ведь доберутся до Зуба. Где гарантия, что они не тронут мой Зуб?!!!!!"
Я молчал.
- Скорее садитесь в машину, я отвезу вас в больницу. Передвигаться можете?
- Нет, - как можно отчетливее прохрипел я. - У меня нет сил встать. Спасибо.
Мужчина лихорадочно соображал и через несколько секунд принял решение:
- Отсюда восемь километров до города. Будьте здесь, никуда не уходите, не уползайте, я съезжу за Скорой.
- Не беспокойтесь, я буду на этом месте. Я уже сутки не могу двигаться, - соврал я, приложив все силы для того, чтобы моя фраза была понятной и убедительной.
Спаситель вскочил за руль, рывком развернул Жигуль в обратную сторону и исчез, оставив над дорогой пылевую завесу. Завеса оказалась как нельзя кстати. Она медленно растекалась над пустынной и жаркой степью. Под ее прикрытием, превозмогая свою немощь и адские страдания, я пополз в степь, прочь от дороги - туда, где меня никто не найдет, не схватит, не привезет к Зубному Врачу и не подвергнет немыслимым зубным издевательствам. Мысль о смерти была оттеснена на дальний план всепоглощающим Зубным Ужасом. Бросив рюкзак, ползя в сторону от дороги и все реже приходя в себя, о смерти я мечтал только как о спасении от текущих, а особенно от грядущих мук.