р34- Жажда славы

Ирина Литвинова
http://www.proza.ru/2014/09/26/615   - начало
http://www.proza.ru/2016/05/23/2132 - предыдущая глава




ЖАЖДА СЛАВЫ



Нельзя сказать про репетитора Юрьну, что она сильно жаждет славы.  Не сильно жаждет. Можно сказать, что и не жаждет совсем. Юрьна тёртый калач,  на жажде славы  собаку съела.

Слава дело такое, неоднозначное. Прославиться конечно прославишься, но как? Пятьдесят на пятьдесят. Большой риск, причем вероятность опростоволоситься, как ни крути, странным образом преобладает.

Юрьна стала мыслящим человеком довольно рано, в детском саду, а всё эта самая жажда славы виновата. 

В три года малышка ни секунды не  сомневалась,  что станет главной звездой на новогоднем представлении.   Юрьну переполняло чувство гордости за папу и маму. Мама и папа расстарались изготовить самый лучший наряд к празднику.  В те времена  родители сами шили костюмы детям, а Юрьне, в добавок ко всему, еще и тапочки вручную шили, красивые, удобные, каждый раз новые – ноги  у детей  растут быстро.

Счастливая  Юрьна крутилась дома перед  зеркальным шкафом  без устали, предвкушая победу.  А как может быть иначе?  У неё же самый лучший костюм на свете. Костюм ёлочки. Весь увешан блестящими новогодними шариками и мишурой, на голове колпачок со звездочкой, а главное – светящиеся разноцветные  электрические лампочки!  Папа  конструкцию придумал. Кругом провода, и батарейка  внутри. Кнопочка снаружи.

И настала минута торжества!  Лампочки не включились. Как Юрьна ни билась с кнопочкой, не включались лампочки. Облом. Взрыднула малышка основательно, рёв стоял на весь детский сад. Воспитатели и нянечки  сбежались   утешить несчастную, но  Юрьна была безутешна.

Ну и что, что хвалили увешанные игрушками крахмальные пелеринку и юбочку из  крашеной  зеленкой марли, главное  в костюме – лампочки!   А лампочки  гореть не хотели.  Горе горькое! Вот тебе и праздник. Вот тебе и поруганная севшей батарейкой жажда славы.

Случай реабилитироваться представился года два спустя, в первом классе. Юрьна ходила на занятия по фигурному катанию и лучше всех делала «ласточку». За это её и поставили в первый ряд, в самую середину, чуть впереди всех, когда пришел репортер местной газеты, чтобы сделать фотографию для газеты.

Юрьна сто раз на катке лучше всех на «ласточке» прокатилась, пока фотограф пленку заправлял. Наконец, отдали команду к старту. Юрьна разогналась впереди всех, конек запнулся о кусочек проволоки, фигуристка продолжила движение по  намеченной траектории на коленках, обгоняемая дружной ватагой «ласточек».

Снимок удался!  Кусок газеты Юрьна хранит до сих пор, как участница событий.  На снимке фигуристка осталась запечатленной в веках.  В самом углу.  На заднем плане. Юрьна точно знает, что это она. А приходится врать, что она впереди, в своём знаменитом красном капюшоне едет выпрямив ногу  назад, руки в стороны.

Теперь одна Юрьна  знает, что капюшон у нее без тесьмы был, а с тесьмой у Зойки Чувило, одноклассницы,  той, что впереди на снимке. А кто теперь докажет, что это не Юрьна?  И кто вспомнит, что врать научили родители?  Обрекли честную девочку на муки совести пожизненно?

Слава, вранье, муки совести  -  в душе первоклашки спаялись воедино, но надежда честно прославиться не угасла.

Очередной случай представился ближайшим летом. Тут надо добавить, что Юрьна с малолетства славилась тем, что пела красиво -  выше  и громче всех, солировала на концертах, а Гагарин уже слетал в космос,  появились соответствующие песни, одну из которых певицу пригласили исполнить по местному городскому радио в прямом эфире:

«Заправлены в планшеты космические карты
и штурман уточняет в последний раз маршрут,
давайте ка ребята присядем перед стартом,
у нас еще в запасе четырнадцать минут.
Я верю, друзья, караваны ракет
промчат нас вперед от звезды до звезды,
на пыльных тропинках далеких планет
останутся наши следы!»

