Начальник отдела НИИ снова чесал затылок. Пришло распоряжение отложить на некоторое время отправку людей в подшефный овощеводческий совхоз. Ожидались заморозки на почве. Этот совхоз выращивал капусту, редьку, редиску, свеклу и ещё всякую всячину, которую надо было сажать, пропалывать, убирать руками шефов. Собственно сами шефы даже не знали над чем они шефствуют, над совхозом или колхозом. В ходу была стандартная фраза: «Отправляют в колхоз».
- Только согласовал списки, - ворчал начальник отдела, - а тут снова их согласовывать и править придётся.
Действительно, кого-то он уговорил отложить отпуск, кому-то переместил командировку.
- Евгений, тебя не напрягает задержка с отправкой в колхоз?
- Совсем нет, - ответил Евгений, - думаю, что для меня это даже лучше.
«Да, нужно спешить, пока она не уехала отдыхать к Черному морю», - подумал он про себя.
Уже через пару дней Евгений отправился с Таней к своим родителям. Дорога пролетела незаметно. Он старался её развлекать и отвлекать от явных и мнимых проблем, говоря при этом, что его родители понимающие и добрые люди. В этом, кажется, ему удалось её убедить, однако сам он чувствовал, что проблема оставалась. Сам-то он общался со своими родителями только наездами.
О жизни Евгения родители знали ровно столько, сколько он считал нужным их посвящать в свои дела и проблемы. Каких-то особых огорчений он им не доставлял и, вероятно, поэтому своими вопросами они его не донимали. Стандартная фраза: «Всё нормально», - в общем-то, всех устраивала.
И вот, наконец, они на пороге большого родительского дома.
- Знакомьтесь, это моя невеста, Таня, - как-то натужно, но громко проговорил Евгений, вводя Таню в помещение.
Он видел, как она засмущалась при этом, а родители растерялись от такой неожиданности.
- Что же ты, мать, сидишь? Давай, на стол накрывай, - вывел всех из напряжения отец.
В родительском доме они пробыли всего несколько часов. Тане надо было в этот же день вернуться в город. Всё это время мать, как бы невзначай поглядывала на Таню. Отец выглядел спокойным и, по мнению Евгения, вел себя молодцом. Он расспрашивал Таню о родителях, говорил о естественных и обычных вещах, даже пытался шутить. Мать, всегда прекрасно готовившая обед, в этот раз превзошла саму себя. А после обеда Евгений предложил Тане прогуляться по лесу, который начинался прямо за забором их дома. Они забрались на поросшую сосновым лесом крутую возвышенность, с которой вид измерялся километрами пространства, и любовались открывшейся картиной. Свежий воздух, ощущение высоты и созерцание прекрасного пейзажа располагали к возвышенным чувствам и приводили к умиротворению. Может быть, отчасти поэтому, в город они возвращались в хорошем расположении духа, а Таня много разговаривала, шутила и делилась воспоминаниями.
Казалось, что Евгений волновался преждевременно, всё прошло замечательно. Хотя он каким-то третьим чувством чувствовал, что теперь, возможно, в родительском доме расставляются другие акценты. Вполне очевидно, что мать не столько беспокоит вопрос восьмилетней разницы «жениха» и «невесты», ведь она сама на те же восемь лет моложе отца, а то, что жена-учитель – это далеко не жена-врач, как сама не раз говорила. Она, работая в больнице всю жизнь, боготворила врачей и всё время жалела, что не смогла получить высшее медицинское образование.
«Ладно, поживём – увидим», - мысленно подумал Евгений и поближе придвинулся к Тане.
Посещение родителей Евгения было всего лишь первым этапом намеченного «женихом» и «невестой» плана. Вторым этапом этого плана должно было стать посещение родителей Татьяны.
Он легонько обнял Таню за плечи и спросил:
- Теперь к тебе поедем?
- И когда мы поедем? – посмотрев на него, ответила она вопросом.
