Кленовый лист

Сербы верят, если сухой клён обнимет
                несправедливо осуждённый человек,
                клён зазеленеет.



1

    Он поправил плащ, укрыв её спину.
    — Спи, дорогая…
    — А ты? – спросила она его. — Я хочу, чтобы ты был рядом.
    — Прости, но я не могу сейчас уснуть.
    — Ложись, я обниму тебя, и ты будешь спать сладко-сладко…
   — Я знаю, моя милая… Ты усни, я пока посмотрю за костром… Не волнуйся, родная, я буду рядом. Спи, моё облачко…
    Она закрыла глаза и уснула.
    Перед сном он дал ей сок, в котором было растворено снотворное.
   Ночь предстояла длинная. На Монблане сутки длятся пятьдесят шесть земных часов, из которых ночи отводилась почти половина. Экзопланета была малоизученной, она находилась в стороне от торговых путей и основных туристических маршрутов, не представляла интереса для землян и населения других планет, поэтому Пол выбрал её, чтобы здесь переждать нависшую над ним угрозу. Когда он сообщил Насте, что должен покинуть насиженное место, она ни за что не хотела его оставлять одного, а решительно заявила, что последует за ним.
    — Куда ты, туда и я, — сказала она.
   Ночь была тёмной. Света звёзд, усеявших небосклон, не хватало. Монблан не имел своего естественного спутника, как Земля, а потому нечему было отражать на планету свет ушедшего за горизонт солнца. Пол выбрал место для ночлега на берегу небольшой речки, за которой виднелся контур густого леса. Как полагал Пол, речка будет играть роль естественной преграды для хищников. Хотя он установил индукционную защиту, но перестраховаться не мешало. Пол не знал, что реки на этой планете опасны. В них обитают не только безобидные рыбёшки и всякие речные насекомые, но и опасные твари, одна из которых, привлекаемая светом костра, вышла на берег и приблизилась к куполу защиты. Животное напоминало питона, но имело передние конечности, которыми ловко перебирало, передвигаясь по суше. Огромная голова с пастью, усеянной множеством острых и длинных зубов, была похожа на голову собаки, с вытянутой далеко вперёд челюстью. Чудище передвигалось, волоча за собой длинное тело. Оно приблизилось к куполу защиты и наткнулось на невидимую преграду. Пол хорошо видел выражение горящих в темноте глаз животного. В них читалось недоумение, похожее на взгляд человека, уверенного в своём превосходстве, но встретившегося с необъяснимым препятствием. Животное с минуту было неподвижным, как бы размышляло. Его глаза наливались злобой, и оно с силой ткнулось мордой в невидимый купол. Получив болезненный щелчок, собакопитон (так назвал Пол это чудовище) с утроенной злобой продолжил попытки прорвать защиту: кусал невидимую преграду зубами, царапал когтями, бил мускулистым хвостом. Но его старания были напрасны. Полу надоело упрямство собакопитона. Он боялся за Настю. Хотя она выпила снотворное, но буйство животного, сопровождаемое громким рычанием, могло разбудить её и напугать. Пол вытащил из кобуры бластер и выстрелил.
    Преимущество индукционной защиты заключалось в том, что она не пропускала опасность с внешней стороны, но изнутри защиту возможно было легко преодолеть.
    Смертоносный луч бластера мгновенно успокоил собакопитона. Чудище с прожжённой головой лежало брюхом вверх, как неожиданно из реки повыскакивало множество других чудищ, но гораздо мелких, чем собакопитон, и набросилось на убитого животного. Через пару мгновений от него ничего не осталось.
    Убедившись в надёжности защиты, Пол подбросил несколько сухих веток в костёр и прилёг рядом с Настей. Он обнял её. Настя, не просыпаясь, машинально схватила руку Пола и прижала к своей груди…

2

    — А сейчас перейдём к делу об агенте номер MSA02345587422. Он же Павел Андреевич, он же – Пол. – Сообщил начальник Управления Зачистки Маэльвен Ле Пен.
— Гудвин, что известно о местонахождении Пола?
    Невысокого роста, щуплый, с лысиной от лба до затылка и острым длинным носом мужчина встал и доложил:
   — В настоящее время Пол находится в созвездии Гончих Псов на экзопланете Монблан. Информацию о его местонахождении мы получили от капитана Камерона, промышлявшего незаконными перевозками переселенцев и контрабандой. О нём нам стало известно от Управления миграций и Полиции, давно охотившимися за Камероном, не брезговавшим возможностью путешествовать во времени…
    — Каким образом Камерон мог путешествовать во времени? — поинтересовался Ле Пен.
    — Шесть лет назад он познакомился с агентом Управления по исследованию параллельных миров Саймоном, напоил его и выкрал ИПВП [индивидуальный пространственно-временной передатчик], с помощью которого путешествовал во времени и в пространстве…
   — Продолжайте о Поле, — прервал Гудвина Ле Пен.
   — Камерон посетил дочерний парамир омега-альфа-1-1, где встретил Пола. Пол попросил Камерона перевезти его на Монблан, где находится в настоящее время.
    — Какие меры Вами приняты? – задал вопрос Ле Пен.
   — Нами готовится экспедиция из двух наших агентов. Через полгода Пол предстанет перед трибуналом. Но есть одна заминка…
    — Какая? – спросил Ле Пен.
    — Пол не один. С ним женщина.
   — Вот, оно что! — удивился начальник Управления Зачистки. — Что же Вы молчали? Это не заминка! Это существенное обстоятельство! Это не просто блажь агента, а это очень серьёзно! Кто эта женщина? Клара!? Его бывшая жена!? Значит, и дочь с ними!?
    — Нет. Это не Клара. Это некая Анастасия Макаровна. Они познакомились в молодости. Между ними возникла любовь, но у каждого из них была своя семья. Потом они расстались, а через двадцать лет встретились снова…
   — Вот!!! — не выдержал Ле Пен. — Это многое объясняет в поведении Пола…
    — Мы считаем, – продолжил Гудвин, – что женщина должна предстать перед трибуналом, как сообщник.
    — Как Вы это представляете?
    — Они будут арестованы и преданы суду…
   — Гудвин! Пол перегрызёт Вам глотку из-за неё! Вы понимаете, что происходит!? Вы сами когда-нибудь любили!? Отвечайте же! — потребовал Ле Пен.
    — Я женат, у меня двое детей…
    — Женат! Двое детей! Не об этом я Вас спрашиваю. Вы когда-нибудь испытывали страсть!? Так вот, что я Вам скажу. Пол страстно влюблён в эту женщину. Он сохранил эту страсть на всю жизнь. Она руководила им, всеми его поступками, и сейчас все его действия подчинены этой страсти.
    Маэльвен Ле Пен замолчал, что-то обдумывал, а потом сказал:
    — Гудвин, мы вместе с Вами отправимся на Монблан.

3

    Начальник Управления Зачистки Маэльвен Ле Пен был потомком древнего бриттского рода, в пятом веке переселившегося с Британских островов в Бретань. Его далёкий предок Гюнтьерн Благородный принимал активное участие в войнах за независимость Бретани от Франции и Англии, в одном из боёв был пленён французскими солдатами и казнён, оставив вдовой красавицу Хоэлу с восемью детьми. Но Хоэла не пала духом. Она не долго горевала, а затем вышла замуж за слабоумного Ригуаля Ле Пена, которому в наследство от отца досталось богатое имение. Хоэла была не только красавицей, но обладала расчётливым умом. Она быстро нашла подход к Ригуалю, когда лаской, когда терпением, подчинила его своей воле и превратилась в полновластную хозяйку имения. За время второго замужества Хоэла родила ещё троих мальчиков, из которых выжил только один – Левенез. Двое, не достигнув годовалого возраста, умерли от свирепствовавшей в то время скарлатины. Левенез не был похож на своего отца. С возрастом в нём всё отчётливее просматривались черты лица соседского подростка-оболтуса Стерена, опередившего в развитии своих сверстников и в пятнадцатилетнем возрасте выглядевшим взрослым двадцатилетним молодым мужчиной. Хоэлу не смущала молва о её любовных похождениях, а Ригуаль, когда слышал от односельчан имя Левенеза, одаривал всех своей доброй улыбкой и говорил:
    — Я люблю своих детей…
    Когда Стерену, предполагаемому отцу Левенеза, исполнилось семнадцать лет, он был рекрутирован во французскую армию и погиб в одном из боёв с англичанами.
    Хоэла, опираясь на свой опыт первого замужества и понимая, что борьба бретонцев за независимость является делом бесперспективным, воспитывала в своих детях верность французской короне. Своих красавиц дочерей она выгодно выдала замуж за богатых французов, а четверых сыновей, в том числе и Левенеза, определила во французскую армию. Благо, она нашла влиятельного покровителя в лице генерала, которому дарила свою любовь и внимание, пока не состарилась и не ушла в иной мир. Девятый ребёнок Хоэлы — Левенез Ле Пен был родоначальником новой родовой ветви, к которой и принадлежал Маэльвен Ле Пен — начальник Управления Зачистки.            
    Оставшись один в кабинете, Маэльвен попросил помощника принести личное дело Пола. Он долго изучал документы, медленно перелистывая страницы толстого тома, вчитывался в каждое слово и подолгу анализировал прочитанное. Наступила ночь, когда Маэльвен прочёл четверть тома и наткнулся на первое упоминание о женщине, с которой Пол сбежал на Монблан. За сухими официальными строчками личного дела, Маэльвен не только получал информацию об агенте, жизнь которого была описана в хронологическом порядке, но видел, чувствовал, как бы переживал сам вместо Пола первые встречи с Настей, его осознание, что влюблён в эту женщину, расставания и новые встречи.
    Маэльвен встал из-за стола, медленно прошёлся по кабинету, остановился у окна, наблюдая с восемнадцатого этажа освещённые улицы, мерцающие огни реклам, движение автомобилей и вспоминал. Когда-то, в молодости, он встретил молодую девушку. Тогда, по заданию топ-менеджера, Маэльвен убыл в командировку в Марсель, где и встретил Фабиолу. Как и Пол, он был женат, его сыну исполнился один год, но встретив Фабиолу, Маэльвен понял, что в их отношениях с женой не было той страсти, которую он испытывал к своей новой знакомой. Эта страсть, как болезнь, овладела всем его существом, его мыслями и его душой. Он не мог дня прожить без встречи с Фабиолой.
    Закончилась командировка, Маэльвен вернулся домой, но не был рад встречи с Валерией, его женой, и с сыном. Душой он был не с ними, а с Фабиолой. На следующий день Валерия спросила его:
    — У тебя неприятности на работе? — И Маэльвен понял, что своим поведением выдаёт себя, а через неделю его родной Париж посетила Фабиола.
    Она объяснила Маэльвену, что приехала к своим друзьям, но он понимал, что друзья тут не при чём. Всю неделю они провели вместе за городом, где Маэльвен арендовал небольшой домик с садом. С новой силой страсть овладела ими, и они решили соединить свои судьбы. Фабиола, уверовавшая в заверения Маэльвена в том, что он разведётся с Валерией и пригласит её в Париж, уехала в Марсель, но через месяц получила письмо от Маэльвена, благодарившим её за прекрасные встречи и сообщавшим, что не в состоянии оставить женщину, родившей ему сына.
    В то время Маэльвен думал, что принял правильное решение. Но разрыв с Фабиолой надломил его. Работа в компании не клеилась, он стал получать всё больше замечаний и, в конце концов, был уволен. Отношения с Валерией стали прохладными. Маэльвен всё чаще проводил дни один, бродил по улицам Парижа, или засиживался до поздней ночи в кафе, а, придя домой, ничего не объясняя жене, уходил в свою комнату, где не мог уснуть до утра.
    Однажды, гуляя, Маэльвен почувствовал голод и зашёл в бистро. Он занял одно единственное свободное место за столиком, за которым сидел солидный мужчина и, не торопясь, уничтожал свой ужин. Официант подал заказ, и Маэльвен, не спеша, ел свою булочку и запивал её молоком, как, неожиданно, к нему обратился сосед:
    — Неприятности на работе, в семье, расставание любовницей?
    Маэльвен так и замер с поднесённой ко рту булочкой. Сосед продолжал:
    — Нет ничего удивительного в том, что я догадался. Все мы, кто работает по исследованию параллельных миров, когда-то в своей жизни переживали подобное…
    Завязался разговор, было положено начало новой жизни Маэльвена. Через месяц он уже проходил подготовку в Центре обучения при УИПМП, а через полгода вместе с соседом по столику в бистро стажировался, посетив один из параллельных миров.
    Валерия терпеливо переносила неурядицы в семейной жизни. Не упрекала Маэльвена, даже тогда, когда он потерял работу. Она догадывалась, что происходило с её мужем, но не надоедала с расспросами, не устраивала сцен, а ждала, когда всё наладится само собой, хотя ожидание давалось нелегко. Отдушиной была её подруга детства, с которой она часто встречалась и доверяла свои тайны. Барбара с пониманием отнеслась к проблемам подруги, подолгу выслушивала её, проявляя терпение и такт, а, когда Маэльвен отсутствовал во время долгой стажировки, пригласила Валерию в свой загородный дом, где она жила со своим мужем и двумя детьми. Поддержка друзей положительно сказалась на Валерию, и, по возвращению Маэльвена, она с радостью встретила своего мужа. После стажировки семейная жизнь налаживалась, и через год Валерия родила второго сына.
    Маэльвен привыкал к новой жизни, забывал Фабиолу, но всё же иногда вспоминал её, и сердце сжималось до невыносимой боли. Он сожалел, что не проявил мудрости и настойчивости, чтобы не потерять Фабиолу. Вот и сейчас, наблюдая в окно ночной город, Маэльвен вспоминал о молодости и понимал, что всю жизнь жил с мыслями о Фабиоле. Он признавался в собственном малодушии, не позволившим ему прожить счастливо с женщиной, рождённой для него. Он признавался себе, что не сохранил ту страсть, которую испытывал к Фабиоле, и его жизнь, казалось, наполовину прошла впустую.
    «А Пол сохранил…» — подумал Маэльвен.

4

    Взбешённый от придирок Ле Пена Гудвин быстрым шагом вошёл в свой отдел, прошёл мимо столов, за которыми работали его сотрудники, не взглянул даже на свою молодую длинноногую секретаршу, а, захлопнув с шумом дверь, скрылся в личном кабинете.
    Леонси, секретарша Гудвина, нисколько не смутившись, продолжала регистрировать документы, одновременно по телефону выяснять кое-какие служебные вопросы, при этом успевая поболтать с секретаршами других отделов. Вошёл молодой сотрудник по имени Томазен. Он недавно был переведён из аналитического в оперативно-исследовательский отдел, который возглавлял Гудвин. Томазен, молодой мужчина, двадцати трёх лет, высокого роста и совершенно лысый, подошёл к секретарше и тихим голосом спросил:
    — Ленси, что с шефом?
   Леонси закончила разговор по телефону, положила трубку, подняла томный взгляд на молодого человека и, в свою очередь, задала ему вопрос:
    — Томазен, когда ты перестанешь коверкать моё имя? Меня зовут не Ленси, а Леонси!
  — Прости, Леонси… Я хотел сегодня пораньше отпроситься со службы, но шеф не в духе. Как же быть?
    — Свидание с милой знакомой?
   — Что ты!? Сегодня день рождения у мамы, я хотел пораньше освободиться, чтобы купить ей подарок.
    — О подарках надо думать заранее, — проворковала Леонси. — Не волнуйся. Шеф остынет, и ты можешь обратиться к нему со своей просьбой.
    — А если нет? — засомневался Томазен.
   — Можешь не переживать. Настроение шефа я беру на себя. Если я что-то решила, то обязательно исполню.
  — Ленси… Ой, прости. Леонси, может ты заодно переговоришь с ним обо мне?
    — Ну уж, нет! Свои проблемы решай сам…
   В это время по селекторной связи раздался голос Гудвина:
    — Леонси, дорогая, зайди ко мне… Да, и ещё, захвати минеральной воды.
    Леонси вскочила со стула, замахала рукой, выпроваживая Томазена, подошла к холодильнику, взяла пластиковую бутылку с минеральной водой, отлила в стакан, затем в сумочке нашла успокоительные пилюли и положила на блюдце две капсулы — она знала: если Гудвин просит минеральной воды, значит, ему нужны успокоительные лекарства.
    Прошло не меньше пяти минут, как Гудвин принял пилюли. Он молчал, а Леонси терпеливо ждала, когда шеф начнёт говорить.
    — Леонси, присядь. — Наконец, догадался предложить Гудвин.
    Он ещё немного помолчал, а затем рассказал секретарше о прошедшем совещании.
    — Представляешь? Он меня спросил, а была ли у меня страсть. Какая страсть? У меня есть семья, есть ты. Я люблю вас. О какой страсти он меня спрашивал?
    — Дорогой, это не просто любовь, — объясняла Леонси. —  Это, когда не можешь жить без любимого, когда минута без него кажется вечностью. Это радость, когда любимый рядом. И счастье, и любовь, и страдание.
    — Какое страдание?
  — Страдание, когда любимого нет рядом, когда сомневаешься в его любви, и радуешься, когда он доказывает свои чувства.
    — Так, это и есть любовь.
   — Любовь не может быть без страданий. Любовь и страдания — это и есть страсть. Иначе любовь превращается в обыденность…
    — Экие вы, женщины! Вам ещё пострадать надо. Одной радости недостаточно.
    — Вот, у Пола и его любимой настоящая страсть. У них всё: и любовь, и разлука, и мучения, и новые встречи… Я завидую этой женщине — её любят по-настоящему.
    — А я, значит, люблю тебя не по-настоящему? — Задал вопрос Гудвин и встал со своего места. Он подошёл к женщине, обнял её плечи, поцеловал волосы. – Ты закрыла дверь на ключ?
    — Да, — прошептала Леонси.

5

    Пока Гудвин подписывал документы, Леонси пристегнула чулки, одёрнула юбку, подошла к зеркалу и проверила тушь на глазах, нанесла на губы свежую помаду, не забыв, в завершение, двумя лёгкими взмахами руки поправить причёску. Забрав у шефа подписанные документы, она уже подошла к двери, когда её окликнул Гудвин:
    — Леонси.
    — Да, шеф, — обернулась к нему секретарша.
    — Если ты меня бросишь, я умру.
    Леонси улыбнулась.
    — Это уже страсть. Поздравляю Вас, шеф, Вы успешны не только в службе… — И Леонси вышла из кабинета.
   «Любовь, страдания, страсть… — думал Гудвин, оставшись один в кабинете. — При чём всё это? Почему Ле Пен так заострил на этом внимание? Что особенного в операции: высылаем агентов, арестовываем преступника и предаём его суду. Всё! Рядовое событие. Нет же, сам решил провести обыденную операцию по аресту бывшего сотрудника, да ещё и меня заставил отправиться в экспедицию. А я уже не молод. Для меня длительные космические перелёты утомительны. Да и семья надолго остаётся одна, скучать будут. Да что там, семья! Как же мне без Леонси? Привык я к ней. Прикипел. А может оно к лучшему. Пройдёт полгода, отвыкну от неё, и она от меня тоже… Непорядок это. Никогда не приветствовал служебных романов, а тут на тебе! Перевалило за сорок, скоро уж пятьдесят будет, и такую слабину дал. Старею».
    Гудвин вспомнил, что не дал распоряжение об изменении состава экспедиции. По селекторной связи он попросил секретаршу вызвать Наполеона, отвечавшего за подготовку операции по аресту бывшего агента УИПМП.
    «И всё же, при чём тут страсть? – продолжал размышлять Гудвин, когда Наполеон, получивший новые указания, покинул кабинет. – Ле Пен сошёл с ума. Стареем, становимся сентиментальными. Во всём видим какую-то чепуху».
    Как-то Гудвину пришлось расследовать дело об одном агенте. Тот потерял свою жену, погибшей во время автокатастрофы. Они ждали ребёнка. Агент, получивший возможность перемещаться во времени, вернулся на два года назад и предотвратил катастрофу. Отдел Гудвина проверил последствия изменений в историческом ходе событий. Через три месяца у агента родился сын, который в пятьдесят лет стал диктатором одной из восточных исламских стран, приводил в ужас свой народ и развязал мировую войну, принёсшую неисчислимое горе всему человечеству.
    «Вот к чему может привести сентиментальность, любовь и страсть, – сделал вывод Гудвин. – В нашей работе только прагматизм является основой и никакой чувственности…»
    — К Вам Томазен, шеф. — Услышал Гудвин голос Леонси по селекторной связи.
    — Пусть войдёт…
    Через мгновение открылась дверь, и в кабинет не вошёл, а вплыл долговязый Томазен.
    — Шеф, отпустите меня на час раньше.
    — ?
    — Надо купить подарок на день рождения мамы.
    «Ну, вот. Опять чувства!» – подумал Гудвин.
   — Слушайте, Томазен, Вы когда-нибудь испытывали страсть?
    — Сколько угодно.
    — Это как?
  — Всё очень просто, — объяснял Томазен, сверкая лысиной, на которую упал с окна солнечный свет. — Как увижу красивую девушку, или женщину, такая меня обуревает страсть, что не успокоюсь, пока с ней не познакомлюсь.
   — И что же потом?
   — Потом? Всякое бывает. Если честно, в большинстве случаев она не отвечает, но, если девушка идёт на встречу, то…
    — Хорошо. А что же потом?
    — Потом становится не интересно.
    — Вот что, Томазен, — распорядился Гудвин, — час не решит Ваших проблем. Идите, работайте…
    Томазен вышел из кабинета.
     — Отпустил? — спросила его Леонси.
    — Нет, — с горечью ответил Томазен. — Странный он какой-то. Про страсть спросил…
   — Что ты ответил?
   — Сказал, что этих страстей у меня было предостаточно.
   — Странные вы, мужчины! Страсть бывает один раз и на всю жизнь. Остальное — это блажь.
   — А ты говорила, что всё устроишь, — упрекнул Леонси Томазен.
   — Что тебе шеф сказал? — возмутилась Леонси.
   — Чтобы я работал.
   — Вот, иди и работай!..
    Гудвин собрался и, наконец, приступил к работе, выкинув все мысли, не касающиеся выполнению служебных обязанностей. Решив некоторые вопросы с сотрудниками отдела, он взял шляпу, при выходе из кабинета сообщил секретарше, что убывает в Орли проверить качество подготовки экспедиции.
    Когда он скрылся, Леонси набрала номер смежного отдела.
    — Алло! — ответила Аделин, секретарша начальника аналитического отдела.
    — Привет, Аделин! Это я — Леонси.
    — Привет!
    — Мой начальник завтра утром убывает в длительную командировку. Отправляется в созвездие Гончих Псов для ареста какого-то Пола.
    — Так ты теперь будешь свободной пташкой?
    — Выходит, что так.
    — Будешь скучать?
    — Уже скучаю.
    — Сочувствую. Слушай, Леонси. У тебя с Гудвином ничего не получится. Я уже много раз говорила тебе об этом. Эта бесперспективная партия. Вот что, завтра я иду к подруге. Она организовывает вечеринку. Будет много интересных молодых парней. Пойдём со мной.
    — Гудвин сказал, что умрёт, если я его брошу.
   — Гудвин!? Не смеши. Этот сухарь ещё нас с тобой переживёт.
    — Я люблю его…
   — Странная ты какая-то. Так всю жизнь проживёшь в бесплодных надеждах, не заметишь, как состаришься и никому будешь не нужной…
    — Всё равно, я люблю его.
    — Пора понять, что ты только любовница и не более того. Тебе самой надо устраиваться в жизни. Ну, что толку, если ты всю жизнь будешь ждать своего Гудвина? Он никогда не бросит семью. Поверь мне, милая, если встанет вопрос ребром: его семья, или ты – он выберет семью. Знаю я этих мужчин. Вы уже два года имеете отношения, но за это время он ни разу не намекнул даже, что хочет с тобой жить. И вообще, мужчины трусливые, как зайцы. Когда надо принять решение, они тут же в кусты. Помнишь, я рассказывала о Пенелопе? У неё тоже был женатый мужчина. Четыре года встречались, и, пока она сама не взялась за дело, он так и не развёлся со своей женой. Тот хоть развёлся, а твой Гудвин никогда не уйдёт к тебе. Помяни моё слово…
   — Аделин, подмени меня…
   — Ты куда?
   — По делам.
   — Хорошо…
    Леонси переключила телефоны на Аделин, взяла сумочку, заперла дверь кабинета и на такси отправилась в Орли.

6

    Пол проснулся от того, что почувствовал, как мёрзнет его спина. Настя спала, прижавшись к нему. Надо бы встать и подбросить веток в костёр, но Пол боялся разбудить Настю. Прошло достаточно времени, и действие снотворного ослабло, а Пол знал, что у Насти чуткий сон. Стоит ему чуть пошевелиться, и она проснётся. Но другого выхода нет. За время длинных ночей, планета остужается, если не разжечь потухший костёр, они замёрзнут, и Пол попытался медленно освободить руку, прижатую Настей к своей груди. Так и есть. Настя открыла глаза, повернула голову к Полу и спросила:
    — Ты куда?
    — Холодно. Надо разжечь костёр.
    Пол встал, подошёл к еле мерцавшим углям, подбросил с вечера заготовленного топлива и поднёс зажжённую спичку к покрытой смолой ветке. Смола, нехотя приняла огонёк от спички, и разгорелась, обдав Пола жаром. Вспыхнувший огонь охватил всю ветку, перебежал на другие, и костёр засветился ярким пламенем.
    — Ещё ночь, а такое ощущение, что я выспалась, — сказала подошедшая к Полу Настя.
    — Ты спала девять часов, — ответил Пол.
    — Странно, — удивилась Настя, — а почему так темно?
    — На Монблане ночь равна нашим земным суткам.
    — А день?
    — И день почти столько же.
    — Я так быстро уснула…
    — Потому что устала…
    — Я выспалась…
    — Кофе не желаешь?
    — Желаю… — улыбнулась Настя.
    Они сидели у костра, прижавшись друг к другу, и ждали рассвета.
    — Что мы будем делать на это планете? — спросила Настя.
    — Переждём, пока всё успокоится, — ответил Пол.
    — Это надолго?
    — Не знаю.
    Молчание. Настя приблизила свои губы к губам Пола. После продолжительного поцелуя, она спросила:
    — Замучила тебя поцелуями?
    — Нет, — ответил Пол, — мне нравится…
    — И мне, — сказала Настя. — Ты целуешься так, как мне нравится. Никто так не целуется, как ты. А ты… Ну, так, как я люблю.
    — Тебе надо было бы остаться. Будет нелегко, — вдруг заявил Пол.
    — Для меня главное, что я с тобой, — опровергла Настя сомнения Пола. – Не переживай за меня. Я — сильная, и всё выдержу. Ты со мной, а это всё, что мне нужно.
    — Как начнёт светать, мы пойдём. Два года назад, за тем лесом, я спрятал свой космокар. Это, конечно, не дом, но в нём тебе будет комфортно. В нём есть комната отдыха. Предусмотрено всё, что необходимо для длительных перелётов. Есть запасы пищи, воды… Можно жить вполне сносно…
    Настя недослушала, а, улыбнувшись, закрыла глаза, обняла голову Пола и приблизила его к себе. Поцелуй был долгим, она, не прерывая его, медленно откинулась на спину, увлекая за собой Пола.

7

    Шёл дождь. Если бы не густые кроны деревьев, то они промокли бы до нитки. В просветах между кронами виднелось закрытое облаками небо. Остуженная за ночь планета в отсутствие солнца оставалась холодной. Идти было трудно из-за мешавших веток и молодых порослей, которые Пол разрубал инструментом, схожим с мачете.
    — Скоро мы будем у цели, — успокаивал Пол Настю. — Потерпи, милая.
    — Ничего, не волнуйся. Только очень холодно. У нас всегда с тобой так. То дождь, то мокрый снег… — рассмеялась Настя.
     — Потерпи, — попросил Пол, — дождь нам на руку. Если бы светило солнце, оно разогрело бы планету, и наш путь был бы очень опасным. Из-за холода нам не будут докучать хищники.
    — Почему?
   — Дело в том, что планету населяют хладнокровные животные. Температура их тела зависит от внешнего источника тепла, то есть от солнца. За ночь планета остыла, а облака и дождь не дают достаточно разогреться планете, поэтому животные не активны. Им недостаёт тепла. 
    Через два часа они вышли на поляну. Космокар находился на месте. Прошло два года, но ничего не изменилось, только лес вплотную подошёл к космокару, а вокруг, на расстоянии трёх метров от валялось множество обглоданных костей. Настя ужаснулась.
    — Почему так много костей? Что тут происходило?
    — Это неудачная попытка преодолеть защиту корабля. При повторной попытке, она убивает. А убитых животных поедали другие.
    Пол отключил систему защиты и пригласил Настю пройти в салон космокара.  Открыв один из шкафчиков, Пол достал одежду, хранившуюся в вакуумном полиэтиленовом мешке.
    — Переоденься, — подал он Насте мешок. – Я пока включу обогрев и вентиляцию. – И Пол скрылся в кабине пилота.
    Он проверил двигатели, запасы топлива и электроэнергии, включил систему опознавания, на случай, если к планете приблизится какой-либо космический аппарат, и вышел к Насте. Она, уже переодетая в спортивный костюм, стояла рядом с электроплитой, визуально изучая её.
    — Эта плита электрическая?
    — Да, — ответил Пол. — А здесь, — он открыл шкафчик, — продукты.
    — Одни консервы, — констатировала Настя.
    — Свежие продукты мы добудем на планете.
   — А здесь хорошо, — сказала Настя. — Даже телевизор есть.
    — Это монитор, соединённый к компьютеру, но его можно использовать в качестве телевизора. Только пока мы этого делать не будем. Нас могут обнаружить. А вот, музыку можно включить.
    — Включи, — попросила Настя. — Мне здесь нравится. Кресла, столик. Уютно. И диван удобный. Мы на нём будем спать?
    — Да, моё солнышко.
    — Очень хорошо! Пашенька, я кушать хочу. Давай, что-нибудь приготовлю.
    — Ты можешь сначала принять душ.
    — И душ есть? — удивилась Настя. — С удовольствием!
    Пол подвёл Настю к дверце, открыл её, и их взору предстала небольшая душевая кабинка, но вполне удобная для одного человека. Пол подал Насте полотенце, мыло, мочалку, зубную щётку и прочие аксессуары для принятия душа, закрыл кабинку, оставив Настю внутри, а сам подобрал баночки с консервированными продуктами, открыл, подготовив их для приготовления пищи.
    Настя заняла соседнее кресло в кабине пилота и наблюдала за Полом.
    — Я люблю смотреть на тебя, когда ты занят работой, — говорила она, — ты такой умный!
    Пол улыбнулся. Ему было приятно восхищение им женщиной, любимой женщиной. В свою очередь, он не переставал восторгаться ею. Всю жизнь он мечтал о ней. Он знал, что только она нужна ему, и сожалел, что его жизнь прошла без Насти, и только сейчас они вместе. Но он был счастлив.
    — Мы выберем новое место для стоянки. Более удобное. На юго-востоке континента есть такое место. С одной стороны — предгорье. Рядом будет озеро и лес. Мы высадимся на более открытой местности, чтобы обзор был. Так безопаснее. Будем охотиться и ловить рыбу, собирать ягоды и пригодную в пищу траву. Не питаться же нам только консервами.
    — Мне очень хочется свежего мяса. И рыбки тоже. — Подтвердила Настя.
    Долетев до выбранного участка, Пол посадил космокар, взял оружие и отправился на охоту.
    — Я с тобой, — заявила Настя.
    — Это небезопасно, солнышко.
    — Тем более я тебя не оставлю одного.
    Охота была удачной. Пол подстрелил какое-то животное, похожее на маленького земного крокодила. Только его туловище не было столь удлинённым, а лапы поднимали его тело на достаточную высоту от земли и позволяли свободно передвигаться по суше. Хвост был коротким, но широким на конце, по-видимому, для того, чтобы управлять телом в воде. Мощная пасть животного была похожа на пасть крокодила, но она не выдавалась вперёд, и была приспособлена не для захвата убегающей добычи, а, вероятно, для поедания уже мёртвой. Если это падальщик, то мясо у него может быть непригодным к пищи. Но Пол из своего опыта знал, что иногда мясо падальщиков довольно вкусное. Осмотрев пасть «крокодила», Пол, по зубам, понял, что это не хищник и не падальщик, а вполне мирное травоядное животное. Когда он освежёвывал тушу и добрался до желудка, то, разделав его, увидел там камушки и ещё не переваренную растительность, что успокоило Пола. В принципе, мясо любого животного пригодно в пищу, всё дело лишь в том, насколько это мясо вкусно. Отвратительное на вкус мясо – это сигнал нашего организма, что еда не желательна для него.
    Ягоды и травы Пол и Настя решили не собирать, потому что не знали, ядовиты ли они, а потому использовали консервированные растительные продукты, которых на корабле было предостаточно.
    Подготовив свежее мясо для варки, Пол оставил Настю одну, а сам отправился в пилотскую кабину, проверить техническое состояние корабля и данные компьютера о других летательных аппаратах вокруг планеты.
    Когда Пол вошёл в кабину, он, тут же, обратил внимание на монитор, на котором мигала картинка в виде человеческого мозга. Эта картинка означала, что компьютером обнаружена разумная жизнь.
    «Но эта планета не заселена, — забеспокоился Пол, — откуда здесь люди?» — И он дал команду компьютеру вывести на экран изображение носителя разума и его характеристики.
    Удивлению Пола не было предела. На экране появилась фотография животного, похожего на сурикату. Да, самой, что ни на есть сурикату, ничем не отличающейся от той, что обитает на Земле в Калахари. Только рост её был около метра. Она стояла на двух лапах, а в одной из верхних конечностей держала палку. Позади «сурикаты» стояло ещё с десяток подобных особей. Пол опешил. То, что ему выдал компьютер, изменило всё его представление о вселенной.
    — Понимаешь, Настенька, — объяснял он позже, показав распечатанное фото, — я много путешествовал и во времени, и в параллельных мирах, и в пространстве, и не разу не встречал разумных существ другой формы, кроме человека. Повсюду носители разума были люди, или подобные им существа. Во всех нас и других носителях разума есть главное, что отличает от остальных животных. Не удивляйся, мы тоже животные, если подходить к нам строго по научному. Так вот, это главное не только во внешней форме — мы можем различаться по росту, по объёму, по форме головы, туловища и тому подобное, — но, самое главное, что различные расы могут давать общее потомство. Это говорит о том, что у нас схожие ДНК. Лишь условия жизни изменили наши формы, но не настолько, чтобы мы не могли, по внешним признакам, определить, что перед нами человек, наш ближайший родственник, можно сказать, кровный родственник. Но то, что ты видишь на фото, эта суриката, даже, если она обладает разумом, нашим родственником не является. Это совсем другая форма носителя разума… И ещё, Монблан заселён хладнокровными животными. Откуда взялось млекопитающее? Компьютер ясно показал, что «суриката» – это млекопитающее животное… 
   — Милый, дорогой мой, успокойся, — говорила Настя, — ты сам говорил, что вселенная бесконечна, а, значит, и бесконечное множество форм разума. Просто, ты не встречался раньше с разумными сурикатами, а потому это вызывает удивление.
    — Спасибо, Настенька, — поблагодарил её Пол. – Твоя рассудительность помогает мне. Ты – мудрая женщина!
    — Я  не суриката, но всё же разумная… — ответила Настя, и Пол, вдруг, рассмеялся.
    — Ты меня умиляешь! Обожаю тебя!
    Настя смотрела на Пола радостным влюблённым взглядом и улыбалась. Как-то, давно, она сказала ему:
    — Тебя всё во мне умиляет! Ты — чудо, Павлик!..

8

    — Ты сумасшедшая, Леонси! — кричал Гудвин. — Подумай своей головой! Как, на каком основании я возьму тебя с собой!? На том основании, что ты моя секретарша!? Это же нелепо!
     — Если ты не можешь решить этот вопрос, я попрошу Ле Пена, – шантажировала своего начальника Леонси.
    — Глупо! — возражал Гудвин. — Глупо, глупо, глупо!!! Леонси, есть правила, которым мы обязаны подчиняться. Здесь нет места нашим чувствам и желаниям. Ты, хоть, понимаешь это!?
    — А ты понимаешь, что я люблю тебя!? — возражала Леонси. — Я дня не могу без тебя, а ты улетаешь на полгода! Ты обо мне подумал!? Конечно, когда тебе обо мне думать!? Я нужна тебе для развлечения. Дома — жена, на работе — любовница! Не плохо устроился!..
    — Дорогая, о чём ты говоришь? Успокойся, милая. Мне тоже не по себе. Решение Ле Пена оправиться на Монблан вывело меня из равновесия. Первое, о чём я подумал, как я без тебя буду…
    — Правда? — с надеждой в голосе спросила Леонси.
    — Да, моя милая…
    Леонси бросилась к Гудвину в объятия.
    — Дорогой, не оставляй меня одну, — умоляла она, — возьми меня с собой. Я не буду обузой. Я буду тебе хорошей помощницей. Ты не пожалеешь. Придумай что-нибудь, уговори Ле Пена…
    — Ну, хорошо, — соглашался Гудвин, гладя её спину. — Хорошо. Я что-нибудь придумаю…
    Гудвин отвёз девушку домой.
   — Завтра на работу не приходи, — сказал он ей, — собирайся и жди. Я пришлю машину. К одиннадцати часам будь готова…

9

    Вечер Леонси посвятила сборам, убеждая мать, что путешествие будет безопасным, и её любимая дочь вернётся здоровой и невредимой.
    — Это двести лет назад космические путешествия были опасными, потому что людям многое было неизвестно. Да исследователи рискуют, когда изучают новые планеты. А мы летим на Монблан. Он давно изучен и там нет никаких опасностей.
    — Всё равно, доченька, я волнуюсь, — отвечала мать.
    — Не волнуйся. Я буду выходить на связь, сообщать о нашем путешествии. Сама убедишься, что это рядовое задание.
    Собравшись, Леонси решила позвонить подруге.
    — Алло! Аделин! Гудвин берёт меня с собой. Завтра в одиннадцать за мной придёт машина…
    — Я рада за тебя, подруга, — отвечала Аделин, — правильно сделала, что уговорила своего начальника. Знаешь, я даже тебе немного завидую. Интересное будет путешествие. Новые миры увидишь…
    — Не дождусь, когда уж ночь пройдёт, — перебила Леонси.
    — Дождёшься… Главное, чтобы Гудвин выполнил своё обещание.
    — Что ты имеешь в виду? — забеспокоилась Леонси.
  — Есть у меня давнишняя подруга, Изабель. Познакомилась она с парнем, полюбила его, а он, однажды, говорит ей, что отправляется в экспедицию на Гималаи на два года. Изабель уговорила его, чтобы он взял её с собой. Он сказал, что купит для неё билет на поезд, и утром они вместе отправятся в Марсель, откуда морем поплывут в Индию с остальными членами группы. Но Изабель была не дура. Она знала, каким поездом отправляется её парень. Сама взяла билет, села на поезд, но в другой вагон, а, когда поезд отъехал от Парижа, она пришла в купе к своему возлюбленному. Представляешь, какой вид был у него!? Ха-ха! — рассмеялась Аделин.
    — Что же было потом? — спросила Леонси.
    — А куда ему было деваться? Взял с собой. Потом поженились. Сейчас они живут в Ла-Рошеле. Ни разу не отпускала его одного в экспедицию, пока не родила первенца…
    Они ещё немного поболтали по телефону, Леонси приняла душ, подготовилась ко сну, пожелала матери спокойной ночи и ушла в свою спальню. Засыпая, она прошептала: «Гудвин, тебе меня не обмануть. Я не дурочка!»