Отличная песня, кто  понимает. Тогда вся страна понимала. И Юрьна спела именно эту песню.

Нет, первоклашка не сплоховала. Сплоховал баянист. Испугался чего-то и не в той тональности начал играть. В правильной тональности заиграл, в  той, что в нотах.  А договаривались и репетировали петь на терцию  выше! У певицы там красивее голос звучал, в полную силу, и давиться на нижних нотах не приходилось.

Баянист играет  вступление, Юрьна молчит и знаки делает. В прямом эфире. Что выше надо. Он снова начинает, и опять не туда. Юрьна опять молчит. С третьего раза понимает, что горбатого могила исправит, надо петь  как получится, тем более, что из-за стекла ей уже давно кулаки показывают. Надо рисковать и петь. А что еще делать то?

И взяла на октаву выше, чем баянист с перепугу наяривал. И вытянула ведь! Но не так красиво, как полагалось по плану. Очень на баяниста зла была.

Вышла на улицу, а на неё уже пальцами показывают. Слава дело такое, уж настигнет,  так настигнет.

Папенька её пение по радио слушал, под большим впечатлением остался:

- Ира, у тебя оказывается очень высокий голос? А я и не знал. Прямо… пискант!

Добрый папенька эти слова с большим уважением произнес, Юрьне в голову не пришло  обидеться. В папиной любви дочь не сомневалась, точно обидеть не мог.

А осадок остался, что могла бы и лучше спеть, но не вышло. Что-то не то с  пресловутой славой происходило, неправильное. 

Окончательную точку на славе Юрьна поставила к концу пятого курса, приняв решение завязать с честолюбием навсегда, пусть другие мучаются. Точного числа не помнит, только год и месяц.

Бетонная плита упала с плеч дипломницы, задышалось значительно легче. Жить стало веселее и проще.

Нет, свершения были, конечно, и на руководящих постах довелось побывать. Но Юрьна, определив себя однажды человеком дела, а не славы, предпочитала быть серым кардиналом, управлять событиями, оставаясь в тени. С неё  довольно, что  дело сделано на отлично, а кого похвалят, не важно.

Завязать с честолюбием было столь же мудрым, сколь и провальным решением  в её судьбе.  Нет честолюбия – нет дерзаний, нет дерзаний – нет достижений, нет достижений – есть нечего. Тупик.




ПОЗА ЖЕРТВЫ


Родительское воспитание – страшная сила.  Веришь родителям, не веришь,   бунтуешь,  сопротивляешься, и вдруг понимаешь через много лет, что точно  исполняешь их волю.

Редкий родитель способен посмотреть вперед, в направлении будущего  ребенка,  занятый решением  повседневных проблем и удовлетворением  амбиций.  Точно так же, как  редкий ребенок способен вырваться из пут родительского лекала.

Юрьну воспитывали скромной отличницей. Чтобы пахала честно, а гордиться достижениями будут родственники, самой нельзя, не положено.  Скромная отличница – это кто?  Бессловесная золушка что ли?  Так она в результате будет отлично мыть подъезды с честно заработанным дипломом о высшем образовании. Чем они думают, родители эти?

Навязывают собственные шаблоны, забирают ответственность себе, вместо того, чтобы отдать  законному владельцу и отпустить на свободу, как принято у американцев.  Четырнадцать лет -  колледж подальше от родительского дома -  и  забудь про семью, строй свою жизнь сам. В этом что-то есть!

В педагогике Юрьна  не смыслит, советов не дает. Но со времен  первого курса университета всем тем, кто жалуется на родителей, говорит одно и то же,  резко пресекая нытьё:

- Тебя кормили до восемнадцати?  Вырастили? Скажи спасибо и живи дальше. Кроме благодарности не должен испытывать к родителям ничего.

Да уж, в  семнадцать лет Юрьна  была чрезвычайно  мудрым человеком. Жаль, что люди с возрастом глупеют. 

Помочь  пропащим способны только высшие силы. Нет-нет, да и наведут порядок.