- Завтра воскресенье. Вот, можно завтра и поехать, а то мне в колхоз надо, а тебе экзамены сдавать.
- Хорошо, - ответила она, немного подумав.
Посещение её родителей было действительно серьёзным испытанием, вероятно, не только для Евгения, но и для самой Тани. Да, куда уж серьёзнее, если молодая девушка приводит в родительский дом незнакомого никому там молодого человека.
Утром, на следующий день, они уже ехали в районный центр, где жили родители Тани. Это и был городок №, который Евгений до этого никогда не посещал, хотя он и был третьим по численности городом области.
Каким образом Таня предупредила своих родителей, Евгений не знал. Но, когда они оказались во дворе её дома, он понял, что гостей здесь ждали.
Дом находился в секторе частных построек. Он был с шатровой крышей, покрытой кровельным железом, окрашенным суриком. Во дворе, между дорожками, выложенными кирпичом, были какие-то грядки, аккуратно приглаженные граблями. Калитка, разделявшая двор от улицы, почти касалась пешеходного тротуара. Кажется, уличный тротуар был здесь единственным характерным городским атрибутом.
Танины родители общались с Евгением очень любезно, поэтому перед тем, как сесть за стол, он успел более-менее освоиться. Её отец, выглядевший достаточно моложаво, оказался большим любителем моторной техники. Он, не без гордости, показал Евгению гараж-ракушку, где стоял мотоцикл «ИЖ» с коляской, и объявил о своих планах поменять в скором времени его на автомобиль. Работал он механиком на местном машиностроительном заводе и гордился своей причастностью к передовому рабочему классу. Он, как бы, между прочим, спросил, где работает отец Евгения.
- Заведует хлебопекарней и придорожным кафе, - ответил Евгений.
- Значит, торгаш,- буркнул он, как показалось Евгению, неодобрительно.
Евгению хотелось ответить, что это не так, но он решил не поднимать этой темы.
Стол, за который его посадили, действительно выглядел празднично. Он ломился от закусок, а посреди стола на подносе лежал огромный зажаренный гусь. Евгений вспомнил, что купил по пути бутылку кубинского рома. Этот ром, с названием «Негро», в бутылке с этикеткой, на которой красовался цветущий негр, продавался тогда чуть ли не в каждом магазине любого населённого пункта области. Соответствовал ли этот ром такому торжественному случаю, Евгений не знал, но на столе бутылка с экзотичным ромом смотрелась внушительно.
Первое слово за столом было предложено Евгению. А как же иначе? Без его слова непонятно, по какому поводу это шикарное застолье с жареным гусем, и по какому поводу здесь этот, никогда ранее не присутствовавший в доме, молодой человек. Напротив Евгения сидели Танины родители, она же оказалась слева, как, собственно, и положено в подобных ситуациях. Евгений взглянул на неё, и ему передалось её внутреннее напряжение. Может быть, и его внутреннее напряжение передавалось ей, кто знает.
Когда рюмки с ромом у мужчин и с вином у женщин оказались полны, Евгений встал.
- Уважаемые мама и папа замечательной Тани! - сказал он, вероятно сильно покраснев, глядя при этом поверх своей рюмки, которая что-то чересчур волновалась у него в руке.
- Я люблю вашу дочь, и хотел бы на ней жениться, - выдохнул он, а, перехватив воздуха, добавил. – Прошу у вас её руки.
Наступила тишина. Все молчали. Замолчал и Евгений, не зная, что еще говорить, и надо ли при этом ещё что-то говорить. Он глянул на свою рюмку и физически почувствовал желание немедленно выпить.
Танина мама, женщина с правильными чертами лица, красота которого была, вероятно, приглушена сельской простотой этого уездного городка, нарушила затянувшееся молчание.
- Мы любим свою дочь и желаем ей счастья. Пусть решает сама.
- Ну, что дочка скажешь? – обратился к Тане отец.