10

    — Я проснулась рано. Успела приготовить блинчики с творогом, заварить чай и наполнить термос. Вызвала такси и поехала в Орли, — рассказывала Леонси внимательно слушавшему её Ле Пену. Гудвин, насупившись, сидел на диване, иногда покрякивал, давая понять, насколько ему неприятна сложившаяся ситуация. — У космокара стоял Наполеон и руководил последними приготовлениями. Он знает меня, знает, что я работаю секретарём у Гудвина, а потому я не испытывала никаких затруднений, чтобы проникнуть в космокар. Наполеон поинтересовался, с какой я целью оказалась в Орли. Я ответила, что Гудвин очень занят и просил меня привезти его вещи, а ещё его любимые блинчики с творогом и белый чай, и оставить в салоне космокара. Все подчинённые знали пристрастия Гудвина к блинчикам и чаю, и Наполеон махнул рукой и продолжал руководить рабочими. Я поднялась по трапу в салон космокара, поставила на стол термос, а чемодан взяла с собой и спряталась в хозяйственном отсеке космокара. Выждав время, по сотовому телефону позвонила Наполеону и попросила его проверить, оставила ли я любимые блинчики Гудвина. Наполеон выругался, сказав, что ему сейчас не до блинчиков, но всё же поднялся в салон, подошёл к столу, развернул пакет и проверил его содержимое. Я всё видела в чуть приоткрытую дверь. Когда Наполеон убедился, что всё на месте, он позвонил мне. Хорошо, что я догадалась заранее выключить звук телефона, а то он меня сразу выдал бы. Я не ответила. Наполеон не стал настаивать, убрал в задний карман брюк телефон, снова выругался и вышел на улицу. Я немного подождала и перезвонила ему. Наполеон накричал на меня, обвинив во всех грехах. Но я не обижаюсь на него…
    — Зачем Вы звонили Наполеону? — спросил Ле Пен.
    — Чтобы убедить его, что я уехала в офис…
    — Умно, — заключил Ле Пен и, не выдержав, рассмеялся. — Да, Гудвин, ловко обвели нас вокруг пальца! Что ж? Раз уж, Вы с нами, то будете исполнять обязанности секретаря и заваривать нам кофе…
    — С удовольствием! Спасибо, мсье Ле Пен! — воскликнула от радости Леонси. — Вот увидите, я не подведу вас…
   — Договорились. Гудвин определите новому члену экипажа рабочее место, — дал указание Ле Пен. — И отдыхать…

11

    Для экспедиции Ле Пен воспользовался своим космокаром. Помимо комнаты отдыха,  в нём имелся отдельный отсек для Ле Пена. Здесь он мог уединиться и без помех работать. На сей раз, он также, оставив в общем отсеке Гудвина с Леонси и ещё двух агентов, Октава и Себастьяна, ушёл в свой отсек, занял место на диване, включил ноутбук, открыл папку с перечнем сотрудников своего управления и, найдя файл под именем Леонси Сюзерен, приступил к изучению досье нового члена экипажа.
    Недавно, на прошлой неделе, Леонси исполнилось двадцать пять лет. Два года назад получила диплом о высшем профессиональном образовании в области юриспруденции и, в этом же году, поступила на работу в управление Ле Пена. Аттестационные материалы характеризовали Леонси, как добросовестного сотрудника, аккуратного и пунктуального. Особое внимание Ле Пена привлекла информация о семейном положении девушки. То, что Леонси не была замужем, его не удивляло, он и без досье догадывался. Важным для него было то, что в собственноручно написанной биографии, Леонси сообщала об отсутствии отца, погибшего ещё до её рождения в авиакатастрофе. Проживала девушка вместе с матерью, имя которой Фабиола Сюзерен.
    «Нет, нет, — думал Ле Пен, — это совпадение. Но есть ещё одно совпадение. Возраст Леонси. Да, двадцать пять лет прошло, как Фабиола приезжала в Париж. Нет, это невозможно. А место рождения? Ну-ка. Ага. Марсель! Леонси родилась в Марселе. Но, если её мать та самая Фабиола, то где же ещё должна была родиться Леонси, как не в Марселе? Одно совпадение – это случайность, два – статистика, три – это уже закономерность! Я, наверно, сойду с ума!»
    Но Ле Пен был не тем человеком, которого легко свести с ума. Его аналитический ум подсказал ему, что фотография матери Леонси расставит всё на свои места. Он пересмотрел досье девушки, но фотографию её матери не обнаружил.
    Ле Пен вышел в общий отсек, в котором обнаружил дремавшего в кресле Гудвина, сидевших на диване у столика Октава и Себастьяна, попивавших ром и игравших в шахматы, и Леонси, изучавшей предоставленные Гудвином документы. Ле Пен подошёл к Леонси и спросил:
    — Моя помощь нужна?
    — Нет, спасибо, мсье Ле Пен.
    — Леонси, будьте добры, принесите мне кофе.
    — Сию минуту, мсье Ле Пен. Что подать к кофе? Печенье? Конфеты?
    — Только кофе, – и Ле Пен удалился в свой отсек.
    Когда Леонси поставила серебряный поднос с чашкой кофе на стол Ле Пена, он попросил её:
    — Леонси, не сочтите мою просьбу бестактной, Вы можете показать свои семейные фотографии? Разумеется те, которые сочтёте возможными.
    — Что Вы, мсье Ле Пен! Я не считаю Вашу просьбу бестактной, — ответила Леонси, с разрешения начальника вытащила из коробочки листок бумаги для записей и написала адрес сайта.
    — Вы можете воспользоваться этим адресом.
    — Спасибо, Леонси.
    На третьей, или четвёртой фотографии Маэльвен узнал Фабиолу…

12

    — О чём я хочу попросить тебя, Гудвин? — начал разговор Ле Пен, когда все уже уснули. — Будь внимателен к Леонси. Если твои чувства остыли, прояви такт, чтобы не ранить душу молодой девушки.
   — Никакой логики! — выпалил Гудвин. — Маэльвен, не думал я, что Леонси так поступит.
    — Леонси любит тебя. А любви чужда логика. Я не зря вчера спросил, испытывал ли ты в своей жизни страсть. Нам нелегко будет арестовать Пола. Он сохранил страсть к женщине на всю жизнь. Пол хитёр, с ним женщина,  которую он любит, и всё вместе делает его хитрее вдесятеро. А подумать тебе следовало, когда ты впервые соблазнился молодой секретаршей. В твоём возрасте следует знать, что даже несвободная женщина, влюбившись в другого мужчину, в своих мечтах представляет его своим мужем…

13

    Настя поцеловала Пола в губы. По обыкновению, поцелуй был продолжительным, а когда он закончился, Настя встала с разложенного на ночь дивана, подошла к электроплите, включила свет, отрегулировала его интенсивность от яркого до тусклого, чтобы он не резал глаза, а только чуть освещал помещение, и поставила чайник вскипятить воду.
    — Паша, я хочу заварить чай. Ты будешь?
    — Спасибо, солнышко. Завари и мне.
    Пол лежал на спине, заложив руки за голову, и наблюдал за Настей. На фоне синевато-тусклого освещения прорисовывался профиль женского тела: плечи, грудь, изгиб спины… Пол любил эту женщину и, рассматривая её, думал о счастье, которое подарила судьба, вернувшая ему любимую женщину, ещё с первых их встреч ставшей для него родным человеком. Ему было легко с ней, он мог говорить с Настей на любые темы, высказывать любые мысли и не боялся выглядеть перед ней слабым и уставшим. Когда перипетии судьбы ломали его, он думал, что никогда не выберется из паутины несчастий и неудач. В трудные минуты Пол подходил к Насте, клал голову на её грудь, она, как мать маленького ребёнка, прижимала его к себе и гладила рукой его голову. Пол успокаивался, постепенно им овладевала уверенность в своих силах, и он знал, что в жизни нет такой преграды, какую бы он не в состоянии преодолеть.
    Находясь рядом с Настей, Пол ощущал целостность и гармонию жизни, с ней он чувствовал себя сильным и способным на многое. Она, как чудодейственный эликсир, возвращала ему молодость и здоровье, ясность мыслей и определённость целей, к которым он должен стремиться. Он не страшился того, что жизнь прошла, и он многого не достиг, потому что с ним рядом не было этой удивительной женщины, но на склоне лет она вернулась, и он почувствовал, что настоящая жизнь только началась.
    Настя заварила чай, наполнила им две чашки и поднесла их к дивану. Поставив чашки на столик, стоявший рядом, Настя присела к Полу, сделала глоток чая, и, взглянув на него, сказала:
    — Я люблю ночь.
    — Почему? — спросил Пол.
    — Потому что только ночью ты весь принадлежишь мне.
    — Без остатка?
    — Без остатка, — улыбаясь, подтвердила Настя, — и хорошо, что ночи на Монблане такие длинные! Днём ты уходишь, и я остаюсь одна, а ночью ты всегда со мной.
    — Я не могу брать тебя с собой. Ты видишь, как опасна эта планета. Помнишь встречу с огромным ящером? Ты чуть не погибла. Я очень испугался тогда…
    — А ты думаешь, мне за тебя не страшно?
    — Знаю, милая, что ты переживаешь за меня. Но, пойми, солнышко, мне спокойнее, когда ты под защитой космокара. И потом, я ведь отлучаюсь не надолго. И у нас есть возможность общаться. Ты всегда знаешь, где я нахожусь и что со мной.
    — Всё равно, мне не нравится, что ты уходишь один. Завтра, Пашенька, мы пойдём вместе. И не спорь со мной… — Настя улыбалась, давая понять Полу, что нисколько не сердится на него, но, в то же время, настойчиво добивается не оставлять её больше одну. Она поставила на столик свою чашку, обняла Пола, и долго целовала его в губы. — Я твоя целовальница? — Смеясь, спросила Настя.
    Как-то Пол назвал Настю целовальницей. Она насторожилась, подумав, что надоедает ему своими поцелуями, но Пол успокоил Настю, объяснил, что ему нравится её любовь к поцелуям, что её поцелуи слаще нектара, и, назвав Настю так, он нисколько не хотел её обидеть, а наоборот, — высказать восхищение ею, её обаянию и всепоглощающей женственностью.
    — Пашенька, в котором году мы сейчас? — Поинтересовалась Настя.
    — В две тысячи пятьсот шестьдесят втором.
    — Ого! — воскликнула она. — Интересно, как поживают наши двойники?
    — У них всё хорошо.
    — Я так за них рада! Скажи, а они могли расстаться?
    — Да.
    — Но не расстались?
    — Нет. Хотя ситуация была серьёзной. Их отношения были на грани разрыва.
    — Молодцы, что не расстались.
    Настя, вдруг, призадумалась. Какая-то мысль завертелась в её голове, и она, серьёзно взглянув на Пола, спросила:
    — Паша, случайно не ты вмешался в их отношения?
    — Был такой грех, — признался Пол.
    — Правильно сделал. — одобрила Настя. — А если бы ты не вмешался, они потеряли бы друг друга?
    — Да. Таков был естественный ход событий.
    — И как сложилась бы их жизнь?
    — Невесело. Они всю жизнь жалели бы, что расстались. Помнили бы друг о друге, но никогда больше не встречались бы, — ответил Пол. — Настенька, ты скучаешь по своим?
    Настя кивнула головой, подтверждая догадку Пола.
    — Потерпи, милая. Ты скоро навестишь своих дочек. Я обещаю.
    — Одна? Без тебя? Ты говоришь обо мне в единственном числе.
    — Я не могу.
    — Но, почему? Им тоже хотелось бы с тобой увидеться.
    — Меня нет в том мире.
    — Не понимаю тебя.
    — Видишь ли, я погиб в автокатастрофе.
    — Пашенька, но ты же жив, ты сейчас рядом со мной. — Испуганно проговорила Настя. На её лице отразился страх за своего мужчину, и брови соединились у переносицы, оставив между собой лишь две маленькие вертикальные бороздки.
    — Конечно жив. — подтвердил Пол. — Это всё пространственно-временные манипуляции. Вмешавшись в естественный ход событий, я поменял судьбу не только наших двойников в дочернем парамире, но и многих людей во внучатом параллельном мире, да и, вообще, его дальнейшую историю. Это не остаётся незамеченным. Рано, или поздно, Службе контроля при Учёном Совете становятся известны факты вмешательства агентов Управления по исследованию параллельных миров и пространств, и Управление Зачистки приступает к исправлению последствий вмешательства, но это возможно лишь вместе с агентом, изменившим ход истории. Если же агента нет по той, или иной причине, исправить ситуацию невозможно. Так как я погиб в нашем мире, то исправить то, что я изменил, течение жизни в двух мирах будет проходить по новому историческому пути.
    — В таком случае, зачем они охотятся на тебя? Если тебя нет в нашем мире, и ничего не подлежит изменению?
    — Сам над этим долго думал. У меня только предположения. Возможно, они хотят вернуть тебя.
    — Почему? И какое они имеют право решать за меня?
    — Вероятно, твоё исчезновение каким-то образом поменяло ход истории. Такое возможно. Ну, а я, похитив тебя, должен предстать перед судом.
    — Ну, уж нет! Придумай что-нибудь, Павлик, но не дай им себя арестовать. Я не хочу, чтобы тебя судили, — заявила Настя. – А как ты оказался агентом этого управления, как его там, по исследованию всяких пространств? Ты никогда мне об этом не рассказывал.
    — Ты помнишь, что мы договорились стать мужем и женой, но тебе надо было подождать, пока я разрешу некоторые свои проблемы. Прошло время, и я спросил тебя, не передумала ли ты. Ты ответила, что в следующей жизни…
    — Но я же выслала тебе СМС, что я и так твоя жена, хотя и живу с другим мужчиной. Пашенька, так сложилось у нас. Ты сам согласился ждать меня, пока я тоже решала свои проблемы. Жила я с Костей, но всю жизнь любила тебя…
    — Твой ответ недвусмысленно дал понять, что мне надеяться не на что, — прервал Пол Настю, — и я потерял смысл жизни…
    — Но ты сам меня успокаивал, – в свою очередь, не дала Настя договорить Полу, – когда мы встречалась, я не замечала ничего, что могло говорить о твоём состоянии. Ты был, как всегда, жизнерадостен, уверенным в себе, относился ко мне с любовью и нежностью… Ничего в твоём поведении не говорило о том, что ты потерял смысл в жизни. Наоборот, с тобой и я себя чувствовала уверенной в том, что мы всегда будем вместе.
    — Когда ты была рядом, я был спокоен, но стоило тебе уехать, как сомнения и тяжёлые мысли вновь одолевали мной. Думая о нас, я всегда приходил к выводу, что мы никогда не будем вместе. Это обезоруживало меня. Я снова плыл по течению, жил, как живётся, спал, ел, пил, работал. Однажды, было это летом, я, по рабочим делам, отправился в другой город. Выполнив задание, возвращался домой, но поехал по другой дороге, которая, хотя и была не очень хорошей, но она была короче и пустынной. Я проезжал мимо широких полей и редких небольших сёл и деревень. Возвращаться не спешил. Так как машин почти не встречалось, и я был один, я мог думать о другом, а не о дороге. Местность была холмистой, я, то поднимался вверх, то спускался вниз, и, проехав полпути, в низине, за маленьким лесочком, я заметил странный летательный аппарат. То, что это была техника для полётов, я понял, но выглядела она несколько по-иному, была какая-то уж слишком сверхсовременной. Таких летательных аппаратов в мире не было, а знали мы о них из фантастических рассказов, да из фильмов. Я остановил машину и направился к тому аппарату, как рядом с ним увидел израненного человека. Он был в беспамятстве, лежал на земле. Я решил помочь ему. Сначала привёл его в чувство. Когда его глаза стали осмысленными, он на странном, похожем на английский, языке спросил, где мы находимся. Я ответил ему на русском. Наверно, этот человек был полиглотом, потому что, тут же, перешёл на русский и задал новый вопрос: «Какой сегодня год?» – Хотя мне его вопрос показался странным, я ответил. По его просьбе я принёс из салона летательного аппарата какой-то чемоданчик, открыл его. Он был похож на ноутбук, но не был им. Незнакомец консультировал меня, как пользоваться этим чемоданчиком, какие нажать кнопки, какие набрать на дисплее цифры и буквы. Он часто терял сознание, и мне приходилось ждать, когда сознание к нему вернётся. Наконец, я выполнил, что он просил, нажал на какую-то клавишу, и мы оказались в горной местности. Не буду рассказывать подробности, а скажу сразу, это было предгорье Альп, и год был две тысячи пятьсот одиннадцатый. С помощью того же чемоданчика я вызвал специальную команду, доставившей нас в научно-исследовательский институт, расположенный близ небольшого городка под названием Цвайлиммен. Это в Швейцарских Альпах.  Ко мне был приставлен человек. Звали его Фальк Хартманн. Прошло недели две, он спросил меня: «Вам не интересно, почему мы Вас держим здесь?» – Я ответил, что никуда не спешу. Он рассмеялся, а потом сказал: «У Вас удивительная выдержка!» – Знал бы он, какая у меня выдержка!..
    — А я знаю, — вставила Настя, — иногда ты бываешь очень нервным и несносным…
    — Что есть, то есть. Но тогда мне было всё равно, что станет со мной. Да и интересно было. Я же попал в двадцать шестое столетие. Для меня это было удивительным. Однажды Фальк сказал: «Мы не можем отпустить Вас в Ваше время. Советом принято решение оставить Вас. Но мы можем предложить работу». – Через год я стал агентом по исследованию параллельных миров и пространств. Ведь, я мог снова встречаться с тобой…
    — Паша, ты чудо! — воскликнула Настя и прильнула к нему для поцелуя. — Я обожаю тебя!
    — И я люблю тебя, Облачко!
    Одними признаниями в любви дело не закончилось.
    Прошло более часа. Настя прижалась к Полу, положив голову на его грудь.
    — Мне хорошо с тобой, — прошептала она.
    Пол поцеловал её волосы, освободился от её объятий и встал.
    — Я хочу заварить кофе. Ты будешь?
    — Нет, Пашенька. Интересно, сколько сейчас времени на Земле.
    Пол глянул на часы, показывавшими одновременно земное и монблановское время.
    — На Земле сейчас восемь утра. На Монблане ночь продлится ещё шестнадцать земных часов.
    — Хорошо. Можно ещё выспаться, — порадовалась Настя. — Надо было тебе, Пашенька, меня забрать ещё, когда мы были молодыми…
    — Я не мог. Мне хотелось, чтобы ты сама приняла это решение. Рай против воли превращается в ад. Я не хотел, чтобы со мной ты чувствовала себя в аду. И ты упрямо держалась за Константина, хотя любила меня.
    — Я же по гороскопу бык. Упрямая, – улыбалась Настя. – Но зато сейчас мы вместе… Паша, а ты говорил, что перешёл на другую работу…
    — Службе контроля стало известно о наших с двойником усилиях по изменению исторического хода событий во внучатом парамире. Меня вызвали на Учёный Совет, но я не доехал. Сорвался в пропасть и погиб. Я знал об этом. Пользуясь возможностью изменять время, я видел, как сорвался в пропасть…
    — А почему так произошло?
    — Сердце остановилось… — Пол снял турку с готовым кофе с плиты, наполнил чашку и подсел к Насте. — Используя различные манипуляции со временем, я вернулся во внучатый парамир, но в нашем мире я погиб. В Службе контроля обо мне не забыли. Рано, или поздно, они всё равно вышли бы на меня, но тут мной заинтересовалось РУКПО. Это управление занимается исследованием планет. Руководству РУКПО почему-то импонировала моя самостоятельность и смелость в нарушении правил. Потом я понял почему. Агенту РУКПО приходится часто работать в очень неблагоприятных условиях и рисковать. Он должен обладать смелостью, если это потребуется, принимать самостоятельные решения. Им многое прощается. Так и мне простили моё вмешательство во времени и пространстве. Тем более, что в нашем мире я погиб, и охота за мной была бессмысленной. На одной из планет в созвездии Лира я обнаружил человека, хотя та планета была не заселена. Как потом я выяснил, это был агент из управления, в котором я раньше работал. По-видимому, он совершил какую-то ошибку, неверно набрал коды и попал на безлюдную планету, на которой погиб. Я не сообщил о нём, но забрал его приборы и чемоданчик, с помощью которого можно перемещаться во времени и пространстве. Погибшего агента я похоронил. Так я обзавёлся своим ИПВП. О моей работе в РУКПО ты знаешь. Я достаточно много о ней рассказывал. О Кларе ты тоже знаешь, и о дочери…
    — Ты скучаешь по дочери? — спросила Настя.
    — Скучаю… Но я не беспокоюсь о её будущем. Клара обеспеченная женщина.
    — Интересно, Клара вышла замуж?
    — Да. Но с ним она тоже разведётся…
    — Какая женщина! – воскликнула Настя. – Зря ты от неё ушёл, Паша. Она богатая,  жил бы с ней, как кот в масле… — сказала Настя, а сама наблюдала за реакцией Пола.
    — Нет, не зря. Мне нужна ты, а богатство Клары мне не к чему.

14

    Настя засыпала в кофемашину очередную порцию зернового кофе, поставила пустую чашку и включила машинку. Машинка зажужжала, и из краника вытекла мутная вода. После того, как Настя вылила воду в раковину, она поставила чистую чашку и вновь включила машинку. Шум от молотьбы зёрен заглушил тихий голос дочери, рассказывавшей о созданной ею и мужем год назад танцевальной студии. Когда шум прекратился, Настя подала чашку с кофе Ладе, а себе заварила чай.
    Мать и дочь сидели за кухонным столом друг против друга. Лада продолжила рассказ о студии, а Настя слушала и думала о своём. Она неделю гостила у дочери, а сегодня должна вернуться на Монблан, где её ждал Пол.
    —  Мама, — вдруг, прервала рассказ Лада, — ты меня не слушаешь. О чём задумалась?
    — Ростислав не опоздает? — спросила Настя.
    — Нет, конечно, — отвечала дочь, — он обязательный у меня. Если что-то пообещал, то обязательно выполнит. Куда он должен тебя отвезти?
    — Недалеко. За Лешково, где пешеходный мост через Истру в сторону Павловской Слободы.
    — Надо же! — удивилась Лада. — Я уж два года живу здесь, а таких подробностей не знаю, ни разу не была на этом мосту. Ты-то откуда знаешь?
    — Когда Павел отправлял меня к вам, он подробно описал место, откуда я могу к нему вернуться. Даже на карте показал…
    Настя не только по карте знала об этом месте. Когда она приехала на первую годовщину свадьбы Лады и Ростислава, вскоре приехал и Пол. Во второй день встречи они вместе с Настей посетили студию. Им очень понравилось арендованное помещение, хотя покрытие было старым и в некоторых местах со стёртым линолеумом, а оконные рамы требовали замены. Пол отметил, что в просторном помещении была приятная аура, но больше всего его восхищали организаторские способности Лады, её настойчивость в достижении цели. Он много высказал лестных слов в адрес молодой супружеской пары, чем несколько смущал Ладу, но знал, что крёстнице приятно было слышать его слова.
    Крёстным отцом для своей дочери его назначила Настя. В период организации своего дела Лада часто обращалась за советами к Полу, были моменты, когда Ладе было очень трудно, и Пол своими советами поддерживал молодую женщину, что очень радовало Настю. Тогда она и решила, что Пол должен быть крёстным отцом её дочери. Он не был против, но сомневался, примет ли это решение своей матери Лада, на что Настя ответила: «Мама выбирает для своего ребёнка крёстного отца!»
    Та встреча отличалась особым теплом в их отношениях. Они чувствовали родство своих душ. Неделю спустя, в телефонном разговоре, Настя сказала: «Мы хорошо провели эти дни вместе. Ты родной мне…»
    К тому мосту через реку Истра они поехали после посещения студии. Ребятам необходимо было отдохнуть и подготовиться к вечерним занятиям, и, чтобы не мешать им, Настя предложила Полу оставить их одних, а самим на автомобиле прогуляться по небольшому подмосковному городку. Они проехали Лешково и остановились у реки рядом с мостиком. Погода была дождливой, и, хотя прохожих было мало, Настя отметила, что они стоят у проходного места. Пол завёл мотор и проехал вниз к берегу реки, где от случайных глаз их защищали деревья и возвышавшаяся насыпь, по которой проходила дорога. Они долго провели время в салоне автомобиля, прерывая беседу продолжительными поцелуями. Окна от их дыхания запотели, что было им только на руку.      
    — Мама, а ты не можешь ещё побыть с нами, хоть парочку дней? — попросила Лада.
    — Не могу, милая, — ответила Настя. — Павел ждёт меня. Если я сегодня не вернусь, то следующее возвращение будет возможно только через полтора месяца.
    — Почему он не с тобой? Я хотела бы увидеться со своим крёстным.
    — Так надо. Я жалею, что с Есенией не повидалась. Как она там?
    — Ой, ничего с Есенией не случится, — заверила Лада. — Всё у неё хорошо.
    В это время в замочной скважине заскрипел ключ и, через минуту, вошёл Ростислав.
    — Лада, есть хочу! — выпалил он с порога. — Анастасия Макаровна, мы не опаздываем?
    — Время ещё есть, — успокоила зятя Настя. — Отдохни, покушай, и поедем.
    Во время обеда Ростислав, как  и Лада, высказал сожаление, что Пол не мог погостить у них, но Настя ответила, что надо выждать время.
    — Он обещал собрать нас всех вместе с Есенией и отправиться в путешествие. Можно отправиться в будущее, или в прошлое…
     — О! — воскликнул Ростислав, — это круто! Хотелось бы в будущее попасть. Посмотреть, как наш бизнес будет развиваться…
    Прошёл час, и все трое вышли на улицу. Ростислав сел за руль своего Volkswagen Touareg,  Лада разместилась рядом с мужем на пассажирском месте, а Настя, как всегда, заняла просторные задние места.
    Через двадцать минут они подъехали к пешеходному мосту через Истру. Настя вышла из машины, спустилась с дорожной насыпи и заняла то самое место, на котором Пол во время той встречи остановил свой автомобиль. Лада с Ростиславом остались на дороге и прощались с Настей, предупредившей их, что они должны быть на почтительном расстоянии от неё.
    Настя держала в руках прибор, похожий на обыкновенный сотовый телефон, который отсчитывал минуты и секунды.
    — Мама, приезжайте к нам с Полом, — крикнула Лада.
    — Хорошо, доча, обязательно погостим у вас вместе…
    Прибор отсчитывал секунды до начала перемещения. В пятидесяти метрах от Насти стоял ветхий дом, ограждённый таким же ветхим высоким забором. Из-за забора выбежал пёс, дворняга, но похожий на овчарку, и направился прямиком к Насте.
    — А ну, стой! — крикнула Настя. — Уходи! Слышишь? Уходи, дурачок!
    Но пёс не слушал, а приближался к женщине.
    Солнце переместилось на небосклоне, его луч ударил в тёмное окно ветхого дома, отразился и был пойман индукционным приёмником прибора. Настя и пёс исчезли.
    — И собака тоже телепортировалась, — констатировал Ростилав.
    Молодые посмеялись над незадачливым псом, сели в автомобиль и покинули место прощания с Настей.

15

    Маэльвен вышел из рабочего отсека и увидел с заплаканными глазами Леонси. Она сидела за своим столиком и мокрым от слёз платочком. «Очередная ссора с Гудвином,» — подумал Маэльвен. Его сердце сжалось от негодования на начальника оперативно-исследовательского отдела и от жалости к Леонси. Чтобы отвлечь девушку, он попросил подготовить поступившие сообщения из Центра, а задержавшись у двери своего отсека, попросил Леонси захватить чашку с горячим чаем.
    — Да, мсье Ле Пен. — ответила девушка, и Маэльвен скрылся за дверью.
    Через пять минут вошла Леонси.
    — Разрешите? — спросила девушка.
    — Да, заходите, — пригласил Маэльвен. — Присаживайтесь.
    Маэльвен изучал сообщения и из-под лобья наблюдал за Леонси. Перед ним сидела молодая красивая девушка, её чуть рыжеватые волосы прямыми прядями спадали на плечи, большие глаза смотрели прямо, а вздёрнутый носик иногда всхлипывал, выдавая недавние переживания.
    «Она совершенно не похожа на мать, — подумал Маэльвен. — Только губы такие же, как у Фабиолы».    
    Закончив изучение документов, Маэльвен отпустил девушку.
    Леонси вышла и заняла своё рабочее место. Через минуту на мониторе компьютера замигал значок о поступившем сообщении. Леонси кликнула и прочла:
    «Ты долго была у Ле Пена, — спрашивал Гудвин. — О чём говорили?»
    «Ни о чём,» — ответила Леонси.
    «Обо мне он спрашивал?»
    «Нет».
    «Ты успокоилась?»
    «Да. Можешь не волноваться».
    Пауза. Затем поступило новое сообщение от Гудвина:
    «Не пойму, Леонси, чем ты недовольна?»
    «Ты не знаешь?»
     «Нет».
    «Что ж! Объясню. Все женщины хотят любви. Я не исключение».
    «Но, дорогая, здесь нет возможности. Мы на виду…»
    «Какой ты скучный, Гудвин!» — и Леонси вышла из программы общения.
    Из своего отсека показался Маэльвен.
    — Пилот сообщил, что через двое суток мы высадимся на Монблане. Всем подготовиться к посадке. Времени предостаточно. Гудвин, помогите Леонси. — и Маэльвен снова скрылся в своём отсеке.

16

    Ещё восемь суток назад система оповещения предупредила о приближении к планете космического объекта. Пол задал команду компьютеру, выведшему на экран монитора картинку объекта и его характеристики. Это был космокар начальника Управления Зачистки Маэльвена Ле Пена.
    — Настя, к нам в гости летит Ле Пен, — сообщил Пол.
    — Кто это?
    — Начальник Управления Зачистки. Пора сматывать удочки.
    — Я только за!
    Через час космокар Пола бороздил космические просторы, держа курс к Земле.

17

    Леонси ждала возвращения космокара. Хотя она оставалась не одна, а с Себастьяном, широкоплечим, среднего роста, молодым симпатичным агентом, недавно принятым на службу в Управление Зачистки, скука овладевала ею. Себастьян оказался молчуном. Первые два дня, когда их оставляли в лагере, она пыталась ближе познакомиться с агентом, но тщетно. Себастьян отвечал короткими фразами, недвусмысленно давая понять, чтобы Леонси оставила его в покое. Сначала девушку это возмущало, но она успокоилась, найдя, вскоре, общий язык со словоохотливым и доброжелательным пилотом космокара.
    На Монблане прошло семь суток, как отряд Маэльвена высадился на планете. Место посадки было выбрано не случайно. Арестованный полицией контрабандист Камерон указал координаты, где он оставил Пола и его женщину, а потому Маэльвен, чтобы не привлекать внимания своим прибытием, приказал пилоту посадить космокар в десяти милях от предполагаемого места нахождения Пола. Это была небольшая ровная площадка, в форме круга радиусом в двести ярдов. Площадку окружал густой лес, казавшийся непроходимым, кишащий разным зверьём, совершенно непохожим на представителей земной фауны. Среди них были огромные с многоэтажный дом ящеры, медленно передвигавшиеся от одного дерева к другому, поглощавшие тоннами листву и молодые мягкие ветки. Были ящеры меньшего роста, примерно с земного быка, но двигавшиеся быстрее и питавшиеся травяной растительностью. Они бродили стадами в несколько десятков особей, периодически издавали гортанные звуки, чтобы не потерять отставших особей, но, когда грозила опасность от хищников, из их глоток вырывался пронзительный свистящий звук, который ошеломляюще воздействовал на слуховой аппарат хищников, вводя их в замешательство, что позволяло выиграть время, чтобы занять оборону. Крупные, сильные особи становились в круг, внутри которого собирались самки с детёнышами, больные и старые представители стада. Крупные и сильные животные выстраивались по кругу, навстречу хищникам, демонстрируя грозное оружие: длинные острые рога и выпиравшие из пасти клыки. Однако, хищники не пытались прорвать оборону. Они выискивали тех, кто не успевал спрятаться в круг, мощными челюстями разрывали тело несчастного животного, и в считанные минуты от него ничего не оставалось. Хищники охотились группами. В одиночку, ни один из них не рисковал, даже, близко подойти к стаду.
    По прибытию на Монблан отряд Маэльвена разбил лагерь. Агенты установили походную палатку.
    Леонси впервые видела такую, с целый дом, палатку, в которой можно было находиться в полный рост. Внутри она была разбита на шесть отсеков. В большом и просторном отсеке были расставлены столы и стулья, оборудование для работы. Второй отсек отводился для небольшой кухни, третий — для душевой, а остальные три — для проживания членов отряда. Леонси занимала маленький отсек, в котором стояла кроватка, тумбочка и невысокий плоский шкафчик.
    На оборудование лагеря ушла почти вся монблановская ночь. Леонси, увидев, как тщательно организовывается место их дислокации, была удивлена.
    — Разве, мы прибыли сюда надолго? — спросила она Гудвина.
    — Нет, — ответил он, — на поиски мы потратим, самое большее, пять-семь дней… Не думаю, что у нас будут проблемы с выполнением задания.
    — В таком случае, зачем всё это?
    — Ле Пен так хочет.
    Но прошло семь дней, как они высадились на планете, а Пола не обнаружили. Каждое утро, после длительной, холодной ночи, Маэльвен, Гудвин и Октав улетали на космокаре, управляемым пилотом по имени Каурантин Кай Лоаранс, с которым Леонси сдружилась.  Поначалу, её забавляло длинное бретонское имя пилота, но затем, свыкнувшись, она не обращала внимания, а называла его Каем. Так было проще и короче. Уже на второй день пребывания на Монблане, после пережитой девушкой скуки, между Каем и Леонси  начала крепнуть дружба. Как и в первый день, так и во второй, Маэльвен, Гудвин и Октав вернулись уставшими. Ле Пен, приняв душ, уединился в своём отсеке, Гудвин, не обмолвившись с Леонси ни словом, ушёл в свою спальню и уснул, его примеру поступили Себастьян и Октав. Лишь Кай, долгий монблановский день сидевший за штурвалом, не казался уставшим, а, весело насвистывая мелодию известной бретонской песенки «Три моряка», проверял исправность космокара и его готовность к следующему дню полётов.
    Леонси, исстрадавшаяся от невыговоренного почти четырёхсуточного, по земным меркам, запаса слов, подошла к пилоту, заканчивавшему осмотр космокара и продолжавшему насвистывать любимую мелодию.   
    — Не похоже, чтобы Вы устали, — попыталась завязать разговор Леонси.
    — Отчего уставать? — поддержал разговор пилот.
    — Все уже спать улеглись, а Вы…
    — Они устали, а я что? Моё дело какое? Маленькое. Поднял космокар, полетал, посадил, снова поднял. Пока они обследовали местность, я отдыхал. И ночи тут уж очень долгие! Выспаться можно на неделю вперёд…
Ну вот, на сегодня моя работа закончилась, можно перекусить и отдыхать.
    — Есть жаркое, овощной суп, — предложила Леонси.
    — Жаркое, пожалуй, не буду, а овощной супчик съем. Перед сном много есть вредно.
    Пилот, после душа, вошёл в кухонный отсек, где его ждала Леонси и подогретый ужин. На столе также стояла бутылка с коньяком. Пилот поблагодарил девушку, уселся за стол, на четверть наполнил стакан коньяком и, отпив глоток, принялся за суп. Леонси сидела напротив и наблюдала.
    Каурантин Кай Лоаранс не был красавцем. Маленькие глазки, нос картошкой, редкие волосы и большие надбровные дуги, если рассматривать их в отдельности, вызывали даже отвращение. Однако, вместе с пухлыми губами и смешно оттопыренными большими ушами, они делали лицо владельца обаятельным, а его добрая и, по-детски, наивная улыбка вызывала симпатию.
    Ростом Каурантин Кай Лоаранс был чуть выше среднего, широкоплечим. Под обтягивавшей торс рубашкой выделялась бугристая грудь. Мускулистые, объёмом чуть ли не с женскую талию, бицепсы и мощные руки выдавали недюжинную силу пилота.
    Леонси рассматривала пилота и поймала себя на мысли, что от него веет мужчиной, самцом, чего она ранее не подмечала у своих многочисленных поклонников, в том числе и у Гудвина. Новое восприятие лица противоположного пола вызывало в ней интерес и смутную тревогу одновременно.
    — Сколько Вам лет? — спросила Леонси.
    — Тридцать два, — закончив ужин, ответил пилот и отпил ещё глоток коньяка.
    — Семья есть?
    — Был женат, в настоящее время свободен, как птица.
    — Дети есть?
    — Есть. Сын. Ему уже семь лет, — ответил пилот.
    — Почему ушли от жены?
    — Это не я ушёл, а она.
    — Встретила другого? — заинтересовалась Леонси.
    — Нет, — пилот отпил последний глоток коньяка и, чтобы предупредить следующий вопрос девушки, он продолжал, — закрутил я с нашей соседкой, а Дьедонне — так зовут мою бывшую жену — застала нас вместе. Разумеется, ей это не понравилось, и она подала на развод.
    — Вы не пытались сохранить семью? — спросила Леонси.
    — Пытался, но Дьедонне была непреклонна. Через три месяца она уехала к своим родителям, забрав сына. Так я остался один.
    — Жалеете?
    — Поначалу было не по себе, но потом привык. Прошло более пяти лет, как мы расстались. Она замуж вышла, родила дочь, которой уже два года. С Дьедонне мы дружили с детства. Ещё маленькими детьми вместе игрались во дворе. Дома наших родителей находились по соседству. Так, мы всё время проводили вместе за детскими играми. Потом вместе учились в школе первой и второй ступени, вместе учились в колледже, получили специальность в медицинском.
    — Так, Вы врач? А как же Вы стали пилотом?
    — Врачом я стал из-за Дьедонне. Она так хотела. А я всегда интересовался техникой. Проработав доктором в одной из парижских клиник, я закончил курсы пилотов и начал осваивать новую профессию. Врачебную деятельность забросил… Давайте перейдём на «ты», — неожиданно пилот изменил тему разговора, — уже больше двух месяцев в одном экипаже, а всё друг к другу официально обращаемся.
    — Я только за, — согласилась Леонси. – У тебя длинное имя, как лучше обращаться к тебе?
    — Называй меня Кай.
    Так, между Каем и Леонси завязалась дружба. Леонси ждала возвращения Кая, а, когда после бесплодных поисков он возвращался, они уединялись на кухне и вели долгие ночные разговоры, из которых Леонси многое узнала о жизни Кая.
    Прошло семь монблановских суток. Как обычно, с наступлением темноты, Маэльвен, Гудвин, Октав и Кай вернулись в лагерь. Как обычно, все, кроме пилота, поужинав, разбрелись по отсекам, Кай проверил космокар, поужинал, и они, вместе с Леонси, сидя за столом, вели разговоры. Казалось бы, они всё рассказали о себе, но, несмотря на это, им не было скучно друг с другом, для бесед всегда находились темы.
    — Пола, так и не удаётся найти? — спросила Леонси Кая.
    — Мы уже дважды прочесали всё северное полушарие, но, кроме ящеров, из живых существ никого не обнаружили. Да, сегодня, мы вновь прочесали западную горную систему, там есть озеро, рядом с которым, опознавательная система подала сигнал о существовании разумной жизни. Мы обрадовались, что, наконец-то, достигли цели. Высадились и обнаружили, знаешь кого? Сурикат. Представить невозможно, но именно эти животные оказались разумными. Что касается Пола и его женщины, так, они жили бок о бок с сурикатами. Даже, кое-что из их утвари осталось этим странным существам.  И собака. Наша обыкновенная земная дворняга. Хотели забрать её, но она предпочла новых друзей… Так вот, Ле Пен выяснил, что у Пола на Монблане был спрятан свой космокар. По-видимому, они обнаружили нас и покинули планету. Ле Пен сказал, что ещё двое суток мы обследуем южное полушарие, для надёжности, и если их не обнаружим, то улетим домой.
    Леонси внимательно слушала Кая. Когда тот закончил, она молчала, о чём-то сосредоточенно думая, а потом сказал пилоту:
    — Кай, а я рада, что Пол не найден… Была бы вдвойне рада, если бы Пол улетел с этой планеты…
    — Пол преступник, — возразил Кай, — поэтому мы здесь, чтобы арестовать его.
    — Если бы он был преступником, за ним охотилась бы полиция. Но с нами нет ни одного полицейского… — Заключила Леонси.
    Кай призадумался. Через минуту ответил:
    — Ты права. По-видимому, тут что-то другое…
    — Пока мы добирались до Монблана, я перечитала досье Пола и, кажется, я поняла, что руководило им.
    И Леонси рассказала всё, что знала о нём: о его молодости, о том, как он поступил на службу в УИПМП, а затем в РУКПО, о его приключениях в параллельных мирах и, главное, о его любви к Насте. 
    — Он любит эту женщину, Кай, — рассказывала Леонси, — однажды, полюбив, он не забывал её. Прошло много лет, и Пол, поняв, что не может без неё, решил вернуть свою любовь.
    — Но он вмешался в ход развития других миров, — вставил Кай.
    — Ну и что же!? Он помог своей любимой, вернее, её двойникам в параллельных мирах стать счастливыми. Разве это не достойно восхищения!? — спросила Леонси. — Вот, что значит настоящая любовь! Согласись со мной, что Пол не преступник.
    — Он, конечно, не убийца, не насильник, не вор, но он нарушил инструкции, за что должен нести ответственность.
    — Как ты не можешь понять!? — горячилась Леонси. – Он попал в такую ситуацию, в которой его любимая женщина, пусть двойник, была в беде. Он обязан был помочь ей, спасти! Скажи, если бы ты любил, а твоей любимой потребовалась помощь, разве ты остался бы в стороне!? Ответь!
    — Я бы помог.
    — Вот! Пол тоже, как любящий мужчина, помог своей любимой.
    Лишь к утру, когда забрезжил рассвет, Леонси и Кай разошлись по своим отсекам. Они решили, что сделают всё от них возможное, чтобы Пол избежал ареста и не был разлучён с Настей.

