Курс молодого бойца

Лёна Хмоленко
Сказать, что устала - это ничего не сказать. Когда мы вышли из репетиционного зала, ноги уже еле шли. Воздух был густой, тёплый, как будто уже майский. На перекрёстке разделились, и мы неожиданно остались вдвоём.
- Ну, говори что-нибудь...
- Устала. А ещё обидно очень. Столько времени, столько сил - и всё впустую.
- Обидно? А мне тогда как? Я же и объяснил, и подсказал, и накачал, и сам сделал! А вы что? Обидно ей...
- Не смогла, не вышло. Я как будто была пустая. Или устала просто.
- А ты не веришь в то, что делаешь. Не думать надо, а делать, реагировать на здесь и сейчас, - он взял и дёрнул пакет у меня из рук, я остановилась, но пакет не отпустила, почему-то. - Ну, и чего стоишь, где твоя реакция? Что сейчас было?
- Помощь? - робко спросила я.
- Помощь... - передразнил. - Фигня это всё. Не то. Сама не чувствуешь, что фальшь? - он взял пакет, поставил на лавочку. - Садись.
Я молча села рядом. Даже мысли сопротивляться или спорить не было. Потому что сила.
Пока я смотрела по сторонам, на проходящих мимо людей, он достал откуда-то бутылку пива, открыл и протянул мне. Вот тут я внутренне напряглась. Прошлая подобная история ещё не до конца выветрилась... Так и вышло - на старые дрожжи... Было достаточно и этого. Сразу речь стала злее и ожесточённее. И мне стало страшно.
Он говорил, говорил, говорил... О том, что всё не то и не так. Я судорожно начала звонить Паше, соседу по комнате.
- Сергей, я позвоню... - Паша был вне зоны доступа. Телефона второго соседа, Никиты, у меня не было. Началась паника. Я написала смс: "Паш, мы в аллее, сидим на лавочке. Он пьёт. Что мне делать?"
Параллельно я старалась поддерживать беседу. Я помнила, что в таком состоянии - главное не злить.
- Извини. Не отвечают. Посидим на лавочке?
- И так сидим. Вот ты сейчас, о чём думаешь? - я молчала. - Какая у тебя цель?
- Цель? Прийти в общагу.
- Фигня это всё, это не цель. - Он снял очки. - Вот чего ты здесь сидишь?
Боже мой, а ведь действительно, как так вышло? А почему я сейчас здесь? И не уйти. Как я могу уйти?
- Точно, хватит сидеть, пошли потихоньку.
- Ну пошли.
У меня зазвонил телефон.
- Ответь.
Звонил Паша.
"Что случилось? Где ты сейчас?"
Я не знала, как ответить, чтобы Сергей не догадался, с кем и о чём я говорю.
"Я уже иду в общагу. Мы подходим к памятнику с машиной". - "Серёга идёт?" - "Пока да. Давай тогда если что, я позже позвоню. Пока вроде сама". - "Хорошо".
Мы пошли дальше. Постоянно останавливались, он декламировал стихи. Люди оглядывались. Я не могла понять, что я чувствую. Было страшно и, в то же время, было во всей этой ситуации что-то демонически завораживающее. Я ушла в свои мысли и отключилась.
Он остановился в очередной раз.
- Ты думаешь, я не знаю, что вы там про меня говорите? Что алкоголик, что ублюдок, что мразь последняя? А кто вы такие, чтобы так судить? Кто вы вообще такие, чтобы меня судить?
- Серёж, не надо, пожалуйста.
- Что? Повтори!
- Пожалуйста, не надо, пошли домой, в общагу.
- Нет, не то. "Серёж, не надо..." Серёж... Давно меня никто так не называл.
- Пошли, пожалуйста, потихоньку.
Пошли. Потихоньку. Потому что шли уже зигзагообразно. Люди расступались перед этой могучей фигурой, а я шла рядом. Семенила на десятисантиметровых каблуках, даже до плеча не доставая.