Таня поднялась из-за стола. Лицо её зарделось. Затем она обвела всех взглядом и после некоторой паузы негромко ответила:
- Я согласна.
После её слов все облегчённо вздохнули и, как полагается в таких случаях, выпили из своих рюмок. Танина мама, может быть, вспомнив себя невестой или ещё что-то из своей жизни, беззвучно всплакнула, а отец поспешил наполнить пустые рюмки ромом «Негро». Вторая рюмка наконец-то принесла облегчение Евгению. Его перестали смущать окружающие, он даже решился попробовать жареного гуся, а потом старался поддерживать застольный разговор, вертевшийся вокруг их общих планов. Следующие часы до отъезда для него пролетели незаметно.
На обратном пути он заметил, что дом Таниных родителей находился сравнительно близко от железнодорожного вокзала. На вокзал с ними шла Танина мама. Евгению поручили нести какие-то сумки, которые он нёс с чувством собственного достоинства, гордясь таким доверием. С этими сумками он уже почти ощущал себя членом Таниной семьи.
В электричке они сидели напротив друг друга. Он, поглядывая на Таню, любовался своей, как ему казалось, будущей красавицей женой и прибывал в благодушном настроении. Ещё ему тогда казалось, что раз испытание родителями они выдержали, то самое страшное уже позади. Таня почти не отвлекала его от умиротворённых мыслей, возможно, она тоже думала о чём-то своём. Он периодически прикрывал глаза под укачивающий стук колёс, а в голове его словно откуда-то доносилось:
«Свершилось, свершилось, свершилось…
Она – молодец, что решилась…
И он – молодец, устоял,
И планов своих не менял.
Нет трудностей больше на свете!
И солнце так ласково светит,
И мысли, как птицы в раю,
Порхают, встречая зарю.
И, кажется, надо так мало,
Чтоб жизнь полноценною стала:
Не прятался бы за плетень
Грядущий завтрашний день,
Не рушились планы б напрасно,
Стабильность – вот тоже прекрасно.
Неужто, когда всё так ясно,
Становится тоже опасно?»
* *
*
У проходной НИИ на этот раз стояли аж сразу три автобуса. Вокруг них суетился народ с рюкзаками, сумками, баулами. На плече Евгения висел его армейский рюкзак, доставшийся ему ещё при демобилизации с Дальнего Востока. Все галдели, стремились занять места в автобусе поудобнее. И каждому хотелось находиться в своей компании. Настроение было приподнятое, будто ехали не в колхоз, а в санаторий или, на худой конец, на какой-нибудь пикничок. Обиженных и насупленных Евгений не заметил. Обижаться, собственно, было не на кого, так как почти все сотрудники НИИ проходили через такую систему. После поездки в колхоз, как правило, появлялись новые знакомые, даже новые друзья, которые иногда становились лучше прежних друзей. В производственных условиях так быстро и, порой, надёжно приобрести новых приятелей не получалось. Администрации предприятий, компенсируя эту принудиловку, тоже шли на различные льготы: предоставляли отгулы за работу в колхозе в воскресные и праздничные дни, сохраняли «колхозникам» их среднюю зарплату по основному месту работы. В свою очередь, колхоз кормил, давал ночлег, а иногда и доплачивал из своего собственного кармана.
Вообще, как считал Евгений, человеку, не слишком связанному собственным бытом, съездить на некоторое время в колхоз было даже полезно. К таким он относил и себя. Его Тане надо было сдавать экзамены, поэтому, как он думал, будет лучше, если он не станет ей мешать.