18

    — Почему вы решили отдыхать на Мальдивах? — спросила Есения.
    — Об этом мечтала Лада, – отвечал Пол. – Мы с мамой исполнили её мечту.
    Был конец марта. Под воздействием восточных муссонов стояла сухая погода. Столбик термометра не поднимался выше двадцати пяти градусов. Пол ощущал подступавшую боль в затылке, что подсказывало ему о предстоящей смене погоды.
    — Скоро начнутся дожди, — сказал Пол.
    — Я читала в справочнике, что с апреля по август на островах очень жарко и дождливо, — подтвердила Есения.
    Они шли по узкому песчаному берегу навстречу солнцу. Справа от них начинались местные джунгли, по краям которых располагались бунгало жителей острова, а слева, с моря, лениво накатывали волны, иногда, какая-то волна, будто соревнуясь со своими подругами, выходила далеко на берег, омывая босые ноги Пола и Есении.
    — Я хотела бы побывать в Англии, — после долгого молчания сказала Есения. — В той Англии, в которой жили благородные рыцари, жить в замке, полном приведений… Интересно! Правда?
    — Да, интересно, — подтвердил Пол. — Однако, тот мир нам мало знаком. Он может показаться жестоким.
    — Жестоким?  А как же рыцарское благородство?
    — Каждое правящее сословие создаёт определённые правила поведения, которые оттачиваются поколениями. Если рыцарство, являясь сливками средневекового общества, в рамках своего сословия отличалось благородством, то по отношению к низшим слоям ни о каком благородстве говорить не приходится. И это было нормой.
    Есения молча слушала Пола. По выражению её лица невозможно было понять, о чём она думает. Она находилась далеко в своих мыслях, а тихий говор Пола, наподобие морских волн, накатывал на берег её дум, иногда отвлекая от них, и Есения возвращалась в реальность, тут же, схватывая смысл услышанного, поддерживала разговор:
    — Я не представляю себя в низших слоях.
    — Ты  достойна  принцессы, — соглашался Пол, —  за  благосклонность которой рыцари бьются на турнирах.
    Есения глубоко вздохнула, повернула голову к Полу, и Пол увидел сияние её больших красивых глаз, в которых читалась благодарность за подаренный комплимент. Заманчивые уголки её губ чуть приподнялись, обозначая улыбку, и Есения ответила:
    — Спасибо.
    Ещё задолго до встречи с Есенией Полу казалось, что она более похожа на мать, чем её старшая сестра Лада. Есения, как и Настя, отличалась спокойным нравом, редко высказывала свои мысли, не настаивала на своём понимании мира, но не позволяла другим навязывать свою волю. Если кто-то пытался заставить её поступить так или иначе, Есения никогда не выказывала бурного сопротивления, но, как бы обдумывая ситуацию, молча, не споря, поступала, как считала необходимым, в зависимости от своих желаний и целей.
    В отличие от Есении, Лада обладала более открытым характером. Если ей что-то не нравилось, она говорила об этом, обрушивая на собеседника шквал эмоций. Создавалось впечатление, что завязавшаяся дружба с ней прекратила своё существование, но через пять минут настроение Лады менялось, и она, не вспоминая о произошедшем, вновь становилась милым созданьицем. Подобное поведение Лады ни в коем случае не говорило о взбалмошном нраве. Напротив, за этим скрывались утончённость и чувственность её натуры. Обладая способностью ставить перед собой цели и упорством в их достижении, Лада умело подчиняла им окружавших её людей и вовлекала их в водоворот своих устремлений. Идя к цели, она не только видела её конечный результат, но преграды, которые могли встретиться на пути, и способы их преодоления.
    Через два дня начался дождливый сезон. В просторном бунгало, построенном в стиле современного коттеджа, в гостиной собрались Пол, Настя, Лада, Ростислав и Есения. Настя, Лада и Ростислав сидели за столом, пили чай и вели оживлённую беседу. В основном, говорил Ростислав, рассказывая тёще и жене о смешных случаях из своей жизни и о футболе. Иногда он прерывал рассказ, давая Ладе высказаться. Но услышав в её повествовании слово, ассоциировавшее с каким-нибудь событием, легко прерывал жену и продолжал говорить сам. Женщины, разумно не раня его мужское самолюбие, замолкали и внимательно слушали.
    Есения сидела рядом на широком диване, устланным большого формата бумагой с набросками, а на чистом листе наносила зарисовки, ловко ведя рукой вверх-вниз, влево-вправо, или делала круговые движения специальным чёрного цвета углём. Иногда она, пользовалась ластиком, чтобы удалить неудачные линии.
    Пол сидел на краю дивана справа от Есении и, держа на коленях ноутбук, считывал информацию с экрана.
    — О чём вы читаете? — прекратив рисовать, спросила Есения. – О, средневековая Англия!
    — Да, — ответил Пол. — Оказывается, рыцарство возникло во Франции, и турниры тоже. Позже они распространились в Германию и Англию. Прообразом рыцарства было сословие эквитов в Древнем Риме.
    — Кто такие эквиты?
    — Всадники, — ответил Пол.
    — А рыцари круглого стола? Кто они?
    — Это персонажи британского эпоса о легендарном короле бриттов Артуре.
    — Значит, короля Артура не было, — сделала вывод Есения, — это тоже выдуманный персонаж, как и рыцари круглого стола?
    — Возможно, был прототип, — ответил Пол. — После распада Римской империи, Британия получила независимость, но в период великого переселения народов, была завоёвана англо-саксами.
    — Чем же знамениты Артур и его рыцари?
    — Тем, что разгромили саксов, отстаивая независимость бриттов. Артур собрал при своём дворе в Камелоте доблестнейших и благороднейших рыцарей, в основном, отличившихся поисками Святого Грааля и спасением прекрасных дам.
     — Романтично, — прошептала Есения.
    Пол передал ноутбук девушке и вышел из коттеджа. Он стоял на крыльце, защищённом от дождя козырьком, и курил сигару. Вскоре вышла Есения. Какое-то время они стояли молча, думая каждый о своём. Наконец, Есения обратилась к Полу:
    — Интересно проверить, был ли на самом деле король Артур, или это всего лишь красивая легенда.
    Пол не ответил. Он затушил сигару и, пропуская вперёд Есению, проследовал за ней в помещение.
    В гостиной картина оставалась неизменной. Всё также за столом сидели Настя с Ладой и Ростилав, который безумолку говорил, завладев вниманием женщин. Когда вошли Есения и Пол, Настя отвлеклась и предложила чай. Есения согласилась, а Пол, отказавшись, занял свободное место за столом, пытаясь вникнуть в смысл рассказываемой Ростиславом истории.
    Ростислав говорил складно и быстро. Его речь была логичной, правильно построенной. Он не задумывался над словами, они будто сами ручейком текли, донося до слушателей смысл повествования. Когда же Настя встала из-за стола, чтобы подать чай дочери, ручеёк прекратил своё течение, Ростислав, с минуту помолчав, обратился к Полу:
    — Павел, до сентября будут дожди. Может нам поменять место отдыха?
Ещё при первом знакомстве с Ростиславом Пол разрешил обращаться к нему по имени. Он заметил лёгкое замешательство Ростислава. Всё-таки значительная разница в возрасте создавала трудности при таком обращении к пожилому человеку, каким был Пол, но Ростислав принял предложение и обращался к Полу по имени. С дочерями Насти было сложнее. Они так и не привыкли называть Пола, ни по имени, ни с применением отчества, но обращались к нему просто на «вы». Как-то Пол пытался отладить эту сторону его взаимоотношений с Ладой и Есенией, но у него ничего не получилось. Так за ним и закрепилось это «вы».
    Настя подала чай Есении и заняла место рядом с Полом.
    — А давайте рванём в Рио-де-Жанейро, – предложила Лада. — Там сейчас хорошо. А какие там пляжи!
    — Я думал о смене места, — ответил Пол. — Завтра будьте готовы. К утру я приму решение.
    — Только не на Северный полюс, — внесла, улыбаясь, поправку Лада.
    — Нет, конечно. Там нам делать нечего. Мы отправимся туда, где будет весело и интересно. — заверил Пол.
    Наступила ночь. Пора было отходить ко сну. Поочерёдно, сначала Есения поднялась на второй этаж, где располагались две спальни, одну из которой занимала Есения, а вторую Лада с мужем, а затем и молодая пара покинули гостиную, оставив наедине Пола и Настю.
    Дождь, казалось, усиливался. Он нещадно бил по окнам, стенам и крыше. Шум, издаваемый ветром и дождём, успокаивал Пола. В такую пору он чувствовал себя лучше, даже больное сердце билось ритмично, не напоминая о себе. Ещё в детстве, когда начинался дождь, он любил скрываться в чердаке отцовского дома и слушать удары капель, уводившие его из реального мира, и он, не думая ни о чём, просто слушал дождь.
    Настя навела порядок в гостиной, помыла чашки и оставила их на столе, подошла к Полу, смотрящему в тёмное окно, обняла его и, дотянувшись до его губ своими, поцеловала.
    — Весь вечер ни разу не целовала тебя, — прошептала Настя. — Соскучилась.
    После приёма душа Пол и Настя скрылись в своей спальне, которая находилась на первом этаже коттеджа в соседней с гостиной комнате. Они лежали в постели, укрывшись лёгкой простынёй.
    — Куда ты хочешь завтра нас отправить? — спросила Настя.
    — Есения хочет в средневековую Англию, чтобы увидеть благородных рыцарей, — ответил Пол.
    — Балуешь ты её.
    — Она же моя любимица.
    — Да. И она тебя тоже любит. Но там, куда ты хочешь нас увезти, не опасно? — спросила Настя.
    — Опасность заключается в том, что нам не знакомы те времена и нравы. Но думаю, что мы справимся. Да и предложение Есении кстати. Мы слишком задержались на Мальдивах. Это даёт возможность нас обнаружить.
    — Да, пожалуй, скрыться за несколько столетий будет надёжнее, — согласилась Настя.
    — Завтра обсудим со всеми предложение Есении уйти в пятое столетие. Объясню, какие нас могут подстерегать неприятности. Если ребята не согласятся, тогда отправим их домой, а нам придётся убежать.
    — Согласятся, — уверенно сказала Настя.
    К утру дождь прекратился. Светило яркое солнце, быстро высушившее пляж.
    — А куда нам спешить!? — весело кричала Лада. — Давайте, ещё побудем здесь, пока дождя нет...

19

    Будучи семилетним ребёнком, Бреок случайно услышал оброненную фразу отца: «Гуортигерн погубит нас!»
    Думнония обрела независимость, как только последний римский легион покинул Британию. Гворемор ап Гадеон, король Думнонии, прилагал неимоверные усилия по объединению всех бриттов, но невозможно было преодолеть раздоры правителей множества малых кельтских королевств. Набеги с севера пиктов и с моря скоттов, разоряли бриттов. Римляне неоднократно советовали бриттским королям объединиться, но попытки Рима были тщетны. Лишь Гуортигерну, через тридцать лет, удалось объединить бриттов, провозгласивших его своим верховным правителем. Но ослабленные междоусобицей они не могли оказать достойного сопротивления северным варварским племенам, и Гуортигерн попросил помощи у саксов, за которыми с континента потянулись многочисленные племена англов и ютов. К середине пятого столетия саксы, англы и юты прочно обосновались на востоке Британии, расширяя своё влияние далее на запад, вдоль реки Темзы и по южному побережью острова, дойдя до Кайр-Гвиннтгуика и Думнонии. Под натиском пиктов, скоттов, англов и саксов начался массовый исход бриттов в Арморику, нынешнюю французскую Бретань, где на свободных землях бриттами было создано новое королевство.
    Бреок хорошо помнил своё детство. Помнил, как провожал отца на битву с варварами. Ему было десять лет, когда отец вместе с королём Думнонии отправился в последний бой и не вернулся. Он помнил слёзы матери, покинувшей этот мир через год после гибели мужа.  Осиротевшего Бреока приютил друг его отца Керезик, который дал повзрослевшему юноше своё имя.  Сорокалетний Керезик был воином, свою жизнь он отдал служению думнонским королям, не имел семьи и был таким же круглым сиротой, как и Бреок. Когда Бреоку исполнилось пятнадцать лет, Керезик определил его на службу к королю Эрбину ап Константину.
    Юноша быстро постигал военное искусство и через год принял участие в первом своём бою с саксами и ютами, предпринявшими очередную попытку завоевания Думнонии. Целый месяц столица королевства, Кайр-Уиск, находилась в осаде. Во время очередного штурма города Бреок был ранен пущенной вражеским лучником стрелой и лишился левого глаза. За больным юношей ухаживала молодая девушка с длинными густыми волосами, которые были спрятаны под капюшоном пенулы. Когда уставшая девушка перевязала белой материей голову Бреока, она откинула капюшон, и Бреок единственным оставшимся глазом увидел её упавшие до пояса густые волосы, отдававшие серебром. Хотя ранение доставляло нестерпимую боль, юноша не мог не обратить внимания на красоту девушки. Он спросил её:
    — Как тебя зовут?
    Девушка не ожидала вопроса, она вздрогнула, но повернув голову к Бреоку, быстро успокоилась и голосом, похожим на журчание ручейка, ответила:
    — Арранз.
    На следующий день Бреок вернулся в строй. Керезик уговаривал юношу остаться с ранеными воинами, но Бреок не слушал его, а продолжал вместе с отрядом защищать город. Король Думнонии Эрбин ап Константин попросил помощи у своего брата Мерхиона, короля Корнубии. Перед смертью их отец поделил Думнонию на два королевства, отдав во власть Мерхиону западную часть своих владений. Подкрепление подоспело вовремя. Саксы были отброшены от столицы, но о полной победе говорить не приходилось. Все понимали, что это не последняя попытка пришельцев с континента овладеть столицей Думнонии, но передышка давала возможность подготовиться к новым боям.
    Вернувшись, Бреок искал приглянувшуюся ему девушку. Лишь к исходу третьего дня он обнаружил её в квартале, где жили бедняки. Девушка сразу узнала его. В её больших глазах светилась радость от новой встречи с храбрым юношей. Они долго стояли друг против друга и молчали. От смущения Бреок не мог сказать ни слова. В его затуманенном мозгу лихорадочно крутились разные мысли, мешая друг дружке, и чем дольше длилось молчание, тем больше его охватывало смущение, он уж был готов развернуться и бежать прочь, когда Арранз пришла на выручку:
    — Надо поменять повязку. Идём. Я помогу тебе.
    Арранз взяла за руку Бреока и увлекла его в хижину. Девушка сняла старую ткань, промыла рану и наложила новую. Бреок, не удержавшись, откинул капюшон, из-под которого высыпали густые светлые волосы Арранз. Он взял их в руки и, наклонив голову, вдыхал волшебный запах. Заикающимся голосом юноша признавался в любви. Он не помнил, как Арранз отвела его к очагу, рядом с которым был расстелен ковёр из шкуры убитого медведя, не помнил, как она раздела его, но смутно помнил, как в хижине появился отец девушки, помнил его гнев и, как старик, готовый наброситься на беззащитного Бреока, выхватил меч, но Арранз защитила своим телом возлюбленного, воскликнув:
    — Отец, мы любим друг друга! Если ты хочешь убить Бреока, то убей и меня! Мне всё равно не жить без него!
    Решительность, с которой Арранз встала на защиту Бреока и их любви, обескуражила отца. Его гнев остыл, и растерянный старик покинул хижину. Впопыхах Бреок и Арранз натянули на себя одежды и вышли во двор, где их ждало всё многочисленное семейство, а через два месяца состоялась свадьба.
    Керезик не одобрял поступок своего приёмного сына, но явно не высказывал своего недовольства. Старому воину, никогда не имевшего семьи и не родившего наследника, отдавшего свою жизнь служению королю, было не понятно решение Бреока обзавестись семьёй. Ещё до свадьбы он уговаривал его, чтобы тот не делал опрометчивого шага, предлагая взять на себя улаживание всех вопросов с семьёй Арранз, но Бреок не позволил ему вмешиваться в его личную жизнь.
    Через год Арранз родила сына, но, не выдержав роды, умерла. Своё горе Бреок забывал в многочисленных боях с англосаксами и с соседними бриттскими королевствами. Он искал смерти, проявляя неистовую храбрость, граничащую с безрассудством. Но, когда ищешь смерть, она не приходит. Из каждого боя Бреок выходил победителем, без единого ранения. Вскоре он стал предводителем отряда, с которым совершал смелые набеги на варваров, невзирая на их численное преимущество, и всякий раз отряд возвращался с многочисленными трофеями и пленными, которых, к удовольствию думнонцев, ожидала одна расправа — казнь.
    Лишь через пять лет Бреок увидел своего сына, отданного на воспитание старшей сестре Арранз – Конуэнны. За два года до этого, Конуэнна, мать четверых детей, потеряла мужа, погибшего во время очередного нашествия саксов. Она жила в своей хижине недалеко от хижины отца, не оставившего в беде дочь, но всемерно помогавшей ей воспитывать и растить детей. Конуэнна была красивой женщиной, умелой хозяйкой и доброй матерью. При желании она могла найти себе нового мужа, но память о погибшем Рэуане не позволяла ей впустить в дом другого мужчину. Обладая властным характером, Конуэнна никогда не повышала голоса на своих детей. Ей стоило лишь взглянуть на них, и двое её мальчиков прекращали баловство, а девочки с трепетом ожидали её очередных распоряжений. Конуэнна ровным и тихим голосом говорила детям, в чём нужна их помощь, и они безропотно брались за работу. У них даже не возникало мысли, чтобы отлынивать от домашних дел.
    Как уже отмечалось, Конуэнна была красивой женщиной. Она, как и её умершая сестра Арранз, обладала роскошными длинными густыми волосами, но, в отличие от волос сестры, её волосы отдавали рыжеватым оттенком. Удлинённый прямой нос и выдававшийся чуть вперёд заострённый подбородок вместе с тонкими губами нисколько не портили привлекательность Конуэнны, но говорили о её волевом нраве. Большие серо-зелёные глаза выдавали безграничную доброту их владелицы и готовность к самопожертвованию.
    Два года Конуэнна не жила с мужчиной, и, когда она увидела возмужавшего в походах Бреока, ею овладело желание. Холодок, образовавшийся в области живота, пробежал по её телу вниз и вверх. Её щёки покрылись румянцем, а в глазах на мгновение вспыхнули искорки, которые могли многое рассказать опытному в общении с женщинами мужчине. Но Бреок был воином, проведшим свою юность в боях, ища смерть. Он мог по следам выследить врага, по запаху дыма определить расстояние до их становища, умело владеть мечом и луком, но заметить и определить душевное состояние женщины по малозаметным признакам он не умел.
    Конуэнна быстро овладела собой, позвала Сильена и оставила его с отцом наедине.
    Только утром невыспавшийся Бреок покинул Конуэнну. Истосковавшаяся по мужской ласке женщина не позволила сомкнуть ему глаз. Когда утром она провожала Бреока, она лишь сказала: «Приходи».
    К вечеру того же дня Бреок снова пришёл навестить своего сына и остался жить в хижине Конуэнны.
    В истории Думнонии это было время самого длительного мира без войн и походов. Бреок отдыхал от боёв, крови и убийств. Конуэнна, будучи старше Бреока на восемь лет, умело вовлекала его в семейную жизнь, охватив заботой и лаской, приучала и поучала его ведению домашнего хозяйства и тактично отучала от привычек походной жизни. Для Бреока она была не только супружницей, но и матерью. В боях Бреок проявлял чрезмерную жестокость, не гнушался издевательствами над пленными и убийствами детей и женщин побеждённых врагов. Его жестокость пугала даже друзей, но, живя с Конуэнной, он полностью подчинился её воле, безропотно выполнял и исполнял её поручения и желания.
    Бреок начал привыкать к новой жизни без походных лишений и кровавых боёв, привыкать к сыну и приёмным детям, к Конуэнне, её заботе и её ласкам, когда по призыву короля Думнонии он вынужден был снова идти в поход. Армия Эрбина ап Константина была наголову разбита армией саксов. Результатом поражения бриттов было разорение столицы Кайр-Уиска. Король Корнубии взял под свою защиту бежавших от саксов жителей столицы, а остатки армии погибшего в бою короля Эрбина ап Константина влились в состав армии Корнубии.
    Захваченная столица Думнонии была разорена и сожжена дотла, не успевшие бежать жители подверглись жестокому избиению, мало кто из них остался в живых, а тем, кому посчастливилось выжить, на всю жизнь запомнили вторжение армии варваров.  Десять дней продолжались бесчинства в Кайр-Уиске. Когда же саксы насытились награбленным добром, они, уставшие от убийств беззащитных горожан и насилия, покинули столицу. Под угрозой атаки со стороны Корнубии предводитель саксов Хеахстан увёл свою армию за пределы Думнонии.
    Вернувшись в Кайр-Уиск, Бреок нашёл лишь своего сына, которого успел спасти отец Конуэнны. Саму же Конуэнну и её четверых детей он не обнаружил ни живыми, ни мёртвыми. Теплилась надежда, что Конуэнна была уведена саксами в плен, но постепенно эта надежда угасала.
    Бреок, будучи воином, поступил на службу к новому королю Думнонии Герайнту, сыну погибшего Эрбина ап Константина. Однако, через год Бреок бросил службу.
    Как-то в ночь к нему на ночлег попросился путник, проживший много лет в плену у саксов. До утра Марлуон вёл рассказы о своих злоключениях. Он рассказал о Хеахстане, провозглашённым королём саксов после удачного похода на Думнонию и захвата её столицы. Рассказал о том, что лошади с трудом тащили перегруженные золотом и награбленным скарбом телеги, о том, сколько народу было приведено в плен. Среди них было много молодых девушек и женщин с детьми.
    — Ты не видел среди них женщину лет тридцати пяти с двумя мальчиками и двумя девочками, — прервал повествование путника Бреок. — Та женщина очень красивая, у неё длинные густые рыжие волосы.
    Путник призадумался, а затем ответил:
    — Их было много. Не могу вспомнить всех.
    — Как саксы поступают с пленными?
    — Как правило, продают в рабство. Некоторых забирают себе: молодые и здоровые мужчины становятся рабами саксов, молодые девушки развлекают королей, а детей могут отдать в семьи, чтобы потом из них вырастить воинов.
    После этой ночи Бреок забрал у тестя сына и вместе со своим отрядом в двадцать человек и Марлуоном отправился в королевство саксов.
    Покинув пределы Думнонии, отряд Бреока повстречался с превосходившими численностью воинами соседнего бриттского королевства Кайр-Гвиннтгуик. Завязался кровавый бой, в котором Бреок потерял почти всех своих воинов, и с оставшимися пятью бойцами бежал на север в бриттские королевства Поуис и Кайр-Глоуи, скрываясь в девственных лесах, избегая встреч, как с воинами этих королевств, так и с саксами, расселившимися вдоль южной долины Темзы. Чтобы не умереть с голоду, Бреок совершал стремительные набеги на небольшие деревни бриттов и саксов, грабил проезжавших по лесным дорогам богатых вельмож, а, когда его отряд пополнился и достиг численности более тридцати человек, то осмеливался нападать на небольшие отряды армий Поуиса, Кайр-Глоуи и саксонских королей.
    Ещё будучи вожаком небольшого отряда, Бреок собирал своих людей у костра, и, пока Марлуон поджаривал тушу убитого кабана, бывшие воины, а ныне разбойники, чтобы скоротать время, хвастались своими подвигами после очередной удачной вылазки. Как водится, в своих рассказах разбойники не только описывали реальные события, но и выдумывали истории, произошедшие с ними. Если послушать со стороны, то могло показаться, что у костра собрались хвастуны, которые приписывали себе невероятные подвиги. Среди них выделялся Луонтелот, самый неисправимый выдумщик, который однажды вплёл в рассказ битву с драконом, державшим в плену красавицу. Луонтелот победил дракона, а в доказательство вытащил из-за пазухи случайно найденный большой коготь доисторического животного. После этого случая рассказчики выдумывали битвы, то с драконами, то с демонами, и всякий раз спасали прекраснейших дам.
    Бреок, обладая полководческим талантом, пользовался непререкаемым авторитетом у своих товарищей. Через год слава о нём разнеслась по всей округе от Кембрийских гор до устья Темзы. Пополнив свой отряд за счёт бежавших от королевской службы воинов, отшельников и откровенных разбойников, Бреок не позволял себе более нападать на беззащитные деревни, а выбирал добычу крупнее и жирнее. Его вылазки несли избирательный характер. Если ранее он нападал на деревни не только саксов, но и бриттов, то теперь он совершал набеги только на саксов. В одной из таких вылазок он вызволил из сакского плена дочь короля Поуиса – Кингена Достопамятного. Бреок наголову разбил многочисленный отряд саксов, не оставив в живых ни единого воина, а королевскую дочь проводил до стен столицы Поуиса – Роксетера, – передав принцессу под охрану королевской гвардии. После этого случая между Кингеном Достопамятным и Бреоком был заключён негласный мир, по которому стороны не трогали друг друга.
    Когда под началом Бреока отряд вырос до сотни человек, Бреок разделил его на пять более мелких отрядов по двадцать человек, во главе которых поставил своих ближайших соратников. Первым отрядом командовал Луонтелот, вторым – Гауен, и далее – Гластенен, Персуаль и Брилуэн.
    Отряд Бреока пополнялся не только воинами, но обыкновенными горожанами и крестьянами, спасавшимися от набегов саксов, англов и пиктов – мужчинами и женщинами с детьми, искавшими укрытие в густых непроходимых лесах, покрывавших в те времена Британию. Многие приходили со своими многочисленными семьями, а ранее присоединившиеся к нему воины обзаводились жёнами и детьми. Возникла потребность в определённом постоянном месте проживания семей. С разрешения Кингена Достопамятного Бреок основал свою столицу на правом берегу Эйвана, взяв на себя обязательства защиты от саксов южных рубежей королевства. С подачи своего главного советчика Марлуона, столица получила название – Акмелот. Кинген Достопамятный посвятил Бреока в рыцари, и с этого дня его называли Благородным рыцарем Артуором.
    Вскоре, вокруг Акмелота стали возникать новые деревни бриттов, бежавших с южных берегов Темзы, откуда они были вытеснены саксами. Владения Артуора расширялись к вящему недовольству Кингена Достопамятного. Король Поуиса и его приближённые опасались Артуора, слава о котором росла день ото дня, но они нуждались в нём, так как он надёжно защищал границы королевства. Когда же жители владений рыцаря Артуора провозгласили его своим королём, терпению Кингена Достопамятного наступил предел. Страх перед Артуором пересилил ненависть к врагам, и Кинген отправил к королю саксов Хеахстану своих послов, дабы уговорить его перейти правый берег Эйвона и уничтожить самоназванное королевство Артуора, а взамен пообещал не препятствовать расселению саксов на северном берегу Темзы. Миссия послов оказалась успешной, и Хеахстан, собрав армию, двинул её к Акмелоту.
    Надежды Кингена не сбылись. Артуор, прознав о выдвижении армии саксов, подготовился к бою, собрав не только своих воинов, но и присоединившихся к нему воинов вассальных Кингену рыцарей, которым не безразлична была свобода и судьба бриттов. Кровопролитный бой состоялся у горы Боден. Саксы потерпели сокрушительное поражение, а слава Артуора вознеслась до небес. На долгие годы саксы не осмеливались ввязываться в бой с бриттами и приостановили расширение границ своего королевства на запад острова. Победа Артуора у горы Боден позволила на столетия сохранить независимость Поуиса и других бриттских королевств в западной части Британии.
    В течение четырёх мирных лет владения Артуора расширись на запад вдоль правого берега Эйвона до слияния его с рекой Северн. По молчаливому согласию с Кингеном Достопамятным Артуор принял на себя обязательства вассала короля Поуиса и продолжал защищать южные границы королевства. Его союз с Кингеном был союзом двух непримиримых врагов, но вынужденных терпеть друг друга.
    Присмиревшие саксы не осмеливались более нападать на земли бриттских королевств, и рыцари Артуора изнывали в бездействии. Чтобы его ближайшие соратники не расхолаживались, Артуор с подсказки Марлуона, всегда находившегося рядом и помогавшему ему своими мудрыми советами, отправлял своих доблестных рыцарей совершать подвиги во славу их короля. Через год рыцари собирались вместе, и каждый долгими вечерами развлекал Артуора и друзей рассказами о своих подвигах. Рыцарь, совершивший самый достойный подвиг, награждался учреждённым для этого случая орденом «Благородного рыцаря короля Артуора».
    Утомлённый бездействием Артуор ранним утром совершал прогулку по берегу Эйвона. Тяжёлые мысли одолевали им. Он, как прозорливый полководец, понимал, что мир с саксами не вечен, как не вечен и мир с королём Поуиса, ждущим удобного случая, чтобы разделаться с ним. С каждым днём до него доходили слухи о продвижении с востока многочисленных племён англов, готовых вместе с саксами нанести тяжёлый удар по королевствам бриттов. Артуор понимал, что коварный Кинген может воспользоваться англами и саксами, чтобы направить их против него, чтобы отвести удар от себя, и, таким образом, ослабив, как Артуора, так и англов с саксами, уничтожить и тех и других. Конечно, Артуор мог опередить Кингена и сам заключить союз с врагами, но ему не позволяла совесть, ненависть к саксам и вера в него людей, чтобы пойти на предательство, но и бездействовать нельзя.
    Опыт всей его жизни подсказывал, что рано или поздно пришедшие с континента племена завладеют всей Британией. Бритты, живущие в раздоре, разделённые враждующими друг с другом маленькими королевствами, не сумеют оказать сопротивление многочисленным племенам англов и саксов, пополняющихся новыми переселенцами с берегов Рейна и Эльбы. Рано или поздно завоёванный мир в битве у горы Боден закончится, саксы, восстановив свои силы, в союзе с англами дойдут до моря скоттов, а бриттов превратят в своих рабов.
    Артуора волновало не только будущее его народа, но и будущее сына. Сильен вырос и превратился в красивого юношу, которому отец передавал свой опыт в управлении королевством и полководческий талант. Когда-то Конуэнна уговаривала его переселиться в Арморику, но он не послушал её, о чём жалел всю жизнь. И сейчас, стоя у обрывистого берега реки Артуор решил во что бы то ни стало уговорить сына покинуть Британию.
    Беспокоило поведение жены. Перед боем у горы Боден Артуор взял в жёны молодую девушку по имени Гвинеар, красота которой затмевала солнце, как говорил Луонтелот, не скрывавший свою симпатию к жене короля. Артуор замечал, что Гвинеар отвечала Луонтелоту.
    На этом его размышления прервало появление из леса в странных одеждах двух мужчин, один из которых был явно старше второго, и трёх женщин. «Та, которая рядом с седым мужчиной, наверное, мать этих двух. Уж очень они похожи,» — подумал Артуор.

