О несостоятельности побед Гл. 5

Сергей Станиловский
               
                О несостоятельности побед человека над природой

                V

Интересно, что, разрушая старые правила морали (а они продиктованы неизменными принципами, заложенными в учении Дао), новые моралисты не допускают в действиях человека возможность нанесения себе физического вреда, который не исключался в старых принципах патриотизма и любви к Родине (например, в случае войны), ближнему, Богу, при этом калеча человека безоговорочно нравственно. Как я уже говорил для новых учителей  данных правил не существует, в глубине души они смеются  над ними, сами никогда не переживая опыта добрых поступков. Они диктуют молодому поколению новые правила поведения, такие, например, как то, что человек должен быть амбициозен, честолюбив, неуважителен к авторитетам, относиться с некоторой иронией к старым традициям, т.е. должен быть циничен, ибо все это ему помогает в карьерном росте, и лучше позволяет противостоять новым вызовам времени.  Главной для человека должна быть личная польза, здоровье, гигиена, вкус к жизни, неостывающий интерес к противоположному полу и любовь к спорту, даже и в 90 лет, чтобы тебя нельзя было назвать стариком. Словом, главное - это адреналин в крови, чтобы не было скучно, и чтобы один день проходил насыщенно, будучи не похож на другой. Все это было бы очень хорошо, если в новых жизненных установках не отсутствовал весь комплекс правил, диктующих любовь к ближнему, о котором говорит Евангелие, называя ее одной из 2-х главнейших заповедей Христианства, в которых «закон и пророки». Непонятно, чем эти новые жизненные установки, лучше традиционных, основанных на уважении старших, трудолюбии и других добродетелях, которые теперь были объявлены устаревшими и смешными? Скорее, они просто отражают личные вкусы и склонности тех, кто пишет нынешние учебники, дабы заполнить вакуум, который образовался, вследствие отмены старых добрых понятий, заимствованных из религиозных заповедей и старинных философских учений, которые не менялись уже несколько тысячелетий, ибо главная задача нынешних идеологов, сделать паству послушной новым веяньям, а значит, непослушной старым, традиционным. Ведь главная задача новых завоевателей власти над миром разобщить людей, ибо разделенное общество парализовано, «дом, разделенный в себе не устоит», а это подразумевает, в свою очередь неприемлемость воспитания таких чувств, как любовь к семье (главный враг всякой деспотии – семья), к родине, дающей сознание общности нации, укрепляющей ее в противостоянии врагам и т.д.
Все, что связанно с подменой моральных понятий, опять-таки уже было в советской России, и в этом лишнее подтверждение того, что мир идет вслед за ней. Россия уже прошла своей пагубной стезей, приведшей ее к величайшим разочарованиям в своей истории, загнав в идеологический тупик, опутавший ее по рукам и ногам сетью клептократии, рука об руку с которой невозможно никакое развитие. Коммунисты тоже учили советский народ, что у пролетариата (а ведь именно в него русский народ и превратился, очистившись от старых классов) нет Родины, т.к. у него нет ничего, кроме оков, которые ему не жалко и потерять. И еще коммунисты боролись с традиционной семьей, расстреляв во времена красного террора контрреволюционных родителей, оставив миллионы детей сиротами, которых заключили после в систему государственных детских домов. Интересно, что эта система, созданная в 20-е годы прошлого века, которую неофициально называют «Сиротпром», ибо там крутятся сегодня огромные деньги, сохранилась в своем неизменном виде и сегодня, спустя 100 лет, когда ее основатели, во главе с Ф.Дзержинским, уже давно покоятся под землей. И эта  кровоточащая рана, именуемая сухо-научно «казенное детство» остающаяся незаживающей для  России, не дает ей нормально развиваться и поныне.
