Сколько он помнил себя, его постоянно окружали книжки. А помнил свое детство лет этак с трех, четырех. Видимо от того, что книги были всюду в их квартире. Даже под детской кроваткой, на которой спал. Так, что просто рукой доставал снизу первую попавшуюся книгу и рассматривал ее, как забавную игрушку. И не то, чтобы у него совесм не было игрушек, нет наоборот, их было вдосталь, но книги его привлекали больше. Приходящие к ним гости часто поражались, как такой малыш сидел у себя на кровати и листал толстый фолиант какого нибудь философа, или известного писателя. Тогда он еще не очень хорошо читал, шевеля губями, складывая буквы в слова, которые для него были порой сплошной загадкой. Ему давали и детские книжки, маленькие и тоненькие, но он их только перелистывал, благодарил дарителей и откладывал в сторону. Они его совсем не интересовали.
Уже к пяти годам читал бегло и без запинки и закидывал родителей вопросами, от которых они впадали в ступор и не знали, что ему ответить. Решено было соорудить большой книжный шкаф и всю библиотеку перенести туда, оставив сыну книги, которые соответсвовали его возврасту.
Вечерами, как правило по субботам, у них в квартире собирались друзья родителей, и долго сидели и разговаривали в гостинной. Стол накрывался, как всегда, чайным сервизом небычайной красоты. Был он сделан еще в дореволюционные времена и отливал кобальтом и золотом. Это было наследство матери. Как ни странно, но за долгие посиделки ни один предмет этого старинного изделия не был разбит и утерян. Возможно потому, что над ним висела большая лампа, на которой был одет зеленый фарфоровый абажур, словно своим таинственным светом охранял эту чайную красоту, не давая ей пропасть и сгинуть, шутили порой гости.
Это были замечательные встречи, где бывали известные писатели и художники. И его иногда зазывали туда, и долго распрашивали, что он прочел в последнее время, и просили рассказать, почему тот читает именно эту книгу. Рассказывал, как мог, не стесняясь, и даже давал свои оценки прочитанному. Иногда его ремарки были настолько интересны и оригинальны, что взрослые только удивленно кивали головами и говорили в пол голоса – уникум.
Но все это разрушилось в одночасье и навсегда. Отец ушел из семьи, а потом и совсем пропал из их жизни. Больше не горел зеленый абажур над прекрасным сервизом и гости не переступали их дом. А потом и вовсе их с матерью и бабушкой увезли далеко от дома. Называлось это странным для него словом – эвакуация. Оказались они в маленьком и захудалом южном городке, где все втроем ютились в крохотной комнатушке. Так они и прожили почти до конца войны, и уже готовились вернуться назад в свои пенаты, но мать попала под военную машину и спасти ее не удалось. Он долго не мог понять, как это могло произойти, когда все самое страшное уже позади. Только потом, уже много позже, ему рассказали, что водитель был пьян, потерял управление и врезался в остановку, где его мать ждала автобуса. Но все же они вернулись к себе домой. В их большой квартире жили уже другие люди. Книг больше не было. Их отправили в печь, когда нечем было топить и греться. Сервиз пропал весь и удалось разыскать чудом уцелевшую только одну чашку с блюдцем, которую выменяли с трудом на серебряное колечко. Жить стали в маленькой девятиметровой комнате, в которой раньше хранились припасы.
А однажды к ним пришел брат отца, с которым они совсем не поддерживали никаких связей. Какая черная кошка пробежала среди братьев было покрыто тайной. Дядя рассказал, что его отец погиб в первые дни войны, уйдя в ополчение. Но с появлением дяди жизнь стала светлеть и проясняться. Его определили в школу, бабушку устроили нянечкой в детский сад. Одного соседа удалось удалить из квартиры за дебоши и пьянки, и они вселились в комнату, где висела уцелевшая, знаменитая зеленая лампа. Они долго не могли наглядеться на нее, и им казалось, что скоро все опять придут и сядут за стол чаевничать, будут беседовать, как всегда.
В этот день они втроем сидели под своей любимой лампой и отмечали его поступление в институт. Был торт, шампанское и дядя впервые разрешил ему закурить, сказа, что он уже мужчина и может не прятаться на чердаке со своими сигаретами. А еще тот поведал, что у него есть для него подарок. Но он очень большой и за ним надо ехать и смотреть. И загадочно добавил – это твое наследство от отца. Его долго пытали и так и эдак, но дядя, как старый вояка, только крутил свои залихватские усы и таинственно улыбался, словно Мона Лиза. Пока они ехали в неизвестное место, где хранился подарок отца, дядя сидел нахмуренный и молчаливый. Наконец он повернулся к племяннику и заговорил.
- Тебе наверное интересно, почему меня никогда не было в вашем доме, и твой отец не упоминал о моем существовании. Ты уже большой мальчик, начитанный, умный и надеюсь поймешь то, что я тебе сейчас расскажу.