20

    Из рассказа Есении:   
    — Каким образом мы оказались в Англии во времена короля Артура, я не знаю. Я мало, что понимаю в достижениях человечества двадцать шестого столетия, а, если сказать правду, то вообще ничего не понимаю.
    Мы отдыхали на Мальдивских островах. Начался сезон дождей, и отдых оказался не столь интересным. Павел, памятуя о моём желании путешествовать во времени, что-то поколдовал над своим чемоданчиком, похожим на  ноутбук, и мы оказались в начале шестого столетия в Англии.
    Накануне Лада, Ростислав и я, каждый по своему ноутбуку, знакомились с сайтами о том далёком времени. Шёл ливень, с моря дул сильный ветер, настолько сильный, что мне казалось, что наше бунгало не выдержит и рухнет. Мне было очень страшно, но увлёкшись историей Англии пятого и шестого столетий, королями и модой того времени, я забывала о непогоде, и страх отступал сам собой. Иногда мы прерывали своё занятие, когда мама приглашала нас на обед, или подавала нам чай, и тогда мы, перебивая друг друга, рассказывали о том, что сумели выудить из компьютеров.
    Ростика больше всего интересовали кельтские короли и королевства, нашествие саксов и англов и, конечно же, футбол. Он сожалел, что в то время в Англии не знали об этой игре, по мнению Ростислава, самой лучшей и достойной, но он не унывал, потому что решил непременно научить будущих родоначальников футбола играть в эту замечательную игру. Мы долго смеялись над его шуткой.
    Ладу больше всего интересовала мода. Когда она рассказывала, какую одежду носили во времена раннего средневековья, и об их чудных названиях, наподобие таких, как брэ, шоссы, камиза, блио, мы дружно решили не одевать её. Павел сказал, что мы не должны отличаться внешне от людей того времени, это важно для нашей же собственной безопасности, а потому, если необходимо, то мы будем натягивать на себя и брэ, и шоссы, и блио. Но Лада, надо отдать ей должное, быстро нашла, что ответить Павлу. Она предложила поверх нашей современной одежды носить пенулы и плащи. Мы единодушно поддержали Ладу. Уж очень неудобной показалась нам одежда того времени, да и непривычной.
    Меня больше всего интересовали король Артур и рыцари Круглого стола. К моему сожалению, историческая наука говорила о том, что такого короля не существовало, всё это выдумка, народные сказания, британский эпос. Артур – это собирательный образ, прототипами которого были несколько других кельтских королей, возглавлявших борьбу за независимость бриттов против саксов и англов.
    Мы рассказывали то, что вычитали из интернета, а мама и Павел слушали нас. Иногда они тоже высказывали своё мнение, но, в основном, говорили мы с Ладой и Ростиславом. Когда мама вставляла свою реплику, я видела, как Павел смотрел на неё. Этот взгляд был полон любви и восхищения. Моё сердце радовалось тому, что есть мужчина, который восхищается моей мамой, самой прекрасной маме на свете. Павел не стеснялся при всех проявлять признаки любви: иногда он нежно клал свою руку на мамину, целовал её в височек, или тихо говорил: «Настенька, я люблю тебя!»
    Мне было пятнадцать лет, когда я узнала, что в молодости у моей мамы была любовь к другому мужчине. Это было так необычно! Сколько я себя помнила, мама всю себя отдавала семье и нам, её дочерям. Мы с Ладой всегда чувствовали её заботу и любовь, поддержку и ласку. Я горжусь своей мамой и люблю её. Однажды вечером, когда папа наигрался в компьютерные игры, мы с Ладой тоже пообщались со своими друзьями, мама уселась, открыла свою страничку в одноклассниках и, вдруг, изменилась. Перемена была столь заметной, что мы с Ладой не могли не обратить на это внимания. Сначала мы испугались, подумав, что кто-то из компьютерных хулиганов обидел маму, но она успокоила нас. Несколько дней мама ничего нам не рассказывала, но мы же видели перемены! Изменился её взгляд, он стал яркий, радостный, счастливый. Изменилось поведение мамы, она стала уверенной в себе, стала спокойнее относиться ко всяким неурядицам и неприятностям… В общем, перемены были в лучшую сторону. В конце концов, мама сдалась нашим с Ладой настойчивым расспросам и рассказала о Павле.
    Я была в восторге от мамы. Такая любовь! На всю жизнь! Когда-то они, мама и Павел, повстречались, полюбили друг друга и, несмотря на длительный в их отношениях перерыв, затянувшийся почти на двадцать лет, они не переставали помнить друг о друге и любить. Мы с Ладой с пониманием отнеслись к маме и Павлу и поддерживали их. Мы видели, что мама счастлива, а, значит, это ей нужно.
    Итак, мы оказались на правом берегу реки Эйвон на территории бывшего бриттского королевства Поуис, а ныне английского графства с одноимённым названием. В шестом столетии Британию населяли многочисленные кельтские племена: на севере — пикты, на юге и западе — бритты, а в Ирландии — скотты. Для бриттов, принявших христианство в период Римского владычества, это были самые тяжёлые времена. С севера им докучали пикты, из Ирландии — скотты, а с востока их вытесняли англы, саксы и юты — германские племена, переселявшиеся на остров с верховьев Эльбы и балтийского побережья континентальной Европы.
    Если в настоящее время Англия, практически, лишилась лесов, то во времена моего любимого короля Артура, Британия была сплошь покрыта густыми лиственными лесами из дубов, ясеня, клёна и прочих деревьев, присущих средней полосе с умеренным климатом.
    Королевство Поуис располагалось на самых плодородных землях и заселялось преимущественно крестьянами, занимавшимися выращиванием сельскохозяйственных культур. По сравнению с другими королевствами население Поуиса жило в достатке. Не напрасно в валлийском фольклоре плодородные долины, лежавшие между Кембрийскими горами и Западным Мидлендом, получили название Поуисский рай.
    Как только мы оказались в Британии начала шестого столетия, мы накинули на себя длинные плащи с капюшонами и вышли из космокара. Наши плащи, или пенулы, были пошиты по эскизам Лады. Ещё до того, как покинуть Мальдивы, мама и Лада закупили плотную льняную ткань тёмно-зелёного цвета. Лада долго возмущалась по поводу того, что в те времена не приветствовалось ношение одежды ярких цветов, также женщинами не принято было выделять свою красоту. Мужская и женская одежда мало чем отличались по своему покрою, также мало отличались одежды богатых и бедных людей. Такое однообразие в моде бесило Ладу. Мы с мамой тоже была недовольны этим обстоятельством, но открыто не возмущались, как это делала моя сестра. Что же касалось Павла и Ростислава, то им было всё равно, какую носить одежду, лишь бы она была удобной и не стесняла движений.
    Когда Лада накинула свой плащ, мы заметили, что в его покрой она внесла изменения, чуть приталив у пояса и украсив несколькими жемчужинками, приобретёнными ещё во время отдыха на Мальдивах. Павел окинул взглядом Ладу и сказал: «Не забудь накинуть капюшон, когда встретимся с людьми».
    Мы вышли из лесу к обрывистому берегу реки и увидели одинокого мужчину, стоявшего над самым обрывом. Левый его глаз был закрыт повязкой. Наверно, он потерял свой глаз в бою. По его осанке, одежде и оружию было видно, что перед нами воин и не простой воин, а человек, который привык повелевать и решать судьбы других людей. В его единственном выразительном глазе читалась уверенность в себе, а волевой подбородок говорил о решительности этого человека, способного не остановиться ни перед чем в достижении своей цели.
    Павел долго о чём-то говорил с воином, а мы стояли чуть поодаль. Нам не слышно было о чём шёл разговор, но мы видели, как Павел спокойно и доброжелательно вёл беседу, а воин внимательно слушал, не прерывая. Выслушав Павла, воин сел на своего коня и, махнув рукой, дал нам понять, чтобы мы следовали за ним. Мы прошли совсем немного, как перед нами предстала долина, в которой расположился город, состоявший из множества небольших хижин и нескольких добротно отстроенных зданий. Город окружал высокий деревянный частокол.
    Охрана с большими почестями встретила воина и пропустила его в ворота. Пока мы шли за нашим новым знакомым по узким улочкам, встречавшиеся жители города останавливались и в поклоне приветствовали всадника. А когда один из горожан восторженно воскликнул: «Приветствую тебя, король Акмелота!» —  я начала догадываться, что мы повстречались с легендарным королём Артуром. Только я не понимала, почему прохожий назвал его королём Акмелота, а не Камелота. Как выяснилось позже, короля звали не Артуром, а Артуором. Разница в произношении небольшая, но существенная.
    Воин привёл нас к своему дворцу. Это был обыкновенный дом, построенный из дерева, но он отличался от остальных домов города своей величиной и добротностью, а также тем, что был окружён невысоким частоколом. Двор вокруг дворца был широким и голым: в нём не было ни одного деревца, росла лишь трава, а протоптанные дорожки, как паутина, исполосовали весь двор.
    Нас встретили молодая женщина и юноша, лет двадцати, с гордой осанкой и ростом чуть выше меня. Надо сказать, что меня поразил рост жителей города, в том числе и самого короля. Это были, по нашим меркам, малорослые люди. Как объяснил мне позже Павел, в разные эпохи, средний рост человека менялся. Например, поколение середины двадцатого столетия называли акселераторами, а уже следующее поколение ростом было ниже предыдущего.
    Юноша, встретивший нас, был сыном короля Акмелота. Его звали Сильеном. Возможно, мне показалось, но он, бегло осмотрев нас, остановил свой взгляд на мне. Я заметила, как покраснели его щёки, а в глазах засверкали искорки. Его восхищённый взгляд говорил, что я понравилась ему. Не скрою, мне это было приятно, но я не выдавала своих чувств.
    Женщина была женой короля. Она мне очень не понравилась. Гвинеар, так звали её, остановила свой взгляд на наших мужчинах. Сначала она долго рассматривала Ростислава, а потом Павла. В её небольших чуть раскосых глазах читалось, что она не прочь была бы завладеть вниманием обоих.
    Король приказал выделить комнату для гостей, то есть для нас, и накрыть стол. Пока мы ждали приглашение на обед, Гвинеар показала нам комнату. Это было обыкновенное, ничем не выделявшееся от других комнат, помещение размерами чуть больше остальных, чтобы мы могли уместиться впятером. Посредине стояла широкая кровать, сколоченная из досок и покрытая шкурами. В стене было небольшое оконце, в которое еле просачивался солнечный свет.
    — Мы будем спать все, вместе, на этой кровати? — спросила Лада.
    — Да, — ответила Гвинеар. — Располагайтесь. Когда обед будет готов, я приглашу вас. — И она покинула нашу комнату, предварительно окинув взглядом наших мужчин, совершенно не обращая внимания на маму, меня и Ладу.
    Неприкрытый интересе Гвинеар к Павлу и Ростиславу удивлял меня. Неужели в шестом столетии было принято такое поведение женщин? Или, так себя вела только Гвинеар? Ведь её статус был высок — она жена короля, а, значит, могла позволить себе большее, чем другие женщины. Я не стала заморачиваться этими мыслями, тем более, когда мы остались одни, нашим вниманием овладела Лада, возмущавшаяся отсутствием элементарных условий проживания.
    — И это называется дворец короля! — негодовала Лада. — Поселили в одну комнату, на одну кровать, которую трудно назвать кроватью. Ни душа, ни зеркала нет…
    — У короля Артура был замок, а это обыкновенный деревянный дом, только по размерам больше, чем у других жителей города, — поддержала я возмущение сестры. — Значит, легенды обманывают, что у королей были замки?
    — Замки появились в Европе в девятом веке, когда сформировалось феодальное общество, — ответил Павел.
    — И нам придётся пользоваться тем, что есть, – сказала мама. — Не надо сердиться на то, что нам не понятно. Мы попали в другую эпоху, здесь свои правила и нравы. Как говориться, в чужой монастырь со своим уставом не ходи. Ничего страшного, кровать большая, мы все вместимся. Что же касается душа, то и тут мы что-нибудь придумаем. Мы должны быть благодарны нашим хозяевам, только тогда мы сумеем наладить с ними добрые отношения.
    Мама, как всегда, выступает в роли миротворца. В любой ситуации, она найдёт хорошее.
    Трапеза состоялась в самом большом зале деревянного дворца короля Артуора. От входа в зал был накрыт длинный стол, во главе которого восседал сам Артуор, по левую сторону от него сидела его жена Гвинеар, затем его сын Сильен и с печальным, но мудрым взглядом, старик по имени Марлуон. По правую сторону от Артуора расположились его рыцари – Луонтелот, Гластенен и Персуаль. К сожалению, отсутствовали ещё двое рыцарей: Гауен и Брилуэн. Как объяснил король Артуор, отсутствующие рыцари ещё не вернулись домой, а совершают подвиги. Я чуть не рассмеялась. Подвиги по заказу — это, и вправду, смешно.
    Нам были отведены места по другую сторону стола от короля Артуора, его семьи и рыцарей. Получилось так, что я сидела напротив Сильена, не спускавшего с меня глаз и, в течение всего обеда, предлагавшего мне попробовать то, или иное блюдо. Внимание красивого юноши было приятно. Его ухаживания были неуклюжими, но, главное, они были искренними.
    Стол не отличался разнообразием блюд. В основном, они состояли из речной рыбы, зелени, ягод и грибов. Однако, всё было вкусным. Я с удовольствием попробовала и рыбу, и грибы, и напиток, обладавшим повышенным содержанием алкоголя. Отпив из своей кружки глоток, я сразу почувствовала, как алкоголь вдарил в голову. Сильен заметил моё состояние и готов был соскочить со своего места, чтобы помочь мне, но я рукой показала, что не нуждаюсь в помощи, а улыбкой поблагодарила его за беспокойство. Больше я не пила этот напиток, а налегала на рыбу и запивала её кисловатым брусничным соком.
    Король Артуор извинился, что на столе нет мяса, но заверил, что к ужину мясо кабана будет подано, в настоящее время оно готовится на вертеле.
    Павел был прав, когда говорил нам, что мы не должны отличаться одеждами от моды того времени, в котором оказались. Перед тем, как занять свои места за столом, нам пришлось снять наши плащи, и мы предстали перед хозяевами в одежде двадцать первого столетия: джинсовые брюки, кофточки, сорочки и в обуви, совершенно отличной от той, в которой были Артуор и его приближённые. Хотя наша одежда вызвала удивление присутствующих, но никто, поначалу, не сказал ни слова. Лишь во время обеда, когда все выпили, закусили, король Артуор не выдержал и заметил, глядя в глаза Павлу:
    — Вы, и впрямь, из далёкой неведомой страны, в которой носят платье, подобное тому, которое на вас.
    — Мы из будущего. — Неожиданно для нас сказал правду Павел. Мы притихли, прекратили есть и ожидали реакцию короля Артуора на заявление Павла. И Гвинеар, и Сильен, и рыцари тоже молчали и ждали, что скажет король. К моему удивлению, он оставался спокойным и, сделав небольшую паузу, спросил:
    — Насколько далеко ваше будущее?
    — Разница в пятнадцать столетий, — ответил Павел.
   Ответ Павла ошеломил наших хозяев, но, в то же время, ими овладел неподдельный интерес к нам.
    В нас утвердилось мнение, что люди времён короля Артуора были невеждами, верили во всякие чудеса, ведьм, драконов и в прочею чепуху. Однако, когда я встретилась с ними и прожила рядом с этими людьми достаточное время, я поняла, что мы от них отличаемся лишь знаниями, накопленными человечеством за всю историю своего существования. Разница в тысячу пятьсот лет нисколько не изменила саму природу людей. Как среди нас, представителей двадцать первого века, так и среди живших в шестом веке, были умные и глупые люди, наивные и подозрительные, благородные и негодяи. В целом же, люди, жившие за полторы тысячи лет до нас, обладали житейской мудростью, любопытством, им свойственна была, как и нам, тяга к новым знаниям, неведомому, они проявляли интерес ко всему, что происходило вокруг них, а также к будущему. Так и король Артуор, как услышал от Павла, что мы пришли из будущего, не преминул возможностью узнать, как живут люди в нашем двадцать первом столетии. Меня поразило, что его больше всего волновала судьба бриттов, не его личная судьба, не судьба его сына и жены, а то, что будет с его народом. Ведь, в те времена, в которые мы пришли, бритты вели борьбу за свою независимость. Их судьба висела на волоске, либо они сохранятся, как народ, либо исчезнут.
    Павел говорил правду, которая опечалила короля Артуора. Павел рассказал, что бритты будут вытеснены в Кембрийские горы и на полуостров Корнуолл, островом завладеют англы и саксы, создав единый этнос  англосаксов. Британия будет подвержена нашествию викингов и датчан, лишь в десятом столетии, освободившись от датчан, оставшиеся независимые короли англосаксов и кельтов примут присягу на верность Эдуарду Старшему и провозгласят его монархом единого государства под названием Англия. Через два столетия Англия будет покорена норманнами. И коренные жители острова бритты, и англосаксы, и норманны к восемнадцатому столетию образуют единую великую британскую нацию, со своей культурой, языком, ставшем международным в двадцатом столетии. Британцы будут владеть половиной мира. Монархи нового государства с названием Великобритания будут говорить, что над британской империей никогда не заходит солнце.
    На этом Павел закончил рассказ о судьбе бриттов, благоразумно умолчав о том, что британская империя прекратит своё существование во второй половине двадцатого века.
    — По-твоему, мы, бритты, станем родоначальниками нового великого народа? — задал уточняющий вопрос король Артуор.
    — Да, — ответил Павел.
    — Лишь это утешает. Но сейчас нам нелегко, — сказал Артуор. — Мы вынуждены постоянно вести войны, то с пиктами, то с англами и саксами. Многие покидают свою родину и переселяются на Арморику.
    Павел по просьбе Артуора начал рассказывать о судьбе бриттов, приобрётших новую родину на полуострове Бретань. С этого момента я не слушала, о чём вели беседу Павел и король Артуор, потому что встретилась взглядом с Сильеном. Мы улыбнулись друг другу, отвели друг от друга взгляд, а потом снова встретились, и так продолжалось всё время, пока мы находились за столом. Наверно Сильен, как и я, потерял интерес к беседе, это было заметно, его интересовала я. Признаюсь, мне было очень приятно его внимание. Сильен был очень красивым юношей. У него были большие выразительные серые глаза, прямой нос, чуть длиннее обычного, но нисколько не портившего его лицо, сочные губы бантиком привлекали мой взор. Чем дольше я разглядывала Сильена, тем труднее мне было оторвать от него взгляд.
    Обед продолжался до вечера. Без какого-либо перерыва начался ужин, когда на стол было подано мясо кабана. И рыцари короля, и его жена, и сам Артуор продолжали поглощать пищу. Удивительно, сколько же в них может влезть еды!? Я ещё днём немного съела рыбы и была сыта, но, чтобы не обидеть хозяина, я попробовала немного мяса. Оно было жёстким, я никак не могла разжевать его и проглотить, что доставляло мне неудобство. Сильен, видя, как я мучаюсь, пришёл на помощь. Он встал со стола, подошёл ко мне и пригласил выйти с ним во двор. Королю Артуору он объяснил, что даме, то есть мне, требуется свежий воздух. Извинившись перед королём, Сильен проводил меня во двор. Я выплюнула жёсткий кусок мяса, и тут, откуда-то выскочил огромный пёс. Появление пса было столь неожиданным, что я испугалась, вскрикнула и машинально отпрянула к Сильену. Он обнял меня, успокоил, заверив, что пёс не опасен, и прогнал его. Пёс проглотил мясо и так же неожиданно исчез, как появился.
    Весь вечер мы провели вместе. Сильен рассказывал о себе. От него я узнала, что Гвинеар была третьей женой короля Артуора. Первая жена, Арранз, мать Сильена, умерла во время родов, вторая, Конуэнна, погибла во время очередного набега саксов. Сильен, разумеется, не помнил свою мать, но хорошо помнил Конуэнну, которую любил, в отличие от Гвинеар. Третью жену короля Артуора Сильен терпел и скрывал свою ненависть к ней, чтобы не обидеть отца. По секрету он рассказал мне, что сердце Гвинеар принадлежит не королю, а его самому лучшему рыцарю Луонтелоту. Все знают об этом, но никто не осмеливается сказать королю об изменах Гвинеар. Даже мудрый Марлуон, и тот помалкивает.
    От Сильена я узнала, что уже пять лет королевство Артуора живёт в мире. Саксы, потерпев сокрушительное поражение от Акмелота, успокоились и больше не беспокоят жителей не только королевства его отца, но Поуис, в состав которого входит Акмелот. Однако, отношения его отца с королём Поуиса Кингеном Достопамятным очень напряжённые, и в любой день может начаться война, что очень беспокоит Артуора. Как-то Артуор поделился с сыном своей мечтой переселиться в Арморику, которой правит добрый и справедливый король Мелю. В тот день, когда отец был откровенен с сыном, Сильен узнал, что Конуэнна, вторая жена Артуора, долго уговаривала его покинуть Британию и уплыть за море в Арморику, как поступали многие думнонцы.
    — Кто такие думнонцы? — спросила я Сильена.
    — Жители королевства Думнония. Оно расположено в самой западной части Британии. Ещё во времена владычества Рима Конаном Думнонийским на Арморике было создано герцогство, подвластное Думнонии. Если в Британии нам докучают пикты и саксы, то в Арморике бритты живут в мире и в достатке. Поэтому мой отец хочет, чтобы я покинул родину и приобрёл новую. Он очень беспокоится о моей судьбе. Полагаю, то, что услышал мой отец от Паули [произношение имени Павел на корнийском языке], ещё больше укрепят его в решении отправить меня в Арморику.
    — Ты, сам, хочешь в Арморику? — спросила я.
    — Я готов выполнить любую просьбу отца, но, встретив тебя, сомневаюсь.
    Мне льстила откровенность Сильена, но я не могла что-либо посоветовать. Если я скажу, чтобы он выполнил желание короля Артуора, то могу отпугнуть его, обидеть своим безразличием, если же я скажу, что не следует менять родину, то, вмешавшись в судьбу юноши, могу навредить. Нет, уж пусть он сам принимает решение. Я взглянула на Сильена, и снова меня привлекли его красивые, прямо-таки, женские губы. Мне захотелось поцеловать Сильена, но он не догадывался о моём желании, настолько сильном, что я уже не слушала его, мои мысли были об одном – чтобы поцеловать молодого бритта. Я замечала, чувствовала, понимала, что нравлюсь Сильену, но мама была права — мужчины могут быть храбрыми и бесстрашными в бою, а в любви эти качества растворяются, будто туман, как только пригреет солнце. Я не стала дожидаться, пока Сильен догадается и исполнит моё желание, обняла его шею, прильнула к его губам, и тут же отпрянула. Потом сделал ещё одну попытку. Боже! Сильен совершенно не умел целоваться. Я чувствовала его волнение и искреннее желание, но, сами понимаете, если парень не умеет целоваться, то, насколько не было бы приятно само понимание, что у него до меня не было девушек, всё равно наступает лёгкое разочарование. Придя в себя, я спросила:
    — Сильен, у тебя была дама сердца?
    — Была, — ответил он, — но только в мечтах. Сегодня я понял, что мечтал о тебе.
    Искренность Сильена привлекала. Я замечала, что увлекаюсь этим добрым, красивым и сильным юношей, но понимала, что мы из разных эпох, и моё увлечение Сильеном может пагубно повлиять на наши судьбы. Как говорил Павел, каждый должен прожить свою, а не чужую жизнь. Моя жизнь была в двадцать первом веке, а жизнь Сильена — в шестом. Разница астрономическая. В то же время я помнила слова мамы: делай то, что тебе подсказывает сердце, оно не ошибётся. Легко запутаться, не правда ли? И я решила пока не утруждать себя, а просто жить и радоваться жизни, а там видно будет.
    Ужин закончился за полночь. Сильен проводил меня до моей комнаты. Он сделал попытку поцеловать меня, но мне не хотелось. Как могла, я ласково попросила его этого не делать. Сильен не настаивал, пожелал доброй ночи и оставил меня одну.
    В комнате уже были мама, Павел и Лада с Ростиславом. Мама и Лада куда-то собирались.
    — Нам организовали баню! — радостно воскликнула Лада. — Пойдём с нами.
    Баня была не та, к которой мы привыкли. Под неё была выделена отдельная комната, в которой поставили огромный чан с горячей водой, но мы были рады и этому.
Помывшись, мы в хорошем настроении улеглись на огромную кровать: Павел и Ростик по краям, а мы, мама, я и Лада, посредине. Мне досталось место в самой серёдочке.
    На следующий день в честь вернувшихся с подвигов рыцарей Гауена и Брилуэна, а также в честь гостей, то есть нас, состоялся турнир.

21

    Из рассказа Есении:
    — С раннего утра во дворце Артуора царило оживление, связанное с возвращением рыцарей Гауена и Брилуэна. Сон, как рукой, сняло. Мне было интересно, какие подвиги совершили рыцари. Я думала, что рыцари уходили в одиночку, но это оказалось не так. Как объяснил Сильен, каждый из рыцарей брал с собой своих воинов в количестве от двадцати до пятидесяти человек. По желанию короля Артуора, отряды уходили либо на север к пиктам, либо на восток и юг, где расселились англы и саксы. Во время походов они вступали в бои со своими врагами, совершали набеги на их поселения, грабили, убивали, брали в плен мужчин и женщин, которых вместе с награбленным добром доставляли во дворец к королю Артуору. Доставалось и кельтам. Нередко королю Поуиса поступали жалобы от соседних бриттских королевств на бесчинства, которые совершали рыцари Артуора. Однако, Кингена Достопамятного мало волновали жалобы соседей. Бриттские короли часто враждовали между собой, а потому набеги, совершаемые рыцарями Артуора, были на руку королю Кингену, нередко использовавшему рыцарей Акмелота в своих целях. Как выяснилось позже, и в этот раз Гауен и Брилуэн по приказу короля Поуиса были отправлены Артуором совершать, так называемые, подвиги в бриттское королевство Гвинед, которым правил король Майлгун ап Кадваллон.
    «Подвиги» оказались успешными, что было видно по количеству награбленного добра и пленных мужчин и женщин, и это с учётом того, что половину пришлось отдать королю Поуиса. Из оставшейся половины добра, как объяснил Сильен, половина пойдёт в казну Акмелота, а пленные мужчины и женщины будут проданы в рабство англам и саксам. Вырученные от продажи пленных золото и серебро также поступит в казну короля Артуора.
    — Зачем вы продаёте в рабство этих несчастных людей? — возмущалась я. — Они такие же бритты, как и вы. Вместо того, чтобы защищать, вы, наоборот, за золото и серебро отдаёте их своим же врагам!
    — Они поступили бы так же, будь на их месте мы. — Ответил Сильен.
    Ну и нравы! В этот миг Сильен вместе со своим отцом и его рыцарями были мне противны. Было очень жаль пленных гвинедцев, истощённых в результате долгого перехода, измученных физически и морально. Вся история человечества связана с враждой. И в наше время происходит подобное.  Яркий тому пример недавние войны, которые вели между собой хорваты, сербы и боснийцы. По сути, один и тот же народ, говорящий на одном языке, но насколько они были жестоки друг к другу. Много ли мы задумывались над их судьбой? А, ведь, это наши родственные народы. Взять, к примеру, русских и украинцев. Говорить о тёплых отношениях и искренней дружбе между двумя государствами не приходится. А какова разница в менталитете населения западной и восточной части Украины? Я понимала, что изменить ход истории не в наших силах, мы гости, сторонние наблюдатели, нам надо быть внимательными и осторожными, чтобы самим не попасть в неприятную переделку.
    Во дворе шла оживлённая делёжка добычи. Телеги с золотом и серебром, различной утварью, инструментами, одеждой и тканями, награбленными в походе, осматривались королём Артуором и часть из них, по его приказу, отводились в сторону. Таким образом пополнялась казна Акмелота. Артуор производил тщательный осмотр, ничто не ускользало от его взора, и, если ему нравилась какая-нибудь вещь, он, тут же, забирал её себе. Я не ожидала от него такой мелочности.
    Алчностью отличалась и Гвинеар. Ей больше всего нравились золотые и серебряные украшения. Казалось, что она готова была забрать себе всё золото, только не меньшая алчность Гауена и Брилуэна останавливали её, как и самого Артуора.
    Ладу и Ростислава я нашла рядом с пленными. Они поили измученных жаждой людей, непрестанно пополняя кувшины водой. Пленные никем не охранялись, они были связаны длинной верёвкой и этой же верёвкой привязаны к жердям, к которым привязывают коней. Всех интересовало награбленное добро, а на пленных никто не обращал внимания.
    Я тоже взяла свободный кувшин, наполнила его водой, подошла к женщине и помогла ей утолить жажду.
    — Есения, — вмешался Сильен, — у нас не принято помогать пленным.
    Но я не слушала его, а продолжала поить женщину. Пока она пила взахлёб воду, я обратила внимание на её ноги, которые были в шрамах и кровоподтёках. Я хотела дать ей чистые тряпки, чтобы она обмотала их, но не успела исполнить задуманное, потому что подошли два воина, бесцеремонно отстранили нас от пленных, которых отвели в дальний конец двора и спустили в глубокую яму, накрыв её тяжёлой деревянной решёткой.
    Рядом со мной был Сильен. Он не отходил от меня ни на шаг. Мне нравился этот юноша, но чувство стыда за него, его отца и рыцарей, о которых в легендах осталась память, как о благородных людях, спасавших прекрасных дам, защищавших попавших в беду, не давало мне покоя. Немного поразмыслив, я решила воспринимать ситуацию такой, какой она есть. Все эти люди являлись продуктом своего времени. Если в нашем двадцать первом веке человечество осуждало рабство, то во времена раннего средневековья ограничение личной свободы человека было нормой, а, значит, надо воспринимать это время, как исторический этап в развитии человечества. Я замечала, что Сильена не интересовали ни золото, ни серебро, ни что-либо другое из награбленного. Он не участвовал в делёжке. Я даже спросила его, почему он безразличен к добру, доставленному «доблестными» рыцарями, но он не успел ответить мне, потому что король Артуор приказал собирать народ Акмелота на праздник в честь доблестных рыцарей Гауена и Брилуэна.
    Праздник проводился на открытой местности, расположенной за дворцом Артуора. Сам король Акмелота восседал на троне, рядом с ним на троне меньших размеров сидела его жена Гвинеар, а остальные, в том числе рыцари, расположились по правую и левую сторону от Артуора вдоль прикреплённой к невысоким столбикам жерди, отделявшей зрителей от поля, на котором проводились соревнования по скачкам на лошадях, меткости в стрельбе из лука, ловкости и силе. В соревнованиях участвовали рыцари Акмелота и все желающие мужчины. Правила проведения устанавливались ближайшим советником Артуора, тем самым с печальными и мудрыми глазами стариком, присутствовавшим за день до этого на обеде. Его звали Марлуон. Он был и распорядителем турнира и главным судьёй. От него зависело, кто будет победителем, если возникала спорная ситуация. Его слово было окончательным и не оспаривалось. Турнира, какого я представляла по фильмам и книгам о средневековье, не было. Рыцари стали мериться между собой в искусстве ведения боя намного позже, и впервые произошло это во Франции, а потом распространилось по всей Европе. В Акмелоте я наблюдала обыкновенные состязания, в которых участвовали все желающие. Победивший в том или ином соревновании объявлял всем зрителям, в честь кого он посвящал свою победу. Если во многих рассказах и фильмах о том времени в турнирах и соревнованиях побеждали рыцари, или главный герой, то тут я увидела, что доблестные рыцари Акмелота были не такими уж ловкими и сильными по сравнению с другими воинами и жителями города. Лишь в одном соревновании, в стрельбе из лука, победил рыцарь. Это был Луонтелот, посвятивший свою победу первой леди королевства Гвинеар, а мой воздыхатель Сильен оказался первым в соревнованиях по скачкам на лошадях. Как я и ожидала, свою победу он посвятил в мою честь, но что произошло потом, ввергло меня в смятение. Сильен подошёл ко мне и предложил стать его женой. Такого я не ожидала, волнение переполнило мою душу, сердце учащённо билось, кажется, краска выступила на моём лице. От волнения я потеряла дар речи, мои мысли путались, и я не знала, что ответить. На выручку пришёл Марлуон. Он обратился ко мне:
    — Прекрасная леди должна назначить испытание, выполнив которое, будущий король Акмелота приобретает право на её сердце.
    Видя мою растерянность, вмешался Павел. Он попросил Сильена дать прекрасной леди, то есть мне, время осмыслить предложение наследника престола, утром будет оглашено испытание, исполнив которое будущий король докажет серьёзность своих намерений. Одобрительные возгласы присутствующих дали нам понять, что мы не отошли от обычаев народа, а поступили правильно.
    Как я уже сказала, предложение Сильена было неожиданным. Знакомы мы были всего два дня. Хотя юноша был симпатичен мне, но чувств любви к нему я не испытывала. В свою очередь, Сильен не признался мне в любви. Минуя период ухаживания, он, вдруг, сделал мне предложение стать его женой.  Любой девушке приятно, что она желанна, но все согласятся со мной, что без соблюдения этапов ухаживания, признаний, доказательств любви, предложение выйти замуж вызывает опасение в несерьёзности намерений. Я не желала оттолкнуть от себя Сильена, но и выйти замуж за будущего короля Акмелота была не готова.
    Вечером, когда закончились состязания, мы собрались в своей комнате и обсуждали сложившуюся ситуацию. Все, и мама, и моя сестра, и Ростислав, и Павел, были против моего замужества. Павел объяснил, что последствия этого шага могут быть самыми неожиданными и, даже, трагическими. Если я выйду замуж за Сильена, то мне придётся остаться в шестом столетии, что может повлиять на ход истории всего человечества. Моё столетие — двадцать первое, — значит, я должна вернуться в своё время. Лада напрямую спросила меня:
    — Ты хочешь замуж за Сильена?
    — Нет, — ответила я, — я не готова выйти замуж за него, хоть он мне и нравится. Он хороший.
    — Он признался в любви? — продолжала допрос Лада.
    — В том-то и дело, что нет, — отвечала я.
    — В таком случае, он поспешил, — сделала вывод моя сестра.
    — Не проще ли было ответить ему прямо, что ты не готова выйти замуж? — спросил Ростислав.
    — Видите ли, — сказал Павел, – у каждого народа существуют свои обычаи и устои. Возможно, у бриттов так принято. Что для нас кажется неправильным, для них естественным и нормальным: мужчина выбрал для себя партию и без предварительных ухаживаний делает предложение о замужестве.
    — Нам надо придумать такое испытание, которое Сильен не в состоянии выполнить, — мудро заметила мама. — Он не глуп, должен понять, что, невыполнимое испытание — это, своего рода, отказ. В данном случае Есения освобождается от неприятных объяснений.
   Вот, такая моя мама! Всегда найдёт выход из самой затруднительной ситуации.
    — Но мне жалко его, — ответила я маме. — Представь, каково ему будет получить отказ! Он может обидеться, и тогда я потеряю друга.
    — Если мужчина любит, то не обидится, — поясняла мама, — он будет добиваться любви. Конечно, если он настоящий мужчина, а его намерения серьёзные.
    — Мама, но не все такие мужчины, как твой Павел! — возразила я. — А если Сильен примется за выполнение испытания? Оно же невыполнимое! Я погублю его!
    — Не могу понять, — сказал Ростилав, — Есения, ты не хочешь выходить замуж за Сильена, и, в то же время, слишком за него беспокоишься. Воистину, женщина — загадка!
    — Да, — подтвердила мама, — вам, мужчинам, нелегко понять женщин… Давайте, думать, какое  назначить испытание. — Предложила мама, и мы приступили к следующей части нашей семейного собрания.
    Обсуждение было долгим. Мы перебрали множество вариантов от банальных, отправить его грабить саксов, до сказочных, таких, как найти то, не знаю чего. И снова моя мама оказалась на высоте. Она понимала меня, видела, что я не хочу рисковать Сильеном. Всё-таки он не заслужил того, чтобы давать ему опасные задания, при выполнении которых он может погибнуть. Я никогда не простила бы себе этого. Потому мама сказала:
    — Есения, не надо ничего придумывать. Утром встретишься с Сильеном и объяснишь ему причину отказа. Это будет честно и справедливо. Сильен умный и благородный, он всё поймёт.
    На том мы порешили.
    Наступило утро. Если ночь я спала спокойно, то, когда я проснулась, мной овладело чувство тревоги. Согласитесь, что предстоящее объяснение с Сильеном не могло не вызвать волнений. Однако, всё произошло неожиданно, я даже не успела переволноваться. Сильен уже поджидал меня. Ещё с вечера мы решили утром пойти на реку, чтобы искупаться в ней. Когда мы все, впятером, вышли во двор, то я увидела Сильена. Я подошла к нему и, тут же, сходу, объяснила, что в нашем времени, откуда я пришла, принято, чтобы парень ухаживал за приглянувшейся ему девушкой, доказывая таким образом свои чувства к ней, и только потом, когда они привыкнут друг к другу, когда полюбят, тогда парень делает предложение. Период ухаживания может быть более-менее продолжительным. Всё зависит от самих парня и девушки. Также я сказала Сильену, что он мне нравится, но этого недостаточно, чтобы принять предложение стать его женой. Честно сказала, что он поспешил, а я не готова к такому неожиданному повороту судьбы и попросила его подождать, но мы можем оставаться друзьями.
    Сильен выслушал меня и ответил:
    — Твоя откровенность восхищает. Сделав вчера тебе предложение стать моей женой, сегодня я вижу, что не ошибся. Ты достойна уважения и любви лучших рыцарей нашего времени. Я благодарен судьбе, что она предоставила мне возможность повстречать достойнейшую из достойнейших дам, вознаградившей меня своим вниманием…
    Он наговорил много эпитетов в мой адрес. Поверьте, если бы Сильен сказал мне такие слова до того, как сделать предложение, я не уверена, что отказала бы ему.
    — По обычаям нашего народа, я должен быть подвергнут испытанию, — продолжал Сильен. — Есения, ты не можешь назначить его, то я сам уйду и, совершив подвиг, докажу мою любовь и серьёзность своих намерений по отношению к тебе.
    — Нет, нет, Сильен, — поспешила я отговорить его. — Я дорожу нашей дружбой и не хочу, чтобы ты рисковал из-за меня, подвергал свою жизнь опасности.
    — Благодарю тебя, Есения, но я не могу поступить иначе.
    — Что же ты собираешься делать? — спросила я Сильена, видя его упрямство и понимая, что никакие уговоры не помогут.
    — Я попрошу отца дать мне небольшой отряд воинов и отправлюсь в далёкое северное царство пиктов Фортриу. По сказаниям, царь пиктов Нехтон держит в плену семнадцать юных красавиц. Я освобожу их.
    Я испугалась за Сильена. Задуманное им представляло серьёзную опасность. Со своим небольшим отрядом Сильену предстояло преодолеть сотни километров по землям враждебных племён саксов и англов, пройти по территориям не менее враждебных бриттских королевств Регед, Эвраук и Алт Клуит, пока доберётся до царства Фортриу, ему придётся преодолеть земли, заселённые варварскими племенами пиктов. Это было очень опасным мероприятием. Видя решительность Сильена, я поняла, что не сумею отговорить его и, сама не знаю, как это получилось, сказала:
    — Я пойду с тобой!