«Колхозников» селили обычно в пустовавших домах, а кормили на общей кухне, часто представлявшую собой длинный стол с лавочками и печь, с общим навесом. Если колхоз не имел брошенного бывшими жильцами дома или несколько таких домов, то городских расселяли по квартирам местных жителей. Хозяева были, как правило, пожилые люди, у которых дети давно жили в городе, и, возможно, также в это время находились на колхозных работах где-то в другом месте. Для квартирантов было лучше, если хозяева были не очень старыми. Тогда в доме ещё поддерживался порядок, а из средств коммуникации с окружающим миром был, по крайней мере, телеприёмник. На этот раз Евгений и ещё трое молодых людей попали именно в такой дом. Им несказанно повезло, так как в это время проходил чемпионат Европы по футболу, а у хозяев был вполне нормально работающий телевизор. Все оказались страстными болельщиками, и вечерами наслаждались красивой игрой не только наших, но и немцев, голландцев, итальянцев.
Местность вокруг была живописная: всё село избороздили ручьи, а с краю села был пруд с многочисленными мостками для полоскания белья, и вполне пригодный для купания. Сразу за прудом шёл косогор с берёзовой рощей.
Работа в этот раз оказалась несложной. Трактор тянул за собой сажалку, на которой было несколько сидений с контейнерами, заполненными рассадой. Сажальщик сидел к трактору спиной, втыкая рассаду в расчерченную плужком борозду, которая тут же опрыскивалась через специальные шланги и трубочки водой. Так сажали капусту, редьку, редиску, свёклу, а может быть и ещё что-то.
После работы стихийно возникали различные мероприятия: купание в пруду, знакомства и гуляния с девицами из других подразделений НИИ, или же прожигание времени игрой в карты. Иногда зачинщики организовывали мероприятия в вечернее время у костра с выпивкой и хоровыми песнями. Последнее, как правило, случалось после некоторой притирки вынужденных колхозников друг к другу и по определённому поводу.
В общем, если заезд был достаточно массовым, то жизнь командированных на колхозные поля и харчи шла не менее интенсивно и интересно, а возможно и более разнообразно, чем в городе. Незамужние дамы, впрочем, как и некоторые замужние, распределяли между собой потенциальных женихов, а затем уже действовали сообразно своим способностям и интересам: приглашая погулять, проводить и так далее. Евгений тоже попал под прицел дамского внимания, но в нём чаще всего пересиливал футбольный болельщик и, разумеется, мысли о Тане.
Отбыв две недели в колхозе, он стал готовиться к встрече с Таней.
«В это время она, вероятно, уже сдала свои экзамены и собирается в Крым на отдых», - мысленно определил он.
До города было километров двадцать. Кое-как дождавшись утра субботнего дня и предупредив старшего того колхозного «десанта», Евгений вышел на просёлочную дорогу. Но ни обычного рейсового автобуса, ни других машин до города в это утро не было. Как будто Евгению назло, всю предыдущую ночь шёл сильный дождь и превратил грунтовую дорогу в месиво из грязи и разбухшей глины. Под деревом, на котором была прибита фанерная дощечка с расписанием рейсового автобуса, тоже было сыро. С ещё не просохших листьев дерева капало, а в его кедах уже хлюпала вода.
«Вот, незадача, - шлёпая ногами по мокрой траве, думал он, - именно в этот день я её должен встретить у кинотеатра после обеда, как обещал Тане перед отъездом в колхоз».
Евгений ещё некоторое время топтался на безлюдной остановке, озираясь по сторонам, в надежде перехватить хотя бы колёсный трактор. Но весь транспорт в этот субботний день стоял, вероятно, на приколе.
«Надо идти пешком, - решил он. - Может, по дороге удастся подсесть на какой-нибудь драндулет».
Быстро идти не получалось. Постоянно приходилось обходить огромные лужи, а бровка дороги была вся в ухабах, да и кеды скользили, будто блинчики на сковородке, обильно смазанной маслом. Где-то в середине своего пути Евгений услышал сзади себя шум догоняющего его трактора. Он, было, воспрянул духом, но трактор оказался гусеничным, в его кабинке сидели два человека. И тащил за собой этот монстр бочку на двух колёсах, по всей видимости, с молоком.
Евгений отскочил на обочину, но трактор всё же обдал его грязью.
- Проклятье, - вырвалось у Евгения.
