Евгений Михайлович не помнил улицы, на которой жили родители Тани Кругловой, хотя он когда-то даже письма писал на их адрес. Всё было так давно…
- Кажется, были ворота, калитка, а сам дом был за забором палисадника, - вспоминал он.
- А ещё железнодорожный вокзал был недалеко. Минут десять – пятнадцать ходьбы.
Он двигался вдоль неизвестной ему улицы, что-то пытаясь вспомнить.
- Но, почему же она не отвечала тогда на письма? – думал Евгений Михайлович, восстанавливая в памяти первый год своей жизни после окончания института. А события того времени вокруг него развивались по стремительному сценарию.
Закончив с отличием институт и отпраздновав, как тогда казалось великую победу, Евгений через короткое время понял, что эта победа для него оказалась пирровой. В очередной раз он всем своим нутром ощутил, что остался на бобах. Так оно и было: с окончанием института он больше потерял, чем приобрёл.
Институтские друзья, составлявшие когда-то преферансный костяк, ударные группы стройотрядов, получив направления, разъехались по всем уголкам необъятной страны: на Алтай, Урал, в Казахстан, Подмосковье, а также пополнили офицерский корпус Советской Армии. Большинство из них уезжали семейными. На последнем курсе института жён находили быстро и, как правило, среди своих сокурсниц.
- Головой-то всё это можно было понять, - размышлял, вспоминая, Евгений Михайлович. –
«Убавь свои запросы,
И будет всё «окей».
Жизнь – не алмазов россыпь,
Не курский соловей…
Не требуй слишком много,
Недолго выбирай –
Пусть не ведёт дорога,
Такая, прямо в рай»
Евгений оказался одним из немногих питомцев студенческой общаги того выпуска, кого после окончания института оставили в родном областном центре. Это, по сути, оказалось единственной привилегией за отличную учёбу.
Думая теперь об этом, Евгений Михайлович вспомнил студенческую шутку:
« Красная морда –
Синий диплом…
Выгляди бодро,
Учёба потом.
Синяя морда –
Красный диплом…
Двигайся гордо
В соседний дурдом»
Эта шутка очень нравилась студентам его вуза, так как психбольница находилась буквально в нескольких минутах ходьбы от их «альма-матер». Для него это была просто шутка, хотя, если бы все предметы ему пришлось осваивать с таким трудом, как «немецкий язык» два первых года, то шутка вполне могла бы стать реальностью.
В областном центре развивалась современная индустрия, и большинство предприятий соответствовало профилю инженерной специализации Евгения.
- Так что, - думалось тогда ему, - в этом, уже родном городе, проблем с работой быть не должно.
Его родители, уже пожилые люди, жили всего в двух часах езды от города. Так куда ж, к кому и с кем было ехать Евгению по окончании института? Разве что направление в одну из больших или малых столиц СССР могло помутить его разум? Но в столицах своих специалистов, как говорили, «куры не клюют».
В целом, он был рад, что ему не надо никуда ехать. К тому же жильё, в виде места в общежитии, у него значилось в направлении. Его новая общага находилась на расстоянии всего в один квартал от «старой» студенческой.
Казалось, что с окончания вуза не так много поменялось в его жизни: жил в прежнем городе и даже в прежнем районе этого города, ходил по тем же самым улицам, иногда встречая прежних знакомых, даже порой подолгу просиживал в том же самом читальном зале городской библиотеки, таком уютном и почти родном. Однако теперь всё стало совсем не похоже на прежнюю студенческую жизнь. Будто образовалась какая-то пустота, которую он не мог ничем заполнить. Евгений даже попробовал навестить свою бывшую студенческую общагу. В его сознании она уже рисовалась замечательной малой родиной. Однако посещение принесло лишь дополнительное разочарование. Всё там уже казалось чужим: и люди не те, и атмосфера не та, и отношение к нему, даже со стороны вахтёрши, как к знакомому, но постороннему человеку. Его ещё многие там знали, но фраза после улыбчивого кивка: «Ты чё здесь?», - будто вонзила стрелу в сердце Евгения.
«Ждём осень…
И она настанет вдруг…
И не похожим всё вокруг,
Раз в десять или в восемь –
Так станет, мой любезный друг,
Что, хоть стучись здесь оземь».
* *
*
Евгений Михайлович прошёл вдоль улицы с приземистыми деревянными домами старой постройки, затем перешёл на другую улицу, которая показалась ему копией первой. Он шёл прямо по центру улиц, и редкие машины старательно объезжали его. Почти не было и прохожих. То ли жители окрестности предпочитали находиться под крышами своих домов, то ли время появления здесь Евгения Михайловича расходилось со временем динамичной активности местного населения?
Он не представлял и даже не думал о том, что он станет делать, если вдруг сейчас точно определит тот дом, в который он зашёл почти тридцать лет назад, увлекаемый Таней, и счастливо держа её за руку. Да, скорее всего, он ничего не станет делать. Он уже больше никогда не войдёт в тот двор, даже если в этом дворе будет стоять её мать, и он узнает её.