22

    Из рассказа Лады:
    — Для нас было неожиданной новостью решение сестры отправиться в Фортриу вместе с Сильеном. Я и мама долго уговаривали Есению отказаться от этой опасной затеи, но, Есения не слушала нас.
    — Сильен из-за меня собирается в поход. Как вам этого не понять? — убеждала нас Есения. — Из-за меня он подвергает свою жизнь опасности. Я обещала, что пойду с ним. Как буду я выглядеть в глазах жителей Акмелота, если изменю своему решению?
    — Доченька, Сильен — мужчина, — говорила мама, — вот, пусть и совершает свои подвиги. По природе, ему предначертано рисковать своей жизнью. Но ты же девушка, тебе не пристало подвергать риску свою жизнь.
    — Анастасия Марковна права, — поддержал нас Ростислав. — Никто не просил Сильена делать тебе предложение. Ты пыталась предотвратить опасные ситуации. Мы же не виноваты, что у этих бриттов такие причудливые обычаи.
    — Нет, — стояла на своём Есения, — я приняла решение и не отступлюсь от него. Вам не о чем волноваться, всё будет хорошо. Мы спасём пленных красавиц и вернёмся.
    — Дались тебе красавицы! — возмущалась мама. — Знала бы я, что так будет, ни за что не согласилась бы путешествовать во времени. — И мама с укоризной глянула на Павла.
    Павел не вмешивался в наш спор. Он молчал, и, казалось, будто его совершенно не интересует, о чём мы говорили. Он думал о своём. Когда мама обратила свой взгляд на Павла, мы все, разом, замолчали и, по примеру мамы, тоже смотрели на Павла, ожидая, что скажет он его. Павел, недолго думал, но ошарашил нас ещё больше, чем моя сестра.
    — Мы пойдём вместе с Есенией, — сказал он.
    — Только вы меня понимаете и всегда поддерживаете, — обрадовалась Есения, одарив Павла благодарной улыбкой, подошла к нему, обняла за шею и поцеловала его в щёку. — Спасибо. Вот, всё и уладилось. Сильен собирается выдвигаться в поход завтра с восходом солнца. Будьте готовы. — И Есения покинула нас.
    Мы молчали. Наверняка, каждый обдумывал сложившуюся ситуацию. Первой молчание прервала мама, спросив Павла:
    — Как ты это себе представляешь?
    — Есения отправляется с отрядом Сильена, а мы, используя космокар, будем сопровождать их. Мы всегда будем рядом и, в случае опасности, своевременно вмешаемся, — ответил Павел.
    — Нет, я против того, чтобы Есения была с Сильеном и его отрядом, — возразила мама. — Если невозможно переубедить её, то пусть она вместе с нами сопровождает Сильена. Так для неё безопаснее.
    — И спокойнее для тебя, — добавил Павел. — На мой взгляд, не стоит переубеждать Есению. Она поступает так, как велит её сердце, но мы будем рядом. Не думаю, что ситуация выйдет из-под контроля. В любом случае, это будет зависеть от нас.
    Есения вернулась поздно. Мы уже готовились ко сну. Мама беспокоилась, волновался за неё и Павел. Открылась дверь в нашу комнату, и появилась сестра. Её глаза блестели, с лица не сходила довольная улыбка. Войдя, она, тут же, обратилась к нам, но смотрела на Павла.
    — Артуор выделил Сильену отряд в десять воинов. По возвращению Сильен будет произведён в рыцари. В этом будет и моя заслуга!
    — В чём заключается твоя заслуга? — спросила я сестру.
    — Как в чём? Я же буду рядом с ним. Буду поддерживать его.
    — Доча, ты будешь обузой для него, — возражала мама. — Нет, мне очень не нравится твоя затея.
    Чтобы не затевать новый спор, вмешался Павел:
    — Вот что, ребята! Давайте-ка, отдыхать. Завтра мы отправляемся в поход. Нам необходимо хорошо выспаться.
    Недовольство, связанное с волнением за Есению, не покидало маму. Хотя она много не говорила, но мы видели её душевное состояние. Видел и Павел. Он попросил нас укладываться, а с мамой вышел из комнаты. Он понимал, что надо успокоить её. Мы уже спали, когда они вернулись, а утром, встав рано, мы, вчетвером: я, Ростик, мама и Павел — отправились к нашему космокару. Павел дал Есении прибор, по которому мы всегда знали о её местонахождении.
    Отряд по главе с Сильеном, вместе с Есенией, выдвинулся в поход.
    Уже взошло солнце, когда мы поднялись на космокаре в воздух и по сигналу, издаваемому прибором Есении, быстро настигли отряд Сильена. Мы были вне зоны их видимости, но, с помощью поисковой системы космокара, знали место нахождения отряда. Даже видели их на экране монитора. Мы могли обозревать местность в радиусе более десяти километров. Было интересно наблюдать за Есенией и Сильеном, видеть, что делается вокруг их. Скоро нам надоел монитор, и мы, за исключением Павла, разместились в отсеке для отдыха. Я, наконец-то, приняла нормальный душ, привела себя в порядок и чувствовала себя на верху блаженства. Мама приготовила завтрак, который мы с удовольствием уничтожили. Что ни говори, а цивилизация лучше. Погостить у короля Артуора можно, но не надолго. Уж очень не привычны для нас условия жизни в шестом столетии.
    День прошёл незаметно. Я увлеклась танцами, придумывая новые па и музыку, мне помогал Ростик, отвлекаясь на время, когда подменял Павла у монитора в кабине пилота. Мама немного успокоилась. Когда она видела Есению и понимала, что моя сестра находится в поле нашего зрения, мама повеселела.
    Отряд Сильена прошёл двадцать километров и достиг северных районов Поуиса. На ночь они расположились на окраине леса близ небольшой реки. Из веток деревьев воины сделали шалаши, расположив их вокруг костра, на котором приготовили ужин. После ужина Сильен, оставив на карауле двух воинов, приказал остальным отходить ко сну. Для Есении был оборудован отдельный шалаш. Прибор, который дал Павел, предназначен не только для подачи сигналов, по которым мы определяли место нахождения моей сестры, но и для переговоров. Ещё заранее мы договорились, что не будем использовать прибор для открытого разговора, чтобы не возбуждать нездоровый интерес Сильена и его воинов, но обмениваться текстом мы могли в любое время. Когда Есения скрылась в своём шалаше, через минуту мы получили от неё сообщение: «Всё хорошо. Я устала. Буду спать».
    Утром следующего дня, только забрезжил рассвет, отряд Сильена продолжил поход на север. Есении не хватило ночи для полного восстановления сил, потраченных в предыдущий день похода, да и условия отдыха были неподходящими. По усталому выражению её лица было заметно, что второй день перехода сестра не выдержит. Это заметил и Сильен, который подошёл к ней, они обмолвились несколькими словами, потом подошли к коню наследника Акмелота, Сильен развернул Есению таким образом, чтобы она стояла к нему лицом, подхватив руками, подбросил Есению, как пушинку, и  усадил её на коня. Затем он сам вскочил на коня, махнул рукой, и отряд тронулся в путь.
    — Есения, совсем выбилась из сил, — обеспокоенно проговорила мама. — Паша, давай, заберём её к себе! — Потребовала она у Павла.
    — Заберём, — ответил Павел. – Когда будет привал, спроси Есению. Если она того захочет, мы, немедля, заберём её на борт космокара.
    Своим ответом Павел успокоил маму и всех нас. Мы с Ростиком занялись своими танцами и музыкой в отсеке для отдыха, а мама с Павлом остались в кабине пилота наблюдать за моей сестрой.
    К полудню отряд Сильена пересёк реку Дов, впадающей в Уитем, и оказался на землях, подвластных королю Пабо ап Артуису, правившим королевством Пеннины до пятьсот двадцать пятого года. За успешные отражения набегов пиктов и англо-саксов, Пабо ап Артуис получил прозвище — Пабо Опора Британии.
    В отличие от короля Поуиса Кингена Достопамятного король Пеннинов Пабо Опора Британии не вёл войны с бриттскими королями, а все усилия направлял на объединение бриттов в борьбе против захватчиков. Между королевствами Поуис и Пеннины уже несколько лет, как установился мир, ни одна из сторон не докучала друг другу набегами и грабежами. Наверно, Сильеном преднамеренно был выбран маршрут через Пеннины, чтобы, как можно быстрее и без ненужных столкновений с отрядами недружественных королевств, достичь конечной цели своего похода. Наблюдая за его отрядом, мы обратили внимание, что встречавшие их население и военные отряды Пеннинов относились к Сильену дружелюбно и помогали устройством на ночлег, продуктами питания для людей и провизией для лошадей. Лишь единожды Сильену и его воинам пришлось вступить в бой, но то была помощь королевским войскам по отражению набега англов, чей немногочисленный отряд пересёк территорию королевства Эвраук и оказался на землях Пеннинов. К нашей радости, никто из отряда Сильена не погиб, лишь отделались небольшими ранениями, наша любимая Есения тоже не пострадала. Перед боем Сильен определил её в обозе пеннинского войска, где она в безопасности дожидалась возвращения Сильена.
    Дважды мы вынуждены были предупредить Сильена об опасности, когда поблизости оказывался отряд воинов недружественного королевства Регед. В результате, Есении пришлось рассказать Сильену о том, что мы сопровождаем их на космокаре, и о том, как мы поддерживаем с ней связь. Каким образом, какие слова она подыскала, чтобы всё объяснить Сильену, мы не знали, но Сильен слушал Есению внимательно и по выражению его лица было понятно, что он с благодарностью отнёсся к нашей помощи.
    Однажды мы вмешались не на шутку. Шёл двадцать второй день похода. Отряд Сильена преодолевал земли королевства Алт Клуита, когда неожиданно повстречался с выдвигавшимся на запад войском короля Клиноха ап Думнагуала, принявшего Сильена за воина королевства Бринейх, чей король вступил в союз с англами и разорял соседние бриттские королевства. Жестокое столкновение было неминуемо, поэтому Павел принял решение снизить высоту космокара и пролететь над войском Клиноха ап Думнагуала. Космокар вселил страх не только в воинов Алт Клуита, но и в воинов Сильена. Только объяснения Есении помогли Сильену не потерять присутствие духа и удержать свой отряд в подчинении, но войско Клиноха ап Думнагуала бросилось врассыпную и говорить о какой-либо воинской организации не приходилось. Пока король Алт Клуита собирал своё войско, Сильен с отрядом оказался на достаточном расстоянии от опасного места.
    После этого случая мама стала особенно настойчивой, она непреклонно требовала возвращения Есении. Мы открыто разговаривали с сестрой с помощью переговорного устройства. Есения отказывалась оставлять своего друга, но было заметно, что давалось ей это нелегко.
    — Дочь, я не хочу тебя слушать! Ну-ка, без промедления возвращайся на космокар! — требовала мама.
    — Нет, мама, — отвечала Есения, — я останусь с Сильеном.
    Сильен слышал перебранку Есении и мамы. Как настоящий рыцарь, он не мог позволить себе  противляться требованиям матери возлюбленной, а потому попросил Есению уступить.
    Вмешался Павел. Он сказал:
    — Есения, послушай меня. Мы все за тебя очень волнуемся. Тебе необходимо отдохнуть. Мы не бросим Сильена, а продолжим сопровождать его. Ты можешь оставить переговорное устройство, чтобы у вас была возможность общаться. Только установи его в переговорном режиме, чтобы Сильен всегда был на связи. Когда отдохнёшь, можешь снова вернуться к своему другу.
    Просьба Сильена и доводы Павла оказались действенными. Есения, попрощавшись с другом, направилась к космокару, который Павел посадил недалеко от отряда Сильена.
    Когда она вошла в космокар, первыми её словами были:
    — Я целую вечность не принимала душ!
    Весь оставшийся день мама не отходила от Есении, готовила всё новые кушанья и угощала её, а Есения непрестанно рассказывала о своих приключениях, о шалашах, в которых ей пришлось ночевать, о деревнях и их жителях, о Сильене и его воинах. Лишь к вечеру она, уставшая, умолкла и неожиданно уснула на нашем с Ростиком диване. Мы не трогали её, а, раздвинув кресло, расстелили постель. Хотя на нём было не столь комфортно, как на диване, но мы были рады, что Есения снова с нами. Мама с Павлом остались в кабине пилота. Среди ночи я проснулась и не могла долго уснуть. Чтобы скоротать время, я решила пойти к маме и Павлу, но дверь в кабину была заперта. Я не настаивала, чтобы мне открыли дверь, а подошла к бару, нашла бутылку каберне Савиньон, отлила немного в стакан и, памятуя, что вино очень насыщенное и терпкое, размешала столовой водой, выпила и улеглась в постель. Вино вдарило в голову, и я, незаметно для себя, уснула.
    На двадцать шестой день, преодолев полуразрушенный вал Антонина, построенный ещё во времена римского владычества для защиты от набегов северных племён, Сильен вывел свой отряд в земли пиктов.


23

    Из дневника Леонси:
    «Моросил дождь. С Сены дул порывистый холодный ветер. По пути на работу я забежала в магазин, чтобы купить кардамон. Я добавляю его в кофе, который завариваю для Ле Пена. По возвращению с Монблана Ле Пен предложил мне должность его секретаря. Гудвин не сопротивлялся, согласился со своим начальником и быстро оформил мой перевод. Мне показалось, что я стала в тягость Гудвину, потому он с лёгким сердцем избавился от меня. Наши отношения шли на спад. Обидно, но я потеряла больше года, потраченного на бесплодные надежды. Моим мечтам стать женой Гудвина не суждено было сбыться. Только сейчас я поняла, что наши отношения для него были лишь эпизодом, но серьёзных намерений он не имел.
    Расстались мы мирно, без истерик и сцен. Почти каждый день он бывает у Ле Пена, и мы вынуждены встречаться. Гудвин не забывает подарить мне, либо цветок розы, либо плитку белого шоколада, всегда любезен со мной и ни разу не заговаривал о нас. Между нами налаживались обычные служебные отношения, за исключением его подарков, которые можно воспринимать, как дань уважения к секретарше начальника. Так делают многие.
    Я шла к зданию офиса, ветер теребил причёску, и мне приходилось иногда поправлять её. Моросящий дождь бил капельками по раскрытому зонту. Очередной порыв ветра, будто заигрывая со мной, откинул подол плаща, оголив мои колени, но я не могла придерживать его, так как в одной руке несла зонт, а в другой – пакет с новыми туфельками, которые купила вчера после работы. «Ну, и пусть, — думала я, — скоро уж. Там, за углом, вход в офис».
    Проснувшись сегодня утром, я почувствовала, что предстоящий день будет необычным, но начался он, как и все предыдущие дни: я приняла душ, пока сушились волосы, заварила кофе и сварила яйцо, позавтракала, сделала укладку, навела макияж — в общем, ничего особенного, так проходит каждое утро, за исключением выходных дней, когда я могу позволить себе поспать до одиннадцати часов. По дороге на работу тоже ничего обычного не произошло, но, когда я вошла в офис и поднялась на лифте на четвёртый этаж, была удивлена тем, что рабочий день был уже в разгаре. Я подумала, что мои часы неисправны, и я опоздала, но, проверив их, убедилась, что пришла на работу вовремя. Как выяснилось, Ле Пен уже час работал. В приёмной его кабинета на стульях сидело четверо молодых мужчин, видимо ожидая приглашения. Пожелав доброго утра, я вошла в небольшую комнату, дверь в которую располагалась напротив двери в кабинет моего начальника, сняла плащ, поменяла обувь, поправила перед зеркалом причёску, подвела макияж и вышла к своему рабочему месту. Четверо мужчин, не меняя поз, сидели на ранее занятых местах. Я подошла к своему столу, нажала кнопку стационарного смартфона, дав сигнал Ле Пену, что я на месте и готова к исполнению служебных обязанностей, включила компьютер и, пока он загружался, окинула взглядом мужчин. Ещё, когда я только вошла в приёмную, сразу обратила внимание на одного из них. Сердце ёкнуло, и предательский румянец окрасил мои щёки. «Боже! — подумала я. — Моя причёска! Это копна сена, а не волосы!» — и скрылась в комнате, в которой привела себя в порядок.
    Я украдкой рассматривала мужчину, когда услышала по смартфону голос Ле Пена:
    — Леонси, принесите три кофе.
    — Да, мсье, — ответила я, достала из сумочки пакетик с кардамоном и вошла к комнату, в которой оставила свои вещи.
    Эта небольшая комната служила нам и столовой, и раздевалкой. В ней стояла электрическая плита, холодильник, шкаф с посудой и продуктами, столик и два стула. Я помолола кофе. Для этого использую ручную кофемолку, а не электрическую. В ручной зёрна не теряют свой аромат. Выбрала джазву больших размеров, отсыпала четыре ложки молотого кофе и заварила его на плите. Готовый кофе разлила в три чашки, которые поставила на поднос, и отнесла в кабинет Ле Пена.
    Кроме моего начальника в кабинете находились Гудвин и председатель координационного комитета Дезире Бакмо. Я молча оставила кофе и вышла. Четверо молодых мужчин всё также молча сидели на стульях. Я предложила им кофе. Один отказался, двое согласились, а тот, который приглянулся мне, попросил чай. Только я им подала чашки, как раздался голос Ле Пена:
    — Леонси, пригласите агентов.
    Молодые люди поставили свои чашки на столик и направились к двери.
    Я быстро собрала чашки на поднос и занесла им в кабинет начальника.
    Совещание длилось до обеденного перерыва. Я проверила почту и больше заняться было нечем. Всю работу стараюсь делать вовремя, чтобы не оставалось на следующий день, поэтому, пока шло совещание и не было никаких указаний от начальника, я скучала. За окном моросил дождь, вгоняя меня в сон, и только звонок подруги привнёс разнообразие.
    — Привет, Леонси! — Услышала я голос Аделин.
    — Привет! — ответила я.
    — Чем занимаешься?
    — Засыпаю. Работы пока нет. Ле Пен проводит какое-то срочное совещание. Собрал в своём кабинете Гудвина, мсье Бакмо и ещё четверых агентов.
    — Что Гудвин подарил на сей раз? Розу, или шоколад?
    — Ничего.
    — Опа, на! — воскликнула Аделин. — Как я и говорила, скоро от него и слова не дождёшься.
    — Бог с ним! — ответила я.
    — Как же Бог с ним! А шоколад? Я очень люблю белый шоколад! Ты, случайно, не встретила нового кавалера?
    — Нет.
    Вопрос Аделин напомнил мне об агентах, среди которых был заинтересовавший меня Льенар Капюрон. Ещё до звонка Аделин я успела сделать запрос в отдел кадров на агентов, якобы по просьбе мсье Ле Пена. Личные дела на каждого сотрудника УИПМП хранятся в специальных архивах управления, доступ к ним имеет ограниченный круг лиц, однако краткие анкеты на сотрудников отдел кадров может выдавать по просьбе начальников управлений и отделов. Я проверила электронную почту и нашла ответ. В нём сообщалось, что анкеты были высланы Ле Пену ещё вчера в девятнадцать часов на его электронный адрес, а к сообщению были прикреплены файлы с запрашиваемыми анкетами агентов. Я нашла анкету Льенара Капюрона и начала её изучать.
    — Почему молчишь? — услышала я голос Аделины. — Появилась работа? Ладно, не буду мешать. Созвонимся. Пока.
    — Пока, — ответила я и углубилась в изучение анкеты.
    Льенар Капюрон на три года старше меня, не женат, что усилило мой интерес к этому мужчине, коренной парижанин, проживает вместе  с родителями, с сестрой и братом в загородном поместье. Специалист в области электроники, хорошо рисует и лепит из глины скульптуры. В отделе зачистки проходит службу в качестве агента уже пять лет. Пунктуален, исполнителен, дружелюбен. «Что ж, для начала не плохо,» — подумала я.
    Через час из кабинета вышли агенты, а ещё через час начался обеденный перерыв. Хотя шёл дождь, я решила прогуляться по улицам и зайти в бистро что-нибудь перекусить. Неожиданно для себя, я увидела там Льенара, который сидел за единственным свободным столиком и уничтожал свой обед. Сначала я хотела уйти, но решила остаться, подошла к Льенару и спросила разрешения занять свободное место. Он был не против, а, наоборот, как мне показалось, обрадовался мне. Я заказала куриный бульон. Льенар поедал французскую котлету и молчал. Его молчание создавало дискомфорт, я уже стала жалеть, что осталась. Когда котлета была уничтожена, Льенар, вдруг, спросил:
    — Леонси, не будете против, если я провожу Вас?..
    Из-за продолжительного молчания его предложение показалось несколько неуместным, но я дала согласие и позволила проводить меня до офиса. Шли мы медленным шагом, не спеша — времени было достаточно, чтобы немного прогуляться. Хотя погода не благоприятствовала прогулкам, но, как только мы вышли из бистро, Льенар, будто проснувшись, предстал предо мной в другом свете. Его слаженная правильная речь овладела моим вниманием, несколько интересных шуток развеселили, и оставшиеся полчаса перерыва прошли, как одна минута.
    Вторая половина рабочего дня оказалась более интересной. Скучать было некогда. К Ле Пену приходили и уходили начальники отделов, непрестанно звонили телефоны, поручениям не было конца, и потом, вдруг, наступила тишина. Если в приёмной постоянно находились сотрудники управления, то по истечении двух часов их вдруг не стало, а ещё через полчаса Ле Пен попросил меня зайти к нему.
    Из всей суматохи, кружившейся вокруг Ле Пена, я поняла, что был обнаружен разыскиваемый бывший агент УИПМП и РУКПО Пол. Ле Пен рассказал мне, что Пол допустил оплошность, оставив включённым в режиме постоянной связи универсальный компактный передатчик, что позволило службе контроля и поиска его обнаружить. По данным слежки, осуществляемой СКП, было установлено, что Пол находился на территории Англии во времена начала шестого столетия. Он передвигался на север острова, преодолевая расстояние в двадцать километров в день. Были перехвачены переговоры Пола с каким-то Сильеном, которого Пол сопровождал на своём космокаре. Из переговоров выяснилось, что маршрут пролегал через вал Антонина в Шотландию в царство древних пиктов Фортриу.
    Ле Пеном, Гудвином и Дезире Бакмо был разработан план захвата, по которому группа агентов отправляется в пятьсот второй год, на подступах к столице Фортриу организовывает засаду и арестовывает бывшего агента. Руководство операцией взял на себя Ле Пен. В команду он включил, кроме себя, Гудвина, Дезире Бакмо и ещё четырёх агентов, среди которых был Льенар Капюрон.
    — Леонси, я решил включить Вас в группу захвата, — сообщил мне Ле Пен. — Надеюсь, Вы не будете возражать?
    Нет, я не возражала.
    — Другого я от Вас не ожидал, — обрадовался Ле Пен. — Передайте свои дела секретарю первого отдела мадам Жонке и отправляйтесь домой. Я даю вам время подготовиться. Завтра в семь утра я вышлю свой автомобиль, водитель доставит Вас в Орли. Мы воспользуемся космокаром модели VC-46, в нём достаточно места для всей команды. Для Вас будет отведён отдельный отсек.
    В приёмной ждала мадам Жонке.
    Когда я вышла на улицу, меня встретили холодный ветер, дождь и Льенар, который предложил подвезти меня домой. Но домой я так и не попала.
    Сначала Льенар отвёз меня в ресторан, где мы вкусно поужинали, потом он организовал мне экскурсию по Парижу, кино, а закончилось тем, что я оказалась в его съёмной небольшой уютной квартирке на улице Виктора Гюго.
    Проснулась я рано, ещё было темно. Разбудила Льенара и попросила отвезти меня домой.
    — Спи, дорогая, — спросонья пробормотал Льенар, — ещё рано. Я отвезу тебя в Орли.
    — Ле Пен к семи часам пришлёт машину. — И я начала собираться.
    Льенар, поняв, что уговорами меня не остановить, выполнил мою просьбу, и в половине шестого утра я была дома, а в назначенное время за мной пришла машина Ле Пена и отвезла меня в Орли.
    Космокар был готов к вылету. Вся бригада была в сборе, в том числе и Льенар, а через два часа мы уже были в Шотландии начала шестого столетия».

24

    Из дневника Леонси:
    «Фортриу — это древнее царство пиктов. Оно располагалось в Шотландии севернее вала Антонина. До двадцать четвёртого столетия человечество мало знало о пиктах, об их происхождении и укладе жизни. Все знания об этом таинственном народе черпались из свидетельств римского историка Аммиана Марцеллина и бенедитского монаха Беды Достопочтенного, а также из сохранившихся немногочисленных памятников культуры того времени.
    Великий физик Эйнштейн в двадцатом столетии предположил, что прошлое реально и существует параллельно с настоящим. Это утверждение Эйнштейна вселило уверенность многим учёным в возможность перемещаться во времени, но на протяжении двух столетий человечество не могло найти доказательств реального существования прошлого. Лишь в 2212 году двоим братьям-учёным из Флориды Эбенизеру и Рэйфу Берменгаумам удалось на несколько минут оказаться во времени, отделявшем их настоящее на три с половиной месяца. Вернувшись в своё время, они уничтожили все научные записи об этом открытии и до конца жизни хранили молчание. Что так потрясло братьев, никому не известно. Лишь однажды, на приёме в честь трёхсотлетия Виндзорской династии английских королей, когда правивший король Георг VIII,  невзначай, поинтересовался у Эбенизера, почему братья не желают раскрыть тайну, тот ответил: «Представьте, Ваше Величество, что вы доверили управление автомобилем пятилетнему ребёнку. Катастрофа неизбежна. Человечество — это пятилетний ребёнок, но перемещение во времени — это автомобиль».
    Однако, что человек задумал, то, рано или поздно, исполнит. Через сто лет, в 2321 году учёным Гарвадского университета удалось раскрыть тайну братьев Берменгаумов. Ими проводились эксперименты по перемещению не только в прошлое, но и в будущее. Учитывая появившуюся возможность человечества влиять на своё прошлое и будущее, Всемирным Координационным Советом был принят закон, запрещавший вмешиваться в исторический процесс, а контроль над исполнением закона был возложен на комитет, созданный при ВКС. Каждое управление, изучавшее пространства, миры и время, имело свои комитеты по контролю над исполнением закона. Однако, хотя и не часто, но факты воздействия на время и ход истории возникали, и для исправления нарушений были созданы различные отделы и управления. Умышленное вмешательство в прошлое и будущее строго наказывалось. В зависимости от тяжести проступка лицо, вмешавшееся в ход исторического развития, могло быть наказано вплоть до лишения свободы.
    Одним из немногочисленных таких агентов оказался Пол, который без санкции руководства УИПМП посещал один из параллельных миров и своими действиями произвёл значительные изменения в ходе его истории. Изучая досье Пола, я не могла понять, почему до сих пор не исправлены последствия его вмешательства. Но всё оказалось не так просто.
    Пол был третьим агентом УИПМП из прошлого. По правилам, вербовать агентов из прошлого, или будущего, запрещено, однако два предыдущих случая оказались настолько успешными, что руководство УИПМП обошло этот запрет и пригласило на службу Пола, проживавшему в двадцать первом столетии. Поначалу, Пол оправдывал доверие, и к нему не было никаких нареканий. Но руководство УИПМП не учло, что Пол однажды полюбив женщину, не мог забыть её. Каким-то образом он узнал о параллельных мирах, в которых проживали его и её двойники. Посещая их, он помогал тем женщинам, иногда спасал их от неминуемой смерти. Разумеется, без изменения хода событий это невозможно было сделать.
    Я не осуждаю Пола, а напротив, понимая, что он руководствовался великим чувством, была на его стороне. Я, как всякая женщина, превыше всех правил и законов ставлю любовь. Раздумывая над жизнью Пола, над тем, что с ним происходило, и над тем, какие поступки он совершал, я недоумевала, почему Ле Пен и Гудвин называли его преступником. В истории человечества множество примеров, когда сильные мира сего, совершали несоизмеримо большие преступления, но их действия оправдывались наивысшими государственными интересами.
    Как-то мы остались вдвоём с Ле Пеном, и я спросила его, почему руководство УИПМП  не исправит последствия вмешательства Пола, а его не оставит в покое. Ле Пен объяснил, что исправление исторических событий возможно лишь в присутствии того, кто допустил их.
    — Не проще было, не гоняться за Полом, а привлечь его к работе отдела зачистки взамен на свободу? — спросила я во время того же разговора с Ле Пеном.
    — Дело в том, Леонси, что Пол погиб. Когда выявились нарушения, его отозвали из командировки и пригласили на заседание Совета, но произошло непредвиденное. Во время пути — Пол вёл автомобиль — его сердце остановилось, и он сорвался в пропасть.
    — Странно, — возразила я. — Если Пол погиб, тогда за кем мы охотимся?
    — За Полом, — ответил Ле Пен.
    — Но он погиб!
    — Да. Погиб. Но погиб в том времени, когда он был агентом УИПМП. Не только тебе кажется всё это странным, но и учёным, изучающим законы перемещения в параллельные миры и временные петли. Каким образом Полу удалось сохранить себя в нашем времени, погибнув в прошлом, никому не известно. Многие специалисты склоняются к тому, что Пол случайно попал в переплетение временных и пространственных изгибов, в результате чего он сумел одновременно существовать в разных пространствах и временах. Некоторые специалисты считают, что это не случайность, что Пол сумел разгадать тайну изгибов и петель пространства и времени, чем пользуется поныне. Я же склонен согласиться со второй группой специалистов.
   — Скорее всего так оно и есть, —  поддержала я Ле Пена, а сама гордилась незаурядностью моего героя.
    Что ни говори, а открытие законов перемещения в пространстве и времени, помогло учёным в исследовании прошлого человечества, возникновения вселенной, звёзд и планет. Но чем больше человечество познавало свою историю и самое себя, тем больше выявлялось неизвестного и возникало вопросов. То же самое произошло с пиктами. Когда первая группа исследователей отправилась в прошлое, чтобы непосредственно наблюдать и изучать этот странный народ, то произошло непредвиденное: из девяти человек вернулось только двое, которые, в силу потери рассудка, ничего не могли объяснить. Но человек — существо настырное, и только третьей группе удалось успешно вернуться из экспедиции с кое-какими знаниями о пиктах.
    В исторической науке о возникновении этого народа существовало несколько гипотез. Одна из них, преобладающая, допускала возникновение пиктов во втором-первом тысячелетии до нашей эры в результате очередного переселения народов и относила их к кельтской группе. Вторая — допускала, что пикты являются потомками иберов, переселившихся с Пиренейского полуострова в Британию. Третья экспедиция в прошлое подтвердила первую гипотезу. Не буду подробно описывать все проведённые исследования, остановлюсь на том, что в пятом столетии на севере Британии пикты создали своё царство под названием Фортриу, которое простиралось от вала Антонина до залива Мари-Ферт. Первым правителем Фортриу был Друст сын Эрипа, который обладал недюжинным умом и сумел объединить племена каледониев, вакомагов, тедзалов и вениконов в единое государство. Расселившиеся на западе племена скоттов также попали под влияние Фортриу. Друст создал организованную армию, оснащённую современным по тем временам оружием и осуществлял набеги на юг Британии, находившейся под протекторатом Римской империи. Рим неоднократно пытался завоевать северные территории Британии, но наталкивался на ожесточённое сопротивление пиктов и скоттов. Самое большее продвижение римлян на север острова был осуществлён во втором столетии императором Антонином Пием, которым для обороны захваченных земель был сооружён вал Антонина, но через двадцать лет римляне оставили укрепление и вернулись на позиции Андрианова вала, сооружённого в 120-м году при императоре Андриане.
    Когда римляне в начале пятого столетия покинули Британию, набеги пиктов участились. Раздробленные на маленькие враждовавшие между собой королевства бритты не могли оказывать эффективного сопротивления пиктам. Только с появлением на острове германских племён саксов и англов и создание ими своих королевств, объединённых в гептархию, ослабило натиск пиктов, и в шестом столетии Фортриу было завоёвано Нортумбрией, королевством англов.
    Мы, переместившись во времени, оказались близ современного шотландского маленького городка Хоик. Конечно, в то время этого города не существовало. Южно-Шотландская возвышенность была покрыта густыми девственными лесами, рядом протекала река Тивиад, вода в которой была вкусной и чистой, что её можно было пить, не боясь заболеть. Ле Пен не случайно выбрал это место, так как оно находилось по предполагаемому маршруту движения отряда Сильена и сопровождавшего его Пола на своём космокаре.
    Наша команда, как я сообщала ранее, состояла из девяти человек: Ле Пена, Гудвина, Дезире Бакмо, меня, моего друга пилота Каурантина Кая Лоаранса и четырёх агентов, в том числе Льенара Капюрона. Как только мы оказались в исходном положении, Дезире Бакмо включил поисковый приёмник, с помощью которого обнаружил сигнал, подаваемый универсальным компактным передатчиком Пола, на экране монитора появилась точка, означавшая по карте место его нахождения. Один из агентов, которого звали, кажется, Паскаль Моиз, занял место у экрана и продолжал наблюдение. Дезире Бакмо присоединился к Гудвину, дававшему указания остальным агентам по операции захвата. Ле Пен отдыхал на своём рабочем месте в общем отсеке космокара, а пилот вышел наружу, чтобы визуально проверить техническое состояние нашего корабля. Мне пока заняться было нечем, и я, по примеру Кая, покинула салон, чтобы осмотреться вокруг, насладиться девственной природой и, может быть, искупаться в реке.
    До сих пор не возьму в толк, по какой причине мы были настолько беспечными, что напрочь забыли о предосторожности. Что с нами случилось? Какая сила оказала на нас влияние, что мы даже не поставили под охрану свой космокар? Мы, жители больших городов, оказавшись на природе, забываем о том, что на каждом шагу нас подстерегает опасность. мы забываем, что вторгаемся в чьё-то жизненное пространство. И маленький комарик, и крупный хищник отстаивают его и бесстрашно вступают в бой за право хозяйничать на своей территории. Мы оказались в чужом для нас времени, на землях людей из далёкой эпохи, и забыли, кто здесь хозяин.
    Светило солнце. Гонимые ветром облака, то скрывали, то, вновь, освобождали ослепительный солнечный диск. Покинув космокар, я почувствовала прохладу, создаваемую свежим дуновением ветра. Хотя был разгар лета, но тепла было недостаточно, а потому моим мечтам искупаться в реке не суждено было сбыться. Кай занимался своими делами и не обращал на меня внимания. Я спустилась по крутому берегу, сняла обувь и вступила в воду. Она была тёплой и приятно омывала мои босые ноги. Я прохаживалась по песчаному дну, наблюдая за рыбками и разными водяными рачками, как услышала голос Льенара:
    — Леонси! — и я обернулась на его зов.
    Что произошло потом, ввергло меня в шок. Льенар, вдруг, вздрогнул, его ноги подкосились, и он кубарем скатился по крутому обрыву вниз, застыв у воды с торчащей из спины стрелы. Одновременно с падением Льенара я услышала крики, похожие на боевой клич, раздававшийся с того места, где я оставила космокар, а на берегу, где только что стоял Льенар, показалось четверо незнакомых мужчин с щитами, луками и мечами. Не помня себя от страха, я побежала прочь вдоль берега к кустам, примыкавшим к самой воде. Я не успела ещё до них добежать, как услышала позади нагонявший меня топот и хриплое дыхание преследователей. Охваченная ужасом, я ускорила бег, но мои усилия оказались тщетными. Я почувствовала сильный удар в спину и покатилась кубарем. Через мгновение пара сильных рук схватила меня, встряхнула и поставила на ноги. Я не стала сопротивляться, понимая бесполезность моих попыток. Высокий, рыжий воин, стиснув, как тисками, своими пальцами мою руку, повёл меня к своим товарищам. Он ловко взбирался по крутизне, таща меня за собой. Вскоре мы оказались на месте, где я оставила своих друзей. Перед моим взором предстала страшная картина. Горел космокар, вокруг лежали бездыханные тела с торчащими стрелами Кая, Гудвина и двух агентов, поодаль, облокотившись о ствол дерева, сидели связанные Ле Пен и Дезире Бакмо.
    Всё происходило, будто во сне. Воины из местного племени, что-то говорившие на своём наречии, дождавшись, пока догорел космокар, организовано встали в колонну и двинулись за своим предводителем, а мы, Ле Пен, Бакмо и я, под охраной одного воина, последовали вглубь леса за колонной.
    Шли мы быстрым шагом. Я оставила свою обувь у реки, мои босые ноги ступали на сухие сучья, на упавшие шишки и жёсткую траву. Это было очень больно, и вскоре показалась первая кровь. Ле Пен хотел отдать мне свои ботинки, но сопровождавший нас воин не позволил этого сделать, а угрожающе прикрикнул на Ле Пена, ткнув в его бок мечом для достоверности. Шли мы долго. Лишь через четверо суток мы вышли из лесу к берегу моря и оказались у возвышавшейся над местностью скалой, на вершине которой увидели постройки, отдалённо напоминавшие средневековый замок. Моя догадка оказалась верной. Это было крепостное сооружение.
    Очень тяжело было подниматься вверх по скале. Мои ноги болели, невозможно было ступать, и, вдобавок ко всему, множество острых мелких камней завершили своё дело. Наступив неосторожно пяткой на один из таких камней, я вскрикнула от боли и непроизвольно села на землю. Дальше идти я не могла. Подошёл охранявший нас воин, как пушинку, поднял меня и перекинул через своё плечо. Казалось, что ему не составляло никакого труда самому подниматься вверх на скалу и нести меня.
    Скала, на которой располагалась крепость, возвышалась над местностью и с одной стороны омывалась морем. Подступиться к крепости было невозможно, так как со всех сторон были отвесные скалы, а к главным воротам вела одна единственная дорога, которая хорошо защищалась. Внутри, за высокими каменными стенами, было множество деревянных построек, часть из которых предназначалась для жилья, а другая — для хозяйственных нужд. Кроме воинов в крепости проживали мужчины и женщины, поддерживавшие оборонительное сооружение в функциональном состоянии и выполнявшие роль прислуги и обслуживающего персонала.
    В этой части Шотландии проживало пиктское племя каледониев, входивших в состав царства Фортриу. Вождём племени в то время был Бруде Бутгут, который вместе с правителем объединённого царства пиктов Нехтоном I готовили свои армии для вторжения на юг в бриттские королевства Алт Клуит и Гододин. В связи с предстоящими походами в крепости собрался большой гарнизон, здесь были много воинов, которые жили прямо на улице, готовили еду на кострах, разведённых тут же, рядом с деревянными постройками. С воинами было много женщин и детей. По-видимому, когда пикты собирались в поход, они брали с собой свои семьи.
    Нас подвели к одному из деревянных зданий, из которого вышел высокий воин. Его гордая и властная осанка говорила, что это был не простой воин, а человек, обладавший безраздельной властью. Огненно-рыжая копна волос, густая борода и усы, прямой с горбинкой нос, зелёные глаза, волевой подбородок, широкие плечи, мускулистые сильные руки и, конечно, высокий рост, вызывали восхищение. Какое бы ни было моё теперешнее положение, я не могла оторвать взгляд от этого мужчины. Все воины оказывали ему почтение.
    Он подошёл к нам, быстро осмотрел Ле Пена и Бакмо, а на мне задержал свой взгляд. Особенно ему понравились мои волосы. Он даже взял в руки прядь и попробовал её на ощупь. Ещё до отправки на Монблан, я решила поменять имидж, не стригала волосы, а отращивала их. Они доходили почти до лопаток. Я следила за своей причёской, а потому мои золотистые волосы были гладкими и густыми, и очень красивыми.
    Внимательно осмотрев меня, главный воин, как я его окрестила про себя, отвернулся и дал короткую команду своим людям. Ле Пена и Бакмо отвели, и я рассталась с ними надолго, а меня повела за собой пожилая женщина, появившаяся незамедлительно, как только главный воин отдал команду. Следом за пожилой женщиной я вошла в здание. Мы прошли по коридору и оказались в небольшой комнате, в которой была ещё одна того же возраста женщина и молодая девушка лет двадцати. Я сразу обратила на неё внимание. Она была блондинкой. В наше время — это большая редкость. Обратив внимание на девушку, я поняла, что она такая же пленница, как и я. Она отличалась от окружавших меня людей своей внешностью, поведением, манерами и кротко-подчинённым положением среди остальных женщин. По-видимому, она недавно была пленена. Исходя из внешних, еле уловимых признаков, я почувствовала, что она такой же пришелец, как и я, из другого времени, более отдалённого, чем то, в котором мы оказались.
    Девушка сидела на топчане, когда мы вошли, она покорно встала, ожидая указаний от женщины, приведшей меня. Получив от неё распоряжения, молодая девушка вместе со второй женщиной отвели меня в другую комнату, в которой стоял большой чан с горячей водой. Меня заставили раздеться и по ступенькам забраться в этот чан. В комнату вошли ещё двое женщин среднего возраста. Молодая девушка забрала мою одежду и вышла, а две вошедшие женщины занялись мной. Они купали меня, лечили мои ноги, смазывали какой-то мазью тело, расчёсывали спутавшиеся волосы. Не буду кривить душой. Я получила несказанное удовольствие от принятой, если можно так выразиться, ванны, от ухаживаний и процедур. Усталость сняло, как рукой, я почувствовала себя свежей и отдохнувшей. Несколько часов я провела в этой комнате. Когда все процедуры закончились, молодая девушка-блондинка принесла платье из грубой льняной ткани. Платье было пошито просто и походило на обыкновенную длинную до пят рубашку. Но всё же оно доставило мне удовольствие своей свежестью и веявшим от него запахом полевых цветов.
    Затем меня отвели в комнату, небольших размеров, но уютную. В ней стояло две кровати, стол и два табурета. В комнате меня ждала та же молодая девушка-блондинка. Нас оставили вдвоём, девушка показала на соседнюю кровать и на чистом современном французском языке сказала:
    — Это твоя постель.
    Я была удивлена её французскому, что подтвердило моё первоначальное мнение об этой девушке.
    — Ты недавно в плену? — спросила я её.
    — Третий день, — ответила блондинка. — Мы встретили неожиданную засаду. Только завязался бой, я была схвачена двумя воинами. Они перебросили меня через коня и ускакали. Что произошло с моими друзьями, я не знаю.
    — Как тебя зовут? — поинтересовалась я.
    — Есения, — ответила девушка.
    — А меня Леонси.
    Так мы познакомились. Есения оказалась приятной и милой девушкой. Мы быстро сдружились и проболтали всю ночь. Есения рассказала мне о своей истории, как она оказалась в плену у пиктов. Из её рассказа я узнала, что она вместе с Полом, мамой, сестрой и мужем сестры путешествовали во времени. Она рассказала о короле Артуоре и его сыне Сильене, о том, как Сильен сделал ей предложение выйти замуж и, чтобы добиться сердца девушки, отправился в Фортриу освободить из плена каких-то красавиц. Совершив этот подвиг, он рассчитывал на благосклонность своей избранницы. Есения, считая его своим другом, решила отправиться вместе с ним. Мама была категорически против этой опасной затеи, но Пол поддержал Есению.
    В свою очередь, я рассказала о себе, умолчав о том, что вместе с Ле Пеном пришла в шестое столетие, чтобы арестовать Пола. Я не хотела прекращать только что зародившуюся дружбу с Есенией. Ещё на Монблане я решила помочь Полу избежать ареста. Нападение каледониев сыграло на руку, но жаль было погибших. Особенно сожалела я о Льенаре. Рассказывая о нём, я не удержалась, и слёзы выступили на моих глазах.
    — Вы любили? — искренне переживая за меня, спросила Есения.
    — Мы познакомились перед самым началом экспедиции и не успели ещё разобраться в своих чувствах… — ответила я.
    Начало светать, и мы с Есенией улеглись спать, решив, что недолго будем находиться в плену, освободим Ле Пена и Бакмо и сбежим. Как объяснила Есения, она пользовалась определённой свободой, хотя замечала, что за ней наблюдают, поэтому сначала нам необходимо было усыпить бдительность наших охранников, разузнать, где Ле Пен и Бакмо и, только потом, организовать побег. С этой приятной мыслью мы уснули.