- Надо будет ещё в порядок себя приводить.
Отмахав пешком все двадцать километров, он, наконец, оказался на окраине города, а затем сел в троллейбус.
«Хорошо, что троллейбус почти пустой», - обрадовался он, встав в углу на задней площадке, чтобы хоть как-то скрыть свой затрапезный вид.
В свою общагу он пришёл буквально разбитым от усталости. Хотелось упасть на кровать и забыться. Но надо было срочно мыться, чиститься и гладиться.
Когда Евгений подошёл к кинотеатру, то Таня уже ждала его у входа. На ней было красивое платье с фиолетовым рисунком, которое облегало её замечательную фигуру, а саму красавицу Таню делало совсем безумно красивой. И хотя уже наступило лето, глядя на неё можно было утверждать, что весна всё продолжается. А для неё то время было действительно «девичьей весной». И, глядя на неё, думалось, что было бы преступлением обременить эту красоту проблемами семьи и быта.
Она радостно и со смехом рассказывала Евгению, как сдавала экзамены, какие казусы случались на прошедшей сессии с её сокурсницами и сокурсниками. Он слушал её с чувством неизвестно откуда-то появившейся зависти. Вероятно, он жалел о том, что для него эти живописные картины из бесконечного сериала «Сессия» далеко и навсегда в прошлом.
Они купили билеты в кино на дневной сеанс. Когда в незаполненном даже наполовину зале погас свет, Евгений прикоснулся к, лежащей на подлокотнике, её нежной и тёплой руке. Почувствовав полное умиротворение, он приготовился смотреть фильм. На этом сеансе перед фильмом показывали журнал. Мелькали кадры о последних достижениях могущественного СССР. Затем перед его глазами появилась просёлочная дорога с глубокой грязной колеёй. Затем он увидел бескрайнее чёрное поле, на котором островками пробивалась какая-то зелень. А, вон, и стая чёрных грачей на обочине дороги, прыгающих с одного отвала земли на другой в поисках земляных червяков. Неожиданно перед его глазами появился перрон вокзала. На перроне огромное количество людей. Лица всех были устремлены к стоящему на первой платформе поезду. Люди что-то кричали, махали руками, некоторые плакали, другие стремились пробиться в вагоны, но их не пускали проводники. «Почему-то проводники такие странные», - недоумевал Евгений. На проводниках поверх формы были портупеи, а на плечах красовались погоны с маленькими звёздочками. Из окон вагонов высовывались остриженные наголо головы, тянулись руки. А вон, такой же лысый, как все внутри этого поезда, парень размахивает руками, пытаясь что-то доказать проводнику с портупеей. «Да, это же Витька Шаров, мой однополчанин. Как он здесь оказался?», - удивляется Евгений. Всё, проводники закрывают двери, эшелон трогается. Вон, тоненькая девушка бежит за вагоном. У неё такие же тёмно-русые с каштановым отливом, как у Тани, волосы. Её волосы развиваются на ветру. Она кричит вслед поезду и машет парню с наголо остриженная головой. А парень также высовывается из окна вагона и машет в ответ рукой. «Да, это же я!», - ещё более удивляется Евгений. «А девушка, которая бежит за вагоном? Это не Таня. Да это же, конечно, Леночка!», - вот, кино. «Что же это? Я, ведь, её столько лет не видел, ведь, я её совсем забыл, ведь, у неё собственная жизнь там, где-то далеко». Леночка, удаляясь, кричит ему вслед: «Пиши чаще, чаще пиши…». Его, высунутая из окна рука, машет, и он слышит собственный голос: «Прощай… Прощай… Прости… Прости». Снова перед глазами бескрайнее поле, а в ушах стук колёс, удаляющегося в неизвестность поезда. «Что-то трясёт в этом поезде?» - снова думается Евгению. Он открывает глаза и видит, что Таня дёргает его за рукав, а народ, задевая за стулья, покидает зал кинотеатра. «Какой кошмарный фильм!» - думает Евгений, ещё не освободившийся от видений и, не совсем понимая, где он.