 Но как доказать, что новые, провозглашаемые сегодня моральные правила лучше, чем старые, которые новые учителя называют устаревшей сентиментальностью, т.е. иллюзией, относящейся к области чувств, меняющихся, как известно, как капризная погода ранней весной? Без приверженности незыблемому закону мироздания, отраженного в традиционных религиях и многих этических учениях древних, на котором (т.е. законе) и стоит свет, все правила, преподносимые глашатаями века сего, ничем не лучше старых, отмененных.  Вернее, они хуже, ибо погружают человека в непредсказуемую область стихий, таящихся в его душе. Лишившись закона Дао, объявив его несуществующим, переустроители общественных устоев оказываются, попросту, лишены критериев, по которым они заявляют приоритет  одной ценности перед другой. Если взять за шкалу отсчета желания, точнее, инстинкты, а именно к их удовлетворению и призывают человечество поборники новых порядков, то почему тогда одни инстинкты должны оказываться важнее других? В чем признак их большей важности? Ведь моральную шкалу, по которой можно оценивать поступки, мы отмели, сказав, что она основана на чувствах, а значит, иллюзорна. Получается, на силе одних инстинктов перед другими. Самое лучшее средство борьбы с желаниями – их удовлетворение? А если мне хочется кого-то уничтожить даже больше, чем изнасиловать его жену? На это отвечают, что этого  нельзя, но не потому что это аморально (таких понятий в новой шкале ценностей нет), а потому что это нарушит права другого человека. Если же твои действия не нарушают чужих прав, ты можешь удовлетворять все свои похоти, как тебе заблагорассудится, например, участвовать в свальном грехе (движение «свингеров»), т.к. все его участники совершеннолетние и действуют по собственной воле; или предаться однополой  любви, т.к. все происходит на добровольных началах.  Но почему ущемлять чужие интересы хуже, чем свои собственные? Ведь в случае с изнасилованием, я отказываюсь от него, идя наперекор своим желаниям, т.е. ущемляя собственные интересы, уступая тут интересам другого. А чем мои интересы менее ценны, чем чужие, которые я почему-то не могу нарушать? Ведь и моя жертва, и я сам – одинаково ценные для общества личности. Ответов нет. Потому что нет критериев в оценке, чем чужие интересы важнее моих. Они абсолютно одинаковы. Мораль дает такие критерии, но отвергая ее, мы отвергаем и само понятие человека, получая взамен лишь бесконечное множество интересов, точнее, желаний бесконечного множества абсолютно равных индивидуумов, по-разному мотивированных.  Их важность оценивает в случае необходимости суд, чьи решения могут войти в прямое противоречие с правилами морали.
В чем же б’ольшая важность интересов-желаний или желаний-интересов, с точки зрения современной морали, считающей требования морального долга лишь нашими личными переживаниями? В их силе? Но тогда мы получаем дикарское общество, основанное на праве сильного. Но нет, закон силы в современном цивилизованном обществе  не допускается (во всяком случае, в грубом, первобытном ее значении), что же остается? Закон. Закон регулирует все отношения в обществе, и это нормально, но отменив законы морали, отражающие гораздо более глубокие, основополагающие законы мироздания, мы получаем дыру в общественном климате, дыру равнодушия и безверия. Они могут прикрываться улыбками и хорошими манерами, скрывая глубокую пропасть личного эгоизма каждого. Такое общество не способно сопротивляться внешним угрозам, оно не может мобилизоваться в минуты опасности, т.к. и в мирные часы всем было наплевать друг на друга, а в военные и подавно все будут заняты спасением лишь собственной шкуры. Скоординироваться, чтобы противостоять врагу, такое общество не может, потому что разобщено. Оно скрепляется лишь формально гражданским законом, но того, что называется национальным духом, в нем отсутствует. Закон допускает все, что не запрещено, и это лучше, чем, в его отсутствие, реально запрещать все, что формально разрешено, как в восточных авторитарных тираниях. Но даже живя под сенью закона, в отсутствие традиционной морали, общество становится лишено того древнего чувства человечества, которое не давало перейти моральную, духовную грань, т.е. того сознания, что все в мире есть нечто большее, чем просто средство удовлетворения моих потребностей.
 Древние люди верили, что и в деревьях и растениях, и в минералах живет душа, им бы и в голову не пришло делать то, что вершит сегодня наука с природой и человеком. Современное человечество погружено во тьму нравственной неразборчивости. Им давно разбит древний светильник благоговения перед силами природы, сегодня человек чувствует себя в мире, как на кухне, где он готовит все новые адские блюда, смешивая невиданные ингредиенты – гены скорпиона и пшеницы, в сою добавляют гены саранчи, в помидоры - гены медузы, чтобы повысить урожайность данных культур. Все это теперь преподносится, как высокотехническое достижение, как научный прорыв, под названием ГМО.
 Сегодняшнее общество готово скорее объединиться во всеобщем послушании перед диктуемой извне могущественной волей, чем объединиться в борьбе за свою независимость. Ведь свобода, независимость -  это всегда тернистый путь, на котором каждому приходится нести ответственность за свой моральный груз, гораздо проще соблюдать послушание мягкой, вязкой внешней силе, дающей повседневные удовольствия  и удобства технического прогресса, снимающей ответственность за отказ от следования требованиям традиционной морали,  взамен лояльности существующим порядкам. И все новые достижения технического прогресса делают все более масштабным распространение этой власти на все большее количество адептов.