25

    — Дорогой мой Марлуон, я ценю твою верность и дружбу, прислушиваюсь к твоим мудрым советам, — говорил Артуор, — но не могу поверить, что, Луонтелот, мой непобедимый рыцарь, совершивший множество подвигов во славу Акмелота и его короля, мог предать меня. Чтобы поверить в это, нужны веские доказательства.
    — Они есть, мой король! — отвечал Марлуон.
    — Назови!
    — Этой ночью тебя мучила бессонница. Я дал снотворное. Его действие оказалось слишком сильным, ты крепко уснул и не просыпался до полуденного солнца. Я же, как только рассвело, вышел в лес к реке, чтобы собрать лекарственные травы. Шёл я бесшумно, а потому меня не услышали Луонтелот и Гвинеар, шептавшиеся под старым дубом. Мной овладело любопытство, о чём ведёт беседу с придворным рыцарем жена короля, которая в такой ранний час должна находиться в покоях со своим законным супругом. Я спрятался за берёзой, недалеко от дуба. Мне было слышно всё. Вот о чём они говорили, передаю в точности их слова:
    «Ты отправишься завтра утром по следам Сильена, — это были слова Гвинеар, — настигнешь и убьёшь его. Когда вернёшься, я попрошу у Марлуона самое сильное снотворное для короля. Скажу, что король не может уснуть. Напою его десятикратной дозой, и он заснёт навсегда. И я стану законной королевой Акмелота, а ты — моим законным мужем. Но ты должен будешь избавить нас и от Марлуона…»
    «Не беспокойся, моя королева, — это отвечал Луонтелот, — я сделаю всё, чего бы ты не пожелала».
    «Я верю тебе, мой верный рыцарь, а теперь пора расставаться. Уже светает, как бы нас не заметили».
    «Моё сердце истосковалось, а тело просит встречи с моей возлюбленной!» — умолял Луонтелот королеву.
    «Хорошо, мой благородный рыцарь, — согласилась Гвинеар. — Я хочу доказать мою любовь и вдохновить тебя на новые подвиги. Предстоящей ночью напою короля снотворным, чтобы он уснул. Я спрятала недопитый отвар, который ему дал Марлуон. Жди сигнал. Ты же помнишь окно моей спальни? Как только увидишь огонёк свечи, приходи ко мне. А теперь, прощай».
    Луонтелот поцеловал руку королеве и удалился. Я подождал, когда скроется за лесом Гвинеар, собрал лекарственные травы и вернулся во дворец.
    — Факт встречи Гвинеар и Луонтелота не может не вызвать беспокойство, — отвечал Артуор. — Ты с самого начала был против нашей с Гвинеар помолвки и свадьбы. Прошу тебя успокоиться, а, чтобы ты убедился в невиновности Гвинеар, сегодня ночью мы проверим твои догадки.
    Марлуон покинул короля, а Артуор остался один, и, вновь, тяжёлые мысли одолевали его. Не впервые он слышал от своих приближённых о любовной связи между Луонтелотом и королевой, но всякий раз подавал вид, что не понимает, о чём идёт речь. Он не желал внимать серьёзным предостережениям, и в этом была его главная ошибка. Будучи королём, он обязан был понимать, что неверность супруги может сыграть роковую роль не только в его жизни, но и в судьбе созданного им королевства. Неверность жены простого крестьянина наносит вред его семье, но не отражается на общем благосостоянии государства. Напротив, прелюбодеяние супруги верховного правителя пагубно для общества. Если принц, будущий король, сызмальства познаёт тонкости государственного управления, то Артуор, будучи сыном простого крестьянина, на собственном опыте, путём проб и ошибок, учился государственным делам. Интриги приближённых к двору, озлобленность короля Поуиса, набеги англов и саксов утомляли его. Единственный глаз не справлялся с двойной нагрузкой, и его зрение слабело. Артуор всё чаще стал замечать, что не в состоянии различить лица своих друзей на расстоянии пятнадцати шагов. Он давно не брал в руки лук и стрелы, а, ведь, когда-то он славился меткостью стрельбы.
    Артуору вспомнилась Конуэнна, его вторая жена. Странно, но он редко вспоминал Арранз, мать Сильена, однако, Конуэнну помнил всегда. Время мирной жизни и радости, которые доставляла ему Конуэнна, прочно запечатлелись в его памяти. Взяв в жёны молодую красавицу Гвинеар, он надеялся, что она заменит ему Конуэнну, но Гвинеар, то ли по причине своей молодости, то ли из-за нежелания, не сумела оправдать надежды Артуора.
    Он замечал холод в её отношении к нему. Когда они уединялись в его спальне, он замечал, что Гвинеар лишь исполняет супружеские обязанности и не более. Зато всё чаще и чаще до него доходили слухи о её неверности.
    «Как же я устал!» — подумал Артуор, сел в кресло, опустил голову на грудь и с силой стиснул кулаки. Все его мышцы напряглись, а через минуту он расслабился, тяжёлые мысли ушли прочь, и Артуор вспомнил о своей новой придворной служанке, Диуане, полгода назад приставленной Марлуоном к королю. В обязанность Диуане вменялось ведение хозяйства. Она отвечала за порядок, чистоту, приготовление пищи, своевременность подачи обедов. Она ловко справлялась с многочисленными обязанностями, умело руководя служанками и поварами. Весёлый нрав, природная способность ладить с людьми и волевой характер сделали её незаменимой при дворе короля.
    Диуана обладала высоким ростом, вровень с ростом Артуора, и пышными формами, но не настолько, чтобы они портили её, а, напротив, усиливали привлекательность вкупе с миловидным лицом и с густыми пшеничного цвета волосами. Тридцатидвухлетняя Диуана единожды была замужем. Двенадцать лет она прожила со своим мужем, но не родила ребёнка. Через полтора года семейной жизни она впервые услышала от мужа слова упрёка в её неспособности к деторождению, и осмелилась на греховную связь с красавцем-соседом, у которого к тому времени родилось уже пятеро сыновей. Но и эта продолжительная тайная связь не оправдала надежд Диуаны. Уверовав в свою бездетность, она более не предпринимала попыток зачать ребёнка. Диуана была не из числа тех мужчин и женщин, которые прознав, что не могут родить детей, опускают руки. Она воспринимала жизнь такой, какой она есть, и не ходила ни к колдунам, ни к врачевателям, но и не давала себя в обиду мужу, умершему на двенадцатом году их совместной жизни от простуды. Два года она прожила одиноко в оставшемся ей доме, пока не встретила Марлуона на городском рынке у старухи, продававшей лекарственные травы. Между Марлуоном и Диуаной завязалась беседа. Они обсуждали травы, их свойства и способы приготовления лечебных отваров. Общительность Диуаны, её красота и знание лекарственных трав привлекли Марлуона, и он предложил ей жить во дворе короля. Недолго думая, Диуана согласилась. На следующий день она поселилась в доме Марлуона. Так, Марлуон нашёл хорошего помощника, а Диуана начала новую жизнь при дворе короля Артуора.
    Марлуон долго присматривался к Диуане, а когда решил, что она достойна заменить королеву, определил её в служанки к королевской чете. Но Марлуон не спешил. Он был мудрым человеком, а потому никому не рассказывал о своих замыслах, а событиям предоставил развиваться своим чередом.
    Отойдя от тяжких дум, король позвал служанку. Диуана сразу поняла душевное состояние правителя и подходящим ситуации покровительственно-материнским тоном обратилась к Артуору:
     — Король давно не мылся. Его тело источает дурной запах. Чан с горячей водой, как раз, готов. Пойдём, мой король, я выкупаю тебя.
    Часто случается, кто-нибудь из придворных короля, однажды угадав настроение своего повелителя, впоследствии возвышается над остальными фаворитами. Так произошло и с Диуаной. В тот день Артуор забыл о предостережении Марлуона и отказался ночью проверить утверждение своего мудрого советника об измене Гвинеар и предательстве Луонтелота. Эту ночь он решил провести в обществе своей служанки, что было на руку Марлуону, который не отступился от своего плана, но обратился за помощью к рыцарям Гластенену и Персуалю, которым намерение Луонтелота стать их королём показалось дерзким и неуместным.
    Гвинеар во исполнение своего плана пыталась напоить Артуора снотворным, но к покоям короля её остановил Марлуон, сообщивший о том, что король болен, просил никого к себе не пускать, а за ним, в качестве сиделки, ухаживает Диуана.
    — Если король болен, то лучшей для него сиделки, чем любящая его супруга, быть не может! — возмутилась Гвинеар, но Марлуон был настойчив и не пропустил королеву в покои короля.
    Сомнения в болезни мужа овладели женщиной. Намеченный план встречи с Луонтелотом рушился, что лишь усиливало ревность. Гвинеар сделала новую попытку проникнуть в спальню Артуора, но Марлуон был непреклонен.
    «Эта дерзкая бабёнка решила занять моё место! — думала Гвинеар, возвращаясь в свои покои. — Она поплатится за это! Когда я стану единовластной правительницей Акмелота, я прикажу сжечь её на костре вместе с негодным Марлуоном! Дорого они заплатит за эту ночь!» — И Гвинеар, как только вошла в покои, взяла свечи и сделала несколько кругов ими у окна, давая знак Луонтелоту, чтобы тот незамедлительно пришёл к ней. Она не знала, что в это время за её комнатой зорко следили четыре глаза.
    Луонтелот не был готов к тому, что он увидел, лишь закрыв за собой дверь спальни королевы. Он предвкушал, что застанет королеву, томно разлёгшейся в постели и ожидавшей своего возлюбленного, а тут он увидел взбешённую Гвинеар, нервно вышагивавшей от окна к противоположной стене и обратно. Глаза горели ненавистью, дрожали её руки, дрожал и голос. Как только Луонтелот показался в спальне, Гвинеар обрушила поток гнева в адрес короля и Диуаны:
    — Они думают обвести меня вокруг пальца! Эта грудастая баба мечтает стать королевой, а Артуор ей потворствует! Не боясь Бога, он в присутствии супруги скрылся в своих покоях со служанкой, сказавшись больным, а этот верный старый пёс Марлуон охраняет их! Он не пустил меня в покои короля! Понимаешь, меня! Королеву! Законную супругу властителя Акмелота!..
    Луонтелот надеялся, что успокоит королеву, и остаток ночи они посвятят любви, но в это время послышался сильный удар в дверь. Не выдержав мощного натиска, дверь распахнулась и на пороге показались вооружённые Гластенен и Персуаль со своей гвардией. Гнев охватил душу Луонтелота, его лицо покрылось краской, он молниеносно выхватил меч и набросился на своих недавних друзей. Не зря за Луонтелотом ходила слава самого ловкого и умелого рыцаря. Первым от его меча пал Гластенен, поражённый в самое сердце, затем наступила очередь Персуаля.
    Гвинеар от страха вскочила на кровать и пронзительно кричала, привнося свою лепту в шум боя.
    Луонтелот понимал, что он не в состоянии справиться с десятком хорошо обученных воинов, а потому, воспользовавшись минутным замешательством гвардейцев, потерявших своих командиров, подбежал к окну, вышиб раму и выпрыгнул наружу. Он быстро перебежал двор и скрылся за оградой в лесу, где его ждал верный конь. Преследование ничего не дало.
    На шум и крик Гвинеар собрались новые воины, рыцари, а затем появились Артуор и Марлуон. Перед их взором предстали мёртвые тела Гластенена и Персуаля и, еле живая от страха королева. Один из воинов гвардии Гластенена доложил о происшедшем, и Артуор, обвинив Гвинеар в государственной измене, незамедлительно отдал приказ отвести её в темницу и назначил суд, состоявшийся спустя лишь неделю, которую продолжались бесплодные поиски Луонтелота. Когда же выяснилось, что рыцарь сбежал к королю Поуиса Кингену Достопочтимому, Артуор, предвидя, что Луонтелот не забудет Гвинеар, незамедлительно назначил над ней суд.
    Суд больше напоминал обвинительный фарс, на нём председательствовал сам король, который выступал в качестве судьи, адвоката и обвинителя. Ни один довод королевы в свою защиту не был услышан, и к, всеобщей радости присутствующих на суде рыцарей и Марлуона, Гвинеар была признана виновной в государственной измене и приговорена к смерти. Казнь состоялась на следующий день. На главной площади Акмелота всю ночь шли приготовления. В центре площади был поставлен столб, к которой привязали несчастную Гвинеар, вокруг разложили хворост и подготовленные сухие чурки, священник прочитал молитву, и Артуор, к удовлетворению ожидавших зрелища жителей города, отдал знак палачу, державшему наготове горящий факел.
    Палач со знанием дела поднёс факел к одной стороне кострища, затем к другой, и так по кругу. Языки пламени быстро подхватили сухой хворост. Поднявшийся дым скрыл от взора наблюдавших в молчании казнь горожан, лишь послышался кашель королевы. Усилившийся ветер отнёс дым в сторону, Гвинеар вновь предстала перед взором, а языки пламени подгоняемые ветром достигли босые ноги и подол платья королевы, закричавшей от боли. Восторженные крики беснующейся толпы заглушили крик Гвинеар, а огонь приобретал силу, и, вот, он полностью охватил тело приговорённой к ужасной смерти женщины. Сначала сгорели платье и длинные золотистые волосы, нежная кожа покрылась волдырями, которые, тут же, лопались, и, вскоре, замолк ужасающий крик, над площадью воцарилась тишина, лишь слышался гул костра, и жар распространялся вокруг него.
    Толпа осталась недовольной. Уж очень быстро Гвинеар распрощалась с жизнью, и горожане, не дожидаясь, когда догорит костёр, начали расходиться, осуждая за сильный огонь палача, не давшего вдоволь насладиться зрелищем.
    Весть о казни Гвинеар достигла Луонтелота через несколько дней. Охваченный горем рыцарь на аудиенции попросил короля Поуиса выделить в его распоряжение небольшой отряд обученных воинов, которые вместе с верными ему людьми разорят Акмелот и предадут его огню, а самого Артуора Луонтелот доставит живым, или мёртвым, во дворец Кингена Достопочтимого. Однако король Поуиса, опасаясь, что Луонтелот в случае успеха станет героем, с которым он вынужден будет делиться славой, но не желая гибели рыцаря, в случае неудачи, отказал, мотивируя тем, что ещё не наступило время для сведения счетов с королём Артуором.
    Однако, благородный рыцарь Луонтелот, обуреваемый жаждой мести, ждать не стал.

26

    — Я видела во сне Костю… — сказала Настя.
    Два дня Павел и Анастасия не разговаривали. Причиной размолвки были переживания Насти из-за пропавшей дочери, в чём она, против своей воли, обвиняла Павла.
    Отдохнувшей от тяжёлого многодневного похода Есении вновь захотелось встретиться в Сильеном. Все: и Павел, и Настя, и Лада с Ростиславом – были против её решения. Они уговаривали её остаться в космокаре, в котором, находясь в безопасности, Есения могла сопровождать Сильена.
    — Он же мой друг! — убеждала всех девушка. — Я не могу оставить его одного!
    — Он не один, — убеждал Павел, — с ним его воины, мы можем в любой момент прийти ему на помощь.
    — Нет, нет, — возражала Есения, — вы не понимаете! Сильену нужна моя поддержка. Я только на один день. Всего один день я буду с ним, а потом вернусь к вам.
    — Мою сестру невозможно в чём-либо переубедить, — заметила Лада, — если она что-то задумала, всё равно поступит по своему.
    Есения собралась и попросила Павла выпустить её. Настя была категорически против, но Павел, сдавшись на уговоры девушки, посадил космокар, и Есения, словно птичка, выпорхнула наружу и скрылась за деревьями по направлению к отряду Сильена.
    Космокар набрал необходимую высоту, как по бортовому компьютеру послышался характерный шум боя. Он исходил от переговорного устройства, оставленного Есенией Сильену. Все поняли, что отряд подвергся нападению, столь неожиданному для всех и столь быстротечному, что воины Сильена не успели построиться в боевые порядки и защитить себя, а Павел — принять своевременные меры по оказанию помощи.
    Пролетая над предполагаемым местом боя, команда космокара, сквозь листву деревьев, различила истекавшие кровью бездыханные тела воинов, разбросанные в радиусе двадцати метров от древнего дуба, ствол которого обладал толщиной в три обхвата. Рядом с дубом с рассечённым лицом, с двумя ранами в груди и одной в области живота, лежал Сильен. Ни нападавших, ни Есении команда не обнаружила.
    Павел посадил космокар и вместе с Ростиславом вышел осмотреть место боя. Через полчаса они вернулись, втащив в салон тело Сильена.
    — Все погибли, — сказал Павел. — Сильен еле жив. Займитесь им.
    — Где Есения? — спросила Настя.
    — Мы не нашли её, — ответил Ростислав.
    — Как не нашли!? — возмутилась Настя.
    — Настенька, не волнуйся, — сказал Павел. — Её нет среди убитых, значит, она жива. Скорее всего её увели с собой те, кто напал на отряд Сильена.
    — Ты думаешь, что успокоил меня!? Ты виноват в том, что пропала Есения! Найди мою дочь! Немедленно!
    — Мы найдём Есению, — заверил Павел, — а пока займитесь Сильеном.
    — Мне нужна моя дочь!
    Павел ничего не ответил. Он скрылся в пилотской кабине, а через минуту послышался гул двигателя, и космокар медленно начал набирать высоту. Настя попыталась войти к Павлу, но дверь пилотской кабины была заперта. Она просила Павла впустить её, но он не исполнил её требование. Настя подошла к иллюминатору и так застыла, смотря на приближавшиеся облака и молча думая о своём.
    — Мама, что делать с Сильеном? — спросила Лада.
    — Что хотите, то и делайте.
    И Лада с Ростиславом самостоятельно приступили к лечению Сильена.
    Ранения оказались серьёзными. Сильен не приходил в себя, был бледен и весь в крови. Они сняли с него одежду, промыли и перевязали раны. Иногда Сильен стонал от боли. Более двух часов Лада и Ростислав занимались им, Настя неподвижно стояла на том же месте и смотрела в иллюминатор. Из пилотской кабины дважды выходил Павел, что-то искал в шкафу и, ничего не говоря, вновь скрывался в кабине.
    На второй день, после исчезновения Есении, Сильен пришёл в себя и потребовал меч.
    — Надо спасти Есению, — промолвил он слабым болезненным голосом.
    Лада постучала в дверь пилотской кабины.
    — Павел, Сильен очнулся! — крикнула она.
    Тут же дверь распахнулась, и показался небритый Павел. Он быстро подскочил к раненому Сильену, рассказавшему, хоть и с трудом, о бое.
    — Я узнал его, — еле говорил Сильен. — Это был Грианкнок… Он вождь тедзалов… Я видел, как он схватил Есению и посадил на своего коня… Её надо искать в крепости Броде Бутгута… Я слышал, как он сказал, что подарит ему Есению, что этот подарок укрепит союз каледониев и тедзалов…
    Пасмурная погода навевала тоску. Небо затянулось свинцовыми облаками, которые с каждой минутой становились всё более плотными, и не выдержав копившуюся влагу, пролились дождём. Настя и Павел находились под защитой космокара, на которую натыкались капли. Под воздействием защитного поля капли вспыхивали яркими искорками, и, вскоре, вокруг них образовался видимый разноцветный купол. Впечатляющее зрелище! Слышался шум ветра и падающих капель. Из-за переливавшего всеми цветами радуги купола искажалось изображение. Было лишь ясно, что их окружал густой угрюмый лес.
    Настя уже не сердилась на Павла. Она даже попросила прощение за несдержанность.
    — Ты права, Настенька, — ответил Павел, — конечно же, я виноват в том, что произошло с Есенией. Обещаю, впредь буду осторожен и не стану рисковать вами. Прости меня…
    Настя приблизилась к Павлу, обняла и наградила его коротким нежным поцелуем.
    — Мы спасём Есению? — спросила она.
    — Да, милая.
    — Как мы это сделаем? — И Павел подробно объяснил Насте план действий.
    Слушая, Настя смотрела на Павла. Их взгляды встретились, и Павел, излагая план, всмотрелся внимательно в её глаза. Он любил её взгляд, в котором сочетались житейская мудрость, нежность, вера в мужчину и желание.
    Как-то Настя пожаловалась Павлу, что однажды, когда она работала продавцом-консультантом в кофейной компании, один из её покупателей сделал неприличное предложение.
    — Как он мог! — говорила Настя. — Что он подумал обо мне!? Было неприятно, и я объяснила, что он ошибся.
    — Виноват твой взгляд, — ответил Павел.
    — Но, что в нём такого!?
    — В нём обещание на право обладания тобой.
    — Нет, не правда! – возражала Настя. — Я хочу показать своим взглядом, что он приятен мне, как человек. Не более.
    — Но мужчины воспринимают по иному, — пытался объяснить Павел. — Многие ошибаются и думают, что заинтересовали собой…
    — Но, это не так!
    — Не так, милая, не волнуйся. Твой взгляд прекрасен, и мне он нравится…
    Изложив план спасения Есении, Павел предложил вернуться в космокар.
    — Я видела во сне Костю… — сказала Настя.
    — Скучаешь по нему? — спросил Павел.
    — Нет, — неуверенно ответила Настя.
    — Вы прожили вместе всю жизнь, — подытожил Павел, — невозможно выбросить из памяти прошедшие годы. Не удивительно, что он приходит к тебе в снах.
    — Мы были в ним вместе…
    — Во сне ты можешь любить всех мужчин в мире, но только во сне, — ответил Павел и вошёл в салон космокара, увлекая за собой Настю.
    — Но, всю жизнь я любила тебя.
    — Я тоже любил тебя всю жизнь, и буду любить…

27
   
    Есению и Леонси не будили. Им дали возможность выспаться. Шёл нудный холодный дождь. С моря дул шквалистый ветер, нагоняя волны на скалы, о которые они с шумом разбивались, отступали, чтобы с новыми силами обрушиться на каменное препятствие в попытке разрушить их и пробить себе путь, но вновь столкнувшись со скалой, рассыпались и отступали. Небо, покрытое тяжёлыми чугунными облаками, было чёрным, ни один лучик солнца не пробивался из-за облаков, казалось, что утро ещё далеко, а над миром властвует вечная ночь.
    Леонси проснулась от громкого неожиданного окрика, исходившего с улицы. Она открыла глаза, и её взору предстала тёмная комната. «Где я?» — подумала девушка, не сразу вспомнив, что находится в плену. Осмотревшись, она увидела спавшую на соседней кровати Есению, и только тогда осознала своё теперешнее положение пленницы. Её сердце сжалось, ей было жаль себя, но Леонси быстро взяла себя в руки. Она вспомнила о вчерашнем уговоре с Есенией освободить Ле Пена и Бакмо и бежать на свободу.
    «Но куда мы пойдём? — думала Леонси. — Кругом неизвестная нам страна, населённая враждебными племенами пиктов. Космокар сгорел. Мы даже не сумеем вернуться в наше время!»
    Леонси встала с кровати и подошла к окну, вместо привычного стекла затянутого мутной плёнкой, через которую не было видно, что творилось на улице.
    «Нельзя сдаваться, — сказала себе Леонси, — освободим Ле Пена и Бакмо. Они придумают, как нам вернуться домой».
    — Что ты сказала? — спросила проснувшаяся Есения.
    Леонси подошла к подруге, села рядом на её кровать.
    — Нам надо действовать, как мы задумали.
    — Не спеши, — ответила Есения, — сейчас за нами придут. Нам дадут работу. Когда мы окажемся на улице, тогда, как только представится случай, освободим твоих друзей и сбежим.
    — Ты знаешь, где искать Пола? — спросила Леонси.
    — Кто это?
    — Бывший агент РУКПО, тот, с которым вы перемещались во времени.
    — Ты говоришь о Павле? — переспросила Есения. — Его зовут Павлом.
    — Но в РУКПО его зовут Полом, — ответила Леонси. — Ты знаешь, где его найти?
    — Нет, не знаю. Думаю, что нам не надо будет его искать. Наверняка, он сам сейчас ищет меня. С ним моя мама, сестра и Ростислав. Я уверена, что они ищут нас.
    — Было бы хорошо. Но мы не будем терять времени, поступим, как решили…
    В комнату вошла женщина. Она взмахом руки дала понять девушкам, чтобы они следовали за ней. Женщина привела их в другую комнату, в которой стояла кадка с водой. Что-то сказав на своём наречии, женщина знаками показала им, чтобы девушки умылись, и подала им новую одежду. Она состояла из двух рубах-туник, одна из которых была длинной до пят, вторая — из более плотной ткани, доходила чуть ниже пояса и одевалась поверх длинной туники. Третьим элементом одежды был плащ — простой кусок плотной ткани, который накидывался на плечи. Обувь была изготовлена из свиной кожи и, хотя была чуть великовата,  но вполне удобной для носки.
    Когда девушки закончили сборы, за ними пришла другая женщина, которая увела их на улицу. Хорошо, что плащи были с капюшонами, ими девушки укрыли головы от дождя. Они шли за женщиной мимо шалашей, сооружённых воинами, пересекли двор замка и подошли к хлеву, в котором содержался домашний скот. Сооружение, предназначенное для скота, тянулось на несколько десятков метров вдоль южной стены замка. Оно казалось хлипким, казалось, что вот-вот рухнет, стоило лишь дотронуться за одну из множества деревянных балок, поддерживавших покатую крышу. Стены, как таковой не было, лишь на одну треть высоты из тонких брёвен были сколочены ограждения. Внутри хлев был разделён на отдельные отсеки, в которых содержался скот. Здесь были и коровы, и овцы, и свиньи. Вокруг хлева и внутри его царствовала грязь, в которой перемешались мокрая от дождя земля, перегнившее сено и экскременты животных. Вонь стояла невообразимая. Коровы, овцы и свиньи, привыкшие к грязи и вони, мычали, хрюкали и блеяли, прося от людей дополнительную порцию заготовленного фуража, и, получив её, замолкали.
    За животными ухаживали полтора десятка мужчин и женщин, к которым, не по своей воле, присоединились Есения и Леонси. Им вручили деревянные вилы, и они, не привыкшие к сельскохозяйственному труду, приступили к чистке отсеков от перегнивших остатков корма, сена, используемого в качестве подстилки, и отходов жизнедеятельности животных.
    К девушкам был приставлен молодой, лет тридцати-тридцати пяти, крестьянин, который руководил их работой, показывал и объяснял, как надо держать вилы и выгребать отходы, куда их относить и сбрасывать. Тарла, так звали крестьянина, оказался весёлым человеком, и девушки, несмотря на мрачную погоду и на тяжёлый труд, постепенно заряжались его весёлостью, и положение пленниц казалось им не столь тягостным, как это было накануне.
    Тарла был высокого роста, с крепким телосложением и крупным длинным носом, выдававшимся вперёд. Однако большой нос Тарлы не вызывал отвращения, а, напротив, делал его лицо смешным и симпатичным. Зелёно-серые глаза светились озорной весёлостью, пухлые, как у ребёнка, губы умиляли женскую половину человечества, и даже немытые редкие рыжие волосы, спадавшие на плечи сальными прядями, ничуть не портили общего обаяния. Ещё в детстве корова копытом перебила кость правой стопы Тарлы. Кость срослась, но с тех пор Тарла прихрамывал, а когда-то, полученный укус кабана в левую руку скрючил пальцы, они не могли полностью разгибаться, но, несмотря на эти физические недостатки, Тарла не терял присутствия духа, умело справлялся с работой, пользовался успехом у девушек и у женщин более старшего возраста, чем, если быть справедливым, нередко злоупотреблял. Так и в этот раз, девушки, заметив неожиданное исчезновение напарника, услышали среди какофонии животного мычания, хрюканья, блеянья и шума дождя странные звуки в соседнем отсеке. Влекомые любопытством Есения и Леонси, встав на цыпочки, заглянули за ограждение и увидели голый белый зад возлежавшего на девице Тарлы. Девушки с румянцем на лицах осторожно, чтобы ненароком не испугать баловней, быстро удалились подальше. Только там они позволили себе громко рассмеяться и, насмеявшись вдоволь, приступили к чистке очередного отсека.
    Войдя в отсек, Есения и Леонси были поражены увиденным. Их взору предстали связанные по рукам и ногам дрожащие от сырости и холода Ле Пен и Бакмо.

28

    Король Акмелота проснулся рано. Над миром властвовала тьма и непривычная тишина. Впервые, за много дней и ночей не слышался вой ветра и барабанный стук дождя. Смутное необъяснимое предчувствие не покидало Артуора. Он лежал с открытыми глазами, но ничего не видел в темноте, царствовавшей в спальне, лишь слышал мерное дыхание спавшей рядом Диуаны, от которой исходили тепло и манящий сладкий запах, успокаивавшие и умиротворявшие его, но только не в этот раз. Тупая боль за грудиной усиливали беспричинное беспокойство короля, тяжёлые мысли, одна за другой, обволакивали его пробудившийся разум, и, Артуор, тяготившийся темноты и бездействия, медленно, чтобы не разбудить Диуану, встал с кровати, по памяти подошёл к столу, стоявшему у противоположной стены, ощупью нашёл с узким горлышком банку, заполненную спиртом, снял плотную крышку, прощупал выступавший из горлышка влажный фитиль, затем нашёл мешочек с кремниевыми камнями, чиркнул один о другой над банкой, и выбитая искра за доли секунды скрылась в темноте, но пары спирта, поглотив искру, вспыхнули сине-красным пламенем. Артуор поднёс свечу. Когда огонь перешёл на её фитилёк, он затушил горящий спирт, и, оставив свечу на столе, вернулся к кровати.
    Диуана спала на спине, откинув голову чуть назад. Из-под одеяла виднелись её округлые белые плечи, на которых играли блики слабого света, исходившего от свечи. Диуана глубоко вздохнула и повернулась на левый бок. Сползшее одеяло оголило её бёдра. Артуор остановил на них взгляд, и мрачные мысли постепенно уступали место возникшему желанию. Опустившись на колени подле кровати, король примкнул губами к издававшему медовый аромат бедру женщины. Поцелуи разбудили Диуану. Она протянула руку и, нащупав редкую растительность на голове Артуора, нежными движениями гладила её. Подготовленная ласками мужчины, Диуана вновь легла на спину и, тихо прошептав: «Иди ко мне,» — объяла Артуора, с силой прижав к себе…
    — Ты плохо спишь не первую ночь. Что тревожит моего короля? — спросила Диуана, когда была затушена свеча, и вновь тьма поглотила спальню.
    — Я уже стар… — ответил Артуор.
    — Нет, — возразила Диуана, — не такой ты старый, как сам себе внушил. Ты ещё полон сил.
    — Моё тело плохо слушается меня. Всё чаще боль в груди даёт знать о себе. Единственный глаз не видит цель с пятнадцати шагов, а ведь когда-то я мог с пятидесяти шагов попасть стрелой в обручальное кольцо. Нет, нет, моя дорогая Диуана, мне пора уходить на покой. Пора передавать Акмелот молодому и здоровому Сильену. Не вовремя он затеял женитьбу на пришлой красавице. А тут саксы голову стали поднимать. Хотя нас они не трогают, но всё чаще соседние королевства подвергаются их набегам. Осмелели после Бодена. Кинген точит на меня зуб. Луонтелота приютил. Всю жизнь мы с Луонтелотом вместе, бок о бок, врагов громили, а теперь стали заклятыми врагами из-за Гвинеар. Напрасно я её казнил, поспешил, не следовало этого делать…
    — Не напрасно, — не соглашалась Диуана, — ты правильно поступил, что избавился от змеи. Она убить тебя хотела, и сама хотела престол твой занять, и сыну твоему не жить было бы.
    — Понимаю, но из-за неё я в ссоре с бывшим моим лучшим рыцарем. Говорят, он войско просил у Кингена, чтобы Акмелот разорить, но Кинген отказал ему. Теперь он своих людей послал к саксам, чтобы вместе с ними со мной расправиться. Короли Кинвидиона, Эргинга и Кайр-Кери зуб точат на Поуис. Если Луонтелот уговорит короля саксов послать войско на Акмелот, и Кинвидион, и Эргинг, и Кайр-Кери воспользуются обстоятельствами и тоже попытаются отхватить жирный кусок от Поуиса. Гвинеар при жизни интриги плела, и после смерти от неё покоя нет.
    — Кинген не понимает, что ты его опора? Лишившись тебя, он потеряет своё королевство.
    — Королевства он не лишится, но потеряет много, — согласился Артуор. — Кингену нужен Луонтелот, чтобы держать меня в узде. Но он совершает ошибку, позволив Луонтелоту заключить союз с саксами. Полстолетия назад Вортигерн попросил помощи у англов и саксов, чтобы сдержать натиск пиктов, но вышло так, что теперь помощники стали злейшими врагами бриттов. Кинген повторяет ошибку Вортигерна.
    — Поезжай к Кингену. Убеди его, что Луонтелот не только твой враг, но враг всех бриттов.
    — Встреча с Кингеном необходима. Сам не могу бросить Акмелот, но отправлю Брилуэна. Он сумеет уговорить Кингена.
    — Мне кажется, что ты должен встретиться с королём Поуиса. Переговоры будут сложными, а потому тебе самому следует вести их. Акмелот можешь оставить на Брилуэна. Он верный твой рыцарь, хоть и не блистал, как Луонтелот, или Гауен, но способен сохранить королевство до твоего возвращения.
    — Наверно, ты права, — согласился Артуор.

29

    Стояла глубокая ночь, но Анастасия, Лада и Ростислав не спали. Они ждали Павла, отправившегося в крепость Броде Бутгута. Накануне Павел посадил космокар недалеко на проплешине, образовавшейся после лесного пожара. Переодевшись в одежды той эпохи, Павел отправился в крепость, чтобы провести разведку и отыскать Есению. По предположению раненого Сильена, Есения, пленённая Грианкноком, вождём тедзалов, могла быть заложницей Броде Бутгута.
    Павел покинул своих друзей рано утром, оставив Настю, Ладу и Ростислава под защитой космокара.
    — Я пойду с тобой, — уговаривала Павла Настя, — я хочу сама увидеть Есению и убедиться, что с ней ничего страшного не приключилось.
    Но Павел категорически отмёл её просьбу:
    — Вылазка будет небезопасной. Я не могу более рисковать вами. Настенька, одному мне будет легче. К вечеру я вернусь.
    Прошёл день, наступила ночь, но Павел не вернулся, как обещал. Хотя Настя внешне выглядела спокойной, её волнения выдавали внутренняя напряжённость, сосредоточенное выражение лица, и не сходившие с переносицы две вертикальные чёрточки. Лада и Ростислав, обеспокоенные задержкой Павла и молчанием Насти, пытались отвлечься от переживаний репетицией нового танца для их группы, но всякий раз, как только они начинали совместную работу, не доводили её до конца, возвращаясь вновь мыслями к Павлу, Есении и к волнениям Насти.
    — Да, надо было мне тоже идти, — сказал Ростислав.
    — Чтобы и ты не вернулся! — возразила Лада.
    — Почему ты так думаешь? Вдвоём нам было бы легче. В крайнем случае, если что-то случилось бы с одним из нас, другой мог бы предупредить.
    — Нет, Ростик, — вмешалась в разговор Настя, — нельзя так рисковать. Павел правильно поступил, что ушёл один. Будем ждать его до утра. Если утром он не придёт, тогда будем думать и действовать по обстоятельствам. А сейчас давайте-ка спать. Поздно уж.
    Лада застелила диван.
    — Мама, отдохни здесь, а мы с Ростиком пойдём в пилотскую кабину.
    — Вам надо выспаться. В кабине буду я.
    — Нет, нет, мама. Как раз выспаться надо тебе. За нас не волнуйся. Там удобные кресла. Заодно мы проследим за приборами и дождёмся Павла.
    Настя долго не могла уснуть. Беспокойные мысли не отпускали её. Уйдя в забытье, она вновь просыпалась от новой мысли, молнией вспыхнувшей в её голове, сердце учащало биение, и всё тело наполнялось тревогой. Она переворачивалась на другой бок, усилием воли заставляла себя успокоиться и уснуть. Но сон, то вступал в свои права, то отступал. Измученная, Настя встала, поставила кипятить воду, засыпала в заварной чайник равными долями мяту, боярышник, зверобой и ромашку. Когда вода вскипела, она залила кипятком подготовленные ингредиенты, плотно закрыла крышкой, подождала полчаса и в остывший процеженный настой добавила немного мёда.
    Настя пила чай маленькими глотками, стоя у плиты, когда из пилотской кабины вышла Лада.
    — Мама, ты тоже не можешь уснуть?
    — Не могу, — ответила Настя.
    — Что ты пьёшь?
    — Чай. Он должен успокоить.
    — Нам с Ростиком остался?
    — Да. Я достаточно его заварила.
    Лада разлила чай в две кружки, добавила мёд, размешала, чтобы он полностью растворился, обняла Настю, поцеловала её и, сказав: «Всё будет хорошо, мама. Вот, увидишь…» — скрылась в кабине.
    Сон одолел оставшихся в космокаре лишь к утру.