- Кстати, - подумал Евгений Михайлович, - её мать, должно быть ещё далеко не согбенная старушка.
Тогда это была просто одетая женщина, с удивительно правильными чертами лица, не тронутого косметикой. Она была красива той незатейливой красотой, какой, бывает, красив пушистый снег на ветвях деревьев, или ранняя осень в лесу в период бабьего лета. Тогда она почти во всём соглашалась с Евгением, не задавая ему трудных вопросов.
- А сколько же ей тогда могло быть? – снова подумал он, оглядывая очередное приземистое строение.
- Вероятно, она была тогда лет на десять моложе, чем я сейчас, - с изумлением констатировал он. От этой мысли ему стало как-то особенно грустно.
- И зачем только я сюда забрёл, - гулким эхом откликнулось в его душе.
Почему-то, ни разу в течение стольких лет жизни ему и в голову не приходило посетить эти места, и, тем более, искать неизвестно что. А тут на тебе – будто старый сон возвращается, и хочется его досмотреть с изменённым концом. Просто смешно.
Евгений Михайлович резко развернулся и пошёл по направлению к гостинице. Теперь он глядел по сторонам глазами делового человека, которые замечали, что некоторые дома частной постройки существенно и в лучшую сторону отличаются от остальных. Это были просторные кирпичные особняки с обновлённой кладкой, с новыми черепичными или жестяными крышами, с примыкающими к этим домам просторными гаражами, массивные металлические двери которых надёжно защищали доступ внутрь.
Как и в других местах необъятной родины, здесь наблюдалось существенное расслоение по уровню доходов. Отстраивали особняки те, кто сумел адаптироваться и вписаться в рыночные отношения. И вписались в эти отношения те, кто содержал торговую палатку, был соучредителем какого-нибудь АОО или ООО, занимал сколько-нибудь значимую должность в руководстве районной администрации города №.
- Вряд ли к таким людям можно отнести родителей Тани,- размышлял Евгений Михайлович, - а её самой в этом городе № давным-давно нет. Почему-то в этом, последнем, он был абсолютно уверен.
Пока он шёл в направлении своей гостиницы, его преследовал один навязчивый вопрос: «Как и, при каких обстоятельствах, он снова встретился с Таней?». Ведь он, после той октябрьской демонстрации, сознательно избегал встреч с ней, считая себя и её не парой, по крайней мере, из-за существенной разницы в возрасте.
- А, может, и правильно тогда так считал, – подытожил Евгений Михайлович. В конце концов, новая их встреча не принесла им обоим ничего хорошего.
* *
*
Адаптируясь к новым условиям жизни в свой постинститутский период, как выразился бы теперь Евгений Михайлович, Евгений постепенно обретал новых друзей, а новые интересы возникали сами собой. И, хотя он, поначалу, непроизвольно сравнивал новых друзей и новые интересы со старыми, но жизнь брала своё. И, вскоре, на подобные сравнения времени ему почти не оставила.
Название организации, в которой стал работать Евгений, содержало в начале своего названия аббревиатуру – НИИ, что в то время любому горожанину нетрудно было расшифровать, как «научно-исследовательский институт».
И, что бы там теперь не говорили, Евгений Михайлович знает, что в подобных организациях действительно делалась наука, или, по крайней мере, то, что сегодня называют высокими технологиями.
В начале семидесятых годов подобные организации оснащались по последнему слову техники, и государство - СССР на это не скупилось. Бытовало мнение, что за такими технико-мозговыми научными центрами будущее страны. Уже в то время между близкими по профилю НИИ существовала, выражаясь языком рыночной экономики, здоровая конкуренция. Другое дело, стимулировалась ли та конкуренция сознательно ГОСПЛАНОМ СССР, или же являлась стихийным и неуправляемым элементом плановой системы – этого Евгений Михайлович тогда не знал и теперь не знает. Неопровержимым фактом было то, что многие, близкие по своей тематике работы, дублировались различными НИИ. При этом все стремились в чём-то опередить друг друга. Кому это удавалось, получали премии, ордена, медали.
Талантливым инженерам – одиночкам трудно, однако, было внедрить собственную идею в производственный процесс даже в том случае, если эта идея регистрировалась на уровне изобретения во ВНИИГПЭ (Всесоюзном НИИ государственной патентной экспертизы). Таких изобретателей поощряли небольшими премиями, а идею «клали под сукно». Там она и находилась, пока её случайно не обнаруживал какой-нибудь главный инженер или другой большой начальник, готовый, по только ему одному известным соображениям, её «пробивать». Всеобщая плановость советской экономики и техническая новизна являлись, по сути, антагонистами. Любая новая техническая идея, претендующая на внедрение в производство, требовала пересмотра планов. А каждый план даже маленькой организации утверждался более высокими инстанциями. Инициатива же нижестоящей организации о пересмотре своего плана – изменения сроков разработки или финансирования, требовала, как теперь говорят, очень сильного лоббирования.