Подошли к подземному переходу:
- Сергей, давай аккуратно, по лесенке, - я только подошла, чтобы придержать его хотя бы за локоть, а он как гаркнул:
- Ты что, меня за дурака считаешь? Я сам! - Мне оставалось просто плестись за ним следом.
Вверх по лестнице мы поднимались ещё дольше, чем спускались. Надо было что-то делать.
- А давай мы сядем на лавочку? Просто посидим, отдохнём, а то у меня туфли такие неудобные...
- Посидим. - Он дёрнул меня за руку и усадил рядом. - Будем целоваться и обниматься, да?
- Нет. Мы будем разговаривать. - Тихо, спокойно, как с ребёнком. Параллельно я писала смс: "Сидим на лавочке у памятника сапожнику. Приходите, я сама не могу".
- Ну давай разговаривать. О чём ты хочешь разговаривать?
- Не знаю. Просто вечер хороший.
- Не надо смотреть на меня как на больного. Ты думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь?
- Как я на тебя смотрю?
- Как тогда, когда бровь заклеивала. Ничтожеством считаешь, да?
- Нет, мне страшно. Я боюсь.
- Меня боишься?
- За тебя боюсь. Вот тебе сейчас хорошо?
- Плохо. Очень плохо.
- Тогда зачем?
- Ох какой вопрос! Да потому что больно! Вы не видите, не понимаете ничего, а я смотреть на это всё уже не могу! Всё неправильно! Сплошное враньё! Зачем я здесь, на что я трачу время, деньги? Вот ты чему научилась?
- Не знаю.
- Да потому что ты не актриса! Не может быть актриса такой правильной!
- Я стараюсь...
- Нельзя стараться! Нельзя думать! Жить надо, здесь и сейчас! И не смотри на меня такими глазами! Да я умнее всех вас, я вижу то, что вы все не видите и не понимаете!
- Я знаю, Серёж. И от этого только страшнее.
- Всё, пошли!
- Нет, давай ещё посидим.
- Хорошо, сидим. Вот ты зачем здесь? Чего ты хочешь?
- Счастливой быть хочу.
- Тогда ты профессией ошиблась. Не туда пришла. Ненавидишь меня, да?
- Нет. Но не понимаю. Пугаешь ты меня опять, как и в тот раз.
- А потому что во всём нужно идти до конца. Орать - значит в полный голос, пить - значит до конца пить. Вот ты можешь сейчас в полный голос заорать?
- Не могу.
- Значит ты не актриса. Вот я же играю. Всегда играю. Ты думаешь, что я такой? А я уже сам забыл, какой я. Нельзя мне верить.
- Никогда?
- Никогда. Я всегда вру.
- А когда ты настоящий?
- Ты хочешь узнать меня настоящего? А зачем я тебе настоящий? Ты меня и так боишься.
- Не боюсь. У тебя глаза добрые. И грустные.
- Это всё литература! Вот что ты здесь сидишь со мной, правильная такая? Иди! - Он оттолкнул меня. - Иди я тебе говорю, иди!
- Нет. Не пойду.
Он потянулся к сумке, чтобы достать ещё одну бутылку.
- Не надо больше. Сергей, не надо.
- Почему не надо?
- Я тебя прошу.
- Не, не убедила. Вот почему я должен тебя сейчас слушать?
- Потому что я тебя прошу. Я. Тебя. Прошу. Пожалуйста.
- Хорошо. Идём дальше?
- Нет, ещё посидим.
- Хорошо, сидим.
Я даже злиться не могла, мне было больно. За него больно. Я как будто физически эту тяжесть чувствовала, как будто я его себе на плечи взвалила.
Тут я увидела спешащего к нам Никиту. Всё закончилось.
Как до общаги мы дошли - не помню. Помню, что хотелось просто сесть на пол и плакать.
Что это, привет из моего детского прошлого? Предостережение из будущего? Курс молодого бойца? Не знаю. Но я с этим испытанием справилась. Не знаю, как ему, а мне в его глаза смотреть будет не стыдно. Мы не только в ответе за тех, кого приручили. Но и за тех, в кого мы поверили.

19 апреля 2016 года