30

    — Если я вам помогу, мне не сдобровать, — отвечал прижатый к полу Тарла.
    Бакмо восседал над ним, а Ле Пен, на старобретонском языке допрашивал Тарлу.
    Когда Есения и Леонси обнаружили Ле Пена и Бакмо, они, не раздумывая, освободили их от пут. За этим занятием их застал Тарла. Бакмо молниеносно набросился на крестьянина, затащил его в отсек и повалил на землю. Растерявшийся Тарла не издал ни звука. Лишь оказавшись на полу, пытался закричать, но его рот был крепко прижат широкой ладонью Дезире.
    — Если ты не будешь поднимать шум, мы оставим тебя в живых. Ты понимаешь меня? — спросил Тарлу Ле Пен на непонятном ни Есении, ни Леонси языке, но Тарла закивал головой, принимая предложение Маэльвена.
    — Отпусти его, — приказал Ле Пен, и Бакмо освободил рот Тарлы. — Ты покажешь нам дорогу, как выбраться из замка, — сказал Маэльвен крестьянину.
    — Если я это сделаю, мне отрубят голову, — ответил Тарла.
    — Что ж, в таком случае, мы не можем рисковать, — объяснил Ле Пен, — и вынуждены обезвредить тебя, а тело твоё завалим навозом. У тебя есть семья?
    — Я живу с моей матушкой, она стара и больна, ей требуется мой уход. Пощадите хотя бы мою невинную мать, — умолял Тарла.
    — Пощадим, если поможешь нам выбраться.
    — Но я не знаю, как помочь. Ваша странная одежда сразу же выдаст вас.
    — Думай, где можно достать одежду, — настаивал Ле Пен.
    — Здесь, в дальнем отсеке есть сброшенные старые плащи, — подсказал Тарла. — Отпустите меня, я принесу…
    — Ты останешься с нами, — ответил Ле Пен. — Леонси, — обратился он к девушке, — ты знаешь, где находится отсек, в котором брошены старые плащи?
    — Я знаю, — вступила в разговор Есения. — Сейчас, я мигом…
    — Кто это девушка? Ей можно доверять? — спросил Ле Пен, когда Есения покинула отсек.
    — Её зовут Есенией, — отвечала Леонси. — У Броде Бутгута она, как и я, на положении пленницы. Есения вместе с Полом, своей мамой, сестрой и мужем сестры путешествуют во времени.
    — Что ж, судьба не так уж неблагосклонна к нам, — размышлял вслух Ле Пен, — с помощью Есении мы найдём Пола.
    — Вы хотите использовать её в своих планах? — забеспокоилась Леонси. — Но это же не честно!
    — Мы в шестом столетии не для развлечений, — убеждал Ле Пен, — а чтобы выполнить задание Центра и арестовать Пола. Для этого хороши все средства. Мы выполняем свой долг…
    — Не будь здесь Есении и меня, — вступила в спор со своим начальником Леонси, — и Вы, и Бакмо, в лучшем случае, остались бы пленниками пиктов на всю жизнь. А как Вы думаете вернуться в наше время, если вся аппаратура сгорела вместе с космокаром. Без неё в наше время мы не попадём.
    — Мы воспользуемся индивидуальным передатчиком Пола…
    — Нам сначала надо выбраться отсюда… — не успела договорить Леонси, как в отсеке появилась Есения с двумя плащами. Правда, они были грязными, потёртыми и в дырах в нескольких местах, но, в целом, оказались вполне сносными, чтобы помочь слиться с челядью Бутгута.
    — Как мы выйдем из замка? — спросил Ле Пен.
    — Через главные ворота, — ответил Тарла.
    — Другого выхода нет? На главных воротах охрана нас не выпустит.
    — Выпустит, — заверил Тарла, — меня здесь хорошо знают уже много лет. Мы выйдем вместе, о вас я скажу, что вы мои родственники, и нам надо попасть в деревню…
    Ле Пену показались подозрительными план крестьянина и его уверенность. Недолго поразмышляв, Маэльвен согласился с планом Тарлы. «Всё равно другого выхода нет», — подумал он и попросил Бакмо следить за крестьянином. Вся группа, гуськом: впереди Тарла, за ним с вилами Бакмо, следом Леонси, Есения и Ле Пен, — вышла из отсека, пересекла хлев и, оказавшись на улице под проливным дождём, двинулась мимо шалашей воинов к главным воротам замка.
    Из-за дождя никого не было, весь люд попрятался, а потому группа беспрепятственно прошла к воротам, где их остановила охрана. Крепкого телосложения воин с мечом за поясом обратился к Тарле:
    — Куда ты направился, Тарла? Тебе не известно, что вход и выход из крепости разрешён только с утра до полудня?
    — Известно, Фиб, — ответил Тарла, — но мне и моим родственникам надо попасть в деревню. Ты же знаешь, что моя матушка больна, её надо накормить.
    Вдруг, Тарла отскочил в сторону и заорал:
    — Хватай их, Фиб! Это пленники! Они хотят бежать! Грозили мне смертью, если я не помогу им!
    Фиб поднял тревогу. Из башенного помещения выскочило семеро вооружённых мечами воинов и окружили беглецов. Всё произошло так быстро, что пленники не сумели опомниться, как были схвачены, повалены на сырую от дождя землю и прижаты к ней острыми мечами.

31

    Павел стоял на пороге хижины, предназначенной для челяди. Укрытый от дождя небольшим навесом, он наблюдал за происходившим у главных ворот. Ещё раньше он обратил внимание на группу людей, направлявшихся к воротам. Предчувствие подсказало ему, что среди них была Есения, он даже узнал её, хотя её лицо было скрыто капюшоном. Павел видел, как шедший во главе колонны крестьянин отскочил в сторону, и слышал его призыв к охраннику схватить беглецов, видел, как группа была окружена воинами, как двое мужчин и девушки были повалены на землю. Один из охранников по приказу командира, побежал за Броде Бутгутом, вскоре появившимся в окружении троих воинов. Подойдя к пленникам, Бутгут о чём-то переговорил с командиром охраны, отпустил крестьянина, поднявшего шум, отдал какие-то распоряжения и удалился. Двоим мужчинам крепко перевязали руки и отвели к яме, в которую их бросили, а сверху накрыли решёткой из брёвен. Девушек под присмотром воина отвели к соседней башне. Павел увидел только, как открылась дверь, и сопровождавший воин втолкнул девушек внутрь. Дверь закрылась, а воин один вернулся к главной башне, чтобы продолжить её охрану.
    — Что произошло? — спросила подошедшая к Павлу Гестина, молодая миловидная с голубыми глазами и длинными собранными в пучок чёрными волосами женщина.

32

    Отправившийся утром в замок Броде Бутгута Павел наткнулся на продовольственный обоз. Он спрятался за деревом и наблюдал. Мимо проходила последняя повозка, как с неё свалился гусь. Уткнувшись клювом в землю, гусь быстро встал на лапы, расправил крылья и, удивлённый неожиданно доставшейся свободой, помотал головой, громко провозгласив: «Га!», – неспешно направился в сторону Павла. Молодая женщина соскочила с повозки и бросилась к гусю, которому явно не хотелось возвращаться в тесную клетку, он даже не посмотрел на преследовательницу, а бросился наутёк. Хотя женщина была молодой, быстрой и ловкой, но её стремление поймать птицу уступало стремлению гуся к свободе, а потому он оказался более изобретательным и увёртливым. Женщина долго гонялась за гусём, несколько раз пыталась в прыжке поймать его, но он выскальзывал из самих рук. Наконец-то гусю надоело бегать, выделывая петли между деревьями, и он пустился напрямки в руки Павлу, и, оказавшись схваченным, настолько растерялся такой неожиданной потерей свободы, какой и её приобретением, что даже не сопротивлялся, не хлопал крыльями, не кричал, а с покорностью отдался своей судьбе.
    Женщина поблагодарила Павла и предложила свою помощь. Когда же Павел рассказал, что ему необходимо попасть в замок Броде Бутгута, женщина, скорее из любопытства, чем из-за подозрительности, поинтересовалась, с какой целью странному чужеземцу надо оказаться в замке.
    — Я иду по поручению короля Стратклайда. Мой король хочет сделать выгодное предложение Броде Бутгуту. Но моя миссия тайная. Я должен скрытно попасть в замок и наедине встретиться с вашим королём.
    — Если твоя миссия тайная, почему ты рассказал о ней мне?
    — Ты умная женщина, — отвечал Павел, — от тебя невозможно что-либо скрыть. Если бы я обманул тебя, ты отказалась бы мне помогать.
    Слова Павла пришлись женщине по душе. Она улыбнулась, заверила, что никому не расскажет о его тайне, и поможет пробраться в замок.
    — Будешь моим родственником. Вот, братом моей мамы. Она из племени тедзалов, никто, кроме меня и моей сестры не знает, что у мамы не было брата. Тебя как зовут?
    — Павел.
    — Поул! Странное имя. Меня — Гестина, а мою сестру — Руфина. Она старше меня на шесть лет, живёт в замке…
    Ловля гуся задержала Гестину, она отстала от обоза. Вокруг был лес, в котором водились не только хищники и их жертвы, но и разбойники, готовые поживиться за счёт одиноких и беззащитных путников. Павел заметил, что это обстоятельство ничуть не тревожило женщину. Гестина, всунув гуся в клетку, палкой с острым наконечником ткнула в бок быка, на ходу запрыгнула в повозку, махнув Павлу рукой, чтобы он пристраивался рядом. Во время неспешной езды, она весело и непринуждённо болтала, успев рассказать, что её муж заболел какой-то странной болезнью, иссушившей его тело до костей, и молодой здоровый мужчина за полгода превратился в древнего немощного старика и умер, оставив Гестину с тремя малолетними детьми.
    — Как ты управляешься одна? — спросил Павел.
    — А я не одна, — ответила Гестина, — у меня есть отец и мать, сестра и её муж, да и вся наша община помогает. Мы не оставляем в беде своих.
    Так, за разговорами они незаметно оказались у главных ворот крепости Броде Бутгута. Вышедший навстречу охранник, широко улыбаясь, поинтересовался, почему Гестина припозднилась.
    — Я уж думал, сегодня ты осталась в деревне, — громогласно заявил охранник.
    — Разве я могу не оправдать твоих надежд, Киниох? — смеясь и заигрывая, отвечала Гестина. — Я знала, что ты будешь меня ждать.
    — Ты сегодня вернёшься в деревню, или останешься до утра? — интересовался Киниох.
    — Я ещё подумаю.
    — Оставайся, Гестина, — умолял воин, — ночью я буду свободен. Мы могли бы вместе провести время.
    — Как же я могу надолго бросить своих детей? Нет, нет, Киниох, наверно, я сегодня же отправлюсь в деревню.
    — Но я прошу тебя остаться! — не прекращал увещевания воин. — За твоими детьми присмотрит мать, ничего с ними не случится, если ты всего на сутки задержишься в крепости…
    — Да, да, — смеясь, продолжала заигрывать женщина, — чтобы одарить ласками сильного воина. Что мне от того? И так на мне, слабой женщине, трое отпрысков, а если будет ещё малыш, то у меня не хватит сил растить его.
    — Гестина, милая, ты же знаешь, что я сию минуту готов взять под защиту тебя и твоих детей. Я готов стать им отцом. Только одно твоё слово, и я заберу вас.
    — Знаю, знаю. Если не увидишь меня в обозе, который будет возвращаться в деревню, значит, я передумала и остановилась у сестры, — издевалась над Киниохом женщина. — Ну, хватит! Не задерживай меня, пропусти…
    Воин отступил в сторону, пропуская повозку Гестины. Он даже не обратил внимания на Павла.

33

    — Что там произошло? — спросила подошедшая к Павлу, наблюдавшему за неудачным побегом пленников, Гестина.
    Павел рассказал об увиденном и поинтересовался, что теперь будет с беглецами.
    — Мужчин несколько дней без еды и воды продержат в яме, и, если они не умрут, то им отрубят головы. Девушек отдадут воинам для развлечения. Броде Бутгут жесток, он не любит, когда пленники убегают, — отвечала Гестина и, заметив волнение, охватившее Павла, спросила, почему его тебя беспокоит их судьба.
    — Одна из девушек моя дочь, — сходу, не задумываясь, ответил Павел.
    — Так ты пришёл не к Броде Бутгуту, а к дочери?
    — Прости, я обманул тебя.
    — Не страшно. Ради детей я тоже пошла бы на обман, — категорично заявила Гестина. — Киниох идёт! Скройся в доме, а я встречу его.
    Павел последовал приказанию женщины и вошёл в хижину, где сестра Гестины накрывала большой стол. Её муж ещё не вернулся со службы, а потому она решила накормить детей и уложить их спать. Увидев Павла, Руфина поинтересовалась о сестре. Когда же она узнала, что к ним идёт поклонник Гестины, то переменила свои планы. Сунув детям по куску хлеба и крынку молока, она отвела их за ширму, за которой находилась кровать, приказала детям после ужина ложиться спать. «И чтоб ни звука!» — строго сказала им. Пока шла милая перебранка Гестины с Киниохом, Руфина водрузила на стол большой кувшин с хмельным напитком, прообразом знаменитого английского эля, разложила хлебные лепёшки, поставила широкую глиняную тарелку, в которую уместила нарезанную кусками только что сваренную говядину, и побросала различной зелени на середину стола.
    Когда появились Гестина и Киниох, Руфина сразу пригласила всех к столу. Трапеза была в разгаре, когда вернулся муж Руфины и присоединился к отдыхающим. Гости, расслабленные ужином, хмелем и уютным теплом в хижине, не заметили, как сёстры уединились, как Руфина собрала в котомку еды и хмельного напитка и отнесла воинам, охранявшим девушек. Пока Руфина отсутствовала, Гестина внимательно наблюдала за гостями, чтобы вовремя предпринять меры, если они спохватятся Руфины, но всё шло гладко. Захмелевшие Киниох и зять, уставшие за сутки службы, уже начали клевать носом, когда вернулась Руфина. Она взглядом дала понять сестре, что всё проходит по задуманному плану, затем отвела опьяневшего мужа в кровать, а рядом с ним уложила не менее бесчувственного Киниоха и вернулась к столу.
    — Подождём ещё немного, — сказала она Павлу и Гестине. — Скоро охрана уснёт, и мы освободим девушек.
    — Вы рискуете ради нас, — волновался за женщин Павел, — не боитесь?
    — Мы не виноваты, что охрана переборщила с хмелем и уснула, — ответила Руфина.
    — Но питьё принесла ты.
    — Я сделала доброе дело. Накормила воинов. Это в порядке вещей.
    Через час Руфина снова исчезла и вскоре объявилась, приведя с собой Есению и Леонси.
    — А теперь, сестрица, твоя очередь, — сказала Руфина и передала эстафету по освобождению пленниц Гестине.
    Гестина увела за собой Павла, Есению и Леонси. Они осторожно, чтобы не обратить на себя внимание стражи, прошли вдоль хижин и западной крепостной стены. Проливной дождь мешал двигаться, но, в то же время, скрывал их, а его шум заглушал чвакающие звуки шагов. Дойдя до хлева, в котором ещё днём работали Есения и Леонси, они вошли внутрь и прошли почти до середины. Гестина остановилась, на мгновение задумалась, как бы вспоминая что-то, затем вошла в один из отсеков, расположенных у стены, присела и лёгким постукиванием по камням, из которых была сложена крепость, остановилась на одном из них, указав пальцем.
    — Поул, помоги вытащить этот камень.
    Павел вместе с Гестиной вытащил камень, и его взору предстал лаз сквозь крепостную стену.
    — Не задерживайтесь, — поторопила их женщина, – пролезайте и быстро уходите в лес. Возьми нож, Поул, — Гестина подала большой тяжёлый нож, предназначенный для разделки туш животных, — пригодится, вместо оружия можно использовать.
    Первыми в лаз проползли девушки. Павел задержался, чтобы поблагодарить Гестину и её сестру.
    — Я мать. Если бы с моими детьми случилась беда, я бы всё сделала, чтобы спасти их. А теперь иди. Пусть помогут вам небеса.
    Всю ночь Павел, Есения и Леонси были в пути, преодолевая густой лес. Ещё было темно, когда вдруг прекратил лить дождь, и перед их взором предстали контуры космокара.

34

    Брилуэн никогда не мечтал о королевском троне. Он всегда был тенью Артуора — сначала своего командира, а потом короля. Самое большее, чего Брилуэн достиг, — это пост бригадира двадцатки, в то время, как Луонтелот, Гластенен, Персуаль и другие рыцари командовали отрядами, состоявшими из трёх-пяти, а то и шести, двадцаток. Измена Гвинеар и предательство Луонтелота возвысили Брилуэна, ничем невыделявшегося среди прочих рыцарей Акмелота. После гибели Гластенена и Персуаля и бегства Луонтелота, Брилуэн стал первым помощником короля в военных делах. Кому, как не ему мог доверить сохранение трона Артуор, когда отправился в столицу Поуиса Кайр-Гурикон к Кингену Достопамятному.
    Брилуэн, не имевший ни жены, ни детей, достиг того возраста, когда настало время подводить итоги жизни. Не обделённый силой, внешностью мужественного воина, Брилуэн не умел ладить с женщинами, а потому, стоило ему заинтересовать какую-нибудь пассию, он тут же отталкивал её своим пренебрежительным отношением к ней. Он считал женщин людьми второго сорта, предназначенными лишь для рождения детей и ублажения мужчин, и не скрывал своих взглядов. Ещё будучи молодым, он дважды женился, но дважды потерпел неудачу. Жёны, не выдержав деспотичного характера Брилуэна, покидали его. Новых попыток создать собственную семью не предпринималось. Когда Брилуэну исполнилось сорок лет, Артуор спросил его: «Почему ты не женишься? Мы стареем, придёт время, Бог призовёт нас, и наши сыновья должны продолжить наше дело. Кого же ты оставишь после себя?» — Но Брилуэн ответил, что  жизнь посвятил королю, а не женским капризам. Больше Артуор не пытался вразумить своего рыцаря.
    Возвышение Брилуэна вскружило ему голову. Получив полномочия короля, он не без помощи своих друзей узурпировал власть в Акмелоте. Пока Артуор вёл нелёгкие переговоры с Кингеном Достопамятным, Брилуэн на третий день, как Артуор покинул Акмелот, посадил в темницу восьмерых верных законному королю рыцарей, на четвёртый — казнил двоих, на пятый — объявил народу Акмелота о кончине Артуора, а себя — их королём. В ночь на седьмой день ворвался в покои Диуаны и взял её силой, а утром пригласил священника, который узаконил их отношения с Диуаной, ставшей, против своей воли, супругой узурпатора. На десятый день отправил верных ему рыцарей к королям Пенгверна, Кайр-Глоуи, Гвента и Феррега, чтобы заручиться их поддержкой и заключить военный союз против Кингена Достопамятного.
    Не сведущий ни в политики, ни в дипломатии, Брилуэн не принял во внимание того факта, что королевство Пенгверн было зависимым от Поуиса. Взошедший недавно на престол Пенгверна молодой король Кинддилан, сын Киндруина Большого, завещавшего своему наследнику ни при каких обстоятельствах не терять дружбу с Поуисом, проведя переговоры с рыцарями Брилуэна, отправил гонца к Кингену Достопамятному с сообщением об интригах узурпатора.
    Короли Кайр-Глоуи, Гвента и Феррега, опасавшиеся натиска с востока саксов, не намерены были вести войну против Поуиса, памятуя о том, что Поуис в союзе с Пенгверном значительно превосходит их по военной мощи. Надежды Брилуэна устранить Кингена Достопамятного с помощью соседних королевств и, таким образом, вывести Акмелот из подчинения Поуиса, не оправдались.
    В свою очередь, Кинген Достопамятный во время очередной встречи сообщил Артуору о предательстве Брилуэна, что для Артуора не было новостью, так как бежавшие из Акмелота верные ему люди во всех красках и до мельчайших подробностей рассказали о бесчинствах, учинённых Брилуэном.
    — Какие действия предпримет король Акмелота, чтобы вернуть трон? — спросил за ужином Кинген, поглощая кусок мяса зубра, убитого на охоте, организованной в честь Артуора.
    — Соберу верных мне рыцарей. Надеюсь на благоразумие Брилуэна. Если же он добровольно не сдаться на милость, то битвы не избежать.
    — Нельзя терять время. Потеря Акмелота невыгодна Поуису. Я помогу тебе. Сколько времени необходимо, чтобы выступить на Акмелот?
    — Если я могу рассчитывать на помощь, то необходимо пять дней.
    — Хорошо, — согласился Кинген. — Я дам тебе двух своих лучших рыцарей: Киндеирна и Вейлина. Во главе своих отрядов они помогут возвратить трон законному королю Акмелота.
    Подготовка отрядов заняла вдвое больше времени, чем предполагалось. Артуор сколачивал новое войско из рыцарей и воинов, сумевших покинуть Акмелот, что было нелегко, так как Брилуэн, обеспокоенный тем, что от него уходят лучшие рыцари и уводят за собой лучших воинов, ужесточил репрессии, предавая казни всех, кого подозревал в измене. Горькой участи не избежали и семьи бежавших к Артуору рыцарей.
    В это время в Кайр-Гурикон вернулся Луонтелот. Переговоры с саксами закончились неудачей. Предложение Луонтелота королю саксов завоевать Акмелот не совпадало с замыслами Хеахстана, не доверившему бывшему рыцарю Артуора даже малую часть своей армии. По возвращению в Поуис Луонтелот был поражён переменой отношения к своей персоне со стороны Кингена Достопамятного, обвинившего его в измене интересам Поуиса, Акмелота и всех бриттов. Вместе с тем, Кинген, к неудовольствию Артуора, не казнил Луонтелота, а ограничился лишением последнего звания рыцаря и заточением в темнице, а его воинов передал под начало Артуора, сохранив им жизнь в обмен на верность двум королям и их королевств.
    Этот год выдался холодным. Летом шли обильные дожди, неделями поливая землю, иногда прерываемые несколькими солнечными днями, а передохнув и собрав с моря тонны испаряемой воды, дожди вновь смачивали не успевшую просохнуть землю. Из-за сырой погоды снизились урожаи, и над населявшими остров народами нависла угроза голода. Друиды в своих песнопениях предсказывали десятилетний голод, войны и смуты. Благоразумные короли не спешили раздавать запасы зерна, а напротив, увеличили подати, ограничивая своих подданных в пищи и требуя подтянуть пояса.
    Наступившая осень принесла холодные ветры с моря. Остывавший Гольфстрим не справлялся с прогревом воздуха над Британией, а потому уже в конце сентября выпал первый снег. Стояла глубокая ночь, когда послышался неуверенный стук в спальню, в которой Брилуэн развлекался с Диуаной, с неохотой отдававшейся узурпатору, но волею божьей ставшей ему законной женой и вынужденной выполнять супружеский долг.
    — Кто посмел будить короля!? — кричал взбешённый Брилуэн.
    — Не гневайся, мой король! — послышался из-за двери голос верного Барры, произведённого Брилуэном в рыцари. — Дело срочное, не требующее отлагательства! Охраной схвачен гонец Артуора!
    Страх и ярость овладели Брилуэном. Не отдавая отчёта своим действиям, он вскочил с постели и мгновенно оказался у двери. Распахнув её, Брилуэн увидел Барру в сопровождении двух воинов. И Барра, и воины, узрев голого самозванца, склонили головы и рассматривали носки своих сапог, не осмеливаясь, то ли из-за страха, то ли из-за стыда, смотреть на оплывшее состарившееся голое тело своего короля. Но Брилуэну было не до этикета.
    — Где гонец! Ведите его ко мне!
    — Он здесь, мой король, — ответил Барра, и из-за спин сопровождавших его воинов показался невысокого роста, но крепкого телосложения безоружный воин.
    Брилуэн повернулся спиной к двери и направился в глубь спальни. За ним последовали Барра, воины и гонец. Брилуэн плюхнулся в кресло и приказал:
    — Говори!
    Гонец, не дожидаясь повторного приказа, начал:
    — Законный король Акмелота сэр Артуор с пятью тысячами лучших рыцарей и воинов Акмелота и Поуиса к исходу второго дня будет в Акмелоте. Сэр Артуор требует встретить его и его войско с почестями, присущими королю, и отдаться ему на милость, чтобы вершить справедливый суд над изменниками и предателями…
    — Барра! Отруби ему голову!!! — вне себя заорал Брилуэн.
    Барра подал знак своему воину, который, обнажив меч, одним коротким взмахом снёс с плеч гонца голову, громко уваривавшуюся об пол. Обезглавленное тело обмякло и рухнуло, кровь фонтаном забила из шеи и вскоре залила весь пол. Послышался крик. Только сейчас Брилуэн вспомнил о Диуане, лежавшей в постели под одеялом, с широко раскрытыми глазами, в которых читался невообразимый ужас от увиденного.
    — Ты ещё здесь!!! — орал Брилуэн. — Вон!!!
    Объятая страхом, Диуана вскочила с постели, впопыхах схватила ночную рубашку, которой частично прикрыла свою наготу, и через мгновение скрылась за дверью спальни.

35

    Каммланское поле было покрыто белым покрывалом, а снег продолжал сыпать и сыпать крупными хлопьями. Два войска: законного короля Акмелота и самозванца стояли друг против друга на расстоянии полёта стрелы. Из-за обильного снегопада были лишь видны тёмные полоски противостоящих войск. Никто не решался первым начать наступление. Выжидали все: и воины, и Артуор, и Брилуэн. Наступил полдень. Постепенно снегопад ослабевал, и противники начали даже различать лица друг друга. Артуор ждал, когда Брилуэн первым выступит для переговоров. Не приличествовало законному королю проявлять инициативу. Но Брилуэн не спешил, не обращая внимания на ропот своих рыцарей, уставших от ожидания. Не спешил и Артуор.
    Вдруг, со стороны строя войска Артуора, послышалось:
    — Эй, Галвин! Не прячься! Я узнал тебя! Ты был моим лучшим воином! Как же ты посмел предать законного короля!?
    В ответ из противоположного строя донёсся хриплый голос:
    — Законный король Акмелота сэр Брилуэн!
    — Бога ты не боишься! Раскрой глаза! Вот он законный король! Сэр Артуор! Он перед тобой!
    — Артуор бросил нас и убежал к Кингену, чтобы продать нас королю Поуиса…
    И началась перебранка. В спор вступили другие воины, убеждая противников в своей правоте, угрожая и посылая в адрес друг друга проклятья. Кто-то не выдержал и пустил стрелу. Разогретым в перебранке воинам Артуора и Брилуэна пущенная стрела стала сигналом к бою. Не дожидаясь приказов своих командиров, противники с двух сторон, увязая в глубоком снегу, стали приближаться. И вот впереди бегущие воины схлестнулись. Послышался звон металла. Задние ряды напирали на передние, толкая своих товарищей на копья и мечи врагов.  Полилась первая кровь, окрашивая белый снег в красный цвет. Ругань, крики, стоны раненых, на которых никто не обращал внимания, а затаптывал своими сапогами, лязг мечей и глухие удары копий слились в какофонию звуков. Снег перемешивался с кровью и телами убитых, и только воины, каким-то удивительным чутьём определяли где свой, а где чужой. Спустя три часа от войск Артуора и Брилуэна остались лишь десятая часть. Поле было покрыто бездыханными телами лучших воинов Акмелота, Поуиса и Пенгверна. Бритты убивали, резали, рвали друг друга на части, а в это время к Акмелоту приближалась армия короля саксов Хеахстана. И некому было встать на защиту своей земли, своих женщин и детей, брошенных на произвол судьбы мужьями, чтобы ценой своей жизни отстоять власть погрязших в интригах королей.
    Взору Хеахстана Каммланское поле предстало, когда бой уже закончился. Оставшиеся немногочисленные группы воинов противоборствующих сторон уже не убивали друг друга, а вместе разыскивали своих раненых товарищей, чтобы оказать им помощь. Среди них были на поле жители Акмелота. Женщины звали своих мужей. Те из них, которые нашли тела, навзрыд рыдали, но раненых оттаскивали с поля и спешили в свои дома. Хеахстан никогда не питал жалости к врагу. Его воины, рассредоточившись, добивали оставшихся в живых и раненых, не трогая лишь тех, кого нашли жёны и успели оттащить с поля. Один из воинов позвал короля, показывая рукой на тяжело раненого бритта в одеждах с королевскими отличиями. Рядом с распростёртым на кровавом снегу телом бритта сидела Диуана, склонив голову ему на грудь, а за её спиной лежал Брилуэн с отрубленной рукой и воткнутым в шею копьём.
    Хеахстан узнал своего давнего обидчика. Он не мог забыть позор поражения у горы Боден. Но теперь Артуор был в полной его власти. Хеахстан не жалел о том, что не пришлось схлестнуться со своим врагом в честном поединке. Какая разница? Враг отомщён. И по приказу Хеахстана один из воинов-саксов вонзил копьё в Артуора. Через два дня Хеахстан покинул разграбленный и сожжённый дотла Акмелот. А ещё через два дня по приказу Кингена Достопамятного был обезглавлен Луонтелот, в той самой темнице, в которой был прикован к стене цепями.

36

    Сильная головная боль разбудила Анастасию. Стучало в висках, затылок сжимался до невероятно малых размеров. Боль вызывала тошноту и пульсирующую дрожь во всём теле.
    — Паша… — чуть слышным голосом позвала она.
    Павел полулёжа спал в командирском кресле. Сквозь сон он услышал Анастасию, открыл глаза и повернул голову к ней.
    — Паша, — слабым голосом повторила Настя, — у меня очень сильно болит голова. Наверно, повышенное давление. Давно не было такой боли.
    Павел встал, вышел в общий отсек, нашёл тонометр, вернулся к Насте и измерил артериальное давление.
    — Сто восемьдесят на сто сорок, — сказал Павел, — как ты выдерживаешь? — и Павел достал из прихваченной аптечки лекарство, подал Насте стакан воды. — Сейчас станет легче. Постарайся уснуть.
    Сам Павел уснуть уже не мог. Он сидел в кресле, слышал мерное дыхание Насти и обдумывал план вызволения из пиктского плена друзей Леонси. Ещё накануне девушка наотрез отказалась покидать шестое столетие. Павел предлагал свои услуги, чтобы вернуть её домой, но Леонси, при активной поддержке Есении, настояла на своём. Спор был долгий, в течение всего предшествующего дня Павел убеждал девушек об опасности, которая грозит им всем, если они предпримут шаги по спасению Маэльвена Ле Пена и Дезире Бакмо. Он предлагал Леонси вернуться в двадцать пятое столетие, пока не поздно, она могла бы воспользоваться помощью профессионалов Управления по изучению параллельных миров и пространств. Они с меньшим риском помогли бы Ле Пену и Бакмо. Однако Леонси и Есения отказались от предложения Павла и предупредили, что, если он не поможет им, то они сами освободят попавших в беду друзей. Анастасия и Лада поддержали Павла, Ростислав был склонен поддержать Леонси и Есению, но открыто не высказывал своего мнения. До вечера Павел обдумывал сложившуюся ситуацию и, в конце концов, согласился помочь девушкам, выслушав претензии Анастасии:
    — Ты всегда идёшь на поводу у Есении!
    За ужином Павел обратил внимание на некоторое сходство черт лица Есении и Леонси: овал, разрез глаз, уголки губ — идентичность была явной. Он попросил Леонси назвать ключ к компьютерным архивным данным. Поначалу девушка сомневалась, называть или нет ключ, но, выслушав аргумент Павла о том, что архив ему нужен, чтобы помочь её друзьям, всё-таки согласилась. Павел, чтобы не забыть, записал ключ на обрывке бумажного листка, который вложил в задний карман брюк. О ключе он вспомнил только сейчас, когда в очередной раз обдумывал план спасения Ле Пена и Бакмо. До утра оставалось ещё много времени, и Павел решил покопаться в архиве, чтобы скоротать время. Он включил компьютер, настроил программу на двадцать пятое столетие, нашёл архив УИПМП, ввёл ключ, и на мониторе открылся нужный ему сайт. Потребовался час, чтобы изучить генеалогическое древо Леонси. Удивлению не было предела: оказалось, что Есения являлась дальним родственником девушки. Через два года Есения повстречает уроженца Марселя Эдмонда Левенеза, прибывшего на обучение в Киев. Между ними завяжется дружба. Через год Эдмонд Левенез уезжает домой, но, поняв, что не сумеет жить без Есении, вскоре возвращается в Киев и делает девушке предложение стать его женой. Есения, испытывая ответные чувства к молодому человеку, даёт согласие, и через месяц они уже будут жить вместе с его родителями в большом доме на берегу Средиземного моря близ Марселя. Есения родит двух дочерей и сына — Эмиля, который станет продолжателем рода Левенезов. Фабиола — мать Леонси — будет одной из многочисленный прапраправнучек Эмиля, а это значит, что Леонси является прямым потомком Есении. «Родная кровь сыграла свою роль, — подумал Павел, — потому они так сдружились. Понимают друг друга с полуслова».
    Закончив работу с архивом УИПМП и установив родство Леонси с Есенией, Настей и Ладой, Павел вернулся к обдумыванию плана спасения Ле Пена и Бакмо. Он остановился на двух вариантах. Первый вариант заключался во внезапном нападении на крепость Броде Бутгута, используя космокар, при необходимости, оружие двадцать пятого столетия, вызволить из ямы друзей Леонси, и покинуть крепость. Недостаток первого варианта заключался в том, что нападение будет совершено наугад. Хорошо, если Ле Пен и Бакмо находятся в той же яме, в которую их бросили пикты, а если их там уже нет, или нет в крепости вообще. Хотя Гестина сказала, что их несколько дней продержат в яме, а потом казнят, но всё может быть по другому. Не исключено, что их могли продать вождю какого-нибудь пиктского племени. Тогда нападение станет безрезультатным и, в нарушение инструкций УИПМП и РУКПО, вмешательство станет явным и нежелательным.
    Второй вариант не мог осуществиться без участия Гестины, оказавшей Павлу услугу в освобождении Есении и Леонси. Согласится ли Гестина? Неизвестно. Если Павел при освобождении девушек сыграл на материнских чувствах Гестины и её сестры Руфины, то в случае с Ле Пеном и Бакмо этот номер не пройдёт. Взрослые мужчины для Гестины и Руфины являются пленниками, с которыми волен поступать, как вздумается, только вождь. Навряд ли Гестина и Руфина преступят обычаи и правила своего народа. Однако при реализации первого варианта помощь Гестины и её сестры нужна, хотя бы для того, чтобы узнать, где находятся пленники.
    Размышляя о планах освобождения Ле Пена и Бакмо, Павел предпочёл первый вариант, как наиболее надёжный. К сожалению, из всего экипажа только двое было мужчин: он и Ростислав. Сильен ещё был слишком слаб, чтобы участвовать в вооружённом нападении, поэтому рассчитывать приходилось только на себя и на Ростислава. Однако, когда Павел изложил план освобождения, неожиданно и Есения, и Леонси, и Лада высказали обиду, что их не берут в расчёт.
    — Ты думаешь, что мы не можем помочь? — возмущалась Лада.
    — Не женское дело воевать, — ответил Павел.
    — Но вы, вдвоём, не справитесь, — заявила Есения.
    — Совершенно верно, — поддержала Есению Леонси. — Вам надо выйти из космокара, чтобы вытащить из глубокой ямы Ле Пена и Бакмо. Кто-то должен следить за обстановкой, охранять космокар и вас тоже.
    — Пикты испугаются, — вставила Настя, — не осмелятся нападать на Павла и Ростислава…
    — А если не испугаются? — спросила Лада. — Если они нападут? Их много. Павлу и Ростиславу трудно будет вызволять из ямы пленников и отбиваться от пиктов…
    — Вот тут, как раз, мы пригодимся… — сказала Есения.
    — Я умею пользоваться оружием… — это говорила Леонси.
    — А я управлять космокаром… — подтвердила Лада.
    — А мама будет координировать наши действия, — не забыла о маме Есения. — Видишь, Павел, все нужны.
    Доводы женского большинства оказались весомыми и разумными, поэтому Павел согласился и включил женщин в план освобождения пленников, чётко определив каждому члену экипажа его действия. Но вначале необходимо было найти Гестину.
 
37

    Было ещё раннее утро, как раз то время, когда из деревень крестьяне должны были везти продукты для армии Бутгута. Не мешкая, дружный экипаж собрался и вылетел к дороге, ведущей из деревни в крепость. Через несколько минут они оказались над тем местом, где два дня назад Павел повстречал Гестину. Перед их взором предстала безрадостная картина: обоз грабили разбойники, которых в лесах Шотландии того времени было предостаточно. Немногочисленная охрана обоза была перебита, напуганные крестьяне, частью, разбежались по лесу, а частью стояли где попало и наблюдали, как разбойники уводят в лес лошадей, запряжённых в телеги.
    — Негодяи! — воскликнула Лада, управлявшая космокаром.
    Не долго думая, она направила космокар в гущу разбойников. Павел даже подумал, что Лада решила протаранить их, но в последнюю секунду она прижала к себе руль управления, и космокар, издавая своими двигателями громкий шум из-за перенапряжения, завис над местом грабежа. Напуганные невиданным доселе летательным аппаратом разбойники побросали свою добычу и скрылись в лесу, а крестьяне пали ниц и не осмеливались поднять головы.
    Павел попросил Ладу посадить космокар вдоль дороги, что Лада и сделала. Космокар выпустил шасси и, примяв мешавшие по бокам деревья, благополучно приземлился.
    Павел, Ростислав и вооружённые Есения и Леонси покинули космокар. Они подошли к крестьянам и постарались успокоить их. Их старания оказались бы тщетными, не будь в числе жителей деревни Гестины, сразу узнавшей Павла и двух девушек, которым помогла бежать из крепости. Гестина на своём наречии обратилась к крестьянам. Что она им сказала, никто из экипажа космокара не понял, но крестьяне, осмелев, стали собирать свой обоз. Из-под телеги, одной из тех, что ещё была не тронута разбойниками, вылез рослый мужчина и, прихрамывая, пустился наутёк.
    — Это же Тарла! — крикнула Леонси и побежала за ним. — Его надо поймать! Он предаст нас!
    Ростислав бросился на помощь Леонси. Тарла не мог быстро бежать из-за неправильно сросшейся перебитой стопы, а потому Леонси и Ростислав вскоре догнали его.
    Первой Тарлу настигла Леонси. К удивлению всех, особенно Ростислава, всю жизнь занимавшегося спортом, девушка бегала быстро, а потому ей не составило труда догнать хромого Тарлу. Приблизившись к нему, Леонси со всего размаху ударила по голове убегавшего рукояткой бластера. Тарла обмяк и упал.
    — Я, наверно, его убила! — с ужасом промолвила девушка.
    — Нет, не убила, — успокоил её подбежавший Ростислав, — только маленько оглушила. Жить будет, — и подхватив под мышки Тарлу, приподнял, тряхнул и поставил на ноги.
    Оглушённый Тарла слабо соображал, но помнил, что ему не простят предательства, а потому дрожа всем телом, подталкиваемый Ростиславом, приблизился к стоявшим вместе Павлу, Есении и Гестине. Обращаясь к Павлу, как самому старшему из всех, а, значит, и главному, по разумению крестьянина, вождю, Тарла умолял оставить его в живых, сетуя на больную мать, за которой необходим уход. Гестина перебила его, сказав, что у него нет никакой матери, его родители давно умерли, а братьев и сестёр в помине не было.
    — Гестина, передай ему, что мы не собираемся лишать его жизни, но и не отпустим, пока не завершим своего дела. Он будет нашим пленником.
    Услышав от Гестины перевод, Тарла упал на колени, схватил руку Павла и начал лобзать её. Павел с отвращением отпрял руку и попросил Есению и Леонси отвести Тарлу в космокар под охрану Анастасии.
    Пока крестьяне собирали обоз, Павел вёл переговоры с Гестиной. Он изложил свою просьбу и, к неожиданной радости, услышал, что женщина готова помочь.
    — Вы освободили нас от разбойников, а я помогу вам, — пообещала Гестина. — Ждите меня. Я всё разузнаю, а в полдень мы будем возвращаться в деревню. При встрече передам всё, что узнаю о ваших друзьях.
    — Гестина, мне необходимо самому попасть в крепость и самому видеть, где находятся пленники, — сказал Павел.
    — Ты можешь пойти вместе с нами, — согласилась крестьянка.
    — Павел, — вмешался в разговор Ростислав, — давай, я пойду. Ты уже был в крепости. Я сделаю эту работу не хуже тебя.
    — Может, всё-таки Павел пойдёт? — попыталась возразить Лада, беспокоясь за своего мужа. — Он уже был в крепости Броде Бутгута, ему проще будет ориентироваться в ситуации.
    — Нет, я хочу сам всё сделать, — не соглашался с женой Ростислав.
    Препираться не было времени, а потому Павел принял предложение Ростислава, попросив его переодеться в одежду того времени, в котором они находились, чтобы не вызывать подозрения.
    — До чего же неудобная одежда! — сказал Ростислав и вместе  с обозом отправился в крепость.
    Оставшиеся члены экипажа, пополнившегося ещё и Тарлой, ожидали Ростислава на опушке недалеко от дороги. Павел заблаговременно включил защиту космокара и ожидал Ростислава, сидя в кресле в пилотской кабине. Есения и Леонси ухаживали за больным Сильеном, Настя с Ладой помыкали Тарлой, заставляя его выполнять работу по уборке космокара, не давая ни минуты покоя. «Чтобы не было времени на дурные мысли,» — говорила Лада. Иногда Настя, жалея Тарлу, просила дочь дать ему отдохнуть, но Лада, памятуя о предательстве Тарлы, по вине которого её сестра чуть было не лишилась жизни, не унималась. Тарла покорно сносил издевательства, приученный с детства к тяжёлой крестьянской работе, он с охотой подчинялся Ладе, прибирал в салоне, мыл посуду и выполнял прочую работу.
    Наступил полдень. Павел отправился к дороге, ведущей от крепости в деревню, и ожидал возвращение обоза. Крупными хлопьями сыпал снег, покрывая деревья и пожелтевшую траву. «Рано выпал снег, — подумал Павел, — ещё конец сентября, но началась зима». Он не мог знать, что периодичность смены тёплых и холодных лет на протяжении шестого-двенадцатого столетий являлась предшественником малого ледникового периода, охватившего Землю с четырнадцатого по девятнадцатый век.
    Через полчаса появился обоз. Павел узнал Гестину и Ростислава. Он вышел им навстречу.
    — Я всё узнал, — сказал Ростислав, — Ле Пен и Бакмо содержатся в яме, рядом со скотным двором.
    — Надо спешить, — вставила Гестина, — Руфина узнала от мужа, что Броде Бутгут решил завтра выступать со своим войском на юг, а перед этим намечена казнь ваших друзей, чтобы поднять боевой дух воинов.
    — Спасибо, Гестина, — поблагодарил Павел, — тебе и Руфине наша общая признательность.
    Обоз продолжил путь в деревню, а Павел и Ростислав вернулись к космокару. По пути они, обсуждая сложившуюся ситуацию, решили не медлить, а отправиться в крепость и освободить пленников.
    Каждый занял свои места. Лада управляла космокаром, Леонси проверила оружие и ещё раз повторила с Есенией правила пользования им, Павел и Ростислав подготовили верёвки, Анастасия вместе с Тарлой ухаживали за Сильеном.