Всё было и тогда сложно, потому что технические идеи обычно возникают не в головах министров.
Однако НИИ работали с полной загрузкой, инженерные задачи ставились, решались и внедрялись. Они работали, как правило, по следующей схеме.
В центральном аппарате устанавливали, что в какой-то определённой области зарубежные фирмы осуществили провыв. В этом случае, как представлялось Евгению Михайловичу, сверху шла команда: срочно запланировать, срочно финансировать и срочно разработать подобное. Однако на месте оказывалось, что не хватает знаний, информации, нет нужного оборудования.
При таком развитии событий нам суждено было оставаться вечно догоняющей кого-то страной.
Информация о новых направлениях за рубежом в научно-технических областях была скудной, несмотря на многочисленные печатные издания. Поэтому при работе над проектом приходилось многое решать по-своему. В процессе работы возникали собственные идеи, которые, иногда, были не хуже технических решений зарубежных коллег. Многочисленные реферативные журналы с каждым годом пухли, но только малое из них проникало на производство. При этом почему-то бытовало мнение, что главное – это фундаментальная наука. Вот тогда-то западный мир и обескуражил нас новым подходом к автоматизированным и программным системам, которые можно отнести разве что к прикладной науке.
Приблизительно так обосновывал Евгений Михайлович своё видение развития плановой экономики СССР. Да и кому теперь интересны эти объяснения? Теперь экономика рыночная. Другая страна, другая жизнь, другие ценности.
При относительно одинаковой зарплате на различных предприятиях в СССР, НИИ одаривали своих сотрудников ещё интересной работой, то есть работой, которая требовала дополнительных знаний, смекалки и способностей. Кроме того, в таких организациях режим работы был, безусловно, демократичным. Не обязательно нужно было всё время просиживать на рабочем месте. Можно было пойти в патентный отдел, отдел стандартизации или в читальный зал внутренней библиотеки. Добиться роста легче было тем сотрудникам, кто, по крайней мере, был в состоянии отслеживать передовую инженерную мысль (и здесь без всякой иронии).
В отделе, где после окончания института стал работать Евгений, процентов шестьдесят от всего состава сотрудников составляли женщины самого разного возраста. И, если кто считает, что в науке женщины менее полезны, чем мужчины, то он явно ошибается. Ничто так не подстёгивает в работе мужчин, как женская, обычно достаточно объективная, оценка труда своих сотрудников. Причём, в НИИ, как и в любой организации, кроме непосредственных исполнителей технических проектов, нужны были и другие работники, не связанные напрямую с этими проектами. Это работники служб обслуживания, бухгалтерии, служб информации и планирования. Поэтому женщин в НИИ того времени было, если не больше, то уж, во всяком случае, не меньше, чем мужчин. На уровне среднего звена многие из них занимали руководящие должности и имели довольно высокую по тем меркам зарплату.
В обеденный перерыв коридоры НИИ пестрели нарядными барышнями, прохаживающимися там как по приморскому бульвару. Молодёжи было много, но знакомиться здесь, вне рамок служебных отношений, было не принято. Знакомства происходили на различных неплановых мероприятиях: субботниках, командировках на овощные базы или в село на уборку урожая.
В его отделе было порядка сотни сотрудников. С некоторыми из сотрудниц у него сразу возникли приятельские отношения, и они наперебой посвящали Евгения не только в настоящее, но и в прошлое своего отдела. Впрочем, почти все они были исполнительными и хорошо образованными работницами. Таких женщин отличало осознание своего высокого, по тем временам, статуса, которое можно было объяснить принадлежностью к большому общему делу. Кажется, ни одна бы из тех его сотрудниц, ни за какие коврижки, не согласилась тогда поменять своё место в НИИ на более сытное место работника торговли или контролёра-инспектора дефицитного товара. А уж встать на место продавщиц на рынках, в палатках и у лотков – это тем сотрудницам НИИ в бредовом сне вряд бы приснилось.
Почти в каждом НИИ технического профиля было несколько направлений, часть которых была нацелена на выполнение военных заказов. Но большинство сотрудников не особо интересовало назначение их разработок, так как разумная техническая идея может быть внедрена в разработки различных направлений. К таким сотрудникам можно было отнести и Евгения.
Евгений Михайлович шагал по малолюдной улице городка №, и, вторя ритму его шагов, слова в его голове строили свой ритм:
« НИИ советские
Отраслевые,
Очень простецкие…
Но не такие,
Где, чтобы узнать,
Как устроен танк,
Можно без риска
Идти ва-банк…
Трепещи лазутчик,
Подними ушки –
Не протащишь и ключик
Мимо «вертушки»…
«Засечёт» немедленно
Первый отдел…
Говорю уверенно,
Так как «потел»
Долгое время
В НИИ оном
Рядом с теми,
Кто теперь за кордоном:
В Израиле, быть может –
Даёшь Тель-Авив…
Никто не поможет –
Народ пуглив.
Флориду, Торонто
Снабдила страна,
Сошедшая с карты
На все времена»