Чего же добиваются новые глашатаи эпохи? У них есть 2 пути: первый – это полностью отринуть старый моральный строй, объявить его устаревшим, т.е. несуществующим, и проповедовать такие правила, следование которым исключает их учеников из такого понятия, как человек со всеми присущими ему этическими и моральными правилами и нормами; второй путь, если ими движет стремление что-то реально вложить в своих учеников, - это сохранить некие остаточные правила из старой школы, но тогда окончательно запутаться в сочетании их с новыми правилами, отрицающими прежнюю мораль, т.к. они никак не стыкуются друг с другом, как законы рабства и свободы выбора. В любом случае авторам приходится в буквальном смысле слова колдовать в мозгах учеников,  желая воспитать их не здоровыми личностями, а тем, что угодно им получить – рабски мыслящих исполнителей, не обремененных вечными вопросами, лишенными дерзания к познанию, желающими, по возможности, прожить жизнь более-менее комфортно. Комфорт – тот предел, к которому будут устремлены все их стремления.  Не знаю, как эти противоречия приходят в примирение сами с собой в головах самих авторов, но страницы написанных ими новых учебников пестрят несообразностями, одна нелепее другой. 
В действительности, путь, уготованный авторами новой морали своим ученикам есть путь рабства своим инстинктам, к которым приравнивается законы Дао. Путь свободы – не когда Дао приравнивается к инстинктам, а когда инстинкты рассматриваются в контексте Дао, которое отводит им свое очень скромное место, допускающее поступаться ими,  во имя утверждения правил долга и чести. Жить инстинктами, ставя их во главе всего, означает прежде всего жить утробой и в утробе, которая заключает жизнь духа в клетку своих удовлетворения лишь собственных желаний, в которой нет места движениям души, но имеет место один лишь личный интерес.
Но есть и иной подход к себе. Он, например, – в книге Сент-Экзюпери «Военный летчик»: «Твой сын в горящем доме? Ты спасешь его! Тебя не удержать! Пусть ты горишь. Тебе плевать на это! Ты готов кому угодно заложить свою плоть, эту жалкую ветошь! Ты вдруг обнаруживаешь, что вовсе и не привязан к тому, что казалось тебе таким важным. Ты готов лишиться руки, только бы не отказать себе в роскоши протянуть руку помощи тому, кто в ней нуждается. Ты весь в твоем действии. Твое действие - это ты. Больше тебя нет нигде. Твое тело принадлежит тебе, но оно уже не ты. Ты готов нанести удар? Никто не сможет обуздать тебя, угрожая твоему телу. Ты - это смерть врага. Ты - это спасение сына. Ты обмениваешь себя. И у тебя нет такого чувства, будто ты теряешь на этом обмене. Твои руки, ноги? Они - только орудия. Плевать на орудие, если оно ломается, когда с его помощью обтесывают камень. И ты обмениваешь себя на смерть соперника, на спасение сына, на исцеление больного, на твое открытие, если ты изобретатель. …И смысл твоего существования становится вдруг ослепительно ясен. Смысл его - это твой долг, твоя ненависть, твоя любовь, твоя верность, твое изобретение. Ты не находишь в себе ничего другого».
Таким образом, есть и такая точка зрения, которая утверждает, что есть некие объективные ценности, воспитывающие определенный строй чувств. Т.е. есть правильный строй чувств, согласующийся с этими ценностями, и мы поступаем так, как нам велит долг, и есть вещи, которые входят в противоречие с ними (например, предательство), порождающие целый сонм чувств, которые противоречат долгу и разуму, такие действия и чувства внеположены вечным ценностям, диктуемым Дао, и тот, кто защищает их, на самом деле печется лишь о себе, но он не воин на путях добра, к которому призывают нас все древние учения и религии.
  Несовместимость новых и старых правил морали иллюстрирует и пример, приводимый К. Льюисом в его работе «Человек отменяется»: Самая решительная попытка построить систему ценностей на основе «удовлетворения» — труд Ричардса «Принципы литературной критики» (1924) (Richards A. A. Principles of Literary Criticism. — N.Y., 1924). Опровергая обычное возражение, гласящее: «Лучше быть несчастным Сократом, чем довольной свиньей», доктор Ричарде пишет, что «потребности» наши не одинаковы — одни из них выше, другие — ниже; поэтому мы и предпочитаем высшие низшим, не выходя за пределы удовлетворения. По доктору Ричардсу, человек способен пожертвовать низшими, имея в виду, что все они в пределах удовлетворения высших (или «важнейших»). На это я отвечу так: «Как тут можно подсчитывать»? Сравним человека, погибшего славной смертью, и уцелевшего предателя. У первого (с современной точки зрения) нет ни «удовлетворения», ни неудобств. Второй лишен дружбы и самоуважения, зато он ест, пьет, спит и т. д. Или так: предположим, что у Х всего 500 «потребностей», и все они удовлетворены, а у Y их 1200, и удовлетворены из них 700; кому же из двоих лучше — Y или X? Доктор Ричарде неоднократно дает понять, что лучше Y: он — за сложность и тонкость и даже хвалит искусство, так как оно создает у нас «недовольство грубой, обыденной жизнью» (с. 230). Но если удовлетворение — единственная ценность, что в этом недовольстве хорошего? …если удовлетворение — единственная ценность, что хорошего в разуме? Он приносит нам столько же радостей, сколько и горестей».