- Любишь ты, Литвинова, стоять в позе жертвы! -  ни с того ни с сего резюмирует жалобы Юрьны начальница отдела таможенной фирмы, вместо того, чтобы начать жалеть  несчастную секретаршу-программистку-тайного репетитора.

Юрьна явственно представляет себе малопристойную «позу жертвы», вот же гадость,  некрасиво то как, и опять умнеет.

Нет, классики  правы всегда. Классиков надо слушать. И Тургенев был прав, Иван Сергеевич. Юрьна до сих пор наизусть помнит афоризм, старательно переписанный в восьмом классе в дневник красивым почерком:

«Ничего не может быть хуже и обиднее слишком поздно пришедшего счастья. Удовольствия оно все-таки вам доставить не может, а зато лишает вас права, драгоценнейшего права — браниться и проклинать судьбу».

Дневник на этой фразе как начался, так  и закончился. Благие намерения кончаются быстро. Вести дневник  Юрьна  очень хотела, девочка она или нет? Раз девочка, положено вести романтический дневник.  Ага.  Буду вести дневник. Сама с собой разговаривать… как дура. Бред собачий. Лучше задачки порешаю, удовольствие хоть получу.

Дневник закончился, а слова запали в душу.

«Драгоценнейшего права — браниться и проклинать судьбу».  Похоже, для русского человека это право дороже счастья.

Жизнь сложилась по Тургеневу. Браниться и проклинать, проклинать и браниться. Да надоело уже! Проклинать и браниться. Есть занятия повеселее.

Нет, классиков слушать не надо.  Что они могут, классики? Ну, заметили, ну, сказали, ну, обобщили, и что? Дальше то, что делать? Дальше сам с усам.

Эх, Юрьна-Юрьна, если хочешь быть счастливым, будь им. Козьма Прутков, простак простаком, а ведь умную вещь сказал. Буду счастливой, решила Юрьна и пошла клеить объявления на столбах:

- «Математика для школьников и абитуриентов, недорого»  - веселеньким шрифтом «Комик».

Ловись рыбка, большая и маленькая!

Занималась заря новой капиталистической  жизни…



«Если хочешь быть счастливым, будь им.
 Если хочешь быть красивым, поступи в гусары.
 Кто мешает тебе выдумать порох непромокаемый?» (Козьма Прутков)

«Что за охота мечтать … о своем счастии? ... Оно как здоровье: когда его не замечаешь, значит, оно есть.» (И.С. Тургенев)




МИША ПТИЦЫН - БОЛЬШОЙ РАЗГИЛЬДЯЙ!


- Вот возьму  и пропечатаю тебя, опозорю на весь свет,-  грозит  репетитор Юрьна, совершенно выбившись из сил привлечь внимание ученика к задаче.

Голова у семиклассника есть, где-то там наверху, соображать есть чем, мозги в порядке, но как  ухитриться их задействовать?  Непомерно долговязый для своих лет ученик хитер, почище наивной Юрьны. Если вдруг забудется и опрометчиво решит сходу пару примеров правильно, тут же заметит ошибку и заведет привычную шарманку.

Сделает вид, что совершенно ничего не понимает, бухнется  в угол стола  головой к стене, изображая  застигнутого врасплох обиженного таракана, и замрет, категорически не откликаясь на звуки.

Вы тараканов помните? Кто не помнит, объясню. Это такие домашние насекомые. Вроде жуков. Если ночью включить на кухне свет, а в доме  тайно живут тараканы,  то все,  выползшие в поисках воды и пищи на ночную охоту, все как один, замрут, прижав длинные рыжие усы вдоль тела.  Головой в стену упрутся. Сопят. Думают, что их не видно. Мыслящие существа!  Вроде нас с вами, но шустрее.  Пока снимешь с ноги тапок и прицелишься – разбегутся куда ни попадя, только их и видели.

Юрьне очень хочется снять тапок и треснуть им по  стриженной  макушке Миши Птицына.  Жаль, что репетитор тапок не надевает и снять ей нечего.  Приходится вступать в дипломатические переговоры.