Его привело в себя прикосновение к Тане. Она беззлобно над ним смеялась, и он снова почувствовал, как ему хорошо с ней рядом.
Если бы теперь кто-то ему нагадал, что он находится в такой, по настоящему человеческой близости, с ней в последний раз, то он расценил бы это злой и неудачной шуткой. А, если бы какому-то провидцу удалось доказать это, то, вероятно, его отчаянию не было б предела.
После кино они ещё долго гуляли по летнему парку. В ночь, на другой день, она уезжала в Крым, поездка к которому воплотилось, по всей видимости, в её мечту, а он должен был уже завтра предстать перед старшим колхозного «десанта». Евгений, конечно, мог от «старшего» как-то откупиться и остаться ещё на день в городе, чтобы проводить Таню на поезд. Но Таня решила, что будет лучше, если они обойдутся без прощаний на вокзале. «Не люблю я эти прощания», - сказала она.
- Ладно, - ответил Евгений. - Тогда обещай часто письма мне писать.
Таня кивнула в ответ головой. Может, она и сама не знала, что сдержит своё обещание только на самую малость.
Сумерки сгустились так, как будто серой ватой обволокли всё окружающее пространство. Аромат, шедший с цветочных клумб, расположенных у входа в Танино студенческое общежитие, кружил голову. Когда пришла пора расставаться, Евгений притянул её к себе и нежно поцеловал в губы. Она не отстранилась. Как будто осознавая, что последние счастливые минуты невозможно забрать с собой, он резко повернулся и пошёл прочь. Потом он снова повернулся, помахал на прощание рукой и, уже больше не останавливаясь и не поворачиваясь, быстрым шагом пошёл к себе.
В эту ночь он спал как убитый, не слыша, как шлёпает по комнате Татьяна Шанина, как Наум шикает на Лёню, как Иван за дверью комментирует очередную игру чемпионата Европы.
На другой день Евгений попал, к своей радости, на маленький рейсовый автобус и уже через час был в своём колхозе. На обед был настоящий украинский борщ. Он обожал такой красный борщ со сметаной и попросил себе добавки.
- А про вчерашнее кино расскажешь, - язвительно спросила повариха-«десантница». Потом, вроде бы сжалившись, плеснула половником в тарелку изумлённому Евгению.
«Ну, сарафанное радио – лучшее радио в мире», - посетовал в душе незлобливо Евгений.
Воспоминания породили в голове Евгения Михайловича мысль, показавшуюся ему вначале значительной:
«Любовь!? А, может, не любовь?
Кто знает, что она такое?
Порой, волнуя нашу кровь,
Приводит к стрессу иль к запою.
Порой, надеждой окрыляя
И внешний облик не меняя,
Даёт нам силы ждать и жить,
И в муках, может быть, любить.
А, может, нет её совсем?
А, может, проще вся картина –
Излишек лишь адреналина
Руководит процессом всем?»
Он сбросил одеяло, вскочил с кровати, ища, глазами, чистый листок бумаги, которого к его сожалению на столе не оказалось. Потом он немного постоял в раздумье, махнул рукой и пошёл курить в туалетную комнату своего гостиничного номера.
* *
*
Валентина Ивановна возвращалась домой с семинара на почти новеньком легковом УАЗе полувоенного образца, кузов которого был покрыт брезентом защитного цвета. Она была благодарна главврачу района. Он не только пригласил её на семинар, но и прислал за ней из районного центра автомобиль, хотя расстояние до её села не маленькое – двадцать с лишним километров. Шофер, мужчина средних лет, вёл машину на средней скорости и, по-видимому, никуда не спешил. Ей, и подавно, спешить было некуда. Правда, хотелось перекусить, так как она с утра ещё ничего не ела. Но, несмотря на это, настроение у неё в этот день было приподнятое, так как впервые, после того как оказалась здесь, она почувствовала себя не в замкнутом ограниченном пространстве. Лекцию на тему «Современная медицина в странах социализма» на семинаре читал доктор медицинских наук из института усовершенствования врачей. Читал он интересно, приводил сведения из самых разнообразных областей медицины, показывал фотографии новых медицинских приборов, которые уже где-то диагностируют, измеряют и определяют.