Установка на первоочередное удовлетворение собственных желаний делает из каждого человека Наполеона в миниатюре. А значит, подготавливает приход наиболее бездушного и авторитарного властителя, смявшего в комок любые правила морали, обратив их в абстрактное ничто, низведя людей лишь в средства удовлетворения своих честолюбивых желаний. Мягкость детской души ужесточается с годами, она все менее становится похожей  на себя с возрастом, когда человек получает все новые уроки несправедливостей жизни. Они заставляют человека считать, что из лучших побуждений, ради достижения «всеобщего блага» или «будущего процветания нации» можно подмять требования морали, принеся их в жертву той или иной высокой цели. Цель оправдывает средства - это извечный фиговый листок всяких преступлений, желающих оправдать «величием цели убожество средств». Очень многие высоколобые умы рассуждают в большей или меньшей степени, как нацисты, считая соображения морали и этики заслуживающими того, чтобы пренебречь ими, в достижении великих целей «освобождения человечества» или усовершенствования самой его природы. Во всех случаях в основе желания «осчастливить» человечество, лежит духовная слепота людей, предавших законы Дао, говорящих о законах вселенной, не зная о них ничего, принимая за них законы политэкономии, геополитки, марксизма. Так рождался русский коммунизм, когда говоруны с бородками, являясь духовно абсолютно невежественными людьми, собирались на конспиративных квартирах и беседовали о будущем освобождении человечества. Другими словами, брались за переустройство Вселенной (а в их русском понимании Россия – это и была Вселенная),  не зная ничего о духовных основах этой самой Вселенной, и не желая о них ничего знать, ибо именно глубокое невежество, как ничто другое, толкает человека считать себя познавшим тайную природу вещей, делая его тем самым одержимейшим разрушителем жизненных устоев и всего, что он ни видит вокруг.

* * *
 
На самом деле, нынешние воспитатели, в отличие от древних, не воспитывают новые поколения, а скорее, зомбируют. Если древние учителя давали ученикам инициацию мирового закона, которому старались следовать сами, пытаясь передать воспитанникам правила долга и морали, вытекающих из этого закона, то новые воспитатели, сами не веря в свои новые правила, и не исполняя их, лишь стараются донести до воспитанников некую картинку мироздания, нарисованную очень плохим художником, заставляя верить, что в центре Вселенной  - человек, пытающийся придать своим слабостям статус ее непреложных законов. Законов, которые в этой схеме подменены желаниями. Но слабости, желания ведь всегда субъективны и потому сама картинка тоже необъективна. Для человека, стоящего в ее центре, нет объективности, он субъективен в каждую секунду своей жизни, в каждом своем поступке, т.к. желания подвластны самочувствию, настроению, капризу. Такого человека и нет в природе, потому что он отменил сам себя, перестав подчиняться общему миропорядку, исключив себя из него, отменив правила моральности и порядочности, он оказывается и вне реальности.
 Наверное, это и есть то, что мы называем адом после смерти, когда отмененный, точнее, сам себя отменивший человек попадает в несуществующую область Вселенной, где царят только его желания и капризы. А поскольку в посмертном мире все становятся духами, то его внутренние позывы превращаются в реальность небытия, которая не подчинена духовной Вселенной. И эта его внеположность духовным законам Вселенной есть продолжение его земной деятельности, т.е. воплощение его желаний в реальность, как главных критериев оценки правильности своих действий, и это и есть его каждодневное, ежесекундное умирание. Ежедневно рождаясь в своих  желаниях, и не имея навыка и привычки соизмерять их с законами гармонии вселенной, он будет умирать, раздавленный ее чудовищной мощью, будучи несовместим, не сочетаем с ее законами, строением. Будучи растираем посекундно ее зубцами, он будет постоянно  пребывать в ничтожестве своего ничто, которое он приобрел, окончательно «покорив» вселенную, т.е. полностью отменив для себя законы, на которых она построена.
Как это ни парадоксально звучит, человек не может покорить природу, т.к. сам является ее частью. «Победив» ее, принеся ее на алтарь технического прогресса, разложив душу психоанализом, проникнув в процессы зарождения человеческого эмбриона, научившись на внутриутробном этапе развития формировать требуемую личность не такой, как замыслил ее Создатель, а какой она нужна, исходя из замысла ученых, человека не останется, и некому будет воспользоваться плодами  этой «победы», т.к. человеку, отменившего себя, останется некем быть.