Мой дед всю жизнь хранил старые письма. Они были потертые, потрепанные временем, почти истлевшие. Я помню, как он бережно перебирал конверты: одни были порваны, другие в коричневых разводах чая, третьи исклеены марками. Попадались какие-то праздничные: с новогодними елками, в честь Олимпиады или праздника труда. Все их дед хранил в жестяной коробке. Конверты аккуратно складывал и перевязывал красной ленточкой. Он никогда не упоминал эти письма, и никто в семье, кроме меня не знал об их существовании.
Одним зимним вечером, кажется, это было католическое Рождество, я увидел, как дед сидит в своем любимом кресле и читает письмо. Кроме нас никого не было дома, было поздно, а мне все не спалось, и я шел на кухню за водой. В приоткрытую дверь я увидел дедушку. Я замер и старался не шуметь. Почему-то мне показалось, что все это очень серьезно, словно тут скрывается какая-то тайна. А дед просто сидел с листом бумаги в руках. Мне показалось тогда, что он плакал.
Когда я вспоминаю об этом, мне думается, что дед знал про мои ночные похождения. Он доставал свою коробку только по ночам. И один раз я даже увидел, куда он ее прятал. Как я ни старался быть тише воды, наверное, он все же меня засек. Но вида не подавал. Он хотел, чтобы кто-то знал. Чтобы кто-то позаботился о письмах.
Все это я понял только сейчас.
В день, когда он умер, я достал коробку. Никого не было дома, а меня оставили, потому что я простыл, а на дворе шел дождь. Помню, как я мечтал, когда же смогу открыть тайник деда. Но сейчас мне было страшно. Словно я вторгался на запретную территорию. Словно в этой коробке было что-то, что могло разрушить мой мир. Дрожащими руками я снял крышку.
В коробке лежали значки, медали, военный билет и фотографии парней в военной форме – фронтовые воспоминания дедушки. Там же были фотографии их семей, телеграммы, даже серебряные часы на цепочке. Они остановились давным-давно, циферблат был разбит. Помню еще портсигар, хотя дедушка никогда не курил. И письма. Увесистая стопка, перевязанная красной лентой.
Осторожно я взял стопку в руки. Потянул за ленточку. Она была уже истлевшей, потрепанной, кое-где истончившейся до ниток. Словно бумага была хрупким хрусталем, я перекладывал конверты. Адресат был указан не везде. Какие-то конверты были потрепаны больше, какие-то меньше. Я вглядывался в марки, в полупрозрачные чернила и не мог выбрать, с чего же начать. Любопытство боролось во мне со страхом.
В итоге в моих руках оказался праздничный, яркий новогодний конверт, с елкой и разноцветными шарами. Почему-то он показался мне безопасным. И отправитель был из города Самара – единственная разборчивая надпись.
Осторожно я развернул бумагу. Перед моими глазами замелькали буквы, кляксы, какие-то слова были размыты, словно кто-то над этим письмом плакал. То ли отправитель, то ли получатель. Круглый почерк, будто ученический, старательно выведенные слова. Постепенно мои глаза привыкли к нему и слова сложились в текст. Коротенький, в несколько фраз. Но я помню их до сих пор.
«Дорогой мой Димочка. Не передать, как я тоскую по тебе. Прости меня. Тысячу раз прости. Я беременна и выхожу замуж. Он хороший человек, он понимает и принимает меня. Не держи на нас зла. Я буду писать тебе и пойму, если ты не ответишь. Твоя В.»
А бабушку звали Софья. Хотя из текста понятно, что это не она. Я ничего не понял тогда. Только в груди что-то заныло, словно долгие годы меня обманывали, а теперь я узнал правду. И не лучшую правду. Остальные письма я читать не решился. Только спустя несколько лет я прочел их все.
Это была любовь всей жизни. Они познакомились в госпитале во время войны. Дедушка был ранен осколком снаряда, она ухаживала. Много таких историй случалось, но дедушка был из тех немногих, кто ее потом нашел. Хотя у него уже тогда была жена, беременная моим дядей. Она жила в Самаре и по-прежнему работала санитаркой. Дед ходил за ней, как привязанный, но бросить семью не мог.
Он писал ей письма. Она его любила и не хотела разбивать семью. Потом у деда родился второй ребенок, третий. Она знала все о нашей жизни. Искренне интересовалась здоровьем детей, передавала приветы жене. Писем деда я не видел ни одного. Значит, их она получала. Я хочу в это верить.
Когда я дочитал последнее письмо, в котором она писала про свадьбу дочери, во мне проснулось остро желание написать ей. Мне так хотелось узнать, что же произошло с ней, ее мужем и дочкой. Родились ли внуки, как они живут, где отдыхают. Но потом я подумал: а что писать о нас? Про смерть дедушки? Зачем? Я не могу сообщить ей ни одной приятной новости, так к чему тревожить человека.
На следующий день пришло письмо. От Светловой Валентины Георгиевны из Самары. Родители даже не успели удивиться, как я выхватил конверт и убежал к себе. Разорвав его, принялся жадно читать неровные строки, написанные все тем же старательным круглым почерком.
«Дорогой мой Димочка! Как ты? Так давно тебе не писала – силы уже не те. Я плохо вижу, плохо слышу, но все еще помню тебя. Мой муж умер три года назад, дочь уехала с мужем и внучкой в Москву. Иногда они навещают меня. Внученька, Ксюша, приезжает на каникулы. Такая красавица растет. И смышленая тоже. Очень хочу увидеть тебя. Чувствую, что осталось недолго. Хотя бы напиши мне на прощание пару строк. Твоя В.»
Два дня я не мог выбросить эти слова из головы. Ответить? Не ответить? А что если смерть деда подкосит ее окончательно? Но не ответить было бы невежливо. Они были так дороги друг другу. Думаю, даже моя бабушка не была с ним так близка, как далекая Валентина Георгиевна. Спустя два дня раздумий я решил, что она имеет право знать.
«Уважаемая Валентина Георгиевна! Пишет Вам внук Дмитрия, Константин. С прискорбием сообщаю Вам, что дедушка умер пять лет назад. Но он всю жизнь хранил Ваши письма. Они были очень дороги ему. Думаю, до самой смерти он любил только Вас. Всю свою жизнь. Я желаю, чтобы у Вас все было хорошо, здоровья и долгих лет».
Я не знал, правильно ли поступил, но письмо уже было отправлено и запечатано. Была весна. Ответа, конечно, я не ждал. Но вчера пришло письмо. Только уже от Светловой Ксении из Самары и, хвала всем небесным силам, родители его не заметили. Не знаю, почему я боялся посвящать их во всю историю.
«Здравствуйте, Константин, это Ксения, внучка Валентины Георгиевны. К сожалению, бабушка умерла в тот же вечер, когда написала свое последнее письмо. В день ее похорон я нашла жестяную коробку, в которой она хранила письма от вашего дедушки, все до единого…»