38

    Менее, чем за пятнадцать минут, космокар оказался над крепостью пиктов. Сначала появление космокара навело панику среди воинов и жителей, но следует отдать должное полководческому таланту Броде Бутгута. Он сумел перебороть свой страх и страх, охвативший его армию. С помощью своих верных командиров, Броде Бутгут прекратил панику и построил войско в боевые порядки и направил их в атаку на приземлившийся рядом с ямой, в которой содержались пленники, космокар. Экипажу космокара всё-таки хватило времени, пока армия пиктов оправлялась от страха, чтобы удачно приземлиться, и, когда началась атака, Павел и Ростислав уже сбросили верёвку в яму для Ле Пена и Бакмо.
    Внимательно наблюдавшая за происходящим Анастасия подсказала Леонси о начале атаки.
    — Вижу, Настя, — ответила Леонси и послала одну за другой пулемётную очередь в начавших атаку воинов. — Есения, а ты держи тех, кто атакует с хвоста!
    Получилось так, что воины пиктов разделились на две большие группы: первая группа атаковала со стороны резиденции Брода Бутгута, а вторая — со стороны жилых помещений, находившихся, как раз, в хвосте космокара. Есении не было необходимости говорить, что делать. Ещё не успела Леонси завершить первую очередь, как Есения начала стрельбу по атакующим. Обезумевшие, то ли от страха, то ли от боя, воины пиктов продолжали атаку, несмотря на то, что под пулемётными очередями гибли их товарищи, и неуклонно приближались к яме, из которой уже показалась голова Ле Пена. Лада, видя, что вот-вот первые ряды пиктов доберутся до Павла и Ростислава, включила лазерную пушку, направила прицел на резиденцию Брода Бутгута, нажала на кнопку «Пуск», и, вмиг, деревянное здание было охвачено огнём. Стоявший на крыльце и руководивший атакой вождь пиктов мгновенно спрыгнул на землю и кубарем покатился в сторону дальше от пожара, его примеру последовали ближайшие помощники, которым повезло, тем же, которым судьба оказалась неблагосклонна, были объяты пламенем и заживо сгорали, а из окон выпрыгивали охваченные огнём жёны Броде Бутгута и служанки. У Лады не было времени наблюдать за результатами выстрела, она тут же взяла на прицел жилые здания и послала в их сторону невидимый губительный луч. Здания вспыхнули, как спички. Объятые страхом женщины и дети повыскакивали на улицу, а следующим на очереди оказался хлев, в котором содержался скот. Что творилось с коровами, лошадьми и свиньями, трудно описать. Мычание, ржание, поросячий визг слился вместе с криком мужчин, женщин и детей, и вместе с пожаром создали невообразимый шум, от которого вскипала кровь в жилах, а сердце сжималось от ужаса. Но следующими на очереди оказались крепостные постройки, которые от воздействия смертоносного луча рушились, камни плавились, а земля дымилась.
    Павел и Ростислав, воспользовавшись всеобщей паникой, вытащили Ле Пена и Бакмо из ямы и, не теряя ни минуты, взобрались в космокар.
    — Взлетаем! — крикнул Павел, и Лада, прекратив учинять разрушения, дала команду компьютеру на взлёт.
    Спустя час, космокар приземлился за сотни километров от бывшей крепости Брода Бутгута на территории бриттского королевства Регед.

39

    — Устроим привал на сутки, — сказал Павел, — до Акмелота рукой подать.
    Ни Павел, ни другие члены экипажа не могли знать, что король Артуор погиб в бою за корону, а Акмелот — разграблен и сожжён дотла армией Хеахстана.
    Уставший, но довольный экипаж космокара, с радостью принял предложение Павла об отдыхе. Место для этого было выбрано преднамеренно. Южная часть королевства Регед была покрыта густыми лесами, недалеко простиралась граница с дружественными Регеду королевствами Поуиса и Пенгверна, до поселений саксов и англов было далеко, как сотни километров отделяли наших героев от пиктов и скоттов.
    Регед был одним из многочисленных бриттских королевств, который выделился из северных владений Эвраука полстолетия назад до описываемых в настоящей повести событий. Королевство Регед включало в себя прибрежные земли залива Солуэй-Ферт и залива Моркам. В политической зависимости от него находилось несколько более мелких владений, а потому фактическая власть короля Регеда достигала на западе границ Голуэя, на севере — Стратлайда, на востоке — Гододдина и Ланкашира, и Йоркшира — на юге.
    Первым королём Регеда стал Гургуст ап Кенеу, сын Кенеу ап Койлхена — короля Эвраука. После Гургуста, в конце пятого столетия, королевский трон занял его сын Мейрхион Гул, который правил до своей смерти в 435-м году. В тот год королевство было поделено между двумя его старшими сыновьями на северную и южную часть. На протяжении пяти столетий Регед вместе с другими бриттскими королевствами Поуисом, Стратлайдом и Думнонией сдерживали натиск завоевателей и до самого вторжения викингов, а затем норманнов, был оплотом независимости бриттов.
    Павел замечал, затянувшееся путешествие в Англию во времена легендарного короля Артура начало оказывать утомительное воздействие на его экипаж. И Настя, и Лада, и Есения, и Ростислав неоднократно, то впрямую, то намёками, высказывались за возвращение в их время, к привычному образу жизни, к повседневным делам и заботам.
    Павел замечал за Настей, что её тяготит бесконечное путешествие с ним в пространстве и во времени, всё чаще и чаще она впадала в задумчивость, а, когда Павел спрашивал, она, щадя его, кратко отвечала: «Ничего. Так, задумалась о своём». — Но Павел понимал, что за долгие годы расставания, у каждого из них сложилась своя жизнь и, хотя они любили друг друга, искали встречи, привычный образ жизни, выработанный двумя десятилетиями давал о себе знать. Павел, не знавший повседневной ласки любимой женщины, не оставивший собственного потомства, считавший свою жизнь неудавшейся, к своему удивлению, не понимал, откуда у него берутся силы для бесконечных путешествий во времени и пространстве, уверовавший в то, что вся его жизнь, от самого начала, до конца — это нескончаемый поиск чего-то главного, важного, необходимого ему для спокойной встречи своей кончины, но поиски продолжались, и главное, подобно горизонту, как не стремишься его достичь, расстояние до него не уменьшается.
    Павел замечал, как тяготит Анастасию его бесконечная неустроенность. Рождённая быть женой своего мужчины и матерью их детей, смыслом жизни для которой являлась семья, Анастасия с трудом воспринимала отсутствие домашнего очага, которого не в состоянии заменить вечные перелёты и перемещения, бегство от преследования, космокар, пространство и время. И, хотя она уверяла Павла, что самое главное для неё, что он рядом, но заложенная природой суть женщины не давала покоя, бередила душу, всё чаще напоминала о том, что есть иная жизнь, где семья, дом, родные и близкие. Устоявшиеся за четверть века привычки требовали возращения, и, как не сильна была страсть, но она ослабевает перед законами жизни.
    — Устала? — спросил Настю Павел, когда они уединились от всех, гуляя вдвоём в лесу, на окарине которого приземлился космокар.
    Настя посмотрела в глаза Павлу, улыбнулась и ответила:
    — Немного?
    — Я могу сию минуту возвратить вас домой…
    — А как же Сильен?.. Леонси? Маэльвен, Дезире?..
    — О них я позабочусь.
    — Нет, Паша, мы вместе начали это путешествие и вместе закончим его, — ответила Настя, — а потом видать будет.
    — Мы далеко ушли, пора возвращаться, — сказал Павел.
    — Ты чем-то расстроен? — спросила Настя и остановилась, заставив остановиться Павла, и, пристально смотря ему в глаза, ждала ответ.
    — Нет, — ответил Павел.
    — Не правда. Я же чувствую. Тебя расстроил мой ответ.
    — Нет.
    Настя прильнула к Павлу, обняла его.
    — Паша, милый, ты не должен во мне сомневаться. Я люблю тебя. Ты самый родной для меня человек. Но, пойми, мне надо вернуться. Там мои мама и папа, сестра… Я давно не видела их и не знаю, что с ними. Может, им нужна моя помощь. Есении надо учиться… Она и так много пропустила занятий, а нагнать упущенное будет очень тяжело…
    — Я понимаю. Ты права, — согласился Павел.
    — Паша, — продолжала Настя, — наше расставание будет не долгим. Я снова вернусь к тебе. Ты будешь меня ждать?
    — Буду, — ответил Павел.

40

    — Павел вас спас! — возмущалась Лада, сидя на диване рядом с Ростиславом. Напротив, в кресле сидел Ле Пен, второе кресло было занято Бакмо. Есения и Леонси готовили обед, но принимали активное участие в беседе. Им помогал Тарла, но молчал. Сильен примостился на краю дивана, поодаль от Ростислава.
    — Павел вас спас, а вы хотите арестовать его! — продолжала возмущаться Лада. — Если бы я знала, ни за что не разрешила бы Павлу спасать вас. Пусть вас казнили бы пикты…
    — Это ничего не изменило бы, — отвечал Ле Пен, — вместо нас были бы назначены другие, кто выполнил бы инструкции УИПМП.
    — Мсье Ле Пен, разве ничего нельзя придумать? — вступила в разговор Леонси. — Я изучала досье Пола и поняла, что его преступления не столь тяжки, тем более им есть оправдание.
    — Какое оправдание? — поинтересовался Дезире Бакмо.
    — Любовь! — ответила Леонси. — И нечего смеяться! Ни вам, мсье Ле Пен, не вам, мсье Бакмо, не понять, что вся наша жизнь держится на любви, а не на ваших придуманных инструкциях. Вот, вы, Дезире! Вы любили, но сохранили любовь!?
    — Не я виноват… — вставил Бакмо.
    — Не правда! Вы поверили своему другу, но не поверили той, которую любили. И вы прекрасно это понимаете, потому что ваш друг сейчас рядом с той женщиной… А вы, мсье Ле Пен, — продолжала Леонси, — я же всё знаю!
    — Что ты знаешь? — взволновался Ле Пен.
    — Мне мама о вас рассказала…
    Наступило молчание. В центре внимания окружающих оказались Леонси и Ле Пен. Все смотрели на них, а во взглядах был один вопрос, что же рассказала мама. Наконец, Ле Пен встал и подошёл к дочери.
    — Прости меня, Леонси…
    — Я не держу на вас обиду, мсье Ле Пен, — ответила девушка, — мне маму только жаль… Но, если вы не будете против, можно я иногда буду называть вас папой?
    — Да, милая… Всегда… — ответил Ле Пен.
    Они обнялись. Все молча наблюдали сцену встречи отца и дочери.
    — Обед готов, — разрядила обстановку Есения, — а где мама и Павел?
    — Мы давно уже здесь, — ответил Павел. — Просим извинения, что подслушали вашу бурную беседу. Но мы очень рады за Леонси и Маэльвена. Есения, накрывайте на стол, а то мы с мамой проголодались…
    Обед проходил в молчании, иногда прерываемым стуком чьей-нибудь ложки о тарелку или короткими репликами, чтобы кто-то подал соль, перец или хлеб. У всех из головы не выходил предобеденный спор Лады с Ле Пеном и Бакмо, молчание становилось всё тягостнее, и Лада, наконец, не выдержав первой, обратилась к Павлу:
    — Что ты думаешь об этом?
    — О чём? — переспросил Павел.
    — О том, что Ле Пен и Бакмо хотят тебя арестовать?
    — Не хотят, – ответил Павел и уточнил, — сейчас не хотят. Что будет потом, не знаю…
    — Но они здесь для того, чтобы тебя арестовать! — настаивала Лада.
    — Совершенно верно, но мой арест не имеет смысла, он абсурден. Это понимают и Маэльвен, и Дезире.
    — Потому что мы их спасли?
    — Абсурдность ареста наступила много раньше, — ответил за Павла Ле Пен, — ещё тогда, когда Пол нашёл способ воспользоваться теорией Зеверинхена Брюне об инверсии пространства и времени.
    — В чём суть теории? — спросил Ростислав.
    — Зеверинхен Брюне, — объяснял Ле Пен, — теоретически доказал возможность существования объекта одновременно в различных пространствах и временных эпохах. Никому ещё не удавалось воспользоваться теорией, но перед вами первый представитель человечества, в лице Пола, который каким-то образом сумел на практике применить теорию Брюне. Интересно, как тебе это удалось?
    — Обратился Ле Пен к Полу.
    — Случайно, — ответил Павел.
    — Да, многие открытия совершаются случайно…
    — Кое-что проясняется, — прервал Ле Пена Ростислав. — Каким образом применение на практике теории Брюне сделало бессмысленным арест Павла?
    — Ростик, — вступила Лада, — какая разница? Проблема закрыта. Павла нельзя арестовывать.
    — Перед нами, — отвечал Ростиславу Ле Пен, — не тот Пол, который нарушил инструкции, а другой.
    — Другой!? — удивилась Лада, и не только она. Если Анастасия и Леонси ещё ранее были информированы: первая — Павлом, вторая — Маэльвеном, — то для остальных членов экипажа существование другого Павла была новостью.
    — Не совсем, — попытался объяснить Ле Пен, — агент Пол, который нарушил инструкции, остался навсегда в своём пространстве и времени, в том, из которого вы, — Маэльвен указал на Настю, Ладу, Ростислава и Есению, — а Пол, который перед вами, тот же самый, но живущий в другом пространстве и времени. Трудно это воспринять сознанию поколения, живущего в двадцать первом столетии, да и нам, вашим далёким потомкам, тоже не всё понятно в теории инверсии пространства и времени.
    — Хорошо! — подытожила Лада. — А что с тем Павлом? Первым?..
    — О нём можете не беспокоиться, — прервал разговор Павел, — с ним всё хорошо. Предлагаю всем отдыхать, завтра утром отправимся в Акмелот…

41
 
    Через сутки Павел и его экипаж обнаружили на месте, где когда-то стоял Акмелот, пепелища, покрытые снегом. Кругом не было ни души. Лишь на окраине бывшего города расположились маленькие холмики с крестами, да голодные волки бродили вокруг в поисках лёгкой добычи.
    — Не может быть, чтобы кто-то не уцелел! — проговорил Сильен.
    — Что произошло в наше отсутствие? — спросила Есения.
    — Хеахстан разрушил город, — послышался хриплый болезненный женский голос.
    Все обернулись и увидели Диуану, с бледным исхудавшим лицом, еле стоявшей на ногах от голода.
    — Перед смертью, — говорила она, — Артуор просил дождаться тебя, Сильен… — и обессиленная женщина рухнула на белый снег.
    Лишь в космокаре, когда Диуану привели в чувство, напоив её суповым бульоном, женщина сумела рассказать о том, как король Артуор убыл в Поуис для встречи с Кингеном Достопамятным, как Брилуэн, которому Артуор всецело доверял, предал своего короля и узурпировал трон. Диуана рассказала о битве между войсками Артуора и Брилуэна, о смерти отца Сильена, о нашествии Хеахстана, о том, как Акмелот был разрушен и разграблен.
    — Твой отец просил сохранить это, — и Диуана передала Сильену медальон Арранз и крестик Конуэнны. — И ещё, — продолжала Диуана, — король просил тебя исполнить давнюю просьбу Конуэнны…
    — Какую просьбу? — спросила Сильена Есения, прервав наступившее молчание.
    — Переправиться в Арморику и там приобрести новую родину, — ответил Сильен.
    — Что ты намерен сделать?
    — Выполнить предсмертную просьбу отца. Другого выбора у меня нет.
    Вечером того же дня экипаж прощался с Ле Пеном, Бакмо и Леонси. Павел настроил пространственный передатчик.
    — Мсье Ле Пен, — обратилась к Маэльвену Леонси, — ой, папа, — улыбнулась девушка, — можно мне остаться. Я помогу нашим друзьям и вернусь. Из Арморики Пол отправит меня домой. Ведь, так, Пол?
    — Маэльвен, можешь не беспокоиться о Леонси, — заверил Павел.
    — Хорошо, — ответил Ле Пен, — только ненадолго. Я и мама будем волноваться за тебя.
    — Обещаю, папа. Я скоро вернусь.
    Павел попросил экипаж, кроме Ле Пена и Бакмо, отойти на несколько шагов от передатчика.
    — Прощай, Пол, — сказал Ле Пен.
    — Прощай, Пол, — повторил Бакмо.
    — Всего вам доброго, — ответил Павел.
    — Пол, я и мсье Бакмо постараемся убедить наше руководство, — пообещал Ле Пен.
    — Постарайтесь, — ответил Павел.
    — Только не нарушай инструкций.
    — Но и вы больше не попадайте в переделки, в противном случае я вынужден буду нарушать.
    Мужчины пожали друг другу руки, и Пол дал команду передатчику. Через мгновение Ле Пен и Бакмо исчезли.

42

    Ещё в эпоху римского владычества Конан Мериадок, женившись на Урсуле — дочери короля Думнонии — и, наследовав трон, соперничал с наместником Рима в Британии полководцем Магном Максимом за титул Верховного короля всех бриттов. И Конан Мериадок, вошедший в историю с именем Конана Думнонийского, и Магн Максим — каждый из них преследовал личные цели.
    Если Конану нужна была Британия для обеспечения мощи Думнонии, то Магну Максиму — Британия с её многочисленными разрозненными, но воинственными, племенами, нужна была для достижения долговременной цели, а именно: стать императором всего Рима.
    Солдаты расквартированных в Британии римских легионов в 383-м году провозгласили своего командующего Магна Максима императором Рима. Солдаты ненавидели императора Грициана за то, что тот предпочитал нанимать на военную службу аланов в ущерб римским легионерам. Магн Максим воспользовался чувствами солдат и пообещал им, что впредь, став императором Рима, избавит легионы от варваров, но не мог Максим начать выступление на Рим, когда на вверенной ему территории существовало бриттское королевство, правитель которого намеривался стать королём всех бриттов. Магн Максим понимал, что завязнет в открытой войне с Конаном, а об императорском троне останется только мечтать, и потому решил пойти на примирение с королём Думнонии. Заключив мир с Конаном, Магн Максим летом 383-го года высадился со своими легионами в устье Рейна. Часть легионов Галлии перешла на сторону самопровозглашённого императора, и через месяц армия Максима встретилась на Сене близ Лютеции, нынешнего Парижа, с армией Грициана. Пять дней шла битва, в которой Максим одержал победу. Конница из Мавритании перешла на сторону узурпатора, а затем и вся армия законного императора присягнула Максиму. Грициан бежал от своей армии вместе с тремя сотнями верных всадников, но был настигнут под Лугдунумом, современным Лионом, и убит.
    Брат Грициана, Валентиниан признал Максима в качестве законного правителя в Галлии, Испании и Британии, оставив за собой Италию и Африку. В Восточном Риме на императорском троне восседал Феодосий Великий.
    Теперь настала очередь Конана Думнонийского. Максиму необходимо было обеспечить свои тылы. Воевать против Думнонии Максим не решился, боясь рассориться с бриттами, а потому при встрече с Конаном Максим взамен на союз предложил ему Арморику, где уже были немногочисленные поселения думнонцев. Конан согласился и стал первым герцогом новой подвластной ему территории. С этого времени началось массовое переселение бриттов в Арморику.
    Павел прервал рассказ, чтобы подбросить в костёр подготовленные заблаговременно сучья. Днём весь экипаж, но без Ле Пена и Бакмо, был уже в Арморике. Павел посадил космокар недалеко от небольшого поселения Пемполь, расположенного на побережье залива Сен-Мало. В этот день экипаж не решился войти в селение, в котором по замыслу Сильена можно было бы обосноваться. Пока Анастасия ухаживала за больной Диуаной, которая быстро выздоравливала, пока ей помогали по хозяйству Ростислав, Сильен и Тарла, Павел, Есения и Леонси разожгли костёр и вместе проводили время, греясь от тепла пламени. Уже стемнело, на небе, чистом от облаков, показались луна и звёзды, и самой собой зашёл разговор об Арморике.
    — Что же было дальше? — спросила Есения.
    — Конан Думнонийский умер в 395-м году, пережив своего союзника Магна Максима, казнённого императором Восточной Римской империи Феодосием, на семь лет. Герцогом Арморики стал сын Конана от второго брака с Дарерки Ирландской. Градлон Великий был язычником, но принял христианство после того, как влюбился в Тигридию, младшую сестру его матери. Став христианином, Градлон основал в юго-западной части город Корспотиум, ныне Кемпер, построил множество церквей и принял активное участие в христианизации населения Арморики. Градлон Великий умер в 434-м году, ему наследовал его сын Саломон I, младший брат которого Гвидол выделил для себя земли в северо-восточной части Арморики, которые стали называться Домнонией. Саломон покровительствовал христианству, строил новые церкви и монастыри, значительно снизив налоги с них, однако подняв налоги с армориканцев, чтобы содержать свою армию для защиты от внешних врагов. Недовольством народа воспользовались вестготы, которые подстрекая простых подданых герцога Арморики, вынудили последних убить Саломона. Убийство произошло у только что основанной им церкви. Ему наследовал старший сын Алдриен, умерший в 464-м году. Алдриен правил мирно, ничем примечательным не выделился в истории Арморики, если не считать того, что он отказался от престола императора Британии, а послал своего младшего брата Константина с двумя тысячами воинов. Константин был убит Вортигерном, ставшим избранным королём бриттов в Британии. Вортигерн, или как его называют ещё Гуортигерном, для защиты бриттских земель от северных племён скоттов и пиктов пригласил из Германии англов, саксов и ютов, которые объединившись со скоттами и пиктами стали вытеснять бриттов на запад Британии. После смерти Алдриена трон короля наследовал старший сын Будик I, который приютил малолетних сыновей убитого в Британии брата своего отца. Достигнув совершеннолетия двоюродные братья Будика I вернулись в Британию побороться за возврат трона императора. Будику I наследовал его сын Мелю, который правил недолго, но остался в памяти армориканцев, как справедливый король, добрый и заботящийся о своих подданых. Мелю был убит своим младшим братом Ривалом, ставшим королём Арморики. В настоящее время правит король Будик II, являющийся племянником Будика I…
    Павел замолчал, обдумывая продолжение рассказа.
    — История убийств, — констатировала Леонси.
    — Да, — подтвердил Павел, — история человечества — это история войн и убийств, чтобы завладеть троном и богатством.
    — Чем Арморика лучше Британии, — задала вопрос Есения, — если здесь такая же драка за власть. Сильные мира убивают друг друга, а народ страдает.
    — По сравнению с Британией, в Арморике более спокойно, здесь нет саксов, пиктов, скоттов. В Арморике бриттам легче выжить и сохранить свою самобытность. Дальнейшая история Арморики и бриттов, проживающих на этих землях схожа с историей Британии, — продолжал Павел, — уже полстолетия назад из Арморики выделилось королевство Бро-Эрех. Через тридцать лет появится княжество Леон, а в следующем столетии окончательно отделится Корнуай. Однако из-за угрозы франкского порабощения, образовавшиеся княжества вновь объединятся. В конце восьмого столетия король франков Карл Великий захватит восточные земли Арморики. Я не стану подробно рассказывать всю историю, остановлюсь на том периоде, когда Арморика потеряет свою независимость и будет присоединена к Франции. В 939-м году Арморика будет захвачена норманнами, которыми будет основана на этих землях Герцогство Бретань (Бретань по-кельтски — Маленькая Британия). На протяжении пяти веков за владение Бретанью соперничают Франция, Англия и Священная Римская империя. Герцоги Бретани вынуждены вступать в союз, то с Англией против Франции, чем вызывают гнев французских королей, и вновь начинается война за независимость, то с Францией против Англии, чьи короли посылают свои армии на полуостров. Во время Столетней войны Бретань неоднократно переходит под влияние или Англии, или Франции. Короли и той и другой держав считают себя прямыми наследниками герцогства, и, когда умирает очередной герцог Бретани, тут же начинались войны за влияние полуостровом. После смерти в 1488-м году герцога Франциска II его одиннадцатилетняя дочь Анна принимает титул герцогини Бретани. Анна Бретонская, получив хорошее образование, становится самой популярной правительницей в Европе того времени, её богатству завидуют все короли. Анна покровительствует искусствам и литературе. Она же первая женщина, которая на свадьбу одевается в платье белого цвета, хотя в то время белый цвет означает траур, но впоследствии белое свадебное платье становится традиционным во всей Европе.  Ещё при жизни её отец Франциск подписал договор с Францией, по которому Анна, достигнув совершеннолетия, обязана выйти замуж только за французского короля, в случае смерти короля, её мужем становится наследник. А ранее Франциск дал согласие на брак со своей дочерью императору Священной Римской империи Максимилиану I.
    — Если Франциск раньше дал согласие на брак Максимилиану, зачем он подписал договор с французским королём? — поинтересовалась Есения.
    — Во-первых, из-за угрозы войны с Францией, — отвечал Павел, — во-вторых, державы будут драться из-за владения короной Бретани, но сама маленькая Бретань, играя на противоречии великих держав, сохранит независимость. Наверно, на это рассчитывал Франциск.
    — Наверно, — согласилась Есения.
    — Началась война за Бретонское наследство. Максимилиан, которому была обещана Анна, вступится за неё. Его поддержат Англия и Кастилия. В результате, 14 декабря 1490 года состоится брак с Анной, однако сам Максимилиан не может присутствовать при заключении брака, так как в это время  Священная Римская империя воюет с Венгерским королевством, а потому брак заключается по доверенности. Регентша при французском короле Карле VIII Анна де Божё не хочет, чтобы Бретань досталась Максимилиану, и пользуясь тем, что Максимилиан не спешит завершить брак, посылает французскую армию в Бретань под предлогом того, что по договору с Франциском II, герцогиня Анна не получила разрешения на брак от французского короля. Молодой Карл VIII, возглавивший поход, захватывает Ренн и требует от Анны стать его женой. Уступая силе, Анна заключает 6 декабря 1491 года брак с Карлом VIII в замке Ланже. После заключения брака Анной с Карлом Бретань входит в состав Франции. Брак Карла VIII с Анной вызывает осуждение во всей Европе. Папа Римский Иннокентий VIII тоже недоволен, потому что Карл не испросил у церкви разрешения на разрыв помолвки с Маргаритой, малолетней дочерью Максимилиана. Сам же Максимилиан обвиняет Карла в бесчестности и идёт войной на Францию. При Санлисе он разгромит французскую армию и вернёт Священной Римской империи Франш-Конте. Однако продолжить войну Максимилиан не сможет, так как князья откажутся финансировать его поход на Францию. В конечном итоге, и Максимилиан, и папа римский, и вся Европа признают брак Карла VIII с Анной, и герцогство Бретань, пользуясь некоторой автономией, навсегда останется в составе Франции.
    — Мне жаль Анну, — сказала Есения, — она вышла замуж не по любви. Её силой заставили заключить брак с Карлом.
    — О любви говорить не приходится, — согласился Павел, — на первом месте стоит политический расчёт. Бретань попадёт под защиту сильной Франции, сохранит мир и спокойствие. Анна, оставаясь герцогиней, самостоятельно правит герцогством и настойчиво отстаивает это право и при Карле VIII, и при Людовике XII, который станет её мужем после смерти Карла.
    — У Анны были дети? — поинтересовалась Леонси.
    — От первого брака не было. От Людовика XII она родит дочь, которой даёт имя Клод. После смерти Анны Клод выдают замуж за графа Франциска, двоюродного племянника Людовика XII. Франциск наследует трон французского короля и в 1524 году, после смерти Клод, передаёт герцогство Бретань своему сыну Франциску III. Вот такая история Арморики и бриттов, переселившихся из Англии на континент, — заключил Павел, — однако, я рассказывал с умыслом. История Арморики, а впоследствии Бретани, неразрывно связана с вами…
    — С нами? — удивились Есения и Леонси. — Каким образом?
    — На протяжении всей истории бритты, заселившие полуостров, вели борьбу за свою независимость. В разное время эта борьба принимала различные формы: то были или открытая война, или мирные способы. Во время Столетней войны между Англией и Францией Бретань воевала на стороне, то Англии, то Франции. Среди бретонцев было много героев, одним из которых являлся Гюнтьерн по прозвищу Благородный. Он командовал небольшим отрядом и доставлял много неприятностей и англичанам, и французам. В конце концов, в одной из стычек с французами он был пленён, а затем казнён, оставив свою жену с восемью детьми. Овдовевшая Хоэла, так звали жену Гюнтьерна, вышла замуж за богатого Ригуаля Ле Пена. Однако, Ригуаль был слабоумным, а потому Хоэла не родила ему детей, а держала в своих руках доставшееся Ригуалю отцовское имение. По соседству жил подросток Стерен. Хотя он был ещё слишком молод, но выглядел взрослым мужчиной, был красив и приглянулся Хоэле. Между Стереном и Хоэлой возникла любовная связь, результатом которой стало рождение сына Левенеза. Хоэла была умной женщиной, а потому не выдала мужу свою любовную связь с соседом, и Левенез был признан Ригуалем своим сыном. В семнадцать лет Стерен был рекрутирован во французскую армию и погиб в одном из боёв с англичанами, а его сын Левенез, нося фамилию Ле Пен, став взрослым, поступил на службу к французскому королю. Он удачно женился, родил сына, который был продолжателем рода Ле Пенов…
    — Подожди, — попросила Есения, — ты хочешь сказать, что Маэльвен Ле Пен потомок Левенеза?
    — Да, — ответил Павел, — но не только об этом я хотел сказать. Вернёмся назад, в прошлое, или, можно сказать, в теперешнее наше настоящее. Вы будете не меньше удивлены, когда услышите, что наш друг Сильен является далёким предком Хоэлы.
    — Это значит, что я состою в родственных отношениях с королём Артуором? — перебила Павла Леонси. — Ведь, Маэльвен Ле Пен — мой отец. Его родословная идёт от Хоэлы, значит, и моя родословная тянется от неё, а Хоэла потомок Сильена, сына короля Артуора. Всё сходится!
    — С Леонси понятно, — вставила Есения, — но ты сказал, что и я причастна каким-то образом.
    — Совершенно верно, – подтвердил Павел. – Продолжу свой рассказ с Сильена. Сильен, в отличие от своего отца, будет вести мирную жизнь. Он женится на Диуане и вместе с ней переселится в столицу Арморики Корспотиум. Займётся ростовщичеством, разбогатеет и свою жизнь закончит в роскоши, передав накопленные богатства сыну. Диуана родит шестерых детей, лишь один из них будет мальчиком. Овдовевшая Диуана переживёт Сильена на девять лет, в старости она станет немощной и слабоумной, но сын до самой смерти будет ухаживать за ней и похоронит свою мать с почестями. Одна из дочерей Сильена и Диуаны выйдет замуж за графа Ле Пена и станет продолжателем богатого рода. Впоследствии в роду Ле Пенов будет несколько родственных браков, что скажется на Ригуале. Отец Ригуаля владел несколькими поместьями, но был азартным игроком в кости. Он проиграл свои поместья, но разумно сохранил самое большое недалеко от Бреста. Так как у графа был единственный слабоумный наследник, то, чтобы сохранить последнее имение, он искал для Ригуаля жену, которой можно было доверить управление поместьем. Его поиски оказались успешными. Встретив овдовевшую Хоэлу, граф незамедлительно женил своего сына, но перед смертью граф проиграл и это поместье. Его старое больное сердце не выдержало, и он умер. Надо отдать должное Хоэле, она сумела отстоять наследство Ригуаля и стала полновластной хозяйкой. Вы знаете, что Хоэла родила Левенеза, хотя он и был сыном Стерена, но признан Ригуалем, а потому являлся законным продолжателем рода Ле Пенов, причастность к которому имеет Леонси…
    — Фамилия мой мамы до замужества Левенез, — прервала рассказ Павла Леонси, — это совпадение?
    — Нет, не совпадение – подтвердил догадку девушки Павел. — Дело в том, что от рода Ле Пенов отпочкуется отдельная ветвь. Левенез Ле Пен будет иметь внебрачные отношения со своей молодой и красивой служанкой. Родится сын. Разразится семейный скандал, который Левенезом будет умело погашен. Не зря же он унаследовал от свей матери ум и хитрость…
    — И темперамент, — добавила, смеясь, Леонси.
    — Левенез, – продолжал Павел, – не оставил без средств свою служанку. Он передал ей в вечное владение полученное за заслуги перед королём небольшое поместье под Марселем, чтобы обеспечить ей и его сыну безбедное существование. Кроме поместья он дал сыну фамилию Левенез, то есть своё имя. Таким образом, мальчик стал родоначальником нового рода Левенезов, связанных с родом Ле Пенов, а, значит, и с родом Сильена. В дальнейшем, род Левенезов продолжался, и твоя мама, Леонси, является их потомком. В молодости она повстречала Маэльвена. Между ними вспыхнула любовь, результатом которой стало твоё рождение, но ещё до твоего рождения, Маэльвен и Фабиола, твоя мама, расстались. Фабиола вышла замуж за давнего своего друга по фамилии Сюзерен, но брак быстро распался, а потом родилась ты. Так как твоя мама оставила фамилию своего бывшего мужа, то эта фамилия перешла к тебе. За четыре столетия до твоего рождения, Леонси, твой предок Эдмонд Левенез продолжал учёбу в Киеве, где повстречался с Есенией. Да, да, Есения, с тобой. Это произойдёт через два года. Вы полюбите друг друга и через год ты уедешь с Эдмондом в Марсель. Ваша жизнь будет долгой и радостной. Ты родишь двух дочерей и сына Эмиля, который станет прапрапра… и так далее, …дедушкой Леонси.
    — Вау!!! — воскликнули от восторга девушки. – Так, мы родственники!!!
    — Поэтому ты мне сразу понравилась, Леонси, сразу, как только тебя встретила, — сказала Есения.
    — И ты мне сразу понравилась, — подтвердила Леонси. – Сразу почувствовала родную кровь.
    Девушки ещё некоторое время восторгались открытию, а потом Есения спросила:
    — Павел, а как сложится жизнь Леонси? Меня это волнует, — улыбаясь, говорила Есения, — всё-таки она моя внучка! Хоть с приставкой «пра»!
    — Через полгода Леонси выйдет замуж за Дезире Бакмо. Не удивляйтесь! — смеясь рассказывал Павел. — Жизнь многогранна, её невозможно заранее спланировать. Бакмо уже влюблён в Леонси…
    — О, да! Я заметила, как он бросал на меня свои взгляды!
    — Скоро Леонси вернётся в своё время, и Бакмо начнёт проявлять знаки внимания. Хотя он значительно старше Леонси, разница почти в пятнадцать лет, но жизнь ваша сложится удачно. Родив дочь, Леонси уволится с работы, а через год после рождения ребёнка, Дезире Бакмо будет командирован в Юго-Восточную Азию, где получит хорошо оплачиваемую работу в филиале УИПМП. Там вы проживёте всю жизнь, родив ещё двух сыновей. Выйдя на пенсию, Бакмо вместе с Леонси, вернётся в Париж.
    — Леонси, я очень рада за тебя! — сказала Есения. — Павел, а что будет с Ладой и Ростиславом.
    — За них тоже можешь не волноваться. Их жизнь будет интересной.
    — А когда у них будут дети?
    — Первый ребёнок родится через год… — ответил Павел. — Что ж, девушки, пора возвращаться в космокар. Видите, Настя нас зовёт…

43

    — Паша, ты будешь меня ждать? — спрашивала при прощании Анастасия.
    — Да, Настенька, — отвечал Павел, — буду ждать всю жизнь.
    — Куда ты сейчас?
    — В честь Арморики назван астероид. Наверно, к нему отправлюсь.
    — Пашенька, потом ты меня заберёшь?
    — Да, милая…

44

    Бортовой компьютер подал сигнал опасности. Павел сделал запрос, и на мониторе высветилось сообщение: «В созвездии Волос Вероники образовалась сверхновая звезда. Смертоносная волна достигнет Земли через два миллиарда земных лет». «У нас впереди целая вечность,» — подумал Павел, выпил глоток рома, перевёл управление космокаром в режим автопилотирования и уснул в кресле…