Раз уж опять урок пошел насмарку, можно расслабиться и пуститься в лирику:

- Ты знаешь, Миша, а я записки про своих учеников пишу.
- Зачем?
- Чтобы от вас, неучей, совсем  не чокнуться.
- И про меня напишите?
- Нет, про тебя пока нечего писать. Не интересно. Не заслужил еще. Не удивил ничем.
- И книжку издадите? Я бы купил.
- Ну, я об этом еще не думала.  Может быть. Не знаю.
- А напишите про меня! Напишите. Как-нибудь так: «Миша Птицын большой разгильдяй!». Больше ничего не надо. Просто - Миша. Птицын. Большой. Разгильдяй. - и всё.
- Миша Птицын  большо-о-ой разгильдяй! - ученик готов смаковать фразу до самозабвения.

Трудно спорить. Большой. Не в каждую дверь в высоту пройдет. 

Блаженная улыбка расплывается на Мишкином лице.  А попробуйте  подойти к зеркалу, произнести магическую  фразу: «Я мерзавец!»  и не расплыться  в  добрейшей улыбке.  Не получится.

Юрьне этот трюк давно известен. Сама придумала. Случайно. Когда муж нотацию не по делу читал, два часа без остановки.  О чем можно по делу два часа говорить? Третий час пошел, а Юрьна всё слушала, слушала, никак понять не могла, зачем она это делает. Сидит как вкопанная и слушает, дела домашние стоят, а она вынуждена сидеть. И вдруг осенило:

- Остановись, пожалуйста, на секундочку. Можешь?
- Могу.
- Скажи, пожалуйста, «Я мерзавец».
-  Вот еще. Зачем это?
- Просто так,  для меня,  жалко что ли? Тебе ведь не трудно? Прервись на секундочку, скажи, а потом продолжишь говорить.
- Ну,  ладно. Я мерзавец.
- Спасибо! Можешь продолжать.

А продолжать он уже не мог. Физически. Лицо зануды невольно осветилось  добрейшей улыбкой. Взгляд приобрел осмысленное выражение. Негодования и хмурости след простыл, а главное, «мерзавец» совершенно забыл, о чем два часа нудил.

В блаженном состоянии человеку говорить не хочется, ни о плохом, ни о хорошем,  вообще ни о чем. Счастливому человеку слова не нужны. Юрьна порадовалась результату и пошла заниматься домашними делами.

Вернемся к ученику.  Семиклассник себя любит. Очень любит. Это его нормальное состояние и главное дело жизни. И сам себя любит, и  окружающих заставляет себя любить  всеми правдами и неправдами. Хитростью и шантажом. В этом деле Миша виртуоз высшей марки. Злиться на него даже в голову не приходит. Права была мама,  предупреждая, что сын у неё очень обаятельный, с ним построже надо.

Юрьна и построже две вещи несовместные. Построже Юрьна не умеет, а задеть за живое – всегда пожалуйста:

- Решай!
- Не буду.
- Хорошо. Сколько времени  осталось? Полчаса. Буду спать, если не возражаешь.  Через полчаса получу деньги и уйду. Ты думаешь, что у взрослых совести больше, чем у детей?  Зря думаешь. Взрослые не лучше детей, точно знаю, не обольщайся. У тебя совести нет, готов пускать родительские деньги на ветер, а я чем лучше? Такой же живой человек, как ты. У тебя совести нет - и у меня её нет. Всё честно. Мне-то что? Была умной, умной останусь. Решил остаться дураком? Имеешь право. Уважаю твой выбор. Оставайся. Мешать не буду.
- Не хочу дураком, - осеняет лоботряса, - ладно уж, давайте решать.

Пару минут решает без ошибок, задирает нос, одобряет себя восторженным:  «Умный парень!», чувства юмора и артистизма ученику не занимать, и вдруг лепит катастрофические ошибки. Михаила раздирают противоречия. 

Сосредоточиться на объяснениях Юрьны ученик не способен. А как же его собственные цели? Он же должен морочить головы окружающим и получать от этого удовольствие! Он же мастер своего дела! Кого хочешь переговорит. Как же так? Тянуть до последней минуты, лишь бы провалить урок! Эх, Мишка, Мишка, залюбили родные катастрофически, как тебе дальше жить?