У нас с твоим отцом были разные взгляды на нашу жизнь в этой стране. Он всегда был вольнодумец и либерал. Порой свои взгляды высказывал довольно откровенно, что в то время было совсем небезопасно. Но как то б-г его миловал, да и я иногда спасал от кары всесильных органов. Как это я мог сделать, спросишь ты. А очень просто. Сам служил в НКВД, при чем в чинах немалых. За это меня брат-то и не хотел знать. А зря. Порой его жизнь висела на очень тонком волоске, как и тысячи других граждан страны Советов. Да и моя порой подвергалась нешуточной опасности. Я не хочу сказать, что я такой белый и пушистый, и нет на мне темных пятен и страшных проклятий. Есть, все это есть. И ночные кошмары так преследют меня, что хоть вешайся. Думаю, что и у многих моих коллег есть такие приступы, хотя, кто это может знать. Ведь тот усатый вождь, так крепко засел в душах миллионов людей, что и сейчас его боготворят, как великого учителя и отца всех народов.
Но все же, бури и штормы того страшного времени, как то обошли наши семьи стороной, и никто в ГУЛАГ не попал. Однако случилось худшее из того, что выпадает на долю человека – война. Твой отец в первые дни войны записался добровольцем и, перед его уходом на фронт, мы встретились с ним в последний раз. Разговор, как всегда не получился. Он только попросил меня опекать по возможности его семью. Еще у него была одна просьба, позаботитья о его награде, которую он недавно получил на одном заграничном соревновании. Это был замечательный аппарат – Harley Davidson. Редкая вещь для того времени. Прибыл он в контейнере и был отправлен на склад нашего ведомства для решения дальнейшей судьбы. Но потом про этот мотоцикл в военной суматохе все забыли, и он так и остался там стоять до лучших времен. И вот недавно, начальство вызывает меня и говорит, что надо забрать конттейнер, который по решению высоких органов достается мне, как ближайшему родственнику. Но куда мне старому, рассекать на такой технике. И я подумал, что тебе он и положен, как память об отце.
Приехали на место, вскрыли контейнер, а там действительно оказалось это чудо техники, заморского производства. Было оно выкрашено в ярко–жетый цвет, с красными линиями по бокам и двумя фарами, как полагалось по моде 30-х годов. Все, кто видели этот мотоцикл с восхищением смотрели на него, как на произведение искусства. Был тут и механик из гаража, который аккуратно снял все крепления с изделия, потом выкатил его во двор, и залив бензин, завел Харлей. Звук был замечательный, как и должен был быть у мотоцикла, который нельзя было спутать ни с одним другим из его класса. Проехав пару кругов вокруг территории, механик от удовольствия поцокал языком, и сказал, что ездить на нем истинное удовольствие.
-Сейчас надо только получить права, сказал дядя, и ты сможешь ездить к себе в университет на зависть всем сокурсникам. Такой машины точно не будет ни у кого, кроме тебя, так что успех у девчонок будет тебе обеспечен.
И он хитро посмотрел на племянника, который залился краской, словно красна–девица.
Первый раз, когда мотоцикл подъехал к его учебному заведению, и он неторопливо слез с него, неспешно прошел в свою аудиторию, он чуствовал, с каким нескрываем удивлением смотрели ему вслед не только девушки, но и парни. А ведь тут училось немало детей высокопоставленных людей, которых редко чем можно было удивить. Уже после занятий к нему подошли несколько парней, которых частенько привозили в университет на больших служебных машинах. Они стали расспрашивать, как он заполучил такого красавца и за какие заслуги тот ему достался. Нехотя рассказал историю своего мотоцикла, а на просьбы дать покаться отвечал негромким – нет. Парни нехорошо посмотрели на него и ответили, что это не по–товарищески. Стали предлагать ему даже деньги и другие радости жизни, но в ответ видели лишь непроницаемое лицо и ответ – нет. Просились и девицы покататься с ним по городу, и те получали лишь отказ. Так прошло несколько месяцев, и все постепенно успокились и не подходили к его агрегату, и даже перестали замечать его. Только один студент, сын известного партийного босса, постоянно цеплялся к нему и не давал проходу, грозя разными неприятностями, если ему не дадут погонять на мотоцикле. Была даже предложена вполне приличная сумма за выкуп Харлея, но и она была отвергнута.
Последние осенние дни становились все холоднее и на мотоцикле ездить становилось все неуютнее. Надо было ставить его в гараж, который нашел дядя. Решено было, что это будет последняя поездка, а вечером у них дома отметят его день рождение. До дома оставалось еще немного, один поворот, когда его внезапно обогнала большая машина и резко затормозила. Мотоциклу пришлось увернуться, чтобы не ударить лимузин, но его занесло и вынесло прямо на дерево. Весь вечер и всю ночь, до самого утра, во всем доме горело только одно окно, в котором проступала тень от лампы с зеленым абажуром.
8.05.16