Пока шёл семинар, водителю УАЗа пришлось гонять машину ещё в одно село с дежурным врачом к тяжелобольному. Он тоже не прочь был бы где-нибудь перекусить. Он вспомнил, что в пяти километрах от пункта назначения есть придорожное кафе, в котором неплохо и недорого можно пообедать. «Надо предложить доктору остановиться там, - подумал шофёр, - наверное, тоже голодная».
Было уже четыре часа дня. В это время у матери Евгения заканчивалась смена. Она вымыла руки, повесила в шкаф свой белый халат, попрощалась со сменившей её медсестрой и отправилась домой. Её дом находился недалеко от поселковой больницы, а путь проходил вдоль от автомобильной трассы. Когда она уже подходила к придорожному кафе, то её обогнал УАЗ, затормозивший затем на обочине трассы.
Уговаривать Валентину Ивановну заскочить в кафе пообедать шофёру не пришлось. Она сразу и охотно согласилась, а когда вышла из остановившейся рядом с кафе машины, то увидела идущую ей навстречу мать Евгения.
- Здравствуйте, - обрадовано воскликнула она.
- Здравствуй Валечка! – чуть ли не по-матерински произнесла мать Евгения. – Ну, рассказывай, как ты здесь обживаешься.
Она тоже очень обрадовалась этой неожиданной встрече, хотя Валентина Ивановна заезжала в их больницу достаточно часто, но всё как-то по делам, и им не удавалось поговорить. Вышедший из машины шофёр, показал жестом, что он направляется в кафе.
- Ну, я пойду, займу столик, - сказал он, обращаясь к Валентине Ивановне.
Та кивнула головой, и, уже обращаясь к матери Евгения, ответила:
- Вот, с семинара еду. Было очень интересно. А то, никуда не выезжая, можно отстать от жизни, - смеясь, резюмировала она.
- А, вообще, - продолжила Валентина Ивановна, - скучно здесь. На работе время быстро идёт, а после работы заняться нечем. Я у хозяйки все книжки уже перечитала.
- Но там есть клуб. В кино можно сходить. При клубе библиотека должна быть, - возразила мать Евгения.
- Стара я уже для клуба, - наигранно рассмеялась Валентина Ивановна.
- Доченька, что ты говоришь, красавица моя?
- Да в этот клуб одни пионерки бегают, - откровенничала Валентина Ивановна.
- Вот, мой Евгений на выходные приедет, так вы и сходите в кино на пару. Кстати, как он тебе?
- Мы с ним не общались, но, когда я увидела как он колет дрова, то поняла, что он лучший дровосек среди городских жителей.
- Ну, он не только это умеет, - немного обижено ответила мать.
- Да вы меня не так поняли. В любом деле характер проявляется. Вот, например, смотришь, как человек пляшет, и сразу о нём общее представление создаётся.
Она спохватилась, что её ждёт в кафе столик, собралась попрощаться, но потом как будто что-то вспомнила.
- А у него есть невеста? – задала она матери Евгения прямой вопрос.
- Как-то приезжала с ним молоденькая девушка. Да, вижу я, не пара она ему. Совсем ещё наивная. Говорила, что хочет всё это лето жить на море, на каких-то «золотых песках».
- Какая же она наивная? - снова рассмеялась Валентина Ивановна.
- Мне кажется, губа у неё не дура.
Затем она попрощалась с матерью Евгения и направилась в кафе.
- Будешь рядом, обязательно к нам заходи.
- Спасибо, зайду, - уже открывая дверь кафе, негромко крикнула в ответ Валентина Ивановна.