Родительский дом пронизан, светится, дышит любовью. Люди, звери, экзотические деревья в кадках. Не квартира – филиал рая. 

Папенька Адама из рая прогнал? Первочеловека? Прогнал. Первоотец. И правильно сделал. И  Мишу из рая выгонят. Судьба у людей такая. Это будет еще  не скоро. А пока рай. Пока детство. Пока есть кому парня любить.

А как не любить добродушное существо? Юрьну свежим коктейлем собственного производства потчует. Молоком с бананом. Божественный напиток. Хозяин гостеприимный. Знает, как с людьми разговаривать по-взрослому. Приспособлен к жизни.  По всей Москве самостоятельно разъезжает, родители отпускают, удержать невозможно.

А Савелий? Голубой полосатый кот с мудрыми глазами, которого добрый Мишка снял с дерева в новогоднюю ночь и приютил дома  в теплой компании жизнерадостного низкорослого пса Хаммера и королевски вальяжной ангорской кошки Таси? Как же Савушка, уютный, как вся Мишкина жизнь? Это всё не в счет? И пятерки по литературе в дневнике у матерого прогульщика не в счет?

И куда его? Гулящего семиклассника метр девяносто? Тринадцатилетнего? Он же только с виду большой, Юрьна каждый раз путается, говорит как со взрослым, забывая, что ученик совсем еще сопляк, только выше её на две головы, а так - младенец младенцем.  Какой с него спрос? С семиклассника?

И как ему  на второй год в седьмом классе оставаться? С таким-то ростом. Муки мученические! До девятого класса из школы не отпустят - прав не имеют. Всеобуч. Тюрьма-каторга еще целых три года. На работу тоже не возьмут – паспорта нет.

- Миша, ты опять подрос?
- Да. Почти два метра. Если точно, то метр девяносто девять.  Не забудьте сказать маме, что я  сегодня хорошо занимался.
- Маму любишь, расстраивать не хочешь?  Врать придется. Ладно, совру.

Входит мама и слышит конец разговора.

- Как мой?
- Как всегда.

Мишка отворачивается от Юрьны, молчит обиженно.

- Отлучаешься от компьютера на сутки!

Так вот в чем дело! Маму любит, расстраивать не хочет? Как бы не так! Юрьна улыбается своей наивности.

- Мужу зарплату не платят. Копейки собираю, чтобы вам заплатить.
- Если Миша будет приезжать ко мне сам, готова заниматься бесплатно, - не выдерживает репетитор.
- Может, перерастет как-нибудь, образумится. Что делать? Посоветуйте!

Юрьна уже изготовляется произнести свое коронное «пороть по вторникам, если не поможет, добавить четверги», уже открывает рот, но мама её опережает:

- Я знаю, что вы хотите сказать. Мне уже советовали не кормить. Одна мама практикует. А я не могу не кормить.  Как его не кормить? Фашисткой стать?

Юрьна  вспоминает, что, входя в дом,  как всегда заметила на семейной кухне большой противень с пирожками, ждущими своей очереди попасть в духовку,  и задумывается, а что, если и  вправду не кормить? С голодухи, может быть, и уроки сделает? Или гулять не пускать?

- Нет. Запретить гулять невозможно. Вы же сами видите, какой он.

Что делать-то?

Караул!

Теорема «Миша Птицын большой разгильдяй» верна.
 
Других мнений нет.
Что и требовалось доказать.

Счастья тебе, чудо гороховое…




ЕГОРИЙ



Дети очень забавные человеки. Точь в точь, как Юрьна в детстве. Такие же тщеславные и ищущие одобрения. Ничего не меняется!

Что Миша,гулящий семиклассник метр девяносто девять, со своим «Умный парень!», что его антипод семиклассник Гоша, постоянно пребывающий в победном настроении хорошист, с собственноручным «Молодец!» красной ручкой после каждого решенного примера:

- Какой молодец? Ты видишь, что натворил, перенес переменную и знак не поменял! – смеется репетитор.

Отличный парень. Заниматься  с таким одно удовольствие. Гоша задорно рвется к знаниям и радуется успехам.  И не беда, если Юрьна  мгновенно не откликнется  на Гошино «Я молодец?».  Можно поменять синюю ручку на красную и расписаться самому.  Сам с усам.

- Умница-красавица! – не забывает поощрять одиннадцатиклассниц  Юрьна.

А что делать? Дети без похвалы не живут, как былинки без воды чахнут.

Прав был первый учитель Юрьниного сына Пети, когда пожаловалась ему на современных детей:

- Ты знаешь, Ир, что самое удивительное? Всё меняется, не меняются только дети. Дети во все времена одинаковые.

Юрьна удивилась очень, но запомнила слова   уважаемого  профессионала, взяла на заметку, решила при случае  проверить.


Вернемся к ученикам. Один крепкий девятиклассник-разгильдяй, который приходит к Юрьне  раз в неделю постонать, как устал, как плохо себя чувствует, как хочет спать, заныть, что мозг может думать ровно сорок пять минут, а уже сорок шестая пошла, и в очередной раз сорвать занятие, год спустя с начала знакомства вдруг явился странно-молчаливый, вот-вот от гордости лопнет.
 

Вместо привычного нытья торжественно объявил, что взял первое место на олимпиаде по физике в Физтехе. Полная неожиданность. Юрьна попросила повторить текст три раза и  каждый раз погромче.

Повторил. Добавил, что по математике взял второе место,  Юрьна ехидно прокомментировала,  что теперь совершенно спокойна за отечественную науку, раз уж такие титаны за неё взялись, а ученик полез в мобильник искать фотку диплома для  пущей убедительности.


Хитрая бестия! Нашел способ сорвать урок новым способом. Юрьна ему - решай задачи! А он в мобильнике ковыряется, диплом ищет. И так весь урок. То стонет как устал, то в мобильнике ковыряется. Очаровашка!


Почему-то весь вечер после него чувствовала себя счастливой, смеяться хотелось.  Ага, уходя, на пороге, нокаутировал окончательно, сообщив, что в сентябре занял второе место на конкурсе пианистов в Германии. Фигак! Пока Юрьна думает, что он  безнадежный бездельник, ученик живет полной жизнью. То-то морда у него хитрая очень.

Дети - это самые лучшие люди, однозначно!

А неделей раньше Юрьна встречала ученика такими словами:

- Ну, здравствуй, счастье моё! Проходи, Егорий! Разувайся. Рада тебя видеть! Пока разуваешься, расскажи мне сразу, как устал, как не выспался, что у тебя болит. Чтобы  потом не отвлекаться. Хорошо?

- Ну да, не выспался. Болит всё. Вчера с утра до десяти вечера в футбол играли, сегодня еле встал.

Урок по обыкновению был сорван. Не совсем сорван. Пределы посчитали, штук двадцать, и занялись приятным трёпом. Юрьна проговорилась, что про особенно запомнившихся учеников пишет на досуге рассказы.

- Почитать дадите?
- А зачем? Ты их и так почти все знаешь, я тебе про своих учеников рассказывала, когда такие же фокусы выделывал.
- И про меня напишите?
- Про тебя вроде и писать нечего. Пока ничем не удивил. Там видно будет, может быть, со временем удивишь.

О разговоре забыла, на следующем уроке  даже в голову не пришло связать  прошлый разговор  с заявлением о победе в олимпиаде, не до того было, все мозги на удивление ушли.

И только после урока с Мишей Птицыным, пожелавшим прославиться самым большим   разгильдяем на свете и занять законное место в Юрьниных опусах, репетитор, наконец,  сообразила, что случилось с разгильдяем Егорием. 

И этого накрыла жажда славы!

Прославиться захотел. Нормальные дела. Юрьна в детстве тоже бы не отказалась.  Но чтобы так! Чтобы сразить наивную математичку одним ударом  наповал – это высший пилотаж!

Эх, если бы Юрьна умела направить здоровое детское тщеславие в русло математики! Вот тогда!  Тогда! Тогда  можно было бы  о ней говорить, как о настоящем профессионале.



http://www.proza.ru/2016/05/22/123